Андрей ПРОШАКОВ. Хуторские байки
Жили-были
Григорий Никитич Фатин работал при совхозном МТС аккумуляторщиком. Умер в середине семидесятых. Умер и умер. Но вот по прошествии стольких лет и событий стал сниться Анастасии Андреевне – жене, больше известной в хуторе как бабка Фáтина. Снился беспокойным, все тревожился, что он зарядил, исправил, подготовил аккумуляторы для машин, а за ними никто не приходит. Посылал её к Петьке Маслакову:
– Иди, – говорит, – посмотри, как он собирается людей с хуторов свозить на центральную усадьбу.
Она ему не успевает ответить, что Петьки уже 15 лет нету, автобус его сдали в металлолом, а от хуторов одни кладбища остались.
А Григорий Никитич требует, чтобы сбегала к Витальке-«молоковозу», мол, доярки с флягами молока ждут, а молокозавод простаивает в райцентре... А где те доярки? Из молокозавода, люди баят, спиртзавод сварганили. А с Виталькой на одном кладбище лежите, сам и спроси.
Вот так все ночи и беспокоится, что не приходят за аккумуляторами ни из больницы, ни из ветлечебницы, ни из заготконторы, ни из начальной школы. Но больше всего его тяготит (даже посылает бабку в район жаловаться) то, что стоят у него 137 аккумуляторов от совхозных машин. Хлебá убирать надо, а никто не приходит из совхозных шоферов.
Извелась бабка. Не дает ей спать ночами Никитич, как много-много лет назад, когда они только получили от совхоза этот дом. Но те бессонные ночи только придавали сил.
Первой заметила, что стала хиреть бабка Фатина соседка, молодая учительница, снимавшая комнату в соседнем доме.
– Можно, конечно, и весь дом, но зачем, – говорила она, – когда ребенку четыре года, а муж на вахтах?
Вот и все, что слышала за два года от Учительши бабка Фатина кроме дежурных «здравствуйте». А тут, в пять минут выслушав все проблемы Анастасии Андреевны, Учительша за час насоветовала, что нужно делать и как делать.
– Первое дело – помянуть, – сказала она.
– Так дома отвести помин я уже не в силах, а столовая уже сколько годов не работает.
– За это не волнуйтесь, бабушка. Завтра в 14.00 приедет глава района с отчетом, людей соберут много. А вы купите конфет и раздадите на помин души…
– Григория Никитича,– подсказала бабка.
– Да, его. И идите в школу, собрание там будет. Зима в этом году затяжная, а клуб не отапливается. Так что пораньше выходите. А потом закажите в церкви поминальную службу, – продолжала юная соседка, – когда приедет батюшка. А он приедет, а он приедет… Учительша начала что-то про себя высчитывать. – Господи, да что же я? Вот как пенсию получите, Анастасия Андреевна, так в следующее воскресенье он и приедет.
Потом быстро метнулась в дом, вернулась с молитвословом и, показав в книге нужные соседке тексты для прочтения утром, в обед и вечером, пригласила на «Пусть говорят» и чай.
На следующий день бабка Фатина с пакетом конфет сидела на последнем ряду в актовом зале школы. На сцене за столом председательствовали глава сельского поселения, главный врач района и глава районной администрации. Сидящие в зале с любопытством разглядывали старушку, поскольку все были бюджетниками и знали, что по собственной воле на такие собрания уже давно никто не приходит. Глава сельского поселения тоже судорожно стал вспоминать по какому поводу здесь бабка Фатина. И предположив, что у неё, наверное, юбилей и её будут награждать районной грамотой, успокоился.
Начался отчет. Говорили о грандиозных успехах. Анастасия Андреевна всё крепче и крепче сжимала пакет с конфетами. Она слушала, но ничего не понимала: только час назад она шла мимо фундаментов развалившихся и растащенных на кирпичи ферм, закрытых и давно не работавших клуба, больницы, аптеки, заготконторы, почты, столовой, пекарни, колбасного цеха, порушенных стройцеха и гаражей, мимо пустующих домов… А тут говорят, что всё хорошо, все аплодируют и даже говорят «Спасибо!». Хотя результат созидательного труда в хуторе был один – новая церковь, да и ту местные жители на свои средства построили.
