Счастье стать своим

Беседа литературного критика Яны Сафроновой с первым заместителем главного редактора журнала «Наш современник» Александром Казинцевым

Яна Сафронова: В августе 2019 года вышел очередной молодёжный номер журнала «Наш современник». Александр Иванович, как давно журнал отдаёт один выпуск в году молодым и почему возникла такая идея?

Александр Казинцев: Журнал всегда печатал молодых. Когда «НС» опубликовал «Последний срок» Валентина Распутина, автору было 32 года. Вот и сейчас мы представили роман Андрея Тимофеева «Пробуждение» в третьем — четвёртом номерах. Но сегодня напечатать мало, надо привлечь внимание. Культурное пространство разорвано. Тиражи мизерны. Рецензии редкость. Даже талантливое произведение может остаться незамеченным. Поэтому с 2005 года редакция организует акции — собирает молодых под одной обложкой, устраивает презентации, обращается к рецензентам: прочтите, откликнитесь!

Я. С.: Можно ли говорить, что за это время сформировалось и устоялось новое литературное поколение? Существует ли, на Ваш взгляд, поколенческий фактор в литературе?

А. К.: Новое литературное поколение приходит примерно раз в десятилетие. 70-е годы — писатели-деревенщики, 80-е — «сорокалетние», так называемая амбивалентная проза, 90-е — постмодернисты, нулевые — «новые реалисты». Теперь время «новых традиционалистов». Конечно, это термины условны, они придуманы критиками, чтобы удобнее было выстраивать схемы. На самом деле каждый писатель наособицу и чем талантливей, тем неповторимей. Распутин не похож на Астафьева, Прилепин на Сенчина, Тимофеев на Антипина. И всё-таки поколенческая общность, пусть и не на декларативном уровне, существует. Общие проблемы, общее ощущение времени, отношение к традиции, материалу, читателю. Деревенщики писали для народа, для них он не был умозрительной категорией. Амбивалентная проза обращалась преимущественно к городскому читателю, разуверившемуся в официальной идеологии, растерянному, потерявшему ценностные ориентиры. Постмодернисты вписались в тёмный хаос 90-х. «Новые реалисты» мобилизовали выживших в катастрофе — сумрачных, обозлённых, отчаянных. А для кого пишут «новые традиционалисты»? Андрей Антипин — дальняя веточка, поздний побег деревенской прозы. Он рассказывает о земляках, таёжном народе, но понимает, что земляки его не читают, и с горечью говорит об этом. Убывание читателя, заметное по падению тиражей — от сотен тысяч до нескольких сотен экземпляров, — придаёт творчеству нынешних молодых особый драматизм, но и сплачивает.

Я. С.: Назовите наиболее талантливых молодых писателей.

А. К.: Андрей Антипин — великолепный знаток народного характера и народного слова. Юрий Лунин, обладающий редким даром повествователя, почитайте «Клетку» – вроде бы ни о чём, а оторваться невозможно. Андрей Тимофеев, идеолог «новых традиционалистов», организатор Совета молодых литераторов и в то же время талантливый прозаик, своеобразно сочетающий масштабность социального видения с лирическим проникновением в суть человеческих характеров, особенно женских. После Распутина, по-моему, никто не чувствует женскую душу так глубоко и не пишет о ней так трепетно, как Андрей. Елена Тулушева — автор коротких рассказов о ненужных детях, маленьких «исключенных» «дивного нового мира». Жёсткость сюжетов сочетается в них с немногословным, как бы потаённым состраданием. Из поэтов назову Андрея Тихонова, Марию Знобищеву, Карину Сейдаметову, Кристину Кармалиту.

Я. С.: Каковы основные черты и особенности этого поколения? Чем названные авторы отличаются от условного течения «нового реализма»?

А. К.: А почему вы сравниваете себя с «новыми реалистами»? Сопоставляете и — вольно или невольно — противопоставляете себя им? Яна, я говорю не о Вас лично — о Ваших друзьях. Ребята, вы не знаете своих настоящих оппонентов, скажу резче — литературных противников. За спинами Прилепина и Сенчина не видите Пелевина и Сорокина. Почему? Потому что «новые реалисты» потеснили их на культурном поле и в общественном сознании. В 90-е постмодернистов рекламировали столь же назойливо, как женские прокладки. Прилепин с друзьями сломали их гегемонию. Скажу честно, у вас, несмотря на ваши таланты, не хватило бы сил сделать это. Сейчас вы можете обращаться к публике со своими произведениями, а лет двадцать назад вас бы не то что не приняли — не поняли бы! А где новаторство, ниспровержение традиций, морали, языковых запретов? Где мистические трансформации, превращения туманного Нечто в ещё более эфемерное Ничто? Нет, даже не пытайтесь предлагать нам свои простенькие реалистические тексты, грубую правду о реальных людях. Кому интересна ваша правда?.. А теперь она интересна и нужна. Благодаря работе предыдущего поколения.

