Елена ПУСТОВОЙТОВА. Тайна песни
Дом старообрядцев Фатьяновых во Мстёре Алексей Фатьянов
Будете во Мстёре – не поленитесь дойти по бывшей Миллионной, нынешней Ленинградской улице, до дома под номером восемь. На вид неказист и обшарпан, с первого взгляда даже не различишь, что толщина его кирпичный стен за полметра. Значит, стоит он давно и многое видел. Дом этот принадлежал до девятьсот тридцатого года старообрядцам Фатьяновым, жившим во Мстёре уже четвертый век. Не отними советская власть этот дом и бакалейную лавку, построенную рядом, тут бы Фатьяновым и жить до наших дней…
– Елена, вы действительно здесь последняя Фатьянова?
– У меня еще брат есть, – уточняет Елена, – нас двое осталось во Мстёре. Мой дедушка Фатьянов Николай Александрович родился в 1885 году. В годы нэпа занимался мучной торговлей. В 1930 году его раскулачили. Отняли у него этот дом и отняли бакалейную лавку. И со всей семьей, с пятью детьми и с женой выслали на Урал.
Это потом, в 1991-ом, Николая Фатьянова реабилитировали. Через полвека после смерти.
По самой природе своей мы пришли из нашего прошлого. У своих корней зачерпнули характер, ум, навыки, привычки, богатство и твердость души. Всё это – из опыта, нажитого до нас. А то, что сегодня мы сами добавляем в жизнь, завтра станет опытом для наших детей и внуков. Каким опытом? Обогащенным или обнищавшим духовностью? Это зависит от того, как глубоко черпает из прошлого каждый. Кто – набегу. А кто – основательно, с запасом на детей. Фатьянов в этом смысле уникален. Родившийся в зажиточной старообрядческой семье, державшей иконописные и ризочеканные мастерские, он пробежал свои сорок лет по жизни русским поэтом, к которому никак не привился большевизм.
Мостом из старого века в новый, ХХ-й, стали крестьяне Мстёрской слободы Фатьяновы. Даровитые и мастеровые, они давали детям в дорогу не советы да наказы, а образ жизни и мыслей, высоко державших семью, слободу и Россию.
Мне скажут, он жил, слагал стихи и защищал в Великую Отечественную сталинский СССР. Да, жил и защищал. И был награжден медалью «За отвагу» за то, что своими, как написано в наградном приказе, умелыми, инициативными и смелыми действиями, сопряженными с риском для жизни, содействовал успеху боевых действий на фронте. Но вы поищите во всем корпусе его стихотворений имя Сталина. Найдете только в названии города Сталинград.
Мне скажут, что если надо было написать про оренбургских казаков, он писал про казаков, если про летчиков – писал про летчиков. Да, и еще писал про моряков, про защитников блокадного Ленинграда, про колхозников, трактористов… Писал про все, что составляло реалии его бытия. Он был ангажирован временем, в котором жил. Ему на службу и поставил свое дарование. И, в отличие от своих товарищей по цеху, остался в памяти людской голосом народа, вкладывая в свои стихи и песни наиболее типичные, наиболее характерные состояния, черты, факты народной жизни. Мокроусов, Соловьев-Седой – музыканты, с которыми он работал, один за другим венчались Сталинской премией.
Его «Соловьи», его «На солнечной поляночке» ходили по фронтовым землянкам в Великую Отечественную. Его «Три года ты мне снилась», «В городском саду», «Где же вы теперь, друзья-однополчане» пришли через поколения в наши дни. Но при жизни высшая награда страны обошла поэта стороной. В этом есть некая тайна его песен: вошедшие в народную душу, они не очень нравились в Кремле. Его первый и единственный сборник стихов «Поёт гармонь» вышел в свет только в 1955 году. Говорить голосом народа тогда, когда вся страна говорила другим голосом – голосом Сталина – было наказуемо.
