Николай ПЕРЕВОЗЧИКОВ. Дружок-Григ
Рассказ
Дочери Оксане посвящаю
Как хвостом не крути, не повезло мне с хозяевами. У собачьей конуры крыша, как решето, ночью можно звёзды на небе считать. А как дождь пройдёт, вся шерсть мокрющая становится, будто в речке искупался. О зиме и вспоминать не хочется, одно скажу – щели в стенах конуры такие, лапу просунуть можно. До сих пор удивляюсь, как я ревматизм конечностей не заработал. А кормежка какая! Что ни попадя дают – суп пересолят или каша на плите подгорит, всё мне суют, и то не всегда. А так, кусок хлеба бросят, вот и всё. Давно бы сбежал, да только цепь не пускает.
Да, кстати, забыл представиться, зовут меня Дружок, я – простая дворняжка, не из породистых. Что-то жалостливую историю затеял я о себе повествовать, подумаете ещё, что сочувствие хочу у вас вызвать. Ни в коем разе, просто наболело на душе, поделиться с кем-то хочется, поведать о своём житье-бытье.
Вон, гляньте, хозяин объявился, и что это его из стороны в сторону мотает, будто сильный ветер бедного с ног сбить хочет? Могу сказать, что дальше будет, сейчас поднимет палку с земли и будет её мне в будку совать, и обзывать меня всякими обидными словами. Так и есть! Хорошо, что вовремя увернулся, а то точно этой деревяшкой заехал бы в глаз. А теперь козлом обозвал. Странный какой-то хозяин, козла от собаки отличить не может, у козла – рога на голове растут, а у меня – уши. Правильно, жена его безмозглым алкашом называет.
А может, все собаки на свете живут так же, как я? Тогда выходит, и нечего жаловаться мне на свою собачью жизнь. Хотя, есть у меня приятель Рекс, он иногда наведывается в гости. Так вот, на цепи он не сидит, а свободно гуляет, где захочет. Последний раз два дня назад прибегал. Похвалялся, что хозяева угощают его сахарными косточками, а на них мяса столько, что костей почти не видно. Ну, врёт, понятно, что я дурачок, таким сказкам верить? Я в жизни не встречал такого человека, который бросил бы мне кость с мясом. Сначала он это мяско сам съест, а после, что останется – мне кинет.
Ещё Рекс поведал, что есть такие люди – зоозащитниками называются. Заботятся они о животных: кто кошек кормит и лечит, кто кроликов, кто птичек всяких, но больше всего мне по нраву пришлись любители собак. Вот я подумал, пришли бы они, человек пять, к нам в гости, у каждого – красная повязка на рукаве, а на ней большими буквами написано «Защитники собак». Взяли бы они моего хозяина за грудки, да потрясли бы его, как следует, и сказали бы грозно: «Ты глянь на собаку Дружка, кожа да кости, если будешь его обижать и так же голодом морить, через неделю вернёмся сюда с проверкой и не увидим улучшения, посадим тебя на цепь – будешь в конуре целый день сидеть». Вот бы славно было!
Только нет таких защитников, Рекс просто всё выдумал. Но всё-таки хочется верить, что есть такие люди на свете.
Сегодня рано утром проснулся от шума, смотрю – хозяева из дома коробки, узлы, стол, диван, шкаф во двор вытащили, дети галдят, хозяйка с хозяином ругается. Куда это они собрались? Может, в турпоход решили отправиться, отдохнуть на природе? Только как же они такую тяжесть на себе потащат?
Вот машина грузовая подъехала, мужики из неё вышли, все имущество в кузов погрузили, дети и хозяева следом туда же залезли, собираются уезжать. Так это, выходит, хозяева переселяться куда-то надумали? Ничего себе! А я как же, про меня забыли? Надо из будки вылезти, гавкнуть. Хозяин мой голос услышал, назад возвращается, забрать с собой хочет. Нет, ошибся я малость, не захотел, пнул меня в грудь ногой, в будку загнал, да ещё снаружи дверцу на шпингалет закрыл. Бо-о-ольно то как, да, получил я награду за то, что их дом четыре года сторожу. А ребятишки пальцами на меня показывают, смешно им, хохочут, заливаются. Всё, уехали. Только облако пыли за собой оставили. Поскулить, что ли? Нет, не стану унижаться.
