Ольга КОЗЛОВЦЕВА. Во славу Божию. Рассказ.

Мне нравится ездить в электричке. Она напоминает быструю реку, в которую ручейками стекаются разные человеческие судьбы. Каждая поездка – незабываемое путешествие в неизвестное. Обязательно что-то произойдёт: или неожиданная встреча с давним знакомым, или завяжется интересная беседа с кем-то из соседей. Поэтому три часа пути не кажутся утомительными. Так случилось и на сей раз.

Вечерняя электричка Рязань – Ряжск в пятницу, как всегда, набита пассажирами. Рабочая неделя закончилась, и моя тоже: я возвращалась домой на выходные от больной тёти. Моё излюбленное место у окошка было занято, и я примостилась с краю, рядом с коротко остриженным скуластым парнем лет двадцати. В какой-то момент он повернулся ко мне, и я оторопела, словно смотрел не молодой человек, а умудрённый жизнью мужчина. Не знаю, чего больше было в его холодных серых глазах: усталости или отрешённости. Застеснявшись моего пристального взгляда, парень отвернулся. Я обратила внимание, что одет он явно не по сезону: короткая курточка и лёгкие кроссовки. Да к тому же без шапки. А на улице минус двадцать.

– Домой на выходные? – спросила я.

– На выходные, – буркнул сосед, не повернувшись.

– Из радиоакадемии или сельхоз?

– Сельхоз…

Стало понятно, что парень не расположен к разговору. «Бедный студент, – подумалось мне. – Не перевелись Ломоносовы на земле русской. Должно быть, из простой семьи». И память понесла меня в далёкую юность. Вспомнилось, как до самых злых морозов ходила в техникум в резиновых сапогах, потому что на смену были только мамины валенки, которые ей выдавали на работе со спецодеждой…

– Опять от меня сбежала последняя электричка! – визгливый, режущий уши голос возвратил меня в реальность.

В дверях вагона стояла парочка «бродячих» музыкантов: высоченный гитарист с рыжей щетиной на опухшем, помятом лице и блондинка неопределённого возраста в круглых солнцезащитных очках. Было заметно, что это первый выход в свет новоявленных артистов: держались они неуверенно, постоянно озираясь. Вначале я решила, что поёт женщина. А когда пригляделась, то увидела, что ошиблась. Пел гитарист.

«Что привело их сюда? – размышляла я. – Голод, желание похмелиться или, всё же, любовь к музыке? В любом случае, всякий труд должен быть оплачен». Я достала кошелёк, опустевший перед пенсией, и задумалась, потому что мелочи было неприлично мало, и всё же вытряхнула на ладонь остатки.

Неожиданно на весь вагон аппетитно запахло пирожками. В дверях показалась знакомая из Ряжска, толстогрудая Татьяна, с такими же румяными, как её пирожки, щеками. Она застыла за спиной у гитариста. Тот резко прервал выступление. Блондинка, ловко пошарив у него в кармане, достала деньги и отдала продавщице. А взамен получила два огромных беляша. На этом бенефис был закончен, и артисты пошли по вагону, протягивая пассажирам полиэтиленовый пакет. Время от времени в нём звякали монеты. Я тоже высыпала туда свою мелочь. А Татьяна тем временем еле успевала доставать из сумки горячие ароматные пирожки и беляши. Сидевший напротив меня седой мужчина тоже купил два беляша и долго приглядывался, с какого начать есть.  Студент, проглотив слюну, поднял воротник куртки до самого лба, словно хотел спрятаться от аппетитного запаха.

«Так он же голодный!» – спохватилась я. Тут же попросила в долг у знавшей меня Татьяны беляш и отдала парню. Тот кивнул благодарно и быстро разделался с ним.

Вдруг кто-то резко крикнул мне в самое ухо:

– Ваш билет!

Я вздрогнула и, оглянувшись, увидела Таксу, как пассажиры за глаза называли ревизора, – коротконогую, плотного телосложения женщину лет шестидесяти с каштановыми волосами. Прозвище прилипло к ней не столько из-за её внешности, сколько из-за скандального характера и любимой присказки: «Плати по таксе». Ни одна поездка с появлением Таксы не обходилась без драматических сцен. Обязательно к кому-то прицепится, обязательно кого-нибудь «облает», при этом либо из вагона на перрон спустит, либо оскорбит. Говорят, что в прошлом она работала надзирателем в женской тюрьме. Я показала билет. Ревизорша долго рассматривала его, а потом стала дёргать за рукав моего соседа, притворившегося спящим.

– Подъём! – крикнула Такса, да так громко, что окна в вагоне, казалось, задребезжали. – Предъяви билет!

