Валентин СОРОКИН. Две совы

Поэма

Одинокая сова летала,

Одинокая сова летала,

Все на детушек посматривала.

Из песни

***

В стихиях жизни, бедами безмерной,

Одно тебе давалось навсегда:

Не ветреною быть,

А трижды верной,

Когда взойдет любви твоей звезда.

Ты женщина, и все огни-планеты –

У ног твоих,

У берегов твоих.

И та звезда неистребимым светом

С немых высот ласкала нас двоих.

Но, выросшая сердцем на бетоне

В огромном, громком городе своем,

Ты не смогла к ней дотянуть ладони,

И уплыла звезда за окоем,

За облака,

За кручи океанов;

Средь тысяч звезд, пожалуй, не найти.

И – знаю я – отныне из туманов

К твоим ногам не прибегут пути.

Штормит судьба, обрушивая крепи

Надежд,

Срывает грубо якоря.

И брызги волн, как от пожара пепел,

Нам посылает новая заря.

Я размышляю о насущном хлебе –

О верности – под звездами Москвы

И вижу: не луна пылает в небе,

А золотая голова совы

И тень ее,

Две золотые тени–

Одна в реке,

Другая над рекой...

Года, года, вы опыта ступени,

Внезапный и щемящий непокой.

* * *

Ты помнишь поезд,– вздрогнули вагоны,

Колеса застучали,

И Москва,

В лучах огней, в тоске моторной звона,

Как будто бы отхлынула сперва;

Потом, бушуя, обступила снова

И захлестнула гребнями с боков?

Но даль звала, и прозревало слово,

И память восходила из веков;

Из глубины, из недровой, сердечной,

Из нашей, затаенно-родовой,

Как маков цвет,

Как голос человечный,

Как добрый дождь – по свежей мостовой.

Тот цвет – любовь,

Тот голос – ожиданье,

Тот дождь – отдохновение души.

Любовь – высококрылое страданье,

Заря в непроницаемой глуши.

В любви свобода – мерклая погода,

В любви свобода – жгущий суховей,

В любви свобода – мания урода,

Незрячий и оглохший соловей!

Я ревновал тебя и волновался.

И сладостный пьянил меня дурман.

А поезд наш уже привычно рвался

В поля, во тьму, в тоскующий туман.

Российские могучие туманы

Моей сове-бессоннице сродни,

Как горечи немые караваны,

В просторах появляются они.

И если я в столице в миг полночный

Глаз не смыкая, мучусь у окна,–

Мне кажется – туманами бессрочно

Затоплена огромная страна:

Они бредут, угрюмые туманы,

Из края в край в набухнувших ночах.

Такие беды, войны и обманы

На их раскачиваются плечах!

Но ты – со мной,

И я – с тобой,

И очень

Нам нравится блаженствовать и жить:

Навстречу морю

И навстречу ночи

С чарующей беспечностью спешить.

Твое лицо возьму-ка я в ладони,–

И ты – моя,

Как с теплой ветки лист;

И нас осенний ветер не догонит.

Дождь за окном.

Гудка разбойный свист.

* * *

Когда ты любишь – столько удивленья

В тебе, вокруг

И в каждом, кто с тобой;

Когда ты любишь – пламень обновленья

Трепещет над планетой голубой.

Когда ты любишь – столько благородства

В тебе,

В других – тесна бывает грудь;

И ни ко лжи,

Ни к злобе,

Ни к юродству

Не завернет твой яснолобый путь.

Ах, море, море, в розоватом дыме,

В кочующих, сверкучих облаках,

Все подвиги творятся молодыми,

Но жизни смысл у мудрости в руках!

Ах, море, море, сказочная сила,

Ты голубеешь, ураган затих.

О, сколько ты сердец разъединило

И сколько ты соединило их?

Ведь что-то есть в твоем родном просторе

От древнего,

От лечащего нас,

Ах, море, море, молодости море.

И зрелости неодолимый час!

Один стою.

Воспоминаний волны,

Умолкшие, ласкаются у ног.

Где и когда я счастья кубок полный

Вдруг осушил, в пылу каких дорог;

И где тот поезд,

Где огни столицы

И полночь наша радостная где?

Ах, море, море, не туман струится –

Дым разочарований – по воде!..

* * *

Она идет – из прошлого

И в дыме,

В кипении и влаги, и огня

Не серыми, а страшными, седыми

Очами, как лучами, до меня

Достала и спросила:

– Видишь или

Забыл, что без тебя скитаюсь я,

А мы с тобою молодыми были

И честными,– где молодость моя?