Вот уже полдень, как же мне выбраться из этой конуры? И есть охота, и пить хочется, да, попал в историю. А кто это калитку открыл и к дому направляется? Сквозь щели вижу, старичок пожаловал. Ты посмотри на него, интеллигент какой: в костюме, в шляпе, галстук на шее. Очень даже любопытно, что ему здесь понадобилось? Понаблюдаю немного за ним, потом лаять стану. Так, на крыльцо поднялся, ключом дверь открывает, всё ясно – вор пожаловал! Только опоздал ты, жулик, хозяева все вещи забрали, нечем тебе здесь поживиться. Так, из дома вышел, по сторонам озирается. Надо голос подать. Старичок услыхал, подошёл к конуре, дверцу открыл, меня на свободу выпустил, даже ладонью погладил по голове. Ты глянь на него! От цепи меня освобождает, это что-то новенькое, наверное, надеется, что я за хозяевами побегу? Нет, не дождёшься ты от меня такого подарка.
Две женщины пришли, халаты на них одинаковые, зелёные; вёдра, щётки принесли, какие-то пластиковые бутылочки. Зашли в дом, занятно, что они затеяли? Вот двери и окна распахнули, одна стёкла в рамах протирает, другая дверь моет, понятно, уборку проводят. Машина опять во двор заехала, вышли из неё здоровенные парни, мебель выгружать принялись. Ну и денёк сегодня, утром хозяева уехали, свои пожитки забрали, теперь старик прибыл, мебель привез, голова кругом от таких впечатлений! Похоже, смена власти в доме произошла. Так, уборку закончили, мебелишку всю занесли, посмотрим, что дальше будет.
Старичок принёс миску с молоком и кральку ливерной колбасы, всё передо мной поставил. В чём же тут подвох? Думаю, отравить меня решил, увидел, что я в бега не ударился, а остался, решил другим способом от меня избавиться. Зачем ему дворняга нужна, отправит меня на тот свет, а себе породистую собаку возьмёт, волкодава какого-нибудь. Не пройдёт этот номер у него, не стану я ничего есть. А он ласково так бормочет: «Угощайся, собачка, угощайся». До чего же люди двуличные, сам жри! Постоял он возле меня, вздохнул, сказал: « Не хочешь сейчас кушать, потом съешь», – и ушёл.
Интересно, какой яд он решил применить, а впрочем, какая разница. Запах от колбаски такой – слюной захлебнуться можно, а в животе урчит – спасу нет. Когда же я ливерную колбасу ел последний раз, надо сосредоточиться, вспомнить. Что-то не припоминаю, похоже, я её никогда и не пробовал.
Всё, точка, никаких сил нет терпеть это издевательство, голодный обморок сейчас со мной случится. Была не была, если суждено умереть, то хоть напоследок такой замечательной колбаски наемся и молочка выпью.
Как быстро я всё это слопал!.. Ну, теперь лягу и буду смерти ждать. Две мухи по морде ползают, щекочут, то в глаза, то в нос лезут, сосредоточиться в такой ответственный момент не дают, о прожитой жизни подумать. Похоже, началось – веки отяжелели, глаза закрываться стали, сознание теряю. Все, помираю.
Что это со мной было? Похоже, я уснул. Как славно я отдохнул, такой прилив сил! Врачи перед сном не советуют кушать – ерунда, нет ничего полезней, наесться до отвала вкуснятины какой-нибудь и завалиться спать. «Не нужно оставлять на завтра то, что можно съесть сегодня». А со старичком-интеллигентом я обмишурился: думал о нём хуже, чем он на самом деле оказался. Но тут ничего мудрёного нет, такие люди очень редко встречаются, это же подумать только – собаку ливерной колбасой кормить. Смотрю, он идёт ко мне, поблагодарю его, повиляю хвостом. Приглашает пройти в дом! Всё, что происходит со мной, будто сон расчудесный вижу, боюсь, что проснусь, а ничего этого на самом деле нет. Прежние хозяева и близко к избе не подпускали. А тут такое уважение, даже как-то волнительно в груди сделалось.
