Алексей КАЗАКОВ. Энциклопедист музейного дела

Легендарный советский искусствовед-музейщик Анатолий Михайлович Кучумов (1912-1993) начинал свой путь музейного работника в 1932 году, когда его, ленинградского комсомольца, выпускника ФЗУ при Охтинском химическом заводе, получившего специальность электротехника и одновременно окончившего «Рабочий кружок» при Государственном Эрмитаже, рекомендовали в экспозиционный отдел знаменитого Павловского дворца-музея в качестве инвентаризатора. С этого времени его жизненный путь-выбор стал неотделим от повседневного бытия ленинградских пригородных дворцовых музеев.

В 1935 году он написал свой первый музейный путеводитель «Детское Село. Комнаты Александра II». А спустя два года стал хранителем Александровского дворца и парка в Пушкине (бывшем Царском Селе). Затем он заведует этим дворцовым музеем – последней резиденцией последнего российского императора Николая II, откуда тот вместе с семьей был отправлен в ссылку в Сибирь (Тобольск) и далее на Урал, в Екатеринбург…

С первых же дней Великой Отечественной войны 29-летнему Анатолию Кучумову было доверено ответственное государственное дело: эвакуация художественных ценностей из всех пригородных дворцов-музеев Ленинграда. 31 июля 1941 года он был назначен главным хранителем всех эвакуированных музейных предметов, став директором музея-хранилища в глубоком тыловом Новосибирске. Но перед этим была остановка эшелона с экспонатами в Горьком. «Я отправил условную телеграмму в Ленинград: «Доехали благополучно, детей поместили у родственников. Кучумов». Там знали, что «родственники» – музеи города Горького, а «дети» – наши музейные сокровища дворцов... Действовала конспирация военного времени», – рассказывал Анатолий Михайлович.

Десятки тысяч произведений искусства вывез он с оккупированной территории, сохранив их без потерь.

Напомню, Павловск был оккупирован немецкими войсками 17 сентября 1941 года. Сотрудники музея всего за час до прихода оккупантов еще продолжали прятать в подвалах и в земле на территории парка оставшиеся экспонаты...

Приведу фрагмент из эвакуационного дневника А.М. Кучумова:

«Подъезжаем к Свердловску, огромной станции, здесь должна решиться наша судьба – Сибирь или Удмуртия... Станция забита составами, говорят, ожидают отправки по неделе, надо терпеливо ждать, путь в Сибирь один... Ждать нам нельзя, возврата не должно быть. Горьковчане и примкнувшие к ним музеи все равно двинутся в Томск. Решил пойти к начальнику товарной станции. Последняя оказалась весьма далеко, не менее двух километров от нашего эшелона. Был вечер, освещение затемнено, на путях много народа. К счастью, начальник оказался на месте. Представился и объяснил цель визита: холод гибелен для многих ценностей, к примеру, английской оловянной утвари из дворцов Петра I, да и живопись может серьезно пострадать; необходимо как можно скорее отправить эшелон к месту назначения. Между прочим сослался, что судьбой ценностей Ленинграда интересуется А. И. Косыгин, он помогал в отправке из города на Неве. В разговоре вспомнили о Романовых, их трагической судьбе и Ипатьевском доме Свердловска. Начальник бывал в Ленинграде и видел Александровский дворец... Обещал при первой же возможности отправить нас. Появилась какая-то надежда. Тихо пошел к своему поезду, навстречу один из наших товарищей с укором, что пропадаю, железнодорожники готовятся нас отправлять. Действительно, не позднее чем через час мы тронулись в путь. В Свердловске пробыли считанные часы. Часто вспоминали внимательного начальника.

