Татьяна НИКОЛЬСКАЯ. Он первым поздравил меня
Памяти Николая Михайловича Коняева (1949 – 2018)
Вспоминается начало 1990-х гг., время, казавшееся тогда настоящим, живым, многообещающим (будто повеяло свежим ветром), а позже обернувшееся циничным фейком. Вместе с чувством молодости было предвкушение, что наступает новая эпоха. Политические и общественные события, сенсационные публикации в газетах и журналах, большинство которых ныне благополучно забыты, обсуждались на работе, дома, в кругу друзей и знакомых, в радио- и телепрограммах, даже на улицах и в общественном транспорте.
В этом потоке сенсаций-однодневок шумные события далеко не всегда оказывались важными. И наоборот – малозаметный случай со временем обретал значение. Как-то раз (это был 1993 или 1994 год) я купила в киоске газету. Названия не припомню: кажется, она появилась в начале 1990-х и впоследствии перестала выходить. Часть номера занимал довольно обширный материал – очерк или отрывок из книги, посвящённый последним месяцам жизни поэта Николая Рубцова. Я начала читать и уже не могла оторваться. Дома я показала статью сестре, пересказала на работе начальнику и коллегам. Чувствовалось, автор очень любит своего героя, искренне скорбит, что жизнь поэта оборвалась так рано, причём, именно в тот момент, когда, казалось бы, Рубцов находился на творческом взлёте, на пороге широкого литературного признания и личного счастья. Бережно и осторожно анализировались документальные источники, воспоминания, складывалась трагическая картина жизни и смерти, где, увы, свою долю вины несли люди из близкого окружения поэта... И всё же статья оставляла светлые чувства: не только горечь потери, но и восхищение чудом, что великий русский поэт Николай Рубцов всё таки у нас был.
Именно тогда я впервые обратила внимание на фамилию автора – Николай Коняев.
К тому времени он давно был членом Союза писателей, автором нескольких книг. Раньше я уже слышала эту фамилию, думаю, встречала и его публикации. Но именно статья о Н.М. Рубцове стала для меня открытием нового писателя...
В последующие годы Н.М. Коняев сделался одним из немногих прозаиков реалистического направления, чьё имя было «на слуху» – даже в кругах людей, не читавших его книг, но знавших о нём из разговоров о русской культуре и истории. В стране, где число читающей публики сокращалось с каждым годом, да и она, устав от постмодернизма и бульварщины, в массовом порядке переходила на мемуары, книги Коняева оставались востребованными. Их читали, обсуждали, спорили о них – и продолжали читать.
Я тоже не всегда соглашалась с мнением Н.М. Коняева, с концепциями его книг. Тем более, что писатель брался за очень болезненные, неоднозначные темы, рассказывал о нашей недавней истории, относительно которой сколько людей, столько и мнений. Возможно, некоторые книги были для Н.М. Коняева «проходными», но об излюбленных героях, например, о Николае Рубцове, он писал и размышлял всю жизнь.
Книгу «Священномученик Вениамин митрополит Петроградский» (Спб., 1997) я перечитывала не раз. Конечно, в первую очередь меня заинтересовали уникальные документы о событиях 1922 года, которые Н.М. Коняев первым из исследователей «раскопал» в архивах КГБ. Но необычным было и его отношение к событиям и героям: своими словами и поступками они словно обращались к потомкам, жившим в конце XX века. Особенно ярко это проявилось в концовке «Вместе эпилога»:
«Я работал над этой книгой, семьдесят пять лет спустя после описываемых событий, невыносимо жарким Санкт-Петербургским летом 1997 года...
Уже собран был материал, и можно было поехать куда-нибудь в деревню...».
И всё-таки писатель решил досмотреть до конца все тома дела митрополита Вениамина. Его терпение и любознательность были вознаграждены: в одном из последних томов, среди нерасшифрованных стенограмм, Н.М. Коняев с удивлением обнаружил несколько писем из с. Морева Новгородской губернии (именно туда он собирался поехать по окончании работы). Адресованы они были Анне Яковлевне Хаткевич, чьё имя упоминалась на процессе. Видимо, её письмо было грустным, возможно, отчаянным, а ответ она получила такой: «...Кума, чем помират, то поезжай лутче ко мне в Морево. Как нибудь будем жить, чем помират...».