Постмодернизм потеснён, но никуда не делся. Он до сих пор формирует контент либеральных журналов, в том числе номеров, отданных молодым. Сошлюсь на Ваш безжалостно точный разбор молодёжного выпуска журнала «Знамя», в частности, «гвоздевого» романа Степана Гаврилова. Процитирую: «У них (героев романа. — А. К.) нет сформированных целей, они прыгают с одного места работы на другое и в свободное время частенько находятся «под кайфом». Главный герой с упоением рассказывает байки о наркотических притонах, всячески романтизирует изменённое состояние». В первом номере «Знамени» напечатана повесть молодого прозаика из Нижнего Новгорода Тимура Валитова. В повести все во что-то превращаются. Герой — турецкий историк, живущий в Италии (ну, конечно, о ком же писать юному нижегородцу?). Наплыв — как в кино — и он превращается в османского полководца, вторгшегося на Апеннины. Действие происходит в городке Отранто. Наплыв — и город превращается в средневековую крепость. Герой сочинительствует. Но его рукопись — догадались? — превращается в газету. Он забывает её и не возвращается за ней. Может, герой прав? Может, и с повестью самого Тимура стоило поступить так же?

Бесконечные превращения — бегство от реальности. Свидетельство не силы воображения, а слабости жизненной воли.

Этому калейдоскопу видений противостоит ясность и подлинность произведений как «нового реализма», так и «нового традиционализма». Вот что пишет критик Валентина Семёнова о романе Андрея Тимофеева «Пробуждение». «Роман привлёк моё внимание тем, что он о современной молодёжи. Причем о молодёжи, которую нечасто встретишь на книжно-журнальных страницах последних лет и даже десятилетий. Ей подходит слово «нормальная» — то есть без стремления к «крутизне», без тяги к порочным удовольствиям, без пристрастия к нецензурной лексике и т. д. Это молодежь, обживающая Москву, приехавшая из разных городов страны или оставшаяся в столице после получения образования» («Наш современник», № 8, 2019). Противопоставление текстов и подходов к действительности наглядно показывает разницу между «новым традиционализмом» и постмодернизмом в его новейшем изводе.

Разница между поколениями Тимофеева и Прилепина менее существенна. Противостоя постмодернистам, «новые реалисты», как часто случается, унаследовали некоторые черты оппонентов. В частности, избыточный, иной раз болезненный, физиологизм. У Станислава Куняева есть стихотворение, герой которого вступает в борьбу с «адскими силами». Одерживает победу, но, когда выходит к единомышленникам, те отшатываются: «Адским пламенем пахнет». Это пламя порой (далеко не всегда) опаляет и произведения «новых реалистов». В сравнении с ними поколение Тимофеева более целомудренно. И в этом плане более традиционно для русской литературы.

Я. С.: На определённом этапе развития журнала мне казалось, что литературная генерация, о которой мы говорим, начинает костенеть. Одни и те же молодые авторы из номера в номер, отсутствие очевидного развития. Но в этом номере можно встретить большое количество совершенно новых имён — можно ли сказать, что это обновление, приток свежей крови? Кто они, пришедшие вслед за «новыми традиционалистами»?

А. К.: Нет, Яна, смены поколений не произошло, просто появились новые имена. Не удивительно — в августовском номере 38 молодых авторов. В прошлом году было тридцать. В позапрошлом — двадцать. Мы не гонимся за числом, просто расширяем круг поиска. И приходят новые люди. Наталья Мелёхина — прозаик и публицист из Вологды, прозаики: кемеровчанка Виктория Сагдиева, Александра Яковлева из Омска, калужанин Максим Васюнов, Михаил Калашников из Воронежа. Артём Попов из Северодвинска — автор поразительно тёплых очерков о деревенской родне, Андрей Калашников — муниципальный депутат из Тверской области, помогающий выжить вдовам войны в заброшенных деревнях. Критик из Армении Константин Шакарян, влюблённый в русскую поэзию. Поэты: Наталья Иванова, живущая сейчас в Сингапуре, Григорий Ткачёв из Подмосковья, его рекомендовала Инна Ростовцева, москвичи Алексей Низовцев и Ольга Ефимова. С удовольствием и надеждой называю имена новичков.

Я. С.: Что отличает «новых традиционалистов»? Чем они живут, какие темы их волнуют? Каково творческое поведение?