Зачем ты здесь, среди ветров и пены,

Зачем ты здесь, ты приглашен не мной;

Здесь нет мужчин,

Здесь тихие измены

Нашли приют от участи земной!

Здесь нет мужчин,

Смотри, я молодая,

Тобою исцелована, смотри,

Сама седая и душа седая,

Глаза седые – с криками внутри!

Здесь нет мужчин,

Свободно здесь и просто.

Здесь – брошенные женщины одни,

Похожи друг на друга, словно сестры,

И ночи ткут бессонницу, и дни.

Бессонница густеет и туманом

Плывет в простор и к городам большим;

Страданьем растекается по странам

И по сердцам,

И близким и чужим.

Здесь нет мужчин,

Здесь нет детей и света,

Земного, нет: жара, мерцанье, ночь.

Здесь лишь измены бродят...

И планета,

Не только ты – не сможет нам помочь.

Я женщина.

Ты помнишь странный поезд

Через дожди нас к морю вез и вез,

Я с той поры никак не успокоюсь,

Измена я, сова – слепа от слез!

Ты изменил, твоя измена, это –

Теперь не ты,

А я, но у меня

Так много дыма и так мало света,

Я – пепел укрощенного огня!

* * *

Не жизнь, а сон, и я себя из детства

Веду по сну от мамы и сестер.

Ах, память, память, никуда не деться,

Я голос твой в сознании не стер.

Спешу к черте,

Где взрослым стал и мудрым,

А на моей дороге, как цветы,

Повысыпали женщины, и трудно

Их миновать – угадываешь ты?..

И каждая как тонкая хвоина

Из кроны древа – испытай, сними;

Их бо́льшая, святая половина

Во мне кричит, попробуй-ка уйми!

Любивший их и ни одной не лгущий,

Терзаний ветер пьющий допьяна,

Тот аромат, тревожный и зовущий,

Хмелил меня азартнее вина.

Не допуская таинства огласки,

Смиряя чувств могучие костры,

Искал и постоянства я, и ласки –

От мамы что-то или от сестры.

И в сутолоке будничного гула,

В борениях заботливого дня,

Как музыкой, магически тянуло

К огню духовной нежности меня.

Она являлась оку, золотая,

Из трав лесных,

Из сонных облаков:

«Я жду тебя, я о тебе гадаю,

Приди ко мне по лестнице веков!..»

* * *

И я пошел, признанием увенчан,

И женщины встречали на пути,

И проходил я к женщинам

От женщин,

С огнем благодарения в груди.

Они ль не по хвоинке собирали

Своих мечтаний грешные черты,

И мне дарили,

И не умирали,

И не спускались к смертным с высоты.

И мой огонь пылал, не затухая,

И скрашивал мучения огни,

И не стена безверия глухая

Вздымалась,

А летели к солнцу дни!

И я шагал,

Уверенней и строже

Я делался и думал:

«Почему

И несравненней прочих и дороже

Ты показалась чувству моему?

Хвоина, сорвала тебя пороша,

Но слышу я, ты искренним умом

На маму, на сестер моих похожа,

Ты – детство, юность, мой забытый дом!..»

Я вверх поднялся, я в плечах раздался.

И в грохоте машинном, в миг тоски

«Люблю!» – по стуку пульса догадался,

По крови, колотящейся в виски!

Ах, море, море,– тридцать три преграды,

В кромешных бурях как тебя найти?

Но ты – со мной,

И гроздью винограда

Огни выносит пристань впереди,

И шум воды, и в берег бьются волны,

И ты, и я,

И веры жизнь полна!

И никогда я счастья кубок полный

Не осушал, не выпивал до дна.

Ведь было море и штормами било

В скалу.

И мягко серебрился ил.

И ты меня, правдивого, любила,

И я тебя, нелгущую, любил?

Но оба мы, в году промашек роясь,

Могли б жалеть о вольности всерьез:

–Тебя – с другим,

Меня – с другою поезд,

Жестокий, не однажды к морю вез.

* * *

Мой дом – Урал, и от его заводов

Трагически я двигался к Москве.

Морская синь и царственные воды,

И синева родится в синеве,

Но нет нас тут и нет в Москве...