«Нет! Не зря всё-таки сидел я в невыносимо душном Санкт-Петербурге, дожидаясь недостающих томов. Этих писем явно не хватало для книги».
Действительно, последний, очень яркий штрих, изменил всё настроение книги. Изъяты церковные ценности, расстреляны или осуждены десятки людей; неизвестна судьба самой А.Я. Хаткевич (ведь не случайно адресованное ей письмо оказалось подшитым к делу в чекистском архиве). И всё же в русских людях не иссякли ни вера в Бога, ни воля к жизни, ни отзывчивость сердца. В этом итог подвига новомучеников.
Мне не хотелось бы уподобляться горе-мемуаристам, уделяющим львиную долю внимания себе любимым. Но так получилось, что знакомство и нечастое общение с Николаем Михайловичем Коняевым связано с моими литературными занятиями. Летом 2011 года мы с подругой и соавтором Ириной Катченковой издали книгу, посвящённую выдающемуся русскому писателю Дмитрию Михайловичу Балашову. Она называлась: «Дмитрий Балашов: Россия, до востребования...» (Спб.: ЛЕМА, 2011). Туда вошла биография писателя и наши статьи о нём, прозвучавшие на Балашовских чтениях в Великом Новгороде и частично опубликованные в периодических изданиях и сборниках. Работа продвигалась медленно: казалось, что в наше циничное время такая книжка окажется никому не нужной. Поэтому нас ободрил выход в свет книги Н.М. Коняева «Дмитрий Балашов. На плахе» (М.: Алгоритм, 2008). Значит, не только нам интересна традиционная русская литература...
Мы хотели подарить свою книжку Николаю Михайловичу, узнать его мнение. Знакомство состоялось через о. Алексия Мороза, который регулярно проводил православные беседы для взрослых в Александровском лицее на Каменноостровском проспекте. Мы пришли туда вечером, в ноябре или декабре 2011 года. В классе собралось около 30–40 человек разного возраста. О. Алексий выступил с лекцией о воспитании детей. Тема вызвала большой интерес, и по окончании священника долго не отпускали, задавая вопросы. Наконец, мы с Ириной смогли подойти к о. Алексию и после короткой беседы передать книжку. На встречу с Н.М. Коняевым в тот же Александровский лицей я пойти не смогла, и Ирина отправилась одна. Николай Михайлович, взяв книжку, сказал позвонить ему через некоторое время. Однако, телефонный разговор почему-то не состоялся.
В следующий раз мы встретили Н.М. Коняева в Свято-Духовском культурном центре Александро-Невской Лавры. Это было ежегодное вручение Всероссийской православной литературной премии имени святого благоверного князя Александра Невского. Поскольку Николай Михайлович входил в состав литературной комиссии, он каждый раз бывал на этом торжестве. После официальной части обычно следовал фуршет. Именно тогда я и решилась спросить у Коняева, прочитал ли он нашу книжку и какого о ней мнения. Николай Михайлович отозвался коротко: одобрил тему, но не согласился с нашей критикой в адрес В.С. Пикуля. Зато в гардеробе я задержалась, слушая рассказ Марины Викторовны Коняевой про домашнего кота Котю; этот чёрный котёнок появился у Коняевых по молитвам дочери о. Алексия Мороза.
У меня сложилось впечатление, что наша книжка не особенно заинтересовала Н.М. Коняева. Хотя, насколько могу судить, его интерес к творчеству Д.М. Балашова не был эпизодическим. Когда в 2014 году в Великом Новгороде была учреждена литературная премия имени Д.М. Балашова для лучших произведений исторической прозы современных авторов, Николай Михайлович, по просьбе вдовы писателя Ольги Николаевны Балашовой, вошёл в состав жюри (вместе с Владимиром Николаевичем Крупиным). В ноябре 2014 года он принял участие во Всероссийских Балашовских чтениях (ранее он приезжал туда в 2007 году). Перед открытием чтений участники по традиции собрались возле дома на Никольской улице, где Д.М. Балашов жил в 1984–2000 гг. и где установлена мемориальная доска. Возложению цветов предшествовал небольшой «митинг». На нём выступил и Николай Михайлович с розоватым цветком в руке.