Проехав знаменитый обелиск, обозначающий границу, с надписями по сторонам: «Европа» и «Азия», мы вздохнули с облегчением. Итак, Сибирь! В душе были невысказанные сомнения, как мы встретим сибирские морозы, как к нам отнесутся суровые, по рассказам, сибиряки... Было необычно нам, привыкшим к темноте, светомаскировке, видеть теперь, за Уралом, ярко освещенные станции, городские улицы и покупать на станции литровые и пол-литровые диски топленого замороженного молока. На больших станциях были организованы специальные эвакопункты, где по сопроводительным документам эшелона выдавали хлеб и что-то горячее, главным образом, каши. Приносили на весь вагон и буханки хорошего черного хлеба. Из избытка хлеба делали сухари, приспособив авоськи, которые развешивали вокруг печной трубы на вбитых в потолок гвоздях. По ходу поезда раскачивались не менее десяти хлебных авосек... Дорожные запасы сухарей в дальнейшем весьма пригодились.

На одной из станций ко мне бросилась пожилая женщина в шубе, закутанная в платки и шали. Она узнала меня, назвала по фамилии, так как была из Пушкина и работала в парке. Она рассказала об оккупации нашего любимого города, разрушении дворцов и трудностях с продовольствием в Ленинграде, обстрелах и гибели жителей... В эшелоне, с которым она выехала, было много случаев смерти истощенных ленинградцев. Подтверждение этому неожиданно пришлось увидеть и мне – в станционном багажном пакгаузе штабель замерзших трупов, снятых с проходящих эшелонов... Шел декабрь с лютыми морозами, медленно пробирались в глубь Сибири, с трудностями, но без особых происшествий. На больших стоянках вызывало железнодорожное начальство, снимали пломбы с одного-двух вагонов и проверяли состояние укладки ящиков. Как правило, все оказывалось в порядке, что и отмечалось в путевом журнале».

Особо отмечу, что организовать эвакуацию помогала Кучумову директор Павловского дворца-музея Анна Ивановна Зеленова (1913-1980), отдавшая почти сорок лет (1941-1979) своей подвижнической жизни любимому музейному делу. Всю блокаду она провела в осажденном Ленинграде, спасая вместе со своими сотрудниками (Серафимой Балаевой, Ириной Янченко и другими) художественные ценности города-музея.

В 1944 году, сразу после снятия блокады и освобождения Ленинграда, Зеленова возвращается в Павловск, где царила полная разруха и предстояла огромная работа по разминированию шестисот гектаров вырубленного парка и восстановлению сожженного дворца и придворцовой территории. Руины еще дымились и Анна Ивановна разгребала пепел, вытаскивая из него осколки дворцовой лепки, четко понимая – раз это сохранилось, значит, возможно восстановить в принципе... В тот период ситуация была такова, что противников возрождения Павловского дворца было гораздо больше, нежели союзников, даже среди коллег Зеленовой. Уверенность в своей правоте и настойчивость привели ее в Москву, в Министерство государственной безопасности (НКВД-МГБ), к заместителю Л. П. Берии – генерал-лейтенанту Л. Б. Сафразьяну, человеку крутому и властному, но ценившему смелых и преданных идее людей. Подивившись смелости Зеленовой, Леон Богданович реально помог ей, обеспечив свою поддержку (вплоть до 1946 года) рабочей силой и стройматериалами (в скобках скажу о личности Л.Б. Сафразьяна: в 1929-1934 гг. он – заместитель начальника строительства Челябинского тракторного завода; в довоенное время – 1938–1941 гг. – начальник Главвоенстроя при СНК СССР; один из руководителей ГУЛАГа).

Вот на таком драматическом энтузиазме и возрождалась былая красота Павловска. Добиваясь помощи от руководителей разных ведомств, А.И. Зеленова впрямую выполняла Постановление СНК СССР от 29 марта 1944 года, в котором четко предписывалось: «Восстановить в прежнем виде внешний ансамбль дворцово-парковых территорий Екатерининского, Александровского, Павловского <...>, как излюбленных мест массового отдыха трудящихся Ленинграда».

Известный советский искусствовед И.Э. Грабарь в 1949 году признательно поблагодарил А.И. Зеленову, сказав: «Большое спасибо Вам от всего русского народа», – адресуя эти слова прежде всего музейщикам-энтузиастам, кто вложил силы и энергию для сохранения культурных ценностей Павловска.