Вот я уже в комнате, вокруг – чистота, ни пылинки, ни соринки, мебель добротная такая, что слов нет, одно восхищение. Хозяин присел на стул, вскинул брови, смотрит на меня и улыбается:
– Что я тебе скажу, пёсик, теперь мы с тобой вместе жить будем. Давай знакомиться, меня Сергей Вениаминович зовут, а твоё имя я, к сожалению, не знаю. Ну, ничего, придумаем что-нибудь. А сейчас расскажу немного о себе: совсем недавно трудился я главным бухгалтером, на заводе, работа, скажу тебе, ответственная, но творческая. Многие этого не понимают, думают, подумаешь – дебет, кредит. Нет, друг, главный бухгалтер – как дирижёр оркестра, следит, чтоб каждый инструмент играл с полной отдачей, не фальшивил. В моём подчинении, если хочешь знать, семь бухгалтеров были, квартальные и годовые отчёты всегда вовремя сдавали, без всяких замечаний. Директор завода очень ценил и уважал меня, а в данную минуту я – пенсионер.
Потом замолк, опустил голову и под ногами что-то разглядывать принялся. Я за компанию тоже глянул на пол, знаете, ничего интересного не усмотрел. Но меня не проведёшь, вижу, вместо того, чтобы радоваться, что теперь не нужно трудиться, от начальства всякие указания и замечания выслушивать, Сергей Вениаминович о своей бухгалтерии переживать надумал. Мой бывший хозяин постоянно поговаривал: «Если доживу до пенсии, да стану ее получать, после этого ни одного дня работать не буду». Людей вообще трудно понять, чего они хотят, о чём думают.
Тут Сергей Вениаминович резко голову поднял и говорит:
– Два года назад у меня жена умерла. Остался я один в большой квартире. Скажу прямо, плохо жить в одиночестве. Предложил сыну с невесткой ко мне перебраться. У них неприятность произошла – деньги в строительство жилья вложили, а компания обанкротилась. Сейчас втроем живем. Сын мне посоветовал лето в деревне провести, как сейчас говорят – поближе к земле быть. А к началу зимы назад в город перебраться.
Вздохнул и сказал:
– А не послушать ли нам классическую музыку? Грига, например, очень мне нравится «Песня Сольвейг».
С этими словами включил он какую-то штуковину, и комнату заполнили звуки музыки и пения. На меня лично они особого впечатления не произвели, а вот мой старик ухватил подбородок ладонью и замер. Время идет, а он сидит, не шелохнется. У меня тут сомнения образовались, не случился ли с моим хозяином приступ какой-нибудь, может поясницу прихватило или живот заболел? Поэтому решил я голос подать, выяснить, нужна ли моя помощь. Выждал момент, когда музыка потише стала и начал подвывать, сначала слабенько так, а потом напористее завыл. Тут Сергей Вениаминович встрепенулся, с удивлением посмотрел на меня и взволнованно заговорил:
– Вот это место, где ты восторг выразил своим замечательным воем, и я люблю до слёз. Как у нас с тобой вкусы совпали, просто поразительно!
Я с облегчением вздохнул и подумал, как хорошо, что с хозяином ничего страшного не приключилось. Только с головой у него, видно, не совсем ладно, надо же из-за такого пустяка в такой восторг прийти.
А он продолжает:
– Послушай, если ты такой любитель музыки Эдварда Грига, может и назовём тебя Григом? Как ты думаешь?
А что тут размышлять, как себя помню, меня Дружком всегда называли, но если хочется моему хозяину мне другое имя дать, пусть так и будет, главное, чтоб ливерной колбаской иногда баловал. Потом Сергей Вениаминович предложил:
– А не прогуляться ли нам с тобой, Григ, по деревне, с соседями познакомимся, с местными жителями поговорим.
Только вышли на улицу, навстречу бабка Анфиса попалась. Подошёл к ней Сергей Вениаминович, поздоровался, объяснил, кто он, откуда. Бабка Анфиса его с интересом разглядывает, как-никак из города человек, по обличью видать – не из простых, говорит складно, да вежливо. Сергей Вениаминович вопрос задал:
– Много ли жителей в деревне?
– Немало, я, да ещё семь бабулек пенсионерок, свой век доживаем здесь, остальные жители разъехались, кто куда, дома заброшенные стоят, огороды и палисадники давно бурьяном заросли. А собачка Дружок с Вами осталась?