Батуми,

Играй базаром, празднуй, балагурь,

Мы – тени счастья,

Мы – подобье мумий,

Вздох сироты, обугливший лазурь!

Мрачнеет море, и мрачнеют дали.

Туман плывет, бессонница плывет.

И два луча, как два меча из стали,

Схлестнулись над пучиной,

Но зовет

И призывает, обещая снова

Тоску надежд и веру торжества,

Непостижимость бытия земного:

Урал – Батуми, море – и Москва!

Урал – Кавказ!

А там, в Москве, я вижу,

Заиндевели ветки тополей.

Умолк буран, луна все выше, выше,

Уже заря сияет веселей,

Уже и солнце, и луна, и звезды,

Как две совы,– со стаями совят.

Звенит мороз,

Звенит, дробится воздух,

Звенят куранты – в полночи не спят.

И ты, и я, мы – будущего зовы,

Грядущего раскаянья тоска.

И ты, и я, мы – золотые совы,

Мирская жилка боли у виска;

Забытых клятв безумье и обманов,

И ты – сова, пойми, и я – сова,

Пусть нашим детям

Светит из туманов

Кристальною надеждою Москва;

И пусть не будет на земле уродов,

Людей несчастных и пустых трудов,

Дурных держав, обманутых народов,

Туманами закрытых городов!

Огонь зари несут дожди и реки,

Огонь грозы,

И, как ни береди, –

Один огонь пылает в человеке

На всем непредсказуемом пути:

Огонь его рождения, счастливый,

Огонь его призванья и любви,

Не зависти,

Коварной и глумливой,

Бактерией, гуляющей в крови!..

Земля горит, и небеса горят.

И воины, ушедшие в туманы,

Стоят на рубежах – и, великаны,

Сегодня тихо миру говорят:

– Мы здесь умрем, мы упадем вперед,

Но враг запомнит и расскажет дома

Позор и страх великого разгрома, –

Нас крупповская вьюга не берет

И не сшибают танки,

Мы стоим,

А самолеты падают в долины,

И страшный путь, кровавый путь к Берлину

Пролег по несосчитанным, своим,

По братьям нашим,

Сестрам

И отцам,

Пролег и, завывая, утвердился!

Я умер здесь, а там я возродился

Гимн протрубить земле и небесам.

* * *

Я никаких заветов не нарушу;

Вопит во мне одна и та же боль:

Сберечь траву, гнездо свое и душу,

Народ сберечь от беспощадных доль!..

Хотел бы я в грядущем объявиться

Веселым кленом, огненным цветком,

Перед любимой

Встать и поклониться:

– Я сотни лет не думал ни о ком,

Не тосковал,

Лишь ты ко мне являлась,

И эта синь, и эта высота,

И наше море пело и смеялось,

И одолела сон мой – красота

Твоя

И верность – красоты порука;

Иди ко мне,

Да схлынут времена,

Мы никогда не предадим друг друга,

Я у тебя – один и ты – одна!

Нас море ждет, луна склонилась низко,

И даль видна, и шепчет нам волна:

– На каждый бугорок по обелиску,

За вас та плата вечная дана;

За верность вашу, красоту, и разум,

И за любовь,

А Родина поймет

Ошибку молодости – и ни разу

Она нас наобум не упрекнет!..

* * *

Я начал думать о любви и жизни,

О смерти и бессмертье на земле:

Любовь – Отчизне

И судьбу – Отчизне,

А как еще в столице и в селе?

А море сердится,

А ветер свищет,

Клок дымки над скалою теребя.

Чего мы ищем и кого мы ищем,

В судьбе – себя,

В друзьях – опять себя!

И ты искала, думал я, ласкала

Безрадостных, чужих, стремясь ко мне,

Смущенная, ресницы опускала

Не по своей и по своей вине.

Ничуть не подражая Магдалине,

Измен и оскорблений не кляня,

Ты собирала образ по хвоине,

По лепестку, похожий на меня.

Отца открыть старалась или брата,

В них, праведных и лживых,–

Суть не в том,

А оба мы с тобой, как два пирата,

Грабительским отмечены трудом;

И этот труд заставил постепенно

Обманывать и ведать,

Но уже

За нами шла поникшая измена

Меж сушей и водой, на рубеже;

Шла с вызовом, седая, молодая,

Морскую раздвигая синеву,

Счастливая когда-то, золотая,

Теперь – напоминавшая сову.