С полным правом Анна Ивановна Зеленова говорила: «Я завещаю Павловск и добрую славу о нем. Не позволяйте ему меркнуть».

...В 1944 году Кучумов был вызван из Новосибирска в Ленинград и отправлен на Западный фронт с поручением вести розыск похищенного фашистами имущества дворцов-музеев. За несколько лет (1944-1947) Кучумов сумел отыскать в Германии и вернуть на Родину десятки тысяч всевозможных музейных экспонатов, вывезенных врагами из ленинградских пригородов (Гатчины, Пушкина, Павловска, Петергофа), а также Киева, Минска, Керчи, Великого Новгорода, Смоленска, Пскова...

Они оба - Зеленова и Кучумов - сделали для отечественной культуры важнейшее дело, сохранив и возродив для России исторические дворцы-музеи.

Вот и в Лондоне в 1946 году на Всемирном конгрессе архитекторов было заявлено, что мировая культура с потерей царскосельского Пушкина и Павловска понесла бы невосполнимые утраты. А утраты могли быть и другого рода: в послевоенные годы на Павловский дворец и его помещения покушались различные организации желая приспособить то под дворец культуры, то под туберкулезный санаторий, то под военно-морское училище, что и произошло, кстати, с дворцом княгини Палей в Пушкине...

Именно совместная кипучая бескорыстная деятельность Зеленовой и Кучумова в послевоенное время привела с годами к полному возрождению Павловского дворцово-паркового комплекса из пепла военной разрухи – самого первого из числа ленинградских пригородных музеев. Главное, их усилиями был создан прецедент, оцененный советским правительством, и показавший, что можно и нужно непременно восстанавливать, казалось бы, утраченное навсегда. И они это делали «с великим тщанием и радением», понимая, что:

Перед потомками потом там

За все придется отвечать.

Потомки высоко оценили подвиг Зеленовой и Кучумова, сознавая со всей очевидностью, что без жертвенных деяний этих великих людей-тружеников, вкупе с соратниками, невозможно представить современный Павловский музей-заповедник.

То, о чем радели Зеленова и Кучумов, продолжается и поныне: так в 2015 году в Павловск вернулась из-за рубежа беломраморная итальянская ваза XVIII века, украшавшая до войны парадные залы дворца.

Отрадно, что в Павловске их именами названы улицы, при жизни они были удостоены звания почетных граждан города. И могилы их неподалеку друг от друга на старинном городском кладбище...

Четверть века понадобилось на восстановление Павловского дворца и парка и почти все эти годы (1956-1977) А.М. Кучумов был главным хранителем всего этого архитектурно-художественного ансамбля. С его послевоенным возвращением в Павловск (до этого была работа в Ленинграде в музее А.В. Суворова) началось возрождение музейных экспозиций. Этому способствовала его феноменальная память всей дворцовой атрибутики, воплощенная в научные знания каждого предмета, вплоть до мелких вещей. Казалось, он современник Ч. Камерона и В. Бренны – эпохи строительства дворца в далеком XVIII веке… Своим творческим воображением он органически вписался в ту эпоху, усвоив для себя ее стиль и образную красоту.

С юности, став как бы частью заповедного Павловска, Кучумов в 1974 году осуществил свой фундаментальный проект, открыв во дворце-музее постоянную экспозицию «Русский жилой интерьер XVIII-XIX вв.», действующую и поныне.

Авторитет Кучумова в российском и международном музейном мире огромен и по сей день. При его жизни к нему обращались с просьбами, с ним консультировались крупнейшие музеи Европы – Версаль, Лувр, Фонтенбло, Британская галерея...

В 1986 году А.М. Кучумову, истинному энциклопедисту музейного дела, заслуженному работнику культуры РСФСР, – была присуждена Ленинская премия в составе авторского коллектива «за восстановление дворцово-парковых ансамблей пригородов Ленинграда».

В свои 80 лет он был по-прежнему увлечен любимым делом, исповедуя мысль Д. Дидро о том, «чтобы труд предшествующих веков не стал бесполезным для веков последующих».