Балашовские чтение в Великом Новгороде. У дома
Д.М. Балашова. Ноябрь 2014.
Я мало общалась с Н.М. Коняевым. У него имелся свой круг друзей и товарищей, в основном, из православного мира. От литературной «тусовки» и её интересов он держался независимо, был, что называется, «вещью в себе». В Дом писателя Н.М. Коняев приходил относительно нечасто – видимо, лишь в тех случаях, когда его присутствие было необходимо (например, на заседания Правления петербургского отделения Союза писателей России) или когда «мероприятие» действительно его интересовало. Например, презентация книги Ирины Моисеевой «Синдром Солженицына», состоявшаяся 20 февраля 2014 года. Вёл вечер Герман Николаевич Ионин. Обсуждение книги И. Моисеевой вылилось в интересную дискуссию о судьбе и творчестве Александра Солженицына, о том, действительно ли это выдающийся писатель, едва ли не самым выдающийся в русской литературе XX века, как его подчас определяют, или его работы относятся скорее к общественно-политическому, чем к литературному явлению. Отмечалось и его почти «нечаевское» умение подчинять себе людей, использовать их как марионеток, оставаясь равнодушным к судьбам тех, в ком надобность отпала. Вечер был примечателен и своей концовкой: писательница Наталья Викторовна Советная принесла на стол большую картонную коробку с книжками незаслуженно подзабытого поэта советской эпохи Игоря Григорьева, рассказала о готовящихся тогда поэтическом конкурсе памяти И.Н. Григорьева и научной конференции, посвящённой 90-летию поэта. Книжки быстро разобрали, а конкурс и конференция не только состоялись в 2014 году, но и сделались регулярными.
Выступление Н.М. Коняева на обсуждении книги «Синдром Солженицына». 20.02.2014.
Выступил на вечере и Николай Коняев. Он отметил колоссальную энергию Солженицына, силу воли, целеустремленность, но с сожалением подытожил, что писатель употребил свои качества не лучшим образом и не на лучшее дело. С его словами было трудно не согласиться. Присутствовал Николай Михайлович и на презентации исторического романа белорусского писателя Василя Яковенко «Надлом. Кручина вековая», проходившей в Доме писателя 2 февраля 2015 года. На заседаниях секции прозы он бывал не каждый раз. Помню, как-то перед началом он рассказывал группе знакомых про кота Котю; если я правильно поняла, животинка чем-то вызвала недовольство соседей.
В то время у меня уже вышла книга исторической прозы «Кровь без почвы», но я постеснялась показать её Н.М. Коняеву, уверенная в его неодобрении (если уж не понравилась книжка о Балашове...). Я поговорила о книге с председателем секции прозы А.Г. Скоковым. Через некоторое время Александр Георгиевич сообщил, что прочитал книгу и передал её... Н.М. Коняеву; дальнейшее будет зависеть от его мнения. Сердце моё ёкнуло. Однако, Николай Михайлович дал положительный отзыв. После этого обсуждение троих авторов, в том числе и меня, было включено в план очередного заседания секции прозы. А.Г. Скоков попросил Тараса Петровича Дрозда и Людмилу Фоминичну Московскую заранее прочитать мою книгу и выступить с отзывами.
Наступил памятный, даже судьбоносный для меня вечер 17 декабря 2015 года. Всех троих авторов пригласили сесть за стол рядом с А.Г. Скоковым. С небольшим опозданием пришёл Николай Михайлович. Сидя с блокнотом в руках, я конспектировала выступления, почти не поднимая головы. Конечно, я благодарна всем писателям, кто высказался тогда о моей книге, ободрил, сделал замечание или дал совет. Но, пожалуй, ключевым стало выступление Николая Михайловича Коняева. Он отметил повесть о ссыльных троцкистах «В местах не столь отдалённых». Мне было приятно услышать от мастера исторической прозы похвалу: «Стилист». Но особо удивительными были его глубокие размышления о прочитанном; казалось, он понял персонажей лучше автора. Например, он сказал (восстанавливаю по конспекту): «...В повести показано состояние людей, потерявших власть, которой они пользовались не очень разумно. Они пытаются что-то из себя изображать... При этом общую трагедию страны они не чувствуют, только свою внутреннюю боль. Но всё равно их жалко...».
