Яша СПЕКТОР. Сумерки

Рассказ

Дед сидит в инвалидной коляске, как и все старики в столовой. Некоторые что-то кричат, стонут, одна бабка плачет навзрыд: «Мамочка, где ты?» Впрочем, она всегда плачет. Я подхожу к деду, беру его за руку, целую в замшелую лысину. Он смотрит на меня и улыбается. Узнал?..

— Поехали, дед, на террасу, там поедим.

Дед не реагирует, но, думаю, он не против. За стеклянной стеной террасы — море, по набережной бегают физкультурники, всё залито апрельским солнцем.

Дед смотрит. Бормочет невнятно.

— Чего, дед?

Губы его напрягаются, дед открывает рот, закрывает его и пробует опять:

— Тикать отсюда надо...

— Каким это образом? — коварно спрашиваю я, зная, что через секунду он забудет.

Так оно и происходит.

Я кормлю его. Дедова жена, Валентина, велела сначала ягоды, потом бутерброд, потом суп из столовой и йогурт. Она заболела, не может прийти, уже самой за восемьдесят, но всё приготовила, сложила в кулёчек, да и салфетки и ложечки не забыла.

— Ешь, ешь же!

Дед мотает головой. Ладно, потом. С Валентиной такие штучки не проходят. Надо видеть, как она решительно пикирует ложкой, а он смотрит на неё, смотрит, и в глазах его: «О, как беден, как жалок, как беспомощен я пред тобою!» И крошки снежинками падают из дедова рта на его слюнявчик.

— Ладно, дед, пора мне.

Разворачиваю коляску и увожу его обратно в столовую. Целую его в поникшую лысину, подставляю щеку. Он касается её губами. Узнает всё же?..

Я редко у него бываю.

Чем дальше по коридору, тем тише звуки из столовой. Выхожу на улицу, залитую слепящим апрельским солнцем, иду, пружиня шаги. Тикаю. И стыдно мне, стыдно.