Несмотря на болезнь, работал над новой книгой и все также оставался подвижнически неравнодушен в непрекращающихся заботах о сохранении памятников отечественной культуры, что роднило его духовно с общественно-патриотической деятельностью академика Д.С. Лихачева, который знал и ценил труд Кучумова.

Я познакомился с Анатолием Михайловичем в 1989 году благодаря научному сотруднику музея, его верному помощнику Нине Ивановне Стадничук. С тех пор постоянно общался с ним в дружеских беседах – сначала в Павловске, а потом в Пушкине в Доме ветеранов архитекторов.

Осенью 2018 года исполнилось 25 лет со времени ухода А.М. Кучумова из жизни в октябре 1993 года. В те дни американский историк-искусствовед, автор книг «Павловск. Жизнь русского дворца», «Земля Жар-птицы. Краса былой России» – Сюзанна Масси, хорошо знавшая Кучумова, отмечая значимость его личности, писала:

«Без него пропала бы навеки огромная часть прошлого России, оставляя неизлечимую рану на исторической памяти будущих поколений. Жизнью своей он сделал все возможное, чтобы не разорвалась золотая цепь истории, и за одно лишь это должны веками чтить его соотечественники. Сегодня, после жизни, наполненной борьбой и трудом, он нашел заслуженный покой и лежит рядом с соратниками своими, героями восстановления этого памятника – Анной Зеленовой и Анатолием Трескиным. Благодаря их, и его вдохновенному, благородному и самозабвенному подвигу, совершенному во времена величайших бедствий, агонии охватившей их родную землю, сохранилась для мира прекраснейшая из традиций русского прошлого. Он был одним из последних представителей того великого и исчезающего поколения, готового жизнь отдать за веру в то, что красота спасет мир. И мы, те, кто знал и любил его, в ответе теперь за то, чтобы сохранить их веру в прошлое и благородную преданность их идеалам...»

В согласии с этими словами мы вправе сегодня вновь услышать живой голос Кучумова, записанный мной на магнитную ленту и перенесенный на бумагу в печатное слово-интервью о пережитом – близком и далеком…

* * *

– Анатолий Михайлович, Вы на протяжении нескольких десятилетий способствовали возрождению Павловского дворца и парка из руин, оставленных фашистскими варварами. В то же время Вы – автор искусствоведческих работ о дворцово-парковом ансамбле Павловского музея-заповедника. Видимо, история восстановления Павловска звучит обобщающим примером и в отношении других дворцовых пригородов Ленинграда?

– В определенной степени это так. 1941 год резко изменил всю реставрационно-музейную работу как в самом Ленинграде, так и в пригородах. Одновременно с эвакуацией проводились консервация памятников и «захоронение» скульптур. Наши немногочисленные музейные работники отнеслись к дворцовым предметам не как к экспонатам, а как к вещам одушевленным. Каждая картина, скульптура имели свою «биографию», и в годы войны на их долю выпали драматические испытания. Из 658 парковых скульптур Петергофа, Летнего сада в Ленинграде, Гатчины, Пушкина, Павловска были вывезены 142 скульптуры, закопаны в землю 297, законсервированы в зданиях 17, оставлены на месте – 202.

Устраивались особые тайники, один из таких был в сводчатом подвале Павловского дворца, где удалось сохранить бесценную коллекцию античных скульптур. Фашисты не обнаружили тайник, хотя над ним во дворце размещалось гестапо. Огромный тайник находился и в Петергофе, в тоннеле под Большим дворцом. В нем хранились бронзовые статуи работы великих русских ваятелей Ф. Шубина, И. Прокофьева, Ф. Щедрина, И. Мартоса. В Павловске строили оборонительные сооружения, а в парке зарывали в землю в специальных футлярах мраморные итальянские статуи. На мраморном плече статуи «Мир» – перед тем как ее закопали – рабочие сделали карандашом надпись: «Мы вернемся и найдем тебя, «Мир»!».