Участники заседания единогласно проголосовали за приём в Союз писателей России всех троих авторов. Правда, процесс моего приёма затянулся. Когда в электронном письме к Николаю Михайловичу я поделилась своим беспокойством, он ободрил меня: «То что приём происходит не быстро – это тоже ничего страшного. Моё приёмное дело, например, длилось в общей сложности почти два года. Не надо тревожиться раньше времени».
24 января 2017 года я была со своими подругами Ириной Катченковой и Валентиной Картвели на церемонии вручения премии им. Александра Невского. На фуршете мы оказались за столом прямо напротив Н.М. Коняева и одного из лауреатов премии, редактора журнала «Сибирь» Александра Донских. Николай Михайлович держался приветливо, достал откуда-то маленькую тёмную фляжку и угостил желающих. В разговоре с А. Донских он упомянул мою повесть «В местах не столь отдалённых», представив её как «''Дети Арбата'' наоборот».
Помню также приглашение Николая Михайловича на презентацию его новой книги «Ангел над городом» (Спб.: Страта, 2017). Она проходила 13 марта 2017 года в магазине «Буквоед» на Невском проспекте 46. Николай Михайлович рассказывал о святых местах С.-Петербурга. Когда пришло время вопросов, кто-то поинтересовался, почему он не был на соборе или на форуме православной интеллигенции, состоявшем в С.-Петербурге несколько дней назад. Н.М. Коняев ответил, что его туда не приглашали. По окончании вечера народ не спешил расходиться. Многие покупали книгу «Ангел над городом» и выстраивались в очередь за автографом. Впереди меня стояла пожилая женщина. Видимо, «буквоедские» цены были ей не по карману, и она принесла для подписи старенькую, зачитанную книжку Николая Коняева. Потом его окружили друзья, знакомые с разговорами и просьбами вместе сфотографироваться. Я вызвалась снять Николая Михайловича с его друзьями. Он сообщил, что на днях уезжает в Москву, где будет решаться вопрос о приёме в Союз писателей России группы «новичков», включая меня.
А 26 марта 2017 года, вернувшись из Москвы, он первым известил и поздравил меня по электронной почте: «Приняли, Татьяна Кирилловна. Поздравляю Вас. С уважением. Николай Коняев».
Не могу сказать, что после этого моё общение с Н.М. Коняевым стало более частым или более близким. Но я очень благодарна Николаю Михайловичу за добрые и мудрые слова о моей книге, за его поддержку и участие, без которых, возможно, моё вступление в Союз писателей не состоялось бы. Обычно я встречала его в Доме писателя или на других «культурных площадках». Последний раз это было 6 июля 2018 года на открытии выставки фотографа, музыканта, филолога Анатолия Пантелеева в Библиотеке им. В.В. Маяковского на Невском проспекте 20.
А в сентябре узнала, что Николай Михайлович Коняев находится в больнице. Совсем скоро, 16 сентября 2018 года, его не стало...
19 сентября 2018 года в Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялось отпевание Николая Михайловича Коняева. Храм заполнили сотни людей: родные, друзья, коллеги-писатели и, конечно, многочисленные читатели. Был по осеннему тёплый, очень солнечный день. После отпевания гроб перенесли на Никольское кладбище Лавры. Длинное шествие растянулось через мостик, в проходах между могилами. Молитвы, поминальные речи... И вот люди по очереди протискиваются к яме, в знак прощания бросают туда горсти земли...
А 9 ноября в Свято-Духовском центре Александро-Невской Лавры состоялся вечер памяти Николая Михайловича Коняева. Я привезла оттуда четыре книги: «Полковник Романов», «Волгари», «Рубцовский вальс», детективный роман «Чужие». Писателя больше нет, но книги его живут и читаются. Может быть, и у меня самые важные встречи с его книгами, самые главные открытия ещё впереди...
На фото вверху: Одно из последних выступлений Н.М. Коняева на открытии выставки А. Пантелеева в Библиотеке им. В.В. Маяковского. 6.07.2018.
Фото для публикации предоставлены автором