– Да, со мной, так выходит, у него имя – Дружок? А я его Григом хотел назвать. А что, если соединить два имени вместе и получится Дружок-Григ. Совсем неплохо звучит.
Потом к бабке Анфисе обратился:
– Приглашаю завтра, часа в четыре, вас и остальных проживающих в деревне женщин, к себе на новоселье. Приходите, буду ждать!
Я как это услышал, мне плохо сделалось. Что ж ты всех подряд к себе домой тащишь? Их ведь угощать надо! Если все они придут, считай, холодильник полностью подчистят. Я так думаю: поздоровался, познакомился и ступай дальше своей дорогой. Это ведь не город – пошёл в магазин и купил, что надо, сюда из ближайшего села машина один раз в месяц приходит.
А бабка Анфиса, ишь ты, чуть ли не рысью побежала сообщать подругам хорошую новость.
На следующий день потянулись пенсионерки к нам в дом на новоселье. Всем им за семьдесят годков, но они себя молодицами по-прежнему считают, нарядились в лучшие платья, какие у них нашлись, губы помадой намазали, брови чёрным карандашом подрисовали, на шею бусы повесили. Смех и только, но, главное, что я сразу заприметил, у всех в руках пакеты чем-то наполненные. Это мне сразу настроение подняло, и интерес появился, что там внутри лежит?
Сергей Вениаминович их на пороге встречает, здоровается и обязательно каждой комплимент говорит. А старушки от такой любезности в растерянность впадают, не знают, что и ответить, только Вера Васильевна, бывшая учительница русского языка и литературы, смутилась очень, помолчала маленько, потом произнесла:
– Редко в наше время интеллигентного мужчину встретить можно и такие слова в свой адрес услышать.
А Сергей Вениаминович, ещё тот дамский угодник, отвечает:
– Вы себя, Вера Васильевна, недооценивайте, женщина вы приятная и симпатичная.
Слушаю я это и думаю, что не стоит хозяину такими словами разбрасываться, так женщину и до инфаркта довести можно, вон лицо у неё каким бледным сделалось.
Потом все прошли в комнату, смотрят, а на столе чего только нет: и копчёная колбаска, и сыры всяких сортов, и буженина, и селёдочка маринованная с лучком. Всё это на тарелочках лежит, аккуратненько так нарезано, одним словом, весь стол кушаньями уставлен. Но деревенские бабушки тоже не лыком шиты, с собой принесли ароматных пирогов, булочек, шанег, курочку жареную, варенье в банках, свежих огурчиков и помидорчиков, только что с грядки собранных, жареных грибочков. Тут ещё такой же стол понадобится, чтоб разместить все эти угощения!
Новоселье, скажу вам, отпраздновали отменно. Правда, Сергею Вениаминовичу пришлось всего одну бутылочку красного вина открыть. Гости, чтоб хозяина не обидеть, по одной рюмочке выпили, вторую пригубили, а потом наотрез отказались от хмельного. У каждой веские причины нашлись: у кого давление высокое, у кого желудок не позволяет, у кого сердце.
Потом Сергей Вениаминович на стол самовар электрический поставил, чаёвничать стали. Тут уж никто от такого удовольствия не уклонился, чай пьют не торопясь, о жизни, о политике степенный разговор ведут, хвалятся, какие у них сыновья и дочери, внуки и внучки замечательные. Рассказывают, как хорошо им в городе живётся, на работе большую зарплату получают, обещают не сегодня-завтра обязательно к ним в гости нагрянуть. Потом молодые годы принялись вспоминать. Тут хозяин в разговор вмешался:
– А не споёте ли вы, любезные женщины, старинные русские песни, чтобы о молодецкой удали в них пелось, о девичьей тоске по своему милому звучало?
Бабушки сначала стали отнекиваться, и голос у них не тот, что в молодости был, и песни этакие они подзабыли, но, в конце концов, согласились, стали петь. Поглядываю я на Сергея Вениаминовича, а он, то брови нахмурит, то улыбаться начинает, то головой кивает, а глаза влажными сделались. Как закончили петь, он в ладоши захлопал, кричит: «Браво! Брависсимо! Какие прекрасные голоса, прошу спеть ещё!»
Я подсчитал, восемь песен исполнили деревенские бабушки под восторженные восклицания Сергея Вениаминовича.