Полтора столетия стоял Павловский дворец, творение Ч. Камерона. В. Бренны, Д. Кваренги, А. Воронихина и К. Росси, а был почти полностью уничтожен за неполных три года фашистской оккупации – с сентября 1941 года по январь 1944 года. Когда 72-я стрелковая орденоносная дивизия освободила Павловск от гитлеровцев, на центральном корпусе дворца уже не было венчавшего его купола Итальянского зала, а поддерживавшие его 64 колонны рухнули вниз...

Мне, как начальнику музейного отдела управления по делам искусств исполкома Ленгорсовета и одновременно директору Главного хранилища всех пригородных дворцов, довелось участвовать в работе государственной комиссии, которая решала сложные вопросы возможного и целесообразного восстановления пригородных дворцов Ленинграда. Прежде всего перед нами стояла задача подготовить для рассмотрения правительством такой документ, который прозвучал бы убедительно в пользу идеи восстановления, хотя начинать надо было практически с нуля. Это было тем более важно, что окончательное решение принимал Сталин, не склонный одобрять финансирование призрачных проектов, да еще в то тяжелое послевоенное время. Мы сумели составить такой «оптимистичный» документ. Он был одобрен правительством, что позволило незамедлительно начать работы по воскрешению разрушенной красоты. В Ленинграде и его пригородах на эту грандиозную работу государство отпустило за тридцать послевоенных лет более 400 миллионов рублей! Сотни специалистов-реставраторов своей жизнью, талантом и энергией день за днем заново воссоздавали художественные ансамбли ленинградских пригородов. Назову лишь некоторых из них – это: В.Л. Симонов, А.В. Трескин, А.М. Матвеев, Р.К. Таурит, О.О. Гендельман, Н.В. Баранов, Ф.Ф. Олейник, С.В. Попова-Гунич, Н.И. Громова, А.А. Кедринский, Я.А. Казаков, А.К. Кочуев, Н.И. Оде, П.П. Ушаков, Л.М. Швецкая...

«Реставрация в России – фантастическая», – писала о Павловске в своей книге английская герцогиня Николь Нободи. Неоднократно бывала в Павловске американский искусствовед Сюзанна Масси, автор монографии о русском искусстве "Земля Жар-птицы". Она не только пишет статьи, но как большой и искренний друг Павловского музея ведет большую работу по его пропаганде. Несколько лет назад в Ленинградское Главное управление культуры поступило из Америки от С. Масси письмо, в котором она сообщала, что у нее на родине создано общество любителей искусства «Друзья Павловска», призванное укреплять культурные связи между нашими странами. Конечно, таким искренним вниманием музеи наши дорожат.

– В годы войны вы вели научные записи о тех произведениях искусства, которые не попали в эвакуационные эшелоны. Позже эти записи помогли вам в поисках утраченных музейных сокровищ. Хотелось бы услышать о тех поисках и о сегодняшнем дне музейного дела в пригородных дворцах Ленинграда.

– В 1944 году меня вызвали из Новосибирска в Ленинград. В Сибирь мы вывезли более 30 тысяч произведений искусства из всех пригородных дворцов, но многое и осталось. С той весны 1944 года я начал по заданию ленинградской Государственной инспекции по охране памятников поиски пропавших дворцовых ценностей. Поиски шли всюду – в частных домах, заброшенных блиндажах, бывших фашистских комендатурах. В канаве Екатерининского парка города Пушкина была найдена статуя Аполлона Бельведерского, гипсовая копия с антиков; в деревне Антропшино, неподалеку от Павловска, на чердаке брошенной избы я нашел старый холст, оказавшийся знаменитым портретом Петра I, приписываемым кисти художника И.Г. Таннауэра, современника царя, – после реставрации этот портрет вновь занял свое место в Малом кабинете Павловского дворца.

Многие землянки и блиндажи были отделаны материалами, которые фашисты содрали со стен дворцов. При самых неожиданных обстоятельствах удавалось найти то поврежденные стол или стул из мебельного гарнитура XVIII века, сделанного по рисункам Растрелли, то двери из наборного дерева, снятые из дворцовых залов, то подписные диваны работы Ж. Жакоба из Арабескового зала Екатерининского дворца... Все эти предметы дворцовых убранств были рассеяны по обширной территории ленинградских пригородов.

