Сергей МОРОЗОВ. Косточка
«Железная кость» С. Самсонова – редкий пример плотной, густо написанной современной прозы, в котором заградительный огонь метафор и сравнений не дает никакого продыху читателю - от первой страницы и до последней. Впрочем «заградительный огонь» - это не единственное, что можно сказать о романе. Читаешь книгу и вязнешь в ней словно в вековечной русской грязи и бездорожье. Клянешь все, а продолжаешь путь по длинной романной дороге. И порою даже мил тебе становится этот нехитрый, знакомый русский пейзаж – с неустроенной жизнью, дымящими заводскими трубами и вышками исправительного учреждения вдали.
Некоторые усмотрели в этой вязкости самсоновского слога Пильняка и Платонова. На первый взгляд, кажется, что это и в самом деле так. Но читая, убеждаешься в поспешности подобной характеристики. У Платонова за всеми его словесными выкрутасами стоит все-таки мысль, мировая картина живой, загогулинами пошедшей действительности. У Самсонова особой мысли нет, и читая «Железную кость» понимаешь, что за плотностью слов не скрывается ничего кроме вычурного метафорического ряда, накручиваемого автором без устали. Проханов-лайт, на это скорее похоже, чем на Платонова.
Спору нет, писательская работа проделана Самсоновым титаническая. В этом перманентном плетении словес уважаешь запечатленное трудолюбие, но не видишь смысла, подобные затраты сил оправдывающего. Разве прямая не кратчайшее расстояние между двумя точками? Разве не правы были многие великие в своей сухости и лаконизме, давая простор читательскому чувству и взору, а не подавляя его безудержным потоком информации? Отожми почти семьсот страниц, перегруженных словесными накрутами, и от великого (пока по объему) романа останется повесть страниц на сто – простая и классическая уже история возвышения и падения, смерти и воскресения, русская вариация на тему «Время-не-ждет», современный вариант «Битвы в пути».
Впрочем, и «Битва в пути», и роман Джека Лондона были ясны и прозрачны в своем замысле. Силясь заглотить основную авторскую идею, «Железной костью» нетрудно и подавиться. О чем все-таки роман? О лихих временах первоначального накопления капитала? О заводе, о зоне, о сильно могутном олигархе? Перед нами развернутая версия «Хозяина и работника»? Или о российской власти и российском же капитале, которые слились в смертельных объятиях? А может о Штольце или Чичикове, которые обернулись ныне вдруг олигархом Углановым, победившим русскую лень и русский страх?
Все это есть, и каждой из тем вполне хватило бы на такой же громадный по объему роман, как и тот, что вышел из-под пера Самсонова. В возведенной куче-мале так и не разберешь, какую линию избрал для себя в качестве ведущей сам автор. Взгляд писателя блуждает от уже набившей оскомину мифологии страшного совка, подавлявшего не только собственнический инстинкт и инициативу, но и рабочий класс, топившего гегемона в собственной крови, к столь же утомившим легендам об атлантах, расправляющих плечи, несущим хлеб и смысл жизни недалекому рабочему быдлу.
Грязным-грязно в самсоновском мире, и не цеховой рабочей грязью, а человечьей. Подло, низко, темно и путано человеческое бытие без сословных различий – от сильных мира сего до мелких государевых людишек.
С кем вы, мастера культуры? С могутовскими пролетариями, со стальным безличным гигантом, с бездушной чушкой-Родиной пожирающей собственных детей, или с «монстром» русского капитала? От кого проповедуете? Кому несете слово свое?
А, может, речь в романе идет о коррозии человеческой стали, о движении от железной кости к плоти и крови, особенно к крови, своей, родной, только и имеющей смысл? Явственно книга не дает никакого ответа. Авторская позиция либо не сложилась, либо разбросал он ее и тщательно упрятал от читательских глаз посреди словесной вязи.
«Железная кость» Самсонова, равно как и «Завод «Свобода» К. Букши демонстрирует, что современный производственный роман невозможен. Не труд, а мрачное, холодное здание комбината, «стальной русский хер», изнанка которого – русская зона, возвышается над всем в тексте Самсонова. Не любовь, не труд, не творчество, а отчужденный процесс конвейерного стального опороса, дающего жизнь абстрактными деньгами-бумажками, виртуальным финансовым потокам – вот предмет всех надежд и упований.