Вдруг бабка Анфиса шлёпнула ладошкой по столу и стала озорную частушку выводить голосом:
Странная у нас деревня,
Стоит задом наперёд,
Да и парни все плохие –
Никто замуж не берёт.
Следом за ней Вера Васильевна запела, и пошло, и поехало. Вышли женщины из-за стола, встали в круг, руки в боки, ногами притопывают, а частушки одна за другой сыпятся. И тут произошло то, чего я никак от Сергея Вениаминовича не ожидал: сунул он пальцы в рот, да как свиснет, у меня аж уши в трубочку свернулись. Выскочил на середину круга, руки распахнул и давай плясать, выстукивать дробь ногами, потом вприсядку пошёл, да при этом скороговоркой выговаривает:
Голова моя седа,
Но душа, как прежде –
И светла, и молода,
И живёт в надежде.
Бабулечки обалдели, глаза у всех круглыми сделались: «Вот так городской, да он, оказывается, из наших, деревенских!»
После того, как частушки пропели, снова за стол сели, раскраснелись все, пот со лба платочками вытирают, отдышаться не могут.
Неожиданно Вера Васильевна тихонько так говорит:
– Можно я стихи Сергея Есенина почитаю?
Ей отвечают:
– Конечно, можно! С удовольствием послушаем.
Что я могу вам сказать, хоть я и собака, и с поэзией дел особых не имел, но эти стихи меня за душу взяли. Когда она произнесла:
Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве,
И зверьё, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове, –
у меня от этих слов просто в глазах потемнело, а потом озарение в голове произошло, и я подумал: когда люди в зоомагазинах собак, кошек, черепах покупают, то продавцы должны им табличку дарить, чтоб в доме на видном месте висела, где написано будет: «И зверьё, как братьев наших меньших, никогда не бей по голове».
Не срывай своё плохое настроение на животных, которые с тобой рядом живут и от тебя зависят, будь великодушным, не обижай ты тех, кто тебе предан.
Только поздним вечером разошлись гости по домам. И скажу вам, замечательное впечатление о себе оставили: то угощение, что на столе было, совсем мало съели, а кое-что и вообще не тронули, только один чай пили. Делаю вывод – такие гости нам нужны, пусть хоть каждый день приходят.
Когда у тебя всё отлично в жизни складывается, время летит – не успеваешь дни считать. Вот и лето прошло, осень наступила. Хорошее настроение за последнее время у меня сильно на убыль пошло. Даже привычка странная появилась: по утрам, как только вылезаю из конуры, на берёзу, что во дворе стоит, взгляд бросаю, смотрю, сколько ещё жёлтых листьев на ветках осталось. Как только листва совсем опадёт с берёзы, наступит зима, и хозяин мой укатит в город. Начинаю я представлять, что нас разлука ожидает, и просто выть хочется. К хорошему-то быстро привыкаешь. Никогда я не думал и не мечтал, что найдётся человек, который будет относиться ко мне, как к равному. Я не оттого этот разговор затеял, что хозяин меня сытно кормит: и супчик с куриными потрошками, и кашу даёт, и косточками балует. А хлеб я так, для разнообразия, ем. И конуру мне отремонтировал, сейчас любо-дорого на нее посмотреть. Я бы от всего этого отказался, лишь бы он не уезжал.
Вон, зовёт меня в дом, не могу идти, лапы трясутся, неужели скажет, что расставаться настала пора? Убежать, что ли, куда-нибудь, засунуть голову в муравейник, чтоб ничего не видеть и не слышать? Пусть муравьи-злыдни меня до костей объедят, скелет один оставят. Смотрю, хозяин сам подошёл ко мне, спрашивает:
– Что это с тобой, Дружок-Григ случилось? Я за тобой наблюдаю, ты за последнее время сам не свой стал. Пойдём в дом, разговор у меня к тебе серьёзный имеется.
Поплёлся я за ним, слабость в теле чувствую, ещё немного, и на землю рухну. Зашли мы в комнату, Сергей Вениаминович говорит:
– Сын мне вчера позвонил, сообщил, что в семье у него сложности возникли. Предлагает мне в деревне на зиму остаться. Я согласился.
Услышав такую новость, кинулся я к хозяину и радостно прыгать стал вокруг него, стараясь лизнуть языком лицо. А он кричит:
– Фу, ты что, с ума сошёл? Прекрати немедленно!