Фильм «Большая жизнь», в котором звучат две песни Фатьянова, Сталину не понравился. Ему понравились «Кубанские казаки» – замечательный колхоз, с песнями и танцами растящий пшеницу. А тут фильм, в котором он ждал, что ему покажут сказку о рекордном послевоенном восстановлении Донбасса. А сказки Сталину не показали. Показали, что рабочие пьют. Что труд по-прежнему ручной, тяжелый. И песни… Про них Сталин сказал вполне определенно: довольно нам этой кабацкой грусти.
Нет, поэт Фатьянов не слетел с литературного Олимпа на зону, как Николай Гумилев, Осип Мандельштам, Варлам Шаламов или Николай Заболоцкий. К нему в очередь за стихами по-прежнему становились кинорежиссеры и композиторы. «Солдат Иван Бровкин», «Свадьба с приданым», «Иван Бровкин на целине», «Дом, в котором я живу» – все это стало классикой советского кинематографа. Но праздника на сердце не было. Поэт не любил, когда его называли поэтом-песенником, и считал, что останется в литературе своей лирикой.
А кому можно издаваться, решал райком. Евгению Евтушенко было можно, и за свою жизнь только стихов он издал больше шестидесяти сборников. И при этом очень гордился тем, что как-то, будучи в провинции, услышал, что его стихи к песне «Бежит река в тумане тая» называют народными. Любители поэзии помнят, что знаменитые «Соловьи» – единственное стихотворение Фатьянова, которое Евгений Евтушенко включил в свою знаменитую антологию русской поэзии ХХ века.
А у Фатьянова ушли в народ десятки песен. Стихи Фатьянова к песням в наши дни считают народными сплошь и рядом. И это не умаляет, а, наоборот, еще выше поднимает цену его творчества. Мне кажется, нет среди людей того, в чьей жизни никогда не звучала бы фатьяновская песня. И тайна ее в том, что рожденная из сердца, она продолжает трогать сердца.
«Тихо ставни хлопали в вечер голубой, Хорошо ли плохо ли жили мы с тобой»… В его стихах легко слышится Сергей Есенин. Мелодичность строф, их тонкая лиричность, их кажущаяся простота, действительно, похожи, поскольку оба поэта принадлежат одной поэтической традиции. Оба – испытали тяжесть железного хода времени. Оба – стали частью нашей духовной культуры.
Те, кто его знал, вспоминают, что Фатьянов с жизнью шутил. Оттого, что остался жив в войну, что был молод, хорош собой, знаменит. Жизнь в ответ тоже шутила, часто оставляя в секрете, плюнет она в следующий раз или поцелует. Ведь это только внешне, с улицы, казалось, что у советской элиты была безухабная жизнь. Правда, у Фатьяновых среди московских обид и огорчений всегда оставалась отдушина – его родное Малое Петрино, хранившие преданность поэту, когда бы он туда ни приезжал. Столица, как это всегда бывает, забирала его силы и талант – владимирская земля возвращала то и другое. И даже если песни появлялись на свет в Москве, они отражали в себе не столичное понимание окружающего мира. Поэтический мир Фатьянова питался от петринских корней.
Можно спорить о том, глубока ли поэзия Алексея Фатьянова, оригинальна ли ее форма, широк ли замысел того или иного стиха. Не поспоришь лишь с тем, что своей поэтической силою она и сегодня живет в народе, без пафоса и надрыва помогая ему выразить самые нежные, самые важные для него чувства.
В год столетия со дня рождения Алексея Фатьянова на Владимирщине это чувствуется особенно остро. Новая фатьяновская экспозиция в Мстёрском художественном музее, XV районный конкурс чтецов «Звучащее слово», посвященный 100-летию со дня рождения А.И. Фатьянова, прошедший в Музее песни XX века, находящемся в родовом доме Фатьяновых в Вязниках, имя поэта можно часто увидеть в программах телевидения и радио, предстоящий летом традиционный Всероссийский Фатьяновский праздник поэзии и песни в Вязниках – всё это свидетельствует, что имя поэта живет среди людей не по подсказке чиновников от культуры. А потому, что вошедшее в жизнь многих поколений, творчество Алексея Фатьянова выше всех литературных споров, что оно живет внутри нас, делая добрее и чище наши чувства. Такая есть в его песнях тайна.