Пакет с конфетами бабка принесла домой нетронутым. Ночью она мучилась и хотела объяснить Григорию Никитичу, почему не раздала конфет на помин его души.
– Они тоже, как и ты, Григорий Никитич, ничего не знают и не видят. Думают, что всё хорошо у нас тут. А значит так же, как и ты – покойники.
Но в эту ночь Григорий Никитич ей не приснился…
Через четыре дня этими конфетами поминали Анастасию Андреевну, аккурат в первое воскресенье после пенсии.
Захария
И был он наречен Захария... Почему рыжий дядя Жора Ефремов, полтора метра росту, дал это имя грузовику, на котором работал – не знаю. Возможно, от того, что у его отца Ивана было отчество Захарович. А может просто почитал его за серафима.
Работали они на благо тружеников центральной усадьбы совхоза «Пролетарий» и его семи отделений. Доставляли из Волгограда и развозили по совхозу баллонный газ. От отделения №1 до отделения №7 – 57 километров. Захар был слышен везде, его мощный голос мог брать четыре октавы. В непогоду и бездорожье – легко и пять, в отличие от молчаливого дяди Жоры, голос которого я слышал в своей жизни один раз.
Случилось это так.
Парторгом в совхозе работал Сидоренков Иван Кузьмич, участник Сталинградской битвы. Несмотря на то, что сам был родом со Смоленщины, после войны вернулся туда, где воевал. Иван Кузьмич покровительствовал всем участникам той войны. Управляющим третьего отделения был Польяннинков Василий Дмитриевич. Майор, военный комендант города Габрова. К нему под опеку парторг и отправил бывшего начальника полковой разведки, орденоносца (два боевых Красных Знамени, помимо прочих), капитана Василия Стрюкова. Пристроен он был на совхозный аэродром. От чужих глаз и ушей подальше, поскольку был пьяница, балагур и, самое главное, не воздержан на язык. Там он продолжал морально и физически разлагаться.
Дядя Вася был неопрятен, даже смраден, левый глаз его постоянно гноился. Основным его занятием было менять авиационный бензин на водку для себя и летчиков сельхозавиации и рассказывать политические анекдоты. Безусловно, он был счастлив, живя в степи на аэродроме.
Так вот. Дядя Жора всю войну прошел в разведке со Стрюковым, был его водителем. И уже после войны пристраивал через Кузьмича своего спивающегося командира работать в совхоз. В середине семидесятых к ним приехал их командир полка. Не буду описывать застолье – кто там был и что говорил, кроме истории от дяди Жоры.
– Было это в апреле 45-ого. Приходит Стрюков от Вас, – обращается он к командиру полка,– злой. «Всё им некогда, говорит, будем делать сегодня разведку боем». И дальше мат-перемат: «Готовь танк».
Ну, готовь так готовь, танк значит танк. Выскочили мы на горку, немцы открыли по нам огонь. Вася вылез из люка, отмечает на карте огневые точки. А мне жутко стало, задергался. Танк как почувствовал мою слабость и заглох. Я его заводить, а он опять глохнет. И в эту же минуту Вася, спокойный такой, как покойник, говорит: «Если ты, [сильное выражение], сейчас танк не заведешь, я тебя пристрелю». И пистолетом в морду. А вы знаете, товарищ полковник, Стрюков страшнее фашистов будет, даже танк испугался – сразу завелся.
Прошло время, дядя Жора ушел на пенсию, центральную усадьбу газифицировали. Захар уехал на седьмое отделение нести социальную нагрузку. Тот же баллонный газ по хуторам возить, захворавших и рожениц доставить в больницу, или покойника на кладбище.
Когда кончился Советский Союз, а с ним и совхоз, все поделили. Захар достался новоиспеченному фермеру. Но дело не пошло, как, впрочем, и у тысяч других. Фермер открыл магазин.