А. К.: Откроем молодёжный номер. На первой же странице стихи Александра Тихонова о таёжном походе. Наталья Иванова вспоминает сенокос в родном селе. Григорий Тачков пишет, как речной буксир «надрывно тянет баржи». Видение прозаиков и публицистов драматичней, но столь же конкретно. Виктория Сагдиева пишет о борьбе юного пациента психиатрической клиники за собственное достоинство. Андрей Калашников рассказывает о том, как женщины военного поколения выживают в брошенных деревнях без света, водопровода и других благ цивилизации. Жизнь с улиц перехлёстывает на наши страницы. «Пра-а-вду! Пра-а-вду!» — скандируют люди в Кемерово, где в пожаре погибли 60 человек (рассказ Агаты Рыжовой «А я здесь живу»). Правды требуют и участники московского митинга, на который попал старшеклассник Данил — герой повести «Я не боюсь» Ирины Михайловой. У каждого правда своя. Отец Данила — строитель-шабашник, рассказывает с надрывом: «Мы к одному приехали, а у него зоопарк в доме, представляешь? Настоящий зоопарк! Одна спальня — триста квадратов! Вот откуда? Обычный чиновник, не крупный даже. Так — мелочь, монета разменная. А он сто тысяч зажал. Для него сто тысяч — это один раз в кабак сходить. А нам жить два месяца».

Не стоит искать в произведениях молодых декларативную оппозиционность. Они пишут о том, что видят. Взвихрённые человеческие множества на площадях — примета нашего времени. В романе Андрея Тимофеева толпы выходят, чтобы поддержать присоединение Крыма. В повести Ирины Михайловой они протестуют против неравенства и несправедливости.

Так что же это — «новый натурализм»? «Физиология Москвы» вместо «Физиологии Петербурга» двухсотлетней давности. Нет, это правда жизни, свободная от идеологических пристрастий. Молодые писатели отображают её во всём объёме — с митинговыми страстями, радостью сельской работы и тонким процессом самопознания и самоопределения, о котором с завораживающей красотой повествует Юрий Лунин (рассказ «Три века русской поэзии»).

Я. С.: Каким образом начинающий писатель может попасть на страницы журнала «Наш современник»? Иными словами: где вы их находите, или они сами находят вас?

А. К.: Работает редакционная почта. Кстати «Наш современник» — единственный журнал, который регулярно печатает письма читателей. И художественные произведения, приходящие по почте, в том числе, и от молодых авторов. Сотрудники редакции много ездят по стране. Из таких поездок, как правило, привозишь пачку рукописей. Но больше всего даёт работа на форумах молодых писателей, благо к либеральному Форуму Филатова в последние годы добавились Всероссийский форум в Химках и масса региональных. Александра Яковлева, Виктория Сагдиева, Агата Рыжова — участницы семинара, который я проводил в Кемерове нынешним летом. Так что, милостиво прошу на семинары «НС», это кратчайший путь на страницы журнала.

Я. С.: Ведёте ли Вы образовательную работу с молодыми писателями в реальной жизни?

А. К.: В Липках на Форуме СЭИП у меня вышел публичный спор с главным редактором «Знамени» Сергеем Чуприниным. Он утверждал, что для них автор как человек безразличен — только текст. Я отвечал: для нас важна позиция человека, его кругозор, культура, творческий потенциал. Особенно, если речь о молодом писателе. Далеко не всегда автор раскрывается с первого раза. Надо понять, способен ли он к развитию, и как работать с ним, чтобы добиться максимального результата. В Липках после занятий мы делали вылазки за территорию пансионата. Шли в поле, любовались далями, читали стихи. Об этом на страницах «НС» вспоминала участница первых семинаров Лиза Мартынова, теперь главный редактор журнала «Волга-XXI». Когда Форум переместился в пансионат «Звенигородский», я повёл ребят в Саввино-Сторожевский монастырь и в Успенский собор на Городке, где работал Андрей Рублёв, по дороге рассказывая о князе Юрии Звенигородском, о расцвете культуры при его дворе, о шансе на иное развитие Руси, который, к сожалению, не осуществился.

Личному общению я придаю большое значение. С близкими мне авторами переписываюсь, перезваниваюсь постоянно. Поддерживаю, критикую, советую. И конечно, мы разбираем всё, что они напишут. И даже то, что только собираются написать. Произведение закончено, доработано автором, отредактировано мною и напечатано. Но я не оставляю заботу о его судьбе. Заказываю рецензии, обращаю внимание знакомых критиков и редакторов. Номинирую на премии. Помощь молодым должна быть всесторонней.

Я. С.: Молодой писатель есть, а что с молодым читателем? Как «толстым» литературным журналам обрести его?

А. К.: Дело не только в журналах. Литература в обвале. На вечерах отсутствие читателя предельно наглядно: иной раз на сцене людей больше, чем в зале. Несколько лет назад московские писатели под предводительством Игоря Волгина поехали в Питер на культурный форум. Главные редакторы литературных «толстяков», лауреты «Букера» и Большой книги. Даже престарелый Евгений Евтушенко выбрался. Нас поселили в гостинице «Октябрьская», там же проходили заседания. Уже тогда стало заметно: мы говорим сами с собой. Городской публики почти не было. В последний день назначили пресс-конференцию. Писатели чинