Вера ХАРЧЕНКО. О книге Александра Донских «Отец и мать»
Издательством «Вече» выпущена новая книга лауреата премии имени В.Г. Распутина Александра Донских «Отец и мать» (М., 2018, – 528 с.). Дело, конечно же, не только в объёме и не в названии, которое, сразу признаемся, кажется нам не совсем удачным, а в самой сути изложения, описания, художественного комментария.
Сибириаду освещали много раз и многие: Евгений Пермитин и Алексей Варламов, Валентин Распутин и Виктор Астафьев, и вот теперь Александр Донских, но каждый освещал по-своему. Так спросим себя: в чём же уникальное достоинство книги «Отец и мать» Александра Донских? Прежде всего, в значительном объёме художественного изложения событий относительно недавнего (подчеркнём это!) времени.
Показать Сибирь 50-х, 60-х, 70-х годов, представить драматическую диалектику партийных постановлений и народных чаяний, высветить документы, ещё полузакрытые, продемонстрировать, каким образом всё это отразилось на деревенском люде и на уехавших в город молодых… И показать так, чтобы читалось сердцем, то есть пронзить изложение судьбами двух главных героев, Екатерины и Афанасия, которые каждый по-своему достойно справляются с превеликим горем неразделённой любви, печально отмеченной в самом начале, на первых же страницах, абортом Екатерины… Всё это потребовало большого таланта, помноженного на большую любовь к тому, что рядом, к родным и близким, к сибирякам.
Замысел книги нацеливал на соблюдение существенной гармонии: погрузиться в личное, что всегда близко читателю, и высветить общее, совсем недавнее ещё; заострить проблему деревни и города и показать плюсы и минусы столь объёмного переселения, никак не скатываясь в публицистический стиль. А тут и перемены в деревне, и строительство нужных стране заводов, и воззвания партии, но всё это выступает в книге как замечательный фон, на котором оба героя преодолевают каждый по-своему свою печаль. Екатерина – профессиональный библиотекарь, человек, влюблённый в книгу и умеющий передать это чувство другим.
«Она любила книги так, как, возможно, другие любят детей: они казались ей ранимыми, беззащитными, требующими беспрестанного ухода и догляда. А если подолгу или вовсе нечитанными, нетронутыми простаивали на полках и в шкафах, то представлялись детьми брошенными, беспризорными, детдомовскими» (стр. 171).
Афанасий превратился в человека большого полёта, руководителя, организатора.
«И ещё скажу вам кое-что, – уже сиял волшебник Афанасий. – Ждите постановление правительства о реорганизации машинно-тракторных парков, этих злополучных монстров, которые не давали вам развиваться» (стр.377).
Оба героя из одного села Переяславки, и это село, деревенька эта, всё время присутствует в книге, как присутствует в книге её величество Ангара.
«Просинями воды приветно помигала ещё не одолённая вконец льдами Ангара» (стр. 112).
Писатель умеет удерживать внимание читающего: самый острый момент проявляется в конце «параграфа» и требует, чтобы обязательно читали и далее. Выше мы вели речь о «совсем недавнем» прошлом: ну что такое 50 лет? Но вот оказывается, что эта эпоха мало и однобоко освещена в литературе: Сталин – добро или зло? А отношение к Хрущёву? А документы, которые оказались открытыми недавно: полный текст обращения Сталина к соотечественникам и письмо, автор которого разоблачает сталинизм, тоже полное, без сокращения. Многочисленные «письма» заключенных, брошенные за решётку на случай, на «авось» – и здесь же реальные факты закапывания живых людей при Даче лунного короля, что близ деревни Пивоварихи. В книге немало молитв, но в книге немало и бытовых, тоже полных смысла животрепещущих разговоров. И вместе со всем этим книга – это пронзительные судьбы людей, по которым прошлись дни, годы, десятилетия этого периода нашей общей, нашей отечественной истории. Маловато мужчин в деревне после войны (почему так радуются жители, что мальчиков рождается больше, чем девочек) – и женщины тянут за двоих. В их деревне нет работы, но с великим трепетом уезжающие относятся к Иркуту, к дорогим с детства местам. Да, разносолов немного, но зато на своём столе всё своё, свежее. И это идёт параллельно главному нерву книги: как, каким образом Екатерина и Афанасий справятся со своим изначально неверным шагом? Книга исторична? Конечно же, однако и современна, подчёркнуто современна. Аборты делать научились, к бабкам не ходят, но последствия этой операции разве уменьшаются?
Приведём некоторые цифры. ««Шумовым прикрытием» демографической войны служат декларации прав женщин на свободный выбор. Число рождений на одну женщины с 1927 по 1991 год сократилось с 6,73 до 1,73, или на 5 детей (Знание – сила, 2008, № 4). «Шесть миллионов абортов в год, что в СССР при 290 миллионах, что в РФ при 142 миллионах. Зачатий у нас очень много, и 65-70% кончаются абортами. В Финляндии на 100 родов в 2003 году – 19 абортов, у нас в 2001 на 100 родов – 120 абортов, сейчас (2008 г.!) на 100 родов 400 абортов» (Знание – сила, 2008, № 6. С. 85-88). Данные устарели? Нет! По данным за 2015 год у нас в стране произведено 848 тысяч абортов, из них 447 тысяч – по желанию женщины. Это «желание» продиктовано пьянством мужчины, тяжёлой экономической ситуацией и общей безответственностью. Переубеждению в пользу неделания аборта подвержен очень небольшой процент, лишь 5-7% женщин. Более 70 % абортов делают женщины, уже имеющие детей, но считающие, что с ещё одним ребёнком они не справятся. Такие сведения привела врач Людмила Владимировна Ерофеева по Радио России 12 января 2018 года.
В книге А.С. Донских как раз и говорится о последствиях аборта у женщины. Проникновенны в связи с этим и слова о том, что надо родниться близким людям, что на селе есть свои прелести, своя тайна, что родители, родственники всегда с тобой, даже ушедшие будто бы.
«Людмила, Юрик? А Иван Николаевич? Не приезжаете что-то вы к нам, а ведь родниться надо. Старики говорят: родня-то тогда родня, когда вместе живут-могут люди одной крови и роду-племени. Понимаю: и мы виноваты – тоже к вам носа не кажим. Но ведь городскую, согласись, жизнь с деревенской не сравнишь: тут у нас бессрочно – то скотина, то земля, то засуха, то потоп. Ни выходных, ни проходных. Понимаешь, родниться надо? Родом да роем, как пчёлы, жить надо, а не абы как» (с. 333). «Сами поднимем на ноги – о своём-то, о родненьком да чтоб не побеспокоиться? А какой, доча, славненький, а какой умненький ребёнчишка у нас! Весь в нашего Николая свет Петровича. С небес, поди, поглядывает на своего внучка – тешится, радуется. И – молится за нас, хотя и не боговерным был по жизни…» (стр.404). «Наведывайся в Переяславку: нужно всем нам родниться, нужно быть теснее друг к дружке – тем и живы люди. Поняла?» (стр. 405).
Мы не будем пересказывать содержание книги, её надо читать. Но вот на чём хотелось бы остановиться, что отчасти мы уже и показали, – на удивительном её языке. И здесь без цитат тоже не обойтись.
«Она повернулась к Леонардо, заглянула в его глаза. Они – светлые, маслянисто расплывчатые, опушены женственными ресницами. Не глаза – бабочки. Бабочки на морозе» (стр. 240). «В твоих волосах я сейчас себя почувствовал птенцом в гнезде: надёжно и ласково закрыт от мира. Катенька, ты моя берегиня, моя путеводительница, моя вдохновительница» (стр.378).
Поэтично сказано, а ведь это проза. А вот признание о домашнем животном:
«А вот душевности мало в жизни остаётся. Конь и человек ведь тыщалетиями друг с дружкой в полюбовности живут. Конь-то, можно сказать, и вытянул людей к сытой, а то и к беспечной жизни. … А всё же какая бы власть на земле не правила, а конь – он брат нам, людям. Брат!» (с. 312).
А вот об огороде-кормильце, но ведь с какой любовью написано про каждый «овощ»!