И плакала язычески в просторы,

Меня звала кивками головы,

Но отвечали сумрачные горы

На крик совы проклятием совы.

И чей-то голос ясностью пророка

Нам говорил:

– Не смейте предавать,

Искать не смейте в доброте порока

И сравнивать хоть с кем сестру иль мать,

Отца иль брата, а в себе растите

Великий свет терпения страстей

И за измену никому не мстите,–

Её не победить вам крепостей;

Она, седой качая головою,

Возникнет на скале и на траве,

В лесу простонет, горькая, совою,

И женщиною прянет в синеве!

* * *

Так здравствуй, море, бег твоих ревучих,

Крылатых волн

Поет во мне, поет,

И поезд тот, полночный, но везучий,

Мне до сих пор покоя не даёт:

Стучат,

Стучат

И вертятся колеса,

И ты – со мной,

И я – с тобой, гляди,

Какое море – синева и плесы,

И тишина, и солнце впереди!

И ты целуешь, и ведешь к обрыву,

И со скалы в могучие края

Подвластная надежде и порыву

Летит бессмертно молодость моя.

И я к тебе приник,

И обнимаю –

Под нами и над нами – синева.

Я в этот миг, конечно, понимаю,

Да, нет измен, не плакала сова.

Ах, море, море, сказочная сила,

Одно средь миллионов на двоих,

О сколько ты сердец соединило

И сколько ты разъединило их?

Я изменил

И, ревностью измучен,

Меж них, тобой оставленных в пути,

Сомненьем угрызался:

Я не лучше,

Ты лучшего должна себе найти!

Противнее, чем ледяные струи,

По мне скользили, явностью жутки,

Объятия чужие, поцелуи,

Забытые улыбки, шепотки;

И ты из них росла,

Шумели воды,

Гудели пароходы, поезда.

В любви свобода – иго, не свобода,

Я про себя отметил навсегда.

* * *

И вел меня по вехам жизни ветер,

А поезд наш других повез, трубя,

Зачем я под звездой признанья встретил

Похожую на прежнюю тебя?

И жестами, и голосом родная,

Она сказала:

– Наклонись ко мне,

Ты никого не бойся, здесь одна я,

А те, седые женщины, на дне.

Нельзя им под зенитом объяснений

Мешать другим,

Не знал ты никого,

Я – никого,

И в этот час весенний

Ты вновь один у сердца моего.

На лбу твоем следы рубцов суровых,

Раздумья и бессонницы печать.

В тумане канут женщины, а совам

Я прикажу сегодня помолчать!..–

Прости меня, не встречу, не привечу

Тебя.

Уходят наши поезда...

Уходят корабли...

И в зыбкий вечер

Зловеще опускается звезда.

Угрюмая, вращается планета,

И тень твою уносит синева.

И застревают в горле у поэта,

Как пули раскаленные, слова:

«Ты изменил, а я ведь молодая,

Тобою исцелована, смотри,

Сама седая и душа седая,

Глаза седые – с криками внутри!

Ты изменил?..»

«Я изменил!..»

И пены

Над волнами, над морем кружева.

Твоя измена и моя измена

За синевою плачущей жива.

Моя измена и твоя – со мною,

Еще не раз им в полночи пустой

То женщиной возникнуть, то совою,

То в изголовье совести звездой.

* * *

А где-то есть беспечная,

Другая

Судьба,

Как в мае светлый шум берез.

В краю, стихи которому слагаю,

Мне дар любить отрады не принес.

А был и я мечтателен и молод,

Огонь надежд я поднимал в руках,

Но заковал мои просторы холод,

И лег туман на всех материках.

И ты дорог моих не освятила,

Озябшая от прожитых измен.

И ничего пока не возвестила,

Ни старых мук,

Ни новых перемен.

Циничное, пропитанное ядом,

Твое немолодое хвастовство,

Как взгляд цыганки

Под солдатским взглядом,–

Смешалось в нем и ложь и шутовство.

А я живу и вижу: ночь, и поезд,

И нашу юность – так она к лицу!

Гряда измен...

И две совы...

И повесть

К печальному приблизилась концу.

И мне легко представить за годами

В пустыне, где не щелкнут соловьи,

Бредут твои, забытые, рядами,

А вслед за ними – тянутся мои:

Бредут, бредут, несчастные, по зною,

Ни дум у них, у призраков, ни тел.

Что сделали с тобою и со мною,

Ведь я любил,

Я честным быть хотел!..

1977–1978