Но я сразу глухим прикинулся, и пока щёки, нос и даже очки не обслюнявил, не успокоился.
Потом хозяин мне говорит:
– Недавно с женщинами я беседовал, так они пожаловались, что зимой в деревню автомобиль с продуктами из села один раз с месяц приходит, да и то, не всегда. Бывает, так случается, что даже хлеб в доме заканчивается, а машины не видать. Потом водитель объясняет, что дорогу замело, машина сломалась, а кому от этого легче? Так вот, хочу с тобой посоветоваться. Ты слышал, что на Севере ездовые собаки помогают людям груз перевозить? Вот я и подумал, а не попробовать ли тебе, раз в неделю бабушкам продукты и лекарства из села доставлять. Для этого и особенные сани потребуется приобрести, и пригласить кинолога надо, чтоб он с тобой специальный курс провёл. А как зима придёт, займёшься ты благотворительной деятельностью. Я вот прикидываю, от селения до нашей деревни шесть километров, туда и обратно двенадцать километров выходит. Я с продавцами в магазине и в аптеке договорюсь, как только ты в дорогу отправишься, позвоню им по телефону, чтоб они нужное количество продуктов, и если необходимо, лекарство, приготовили, а потом тебе в сани положили. Как ты предполагаешь, справишься с этой задачей? Подумай.
А что тут думать, я согласен!
Вот и выпал долгожданный снег. Начался мой первый трудовой день. Теперь я спасатель, помогать людям буду. Приятно рысью бежать, морозный воздух бодрит, вдоль дороги сосны да берёзы стоят. Ах, ты! Белку на дереве заметил, полаять на неё, что ли? Ладно, не нужно отвлекаться, буду серьёзным, я же на работе. Сколько же я в пути нахожусь? С непривычки кажется, что долго. А, вот уже вижу, к селу приближаюсь. Ну, вот и всё, в санях заказанные бабушками продукты лежат, возвращаюсь домой.
Дорога назад немного потяжелее оказалась, но сказать по совести, я не очень устал. Когда в пути находишься, мысли в голову всякие приходят. Это так здорово, когда ты людям нужен и можешь помочь, как-то даже себя уважать начинаешь. Да что ж такое, опять эта белка сидит, она что там, примёрзла к дереву? Нет, надо на неё все-таки гавкнуть, собака я, в конце концов, или нет?
Испугалась моего лая, убежала.
Закончилось моё путешествие, я в деревню вернулся. Бабульки окружили меня, каждая норовит погладить.
Вот уж два месяца прошло, как я собакой-спасателем работаю. Еженедельные пробежки мне на пользу пошли, мышцы окрепли, выносливым стал. Как-то возвращаюсь из селения домой, в санках, как обычно, продукты лежат и лекарство для Веры Васильевны. Смотрю, навстречу машина движется, красивая такая, крутая, джип называется. Поравнялась она со мной, выскочили из неё люди, я и ничего понять не успел, накинули на меня большой кусок брезента, завернули в него, на руки подхватили и вместе с санками в багажник засунули. Стал я лаять, пытаться из плена освободиться, ударили меня по спине чем-то тяжёлым, дали понять, если гавкать не перестану – хуже будет. Замолчал я, решил подождать, что дальше произойдет.
Везли меня недолго, потом остановились, открыли багажник, намордник на меня надели, шлейку от саней освободили. Выскочил я наружу, по сторонам оглядываюсь, вижу, дом стоит кирпичный в два этажа, двор большой, высоким забором огороженный. Потом на похитителей перевёл взгляд. Смотрю, один такой толстый, а второй паренёк, лицо у него добродушное, улыбчивое, он и спрашивает у пузатого:
– Скажите, Вячеслав Анатольевич, зачем вам эта дворняжка понадобилась?
А тот отвечает:
– Недавно услышал я, что есть такая собака в деревне, бегает она в село, потом обратно возвращается и приносит пенсионерам продукты. А ко мне через две недели дружки приезжают, я их хочу на озеро, на зимнюю рыбалку пригласить, и собачку с собой возьму. А как приедем на место, я и скажу: «Удочки дома забыли», и команду этой псине дам:
– Быстро ко мне на дачу, удочки принеси.