Позднее поиски расширились, меня командировали на Запад, я шел буквально по горячим следам: едва фашистов выбивали из деревни или города, как сразу же начинал обследование жилищ по имевшемуся у меня особому мандату. В Риге посчастливилось отыскать украденные гитлеровцами 463 картины, почти все они были из портретного фонда Гатчинского дворца, почти восемь тысяч камей и 2500 старинных негативов Павловского дворца; мозаику, витражи и лампады из Петергофа. В Тарту, в городской ратуше, обнаружил дворцовые люстры и китайские лаки, вазы XVIII века, принадлежавшие Гатчине, Петергофу, царскосельскому Пушкину…

В Кенигсберге (нынешнем Калининграде) обнаружил в помещении Королевского замка след похищенной Янтарной комнаты, вещественное свидетельство – обгорелый кусочек янтаря рассыпался у меня на ладони... В этом замке Янтарная комната хранилась с ноября 1941 года, доставленная из Екатерининского дворца Пушкина по приказу фельдмаршала Кюхлера. В 1945 году, после первого же налета английской и американской авиации, Королевский замок частично был разрушен, и тогда фашисты разобрали Янтарную комнату и опустили в глубокие подвалы и подземелья замка. Сохранился документ из служебной переписки доктора Альфреда Родэ, директора Кенигсбергского музея, с обербургомистром Кенигсберга доктором Виллем. В письме от 16 января 1945 года А. Родэ пишет своему адресату, что упаковывает Янтарную комнату в ящики и контейнеры, добавляя, что она будет в ближайшее время отправлена в другой подходящий замок. Более подробно обо всем этом я написал в своей новой книге, которая сейчас готовится к печати. Замечу, что о Янтарной комнате понаписано много всяких небылиц, не имеющих ничего общего с подлинными событиями. Выдумки и фантазии хороши в художественной литературе, но не в документальном повествовании. На мой взгляд, наиболее характерным примером такой неудачной литературы на эту тему является книга Ю. Семенова «Лицом к лицу», не имеющая ничего общего с истинными фактами тех лет.

В начале октября 1947 года я был командирован в Берлин. Со своими товарищами Д.Б. Марчуковым и Г.Г. Антипиным разбирал содержимое складов «Дерутра», представлявших собой длинные, почти на полкилометра, двухэтажные каменные пакгаузы, расположенные в восточной гавани на берегу Шпрее. Тут же был действующий элеватор. Пришли мы и... глазам не поверили: огромной беспорядочной грудой свалены были картины в рамах, холсты, иконы, мраморная и деревянная скульптура, книги и рукописи, люстры, гобелены, ковры, фарфор, древнее оружие – сотни тысяч музейных ценностей из ленинградских пригородов и других музеев нашей страны. Все это необходимо было рассортировать, упаковать и отправить в Советский Союз.

Начинали мы свою работу с раннего утра, а уходили в темноте, с болью в ногах и пояснице. Богатства там оказались неисчислимые! Иконные доски новгородского Софийского собора, резные царские врата - работа псковских резчиков начала XVI века, почти 30 ящиков составили археологические коллекции Керченского музея, сотни полотен русской и западной живописи, в частности картины Екатерининского дворца в Пушкине, включая полотна П. Лемера и Г. Робера, внушительную «Тайную вечерю» Ф. Бруни, бесчисленные мраморные скульптуры, среди которых как драгоценный подарок отыскалась статуя «Весталка у жертвенника» работы французского ваятеля Буазо (1769), единственное его творение в нашей стране. Сейчас «Весталка» вновь стоит в нише Фрейлинской комнаты Павловского дворца.

Там же, в складах «Дерутры», нашлись и бронзовые скульптуры Геркулеса и Флоры, которые до войны украшали лестницу Камероновой галереи. Создавались они по моделям русского художника Ф. Гордеева. Гитлеровцы стащили тяжелые статуи с лестницы варварским способом – тросами с помощью танков... Перед тем как попасть на склады «Дерутры», скульптуры стояли во дворе медеплавильного завода в городе Галле, где их и обнаружили советские солдаты. Там же оказалась литая бронзовая пушка с вензелем царицы Анны Иоанновны, украденная фашистами со стен Смоленского кремля.

