Ольга СТАРОСТИНА. Три лика уральской музы.
Три поэтических книги, три лица, три творческих личности… Читаю, вижу – поэтов не бывает много. Высокого строя чувств всегда недостает. В нашу пору обнаженного прагматизма – тем более. Но муза (любовь) жива. Главное – не разлучиться с ней при встрече…
Ситцы Владимира Носкова
Владимир Носков. Ситцы. – Челябинск: «Околица», 2002.
«Ситцы» – пятый поэтический сборник челябинского поэта Владимира Носкова, итог, как сказано в книге, его тридцатилетней творческой работы. Что стоит за этими словами? Они ко многому обязывают читателя и, уж тем более, рецензента. Поэтому, «…чтоб не судить. Под страхом быть судимым» (слова из стихотворения Владимира Носкова), попробуем просто представить новую книгу любителям русской поэзии.
Поэзия – есть постижение (и неизбежное оправдание) жизни красотой. Увидеть красоту в неброской, а порой жестокой и внешне безобразной повседневности поэту помогает мудрость. И это качество особенно заметно в стихах Владимира Николаевича. Его стихи – мудрые. Поэтому вместо видимого надрыва в них звучит затаенная, глубинная боль, а вместо неуемного восторга - светлое, солнечное, как бы растворенное в воздухе ощущение счастья. Говоря об этом ощущении, хочется процитировать стихотворение «Женщина с распущенной косой»:
Вот она с распущенной косой
в ситчике, воздушно-голубая,
проплывает, трав не пригибая…
Я хочу, чтоб ты была такой,
Милая ромашка городская…
Вот оно, «непротивление благу», если говорить словами одного из лучших, на мой взгляд, стихотворений сборника:
Радуй, волшебная влага,
Свет мой осенний, струись.
Непротивление благу –
Это ль не высшая мысль!
Это «благо» естественно для поэта, как сама жизнь. Им проникнуто все: и воспоминания о «барачном» детстве, и стихи о войне.
Я снова осязаю, как бывало
в большом домашнем мамином тепле,
что Некто наклоняется к Земле
осеннее поправить одеяло.
Только что процитированное стихотворение открывает сборник и, на мой взгляд, лучше всего передает ощущение от творчества поэта в целом. Присутствие этого «Некто» чувствуется во вполне «земных», повседневных образах, придавая поэтическому миру Владимира Носкова цельность и смысл.
Отрадно видеть в сборнике стихотворения на историческую тему: поэтические переживания событий Великой Отечественной войны, Куликовской битвы. К сожалению, историческая тематика современной поэзией несколько «подзабыта» и находится вне поля зрения многих талантливых авторов. Развивая ее, Владимир Носков продолжает исконные традиции русской поэзии – Пушкина, Случевского, А.К. Толстого.
Отмечу, кстати, что и название для сборника выбрано очень удачно. Ситец – легкая ткань, на которой так естественно смотрится летний ромашковый рисунок на голубом – под цвет неба – фоне. А неба в поэзии Владимира Носкова много.
Творческий путь длиною в жизнь
Владимир Суслов. Владимирская горка. – Челябинск: «Челябинский дом печати», 2004.
Первое стихотворение сборника Владимира Суслова «Владимирская горка» датировано 1947 годом, последнее – 2004. Почти шестьдесят лет непрерывного творческого труда. Это значит, что поэзия для этого человека – не просто искусство «плетения словес», но сама жизнь, судьба. А уж больше или меньше это, чем просто поэзия – вопрос риторический.
Шестьдесят лет, а интонация одна, своя. Свой неповторимый голос, свое место в мире. Разве что с возрастом стала слышнее философская нота, размышления о смысле жизни и творчества, стремление подвести итог. Такое вот «итоговое» стихотворение «Не до смерти», на мой взгляд, одно из лучших в сборнике. Оно датировано 2003 годом. Приведу его полностью.
Мне Господом самим дана отсрочка,
Чтоб я успел доделать все дела:
Дом поставить возле ручеечка,
Тропку проложить, чтоб в дом вела.
Возле дома все переиначить
И переосмыслить, глядя в высь…
Это значит, друг мой, это значит,
Завершить достойно эту жизнь.
Здесь явлены классические ориентиры автора – Есенин, Бунин. Кстати, именно бунинские интонации звучат к концу сборника все слышнее. Все пронзительнее, тоньше становится пейзажная лирика. А стихотворение «Одиноко» (2003 год) заметно перекликается с бунинским «Одиночеством». У Бунина – Что ж, камин затоплю, буду пить,/ Хорошо бы собаку купить». У Суслова:
Но я ни в чем не каюсь,
Хоть на себя и зол.
С бутылкой «Белый аист»
Опять сажусь за стол.
Зарыты ставни окон,
Но все же льется свет…
Мне ж в доме одиноко,
И даже кошки нет.
Впрочем, классики упомянуты здесь отнюдь не в укор автору. Настоящая поэзия не может быть подражательной. А верность классическим традициям для Владимира Суслова – это верность самому себе.
Не подчиняясь окрику и крику,
Равняясь на классическую стать,
Всю жизнь пишу единственную книгу,
Которую мне нравится листать.
Такая позиция не может не вызывать уважения, такая поэзия не может быть неинтересной. Верность своему голосу, своему дару роднит Владимира Суслова с другими поэтами, даже совершенно не сходными во всем остальном.
Тема предназначения поэта и поэзии – одна из сквозных в творчестве Владимира Суслова. Поэт для него – поэт во всем. «Святое ремесло» не терпит жизненной фальши:
С нуждой в поддавки не играл,
Душою не стыл возле брода,
Чужого и в руки не брал,
Живя должником у народа.
В этих строках нет и не может быть фальши. Как не может быть фальшивым творческий путь длинною в жизнь – путь нелегких обретений и тяжелых потерь, который в целом есть восхождение к вершинам поэтического мастерства и жизненной мудрости. Об этом стихотворение «Владимирская горка», давшее название сборнику:
В жару, пешком я крутизну осилил,
И несмотря, что на ногу тяжел,
Чтоб поклониться святости России,
На эту Горку все-таки взошел.
Поэт в черно-белом времени
Ирина Аргутина. Линия перемены дат. – Челябинск, 2004.
Поэзия – наилучший способ выражения «духа места». Можно сказать, что все стихи Ирины Аргутиной из сборника «Линия перемены дат» – хотя бы немного о родном городе. В ее мир попадаешь, как в незнакомую, но хорошо узнаваемую среду. И я, никогда не бывавшая на Урале – горном, металлургическом, индустриальном, осеннем или весеннем – узнаю в этих улицах, дощатых домиках и «фасадах парадных» свою малую родину, открываю, так сказать, Челябинск в собственной душе.
…задевает немного,
краем,
уголок на границе с раем
(белым стражником до небес
там Курчатов широколобый,
пополам разломивший глобус,
охраняет закат и лес)…
Где это – в Москве, Челябинске, Обнинске, а может, в Пущино? Так в «малой родине» – видится большая страна, в «частной» жизни – общая судьба, так мы узнаем себя и друг друга.
И по улице Тридцать второй годовщины –
Октября ли, Победы ли, чьей-нибудь смерти –
неуверенно шел одинокий мужчина,
бормоча еле слышно: «Родная, поверьте!»
Об «узнавании» как важнейшем принципе искусства писал еще Аристотель. Суть его – общее в конкретном. В поэзии без «узнавания» не обойтись. Чем точечнее это «конкретное», чем шире и глубже «общее», тем ярче поэтический образ.
«Дух места» неотделим от «духа времени». Ведь время – это то, благодаря чему мы узнаем друг друга. Жизнь «бесприютную душу потащит волоком», а она – душа – вдруг опомнится и глянет в себя. И увидит не просто осень и город, а себя в этой осени и в этом городе, «…где мы – это те, кто внутри, / А все остальные - / тоже мы, но иного порядка». Такой вот взгляд – извне вовнутрь, а изнутри вовне – излюбленный творческий метод Ирины Аргутиной. Не отсюда ли обостренное чувство времени (время – внутреннее, пространство – внешнее), представление о жизни как о лабиринте:
Дано: перспектива
Между двумя домами
пробравшись,
В конце концов упирается в третий.
На этом клочке нет места не только драме,
Но даже и сквозняку из иных столетий…
В этом – жесткая критика современного человека – «постижера», отказавшегося от поиска истины, сводящего познание мира к «подгонке» под мертвящие теоретические схемы:
Я провожу свою жизнь
в постижении истин:
я постижер.
Философское это занятье –
ловко скрывать неземное сияние лысин
и приводить короля
в соответствие с платьем.
С острой критикой современности связан и образ «рукотворного Стикса» – реки забвения, в которую погружаются, чтобы потом не замечать глубин жизни и легко скользить по «линии смены дат и событий»:
По рукотворному Стиксу с другими Орфеями
Плавал, по просьбе Харона горланя «Катюшу».
Маялся. Вылез из кожи.
Вернулся с трофеями.
В рамках эксперимента заглядывал в души…
В стихах Ирины Аргутиной - интеллектуальная жесткость, беспощадность и беззащитность одновременно. Всем нам – современникам и соотечественникам – должен быть близок ее опыт «постижения жизни», а значит, всем нам - пусть в разной степени - будет интересна и ее поэзия.
Москва