Он бежит, выполняет задание, а я ему опять говорю:
– Коньячку мало взяли с собой, давай, скотинка, три бутылочки доставь сюда. И так раз пять погоняю его, давая всякие поручения. У моих корешей челюсти отвиснут от зависти, что у меня такая собака имеется. А ты говоришь – дворняжка.
– Вячеслав Анатольевич, – не унимается парнишка, – когда мы собаку в багажник засовывали, из санок коробочка с лекарством выпала, я инструкцию почитал, там написано, что при сахарном диабете его нужно принимать. У моего отца тоже эта болезнь, так он никак без таблеток не может обходиться. Может, отпустим этого пса, всё-таки он нужное дело делает?
– Ты, давай, Андрей, не умничай, – отвечает толстяк, – собаку в вольер посади, а потом сани в лес увези – выброси, а лекарство отцу отдай, оно ему пригодится. Всё ясно тебе? Действуй.
Оказался я за решёткой, сижу на снегу, не двигаюсь. Потом гляжу, приближается похититель к вольеру и полную тарелку мяса в руках несёт, подошёл ко мне поближе, угощение мне под нос сует:
– На, ешь, псина.
А я даже ухом не повёл, он усмехнулся и процедил:
– Ишь ты, норов решил свой показать. Проголодаешься – сожрёшь.
Повернулся и ушёл, посвистывая.
Времени прошло немало, во дворе сумеречно сделалось, фонари зажглись, зимой день короток. Я сижу, переживаю, как там Сергей Вениаминович, бабушки мои, наверное, расстраиваются, что меня нет. Да, оплошал я: и продукты не привёз, и лекарство тоже. А этот толстый боров напрасно надеется, что я его команды выполнять стану, облезет и неровно обрастёт, пусть хоть что делает, а слушаться я его не буду. И тут открывается калитка, заходит девушка и негромко говорит:
– Здравствуй, собачка, я пришла, чтоб освободить тебя.
Посмотрел я на неё, глаза у неё большие и грустные, а сама бледная и худющая такая. Я сразу подумал: «Видимо, несладко тебе здесь живётся, одним хлебом кормят, как меня прежние хозяева, и то не досыта». Оборачивается она назад и говорит:
– Заходи, Андрей.
Смотрю, появляется мой знакомый парень. Вывели они меня со двора на дорогу, пристегнули к шлейке санки. Паренёк говорит: «Лекарство и продукты на месте лежат, всё в целости и сохранности». А девушка с грустными глазами молвит: «Ты, собачка, моего отца прости, большие деньги у него ум и совесть отшибли. Счастливого пути».
Помчался я домой, уже до деревни немного оставалось, вдруг, вижу, кто-то навстречу идёт, фонариком дорогу себе освещает. Присмотрелся, так и есть, Сергей Вениаминович шагает, увидел меня, руками замахал, кричит:
– Дружок-Григ, ко мне!
Я подбежал, обнял он меня за шею и говорит:
– Ты где это, бродяга, так задержался? Всех нас переполошил, думали, случилось что-то с тобой. Я вот не выдержал, пошёл тебя искать. Ты, давай, больше не пугай нас так, пойдём быстрее домой.
Встретили меня женщины, как родного. Потом, когда все разошлись по домам, лежал я возле тёплой печки в избе и думал: «Какое счастье, что рядом со мной столько добросердечных людей».
И тут неожиданно «Песня Сольвейг» зазвучала, это Сергей Вениаминович решил мне сюрприз сделать. Слушаю я музыку, а она мне прямо в сердце проникает, и я начинаю чувствовать, какая мелодия красивая и пение чудесное, и так хорошо в груди сделалось, что не выдержал я и стал подпевать, то есть подвывать, так искренне, с чувством.
Затем возникло передо мной бледное лицо девушки с грустными глазами, и я тут же решил: завтра возьму самую лучшую косточку, которую спрятал на чёрный день, и унесу этой девушке. Дождусь, когда она одна выйдет на улицу, подбегу к ней и положу свой подарок к её ногам. Она сначала удивится, подумает: «Зачем мне эта косточка»? А потом поймет, что я ей отдаю самое ценное, что у меня имеется, и тогда, может быть, на душе у нее потеплеет и она улыбнётся.
г. Челябинск