Главы, посвященные заводу, заботливо взращиваемому главным героем романа Углановым – апофеоз отчужденного сознания. В центре не привычное советское рабочее, сердечное, заводское течение жизни, а холодное и отчужденное - дело. Хотя по Самсонову никакого душевного, свободного и вовсе не было. Во всякое время абстрактная Родина питалась людьми, созидалась на костях, и всегда громадный маховик мощного отлаженного дела, обильно смазывался мужицкой кровью, а над всем этим возвышался подобный легендарным щедринским градоначальникам Директор. «Столько стали, наваренной на рабочих костях, сколько ей надо, Родине, чтобы из лапотной, пехотной и деревянной стать железной до несгибаемости, непреклонной ни перед кем?»
Большая часть самсоновской книги – апологетика абстрактного созидания, страшного именно в своей бездушности, ужасающего своей бессмысленностью, своей замкнутостью на самое себя. Сколь не сыпет Самсонов обильно «русский, русский», «Родина, Родина», однако же ничего кроме воли к власти, слепого порыва и эстетического эффекта не скрывается за этим «созиданием». Особенно заметно отсутствие этической, нравственной составляющей. Никаких особых размышлений свойственных русской классики по поводу слезинок ребенка, особенно в первой части романа не наблюдается. Арифметика душ: либо завод выстоит ценой массовых увольнений, либо утянет за собой в последний час всех, и страна вся целиком прекратит свое существование вслед за ним.
Спору нет, в этом есть своя правда: нет завода – нет страны. Но этой жесткой державной риторикой, не следует обольщаться. Потому что стоит за ней все тот же капиталистический интерес, все та же способность к свершению любого преступления ради собственной прибыли.
Тем удивительнее пробуждение нравственных чувств во второй части, когда попавшего в места не столь отдаленные «монстра» - олигарха начинают вдруг заботить семьи близких – сына, Валерки Чугуева, «доктора Куин». Но и это – этика, основанная на симпатии, на любви, в прямом смысле этого слова, к ближнему а не ко всякому. Та самая «другая история», которая осталась за пределами «Преступления и наказания», в романе Самсонова, живописующем во второй своей половине о жизни в современном «мертвом доме» не получает своего должного раскрытия. Покаяния и воскресения не происходит. Просто круг эго несколько расширяется.
«Железная кость» - роман, несмотря на обилие реальных событий, не вполне реалистический. Это не то притча, не то басня с не вполне ясно выраженной моралью. Вроде бы автор в точности воспроизвел, что происходило в России в последние три десятилетия (кооперативы, приватизация, залоговые аукционы, перехват собственности в немногие руки, становление и крах олигархического всевластия), но читателя не покидает ощущение неправдоподобия. «Железная кость» - пример такого рода произведений, которым трудно отказать в точности изображения отдельных деталей, положений, событий и даже целых процессов. Но в общую реалистическую и правдивую картину изображенное в книге Самсонова так и не складывается. Причина тому - головная притчеобразная схема, довлеющая над богатым эмпирическим материалом
«Железная кость» написана гуманитарием. И это видно не только по стилю, но и по тому, как настойчиво гремит автор железками, как старается поразить читателя знанием «материала». Но нужно ли это знание серьезной литературе? Уместны ли натурализм в духе Золя, фактографичность а-ля Хейли тогда, когда идет замах на роман большой не только в объеме, но и с точки зрения идейного содержания. Это ведь неизжитое ученичество – знать материал, играть по нотам. Материал надо знать, спору нет, но не упиваться этим знанием. Второсортная литература тем и опознается, что в ней объяснение техники плавки или принципа работы бластера заслоняет мысль, характеры, идею, настроение. В погоне за верностью деталям в ней утрачивается целое.
Нечто похожее, кажется, происходит и с Самсоновым. Стремление продемонстрировать хорошее знание материала приводит к загромождению романного пространства информацией непосредственно к содержанию не относящейся. Мысль, настроение – все это теряется в излишних подробностях, в изматывающих читателя описаниях. А ведь для настоящей литературы много важнее то, что происходит внутри, а не снаружи.
Трудно определить «Железную кость» как безусловную авторскую удачу. Однако, и назвать ее плохой книгой тоже не хотелось бы. Да, на фоне того, что нынче стали принимать за серьезную прозу, она и впрямь смотрится железной, увесистой, убедительной в своей претензии на ведущее место в тяжелой литературной индустрии. Она много выше и лучше общего среднего уровня, многих обласканных и премированных книг прошлого года. Однако, как и в случае с предыдущими романами С. Самсонова, приходится констатировать, что его потенциал раскрылся в этой книге не до конца. Не хватило авторской мысли, авторского голоса, свободной авторской интонации, не хватило веры в нас читателей.
