Ирина РАКША. Запретный плод

Этюд // Илл.: Художник Светлана Шевчук

Говорят, Москва стоит на семи холмах. Так вот, на одном из них на вершине – Таганская площадь. И ещё вход на станцию метро, и Таганский театр рядом. А под холмом неспешно течёт, темнеет река Москва. А по другую сторону холма тоже неспешно несёт свои скромные воды река-невеличка Яуза. И берег её и весь этот квартал называется «Землянка». Очевидно, в давние времена люди здесь жили в землянках.

Так вот, в этом Землянском переулке квартира моих бабушки с дедом. Он – доцент, преподаёт студентам в МАИ и МАТИ «моторостроение самолётов» и пишет для них учебники. Бабушка с дедушкой меня очень любят и часто надолго берут к себе из Останкино, где я появилась на свет у студентов сельхозакадемии. Так что у меня в Москве с детства были два места силы. Останкино, где родители, и Землянка на Яузе.

В Землянском переулке бок о бок с домом, буквально «рукой подать», была детская чудо-площадка для игр и отдыха местной ребятни. Разных возрастов и размеров. Высокая кружевная ограда из чугуна с калиткой, которую запирали на ночь, хранила зеленеющий по периметру кустарник, деревца кудрявых клёнов и лип. Меж ними пестрели, покрашенные краской, деревянные карусели-качели, песочницы, турники-лесенки, лавки-лавочки, столы и столики. А в углу в домике сто́рожа родители могли в обмен на любой документ арендовать на время мяч или сетку, или игру: домино, шашки-шахматы, и даже лото.

В общем, не площадка, а сущий рай. И я, приезжая к бабушке из Останкино, заранее начинала скулить: «А на площадку пойдём?» И меня успокаивали: «Ну конечно, пойдём». И мы действительно ходили. В основном с дедушкой. Он и качал меня, и крутил, и держал, и прятался, и догонял.

И только один снаряд был мне категорически недоступен. Запретный плод. Это – турник. Многоярусный, сложный, сваренный из равных отрезков старых газовых труб. По этому турнику, как обезьяны, целыми днями лазала старшая детвора. А меня домашние так горячо любили, что боялись, как бы я себе что-то не поломала.

«Вот в прошлом году, – испуганно говорила дома бабушка, – какая-то девочка там позвоночник поломала. Скорую вызывали... Инвалидом осталась...» Но я всё равно рвалась и рвалась к этому турнику. Воистину – запретный плод сладок. И однажды всё же его вкусила. Когда дедушка, обычно следивший за мной издали, заигрался с соседом в шахматы.

С трудом я всё же забралась, одолела три нижние перекладины этого опасного турника. Зацепилась за верхнюю ногами в зашнурованных мальчуко́вых ботиночках. (Шнуровала уже сама, хотя и долго. Бабушка научила. А туфельки мне почему-то не покупают. Наверно, дорого.) За вторую перекладину железную, холодную, я зацепилась, вцепилась уже руками, ладошками, и повисла вниз головой. Лбом, почти касаясь земли. И при этом счастливо улыбаюсь – наконец-то я одолела, победила этот турник.

Вишу вверх ногами. И вижу мир, как видит его дитя в первый день по рождению. О-о, как красиво! И видится всё иначе, по-своему. Земля там, где небо, а где небо – это земля. И деревья, и щетина кустов шиповника висят надо мной. И дедушка сидит там, над моей головой, в уголке средь зелёной листвы – тоже вверх ногами за дощатым столом и с кем-то играет в шахматы.

Пальтецо моё задралось, словно это два помятых крылышка птицы. Но сейчас это неважно. Я победила и вижу другой мир и совсем по-другому. И эту победу должен же кто-то видеть! И я громко, с восторгом, кричу, буквально взываю. Чужим от напряжения голосом:

– Дедушка! Дедушка!.. Посмотри!.. Посмотри, как я умею. Как могу!

В первый момент он даже не может понять, откуда доносится голос внучки. А увидев, приходит в ужас и кидается, рассыпав фигурки шахмат, ко мне, к турнику.

А я ликую – вот оно, счастье!.. Вот он – момент истины!..

...Миновали годы и годы. Даже десятилетия. За спиной долгая жизнь. И я с трепетом вспоминаю ту площадку в Землянском проулке на берегу Яузы. И вечером у себя в кабинете, заканчивая работу над очередным рассказом для новой книги, где, как всегда, на земле небо, а земное на небесах, ставлю точку.

Прикрыв глаза, устало откидываюсь в кресле. И почему-то так хочется, чтобы кто-то тёплой рукой ласково, как в детстве, погладил тебя по головке. А в ответ я негромко скажу: «Посмотри, посмотри, как я могу, как умею...»

Но вокруг – тишина. Тихо и глухо. Все близкие давно ушли на тот свет, в лучший мир. И я представляю, что, когда явлюсь к ним – они с улыбкой скажут: «Всё знаем, всё читали... Да-да, умеешь, умеешь. А теперь – спаси тебя, Боже, спаси. Может, и заслужила...»