А Захар стоит у несостоявшегося хозяина земли на заднем дворе. И, по-видимому, доволен и весел, беседуя по очереди то с семейством мышей под капотом, то со скандальным степным ветром в кабине.
Ангел-хранитель
Соседка Раисы Кузьминичны – Любовь Павловна тоже родилась в этом хуторе. Ходили в одну школу, летом работали на току и плантациях, в один год вышли замуж, в 1992 году ушли на пенсию из женской тракторной бригады, копейка в копейку заработали пенсии и по медали «Ветеран труда».
А теперь Люба вот уже с полгода каждую неделю стала ездить в станичную церковь. Ездит и ездит, кому какое дело? Только вот машину нанять в воскресенье из хутора в станицу дешевле тысячи ну никак невозможно. А это 4-5 раз в месяц, не считая праздников. Да еще на свечки надо. В общем, как ни крути, даже для ветерана труда – дорого.
– Райка,– говорит Любовь Павловна,– давай ты будешь со мной ездить в церковь.
– Зачем?– удивляется Кузминична.– Я же неверующая...
– Как это зачем?– отвечает Пална и приводит резоны: – Во-первых, это в два раза дешевле будет, а если ты Валерку Курышева уговоришь, то вообще поездка будет обходиться в 333 рубля 34 копейки. Во-вторых, каждому верующему полагается по ангелу-хранителю. Помнишь, как бухгалтерша Нинка у заведующего совхозным молзаводом Коли Дранишникова? Только в мужском обличии, – поясняет Любка.
И в-третьих, – подводит рассказ к кульминации, – кто прожил жизнь тяжелую и скверную, после смерти попадет в рай. То есть будет получать всякие надбавки, льготы и пособия в загробной жизни.
Рассказала, выпила чаю, положила в карман конфет из вазочки и ушла.
Раису Кузьминичну сначала визит соседки развеселил. Практичность Любки не удивила: хоть прелой соломы, хоть побитый морозом арбуз с чужого поля принесет домой. С пустыми руками ноги не идут, всегда с выгодой, на семи сидела – восемь вывела. Ангел-хранитель? Так всегда был. Вначале одноклассник, а потом муж Петя. Хоть и неказист и рано полысел; запойный так, что утопил в пруду грузовик с зерном; всегда битый и не пропустивший ни одной драки; с апреля по октябрь не признающий рубашек и обуви, кроме галош.
Дома был покладист. В это никто не верил, и все жалели Раю. А Петя за всю жизнь не сказал ей бранного слова, подметал, стирал, доил, гладил, пек блины. Три года его уже нет, а дров ей наготовил – еще лет на пять хватит. Крышу перекрыл, половинками кирпича дорожку к водопроводной колонке в аккурат за неделю до своей смерти выложил. Стало быть, чтобы по грязи не волочить ей ноги. Даже наперед заботился. Чем не ангел-хранитель?
А вот про лучшую жизнь после земных мучений как-то непонятно и тревожно стало Раисе Кузьминичне, так как считала она, что жизнь свою земную прожила, да и сейчас живет счастливо: голода не знала, два раза получала новые трактора, пять раз ездила в санаторий, один раз в Москву на выставку, свой дом… Если выйти на бугор, где были фермы, можно всегда дозвониться, в телевизоре больше двадцати каналов, хлеб три раза в неделю привозят. Можно нанять машину и поехать к врачу, а уж дров ей Петя наготовил на годы!..
«Это что же тогда выходит?», – думала она. – «Если у меня все хорошо было, то после смерти будет плохо?»
Раиса Кузьминична забеспокоилась, боль лизнула её сердце, как кот шершавым языком руку. Стала себя успокаивать:
– Чертова Любка, всегда что-то напутает.
Потом оделась, взяла ведра и пошла за водой. Хотела набрать по полведра, как советовала районная докторица, но потом вспомнила, что у неё есть ангел-хранитель и представила Петю с всклокоченными жидкими крыльями, синяком, в похмельном настроении и поджатыми губами. Уже уверенно набрала полные ведра воды и захрустела по снегу, ясно понимая, что если её Петя здесь не обижал, то уж там-то за неё тем более заступится.