В несгораемом многоэтажном элеваторе, что действовал рядом со складами, я оказался случайно. Вдруг вижу, как из-под груды зерна появляются ромбовидные щиты, похожие на паркет. Разгребаю зерно и вижу: знакомый паркет Лионского зала Екатерининского дворца, паркет архитектора Камерона из розового дерева, инкрустированный «австралийским» перламутром! Стал смотреть в других местах – и нахожу паркет, вернее, его части, паркет из наборного дерева, выполненный по проекту Кваренги для Зеркального кабинета того же дворца!..

В праздничный день – 7 ноября 1947 года – от берлинского вокзале в Москву был отправлен эшелон специального назначения из одиннадцати вагонов, вместивших две с половиной тысячи ящиков. С этим эшелоном я и уехал из Германии. Кроме нашего эшелона, из Берлина было отправлено еще десять вагонов в Киев и Минск.

Почти полвека возрождается красота, наглядно убеждая многочисленных посетителей музеев в простой истине: фашизм, война – несовместимы с культурой. Только из петергофских дворцов было похищено, разграблено 16 из 30 тысяч ценнейших произведений искусства. Пока удалось найти и вернуть лишь 250 предметов. Не все удается вернуть... Погиб, например, безвозвратно плафон Джованни Тьеполо «Отдых Марса» из Китайского дворца в Ломоносове. Думаю, что безвозвратно утеряны интерьеры Александровского дворца в Пушкине, но открыть этот дворец для народа необходимо, выселив из него военную организацию (нынче это сделано. – А.К.). Александровский дворец - одно из лучших творений Кваренги! Погиб «Розовый павильон» в Павловске. Да разве все перечислишь!..

Многое из наших национальных сокровищ, я уверен, хранится за рубежом, в частных собраниях. Кто знает, может быть, еще удастся вернуть хотя бы часть... Вот почему в Павловске росписи Гонзаго не заменяются новыми, а сохраняются в том виде, который остался от варварского нашествия гитлеровцев, и на воронихинском портике остается отметина войны в порушенном мраморе. Ущерб, нанесенный фашистами ленинградским пригородам, составил более 20 миллиардов рублей!

Однако существуют и у нас свои проблемы. Государство выделяет по-прежнему большие средства на реставрацию, но они плохо осваиваются: мало специалистов, слишком медленно идет подготовка новых кадров мастеров-реставраторов. Не всегда на высоте ответственность музейных работников за порученное дело. Это особенно важно, когда речь идет о сохранности экспонатов. Помню, когда я начинал свою службу в музее 20-летним пареньком, то старые музейщики не давали мне прикасаться к вещам несколько месяцев, только визуальное изучение...

Сейчас в музеях утрачивается сам трепет прямого соприкосновения с шедеврами искусства, с живой историей нашей культуры. На мой взгляд, происходит это еще и потому, что у нас низкий уровень воспитания людей красотой. Посмотрите, как убого выглядят интерьеры большинства наших жилищ и административных зданий. Этим мы обедняем себя, свою душу, привыкаем к ординарности и казенщине. Людям, особенно молодым, не на чем воспитывать свой художественный вкус. К оформлению наших городов, сел, дворцов культуры и парков, зданий любого назначения должны привлекаться мастера высокого класса. Красота возрождает человека – это истина.

В одной из книг отзывов я как-то прочитал: «Посмотрев даже один Екатерининский дворец в Пушкине, разве можно помышлять о войне?!».

Ради такого понимания красоты стоило спасать и возрождать ленинградские дворцовые пригороды. Да, красоту можно разрушить, но пусть ценой огромных усилий она все равно встанет из пепла!

Фото 1. Кучумов А.М. Зеленова А.И. 1970

Фото 2. Павловск. Дворец-музей