Парень, испуганно съежившись, полез в карман и протянул какой-то листок.

– Справка об освобождении из мест… – Ревизор, прищурившись, посмотрела на моего попутчика. – Ты что подсовываешь? Билет давай! А то вернёшься на нары.

– Нет билета, – еле слышно промолвил бывший заключённый и стал нервно кусать сухие, слегка потрескавшиеся губы. 

Соседка слева сразу же обхватила сумку, которая лежала у неё на коленях. Заметив это, Такса обратилась к женщине:

– Вот-вот, проверьте-ка вещи, всё ли на месте.

 Мгновенно возле нашего сиденья образовалось полукольцо из мужчин в форменных куртках с нашивкой на груди «РЖД – ОХРАНА».

«Сейчас начнётся… Вот так студент!» – вздохнув, подумала я и вместо разочарования почувствовала к парню ещё большую жалость. А Такса, наступив мне на ногу, подошла вплотную к безбилетнику:

– Куда едем? Деньги плати!

– До Кораблино, а денег у меня нет, – пробурчал парень и прикрыл голову руками, словно ожидая удара.

Когда он нагнулся, я увидела на его шее тёмную суровую нитку с православным крестиком и прошептала: «Господи, помилуй!»

– Работать надо было на зоне, а не в карты играть. Нет денег – шагай по шпалам. Выводите его! – скомандовала ревизорша охранникам.

– Правильно! – поддержал седой пассажир. – Вот из-за таких «зайцев» и цены на билеты растут!  – И ловко затолкал в рот остаток беляша, зачмокал жирными губами.

– Разрешите, – обратился ко мне один из охраны, пытаясь протиснуться поближе к парню.

– А вы встаньте мне на вторую ногу, чего уж там! – Я резко столкнула Таксу со своей ноги и возмущённо добавила: – Что вы тут устроили судилище? Разве не видно: человек нуждается в помощи! И вы не имеете права вышибать его!

Такса, словно этого и ждала, мгновенно переключив внимание на меня:

– Мы его не в чистом поле высадим! Вот сейчас станция будет – тогда и попросим любезно на выход! Инструкцию знаем – не первый год работаем! И я не для себя стараюсь, между прочим! Сама-то барыней катаешься по безденежному билету и молчи. Заступница! Мы что, обязаны всех даром возить? А если такая добрая, заплати за него! И предъяви документы на льготный проезд, а то не похожа на льготницу-то! Ишь, какая румяная да гладкая! 

Она демонстративно приготовила кассовый аппарат, а я машинально полезла в сумку за документами… Потом достала кошелёк, зная, что он пуст, и стала глазами искать кого-нибудь из знакомых в вагоне. Но, как на грех, никого не было. Тут я вспомнила про Татьяну, сказала:

– Сейчас найду деньги и обязательно расплачусь за парня. Оставьте его в покое. Пусть едет домой.

– А ты уверена, что домой едет? Да к дружкам он своим пробирается тихой сапой, таким же зекам. Знаю я их! Насмотрелась! И не собираюсь ждать: или плати по таксе, или… – Из уст ревизорши приговор прозвучал по-настоящему грозно.

В вагонном динамике хрипло раздалось название очередной станции, и два охранника, подхватив с сиденья, потянули безбилетника к двери.

Но тут на их пути неожиданно возникла сухонькая старушка. Голову её покрывала выцветшая шаль, концы которой свисали чуть ли не до пола. Глаза были под цвет шали, такие же поблекшие. Старушка эта частенько просила милостыню в электричке,  постоянно крестясь и приговаривая: «Во славу Божию, во славу Божию!» Среди пассажиров о ней ходили разные слухи. Одни с осуждением говорили, что оборотистая бабушка собирает деньги на вторую дачу, другие, жалея её, рассказывали, что на собранные деньги она посылает посылки внуку, который давно томится в заключении. Мне не раз приходилось видеть эту старушку на вокзале в Рязани. Она обычно сидела в дальнем углу со стаканчиком чая или дремала в ожидании электрички, привычно закутавшись в шаль.

– Оставьте его, – тихонько сказала она охранникам и подала ревизорше серый мешочек с набранными деньгами. – Здесь должно хватить.

 Такса потеряла голос. Она машинально взяла мешочек и, словно обжёгшись, тут же вернула его.

– Да пошли вы все! – передернулась ревизорша и непривычно размашисто, мужиковато пошагала в соседний вагон. Растерянные охранники двинулись следом.

– Спасибо, бабушка! – дрожащим голосом стыдливо прошептал парень.

– Во славу Божию, во славу Божию… – Так же тихо ответила старушка и, положив мешочек с мелочью ему на колени, перекрестила его самого и по-матерински погладила по стриженой голове.