«А по грядкам ещё сидят, дожидаясь своего часа, налитые, бравые кочаны капусты, из земли свёкла раздувается дородными боками, редька чернооким разбойником таращится из своей зубовастой ботвы, подружки-репы лоснятся, почти что улыбаются, упитанными медово-жёлтыми щёчками, подсолнухи пышут здоровьем своих выпуклых, лобастых голов и молодецкой удалью стволин. Ягода большей частью уже собрана, сварена, а варенье – в банках-склянках. Однако ещё тяжелы кусты крыжовника, ещё доспевают недособранные ягодки смородины, ещё наливаться неделю-другую яблочкам ранета и полукультурки, ещё до самых морозов спеть облепихе. Донабирает «мясов» картошка – в начале сентября, если не зарядят дожди, подоспеет черёд и для её сбора» (с. 427).
А вот что пишет автор о доме Платона Андреевича:
«Досочку к досочке, стёклышко к стёклышку – и домок, глядим, народился наш, заиграл на солнце. Сама видишь, наверное: славный вышел. Бывало, подходишь к нему под вечер со школьных занятий – любу-у-у-ешься, шаг ускоряешь, как бы не измотался за день. Оконца мигают, посвёркивают, крыша – точно бы наполненный ветрами парус, труба пробеленная – флажком, заборчик палисадника тоже пробеленный, с черёмуховым кустом под окном, а недалече под укосом голубо горит родимый наш Иркут…» (стр. 132).
Перед нами по существу энциклопедия Сибири второй половины XX века, энциклопедия, вобравшая в себя все горести сибирской жизни.
«Да раньше-то знаешь, Афанась, молодняк, хоть парень, хоть девка, чуть завидят старшака какого-нибудь издаля – сразу в струночку, и душой, знаешь, и телом. В благообразии пройдёт мимо, распоклонится, распоздоровкается напервым. А нонче чиво это прокуролесило нас? Разумею, знашь, Афанась: безотцовщина повсюду. Где же батьки нету в семье, тама и догляд дырявый…» (стр. 119). «И по выходным с корзинами и мешками валом валит народ в Ангарск отовариваться. Эти дни так и назывались – мешочные» (стр. 302). «Спивается деревня. … Видать, война переломила-таки хребет народу» (стр.319).
Книга многоголосна. В ней говорящие (главные ли герои или неглавные) высказываются изнутри, и мы слышим их голоса, и соглашаемся с ними.
«Только от матери Афанасий слышал это изумительное по ласковости и сокровенности слово «сыночка». Не «сыночек», как правильно бы, наверное, а – «сыночка», и в слове этом слышалось ему и «он» и «она», как в слове «дитятко» - и девочка, и мальчик, и ещё что-то, нечто неведомое стороннему глазу и слуху, съединено» (стр. 72). «И голосом матери, издалека мгновенным всплеском, отозвалось в его сердце: «Сыночка». Только одно слово. Но именно то слово, которое он любил и часто вспоминал, когда мать ушла навечно» (стр. 325).
Мы привыкли критически относиться к недавнему прошлому, но оно наше, как и всё настоящее, и никуда от него не деться. Его надо осмысливать и жить, выполняя свои обязанности. И достойная жизнь – самый значимый ответ на вопросы: как, зачем, во имя чего? Журналистка спросила Захара Прилепина: «Россия многолика, и каждый из «ликов», вне зависимости от времени, считает свою линию генеральной, а всё остальное отметает как необязательное…», на что в ответ чётко прозвучало: «Я как раз не отметаю, готов всё принять: и монархическую Россию, и белую, и красную. Мне кажется, принятие этого разноцветья и есть залог нашего процветания и движения» (Русский мир, 2018, № 4. С. 25). Так и в книге Александра Донских: да, такова наша история, и в построении своей жизни ты будь достоин тех надежд, которыми тебя окружили прежде всего твои же родные, почему мысль: роднитесь – оказывается одной из ведущих в повествовании. Название же книги надо домысливать: отец и мать – прекрасные слова, но идея родства через отца и мать несколько провисает в воздухе. Книга о родстве, но родстве другом, мощном, значимом. Нет здесь модной сейчас интертекстуальности. Не до неё героям, хотя в не-начитанности их не упрекнёшь. Нет лирических отступлений, поскольку вся книга лирико-драматична. Нет переклички с более ранними произведениями автора, а книга удалась, и вряд ли кто пожалеет о времени, потраченном на её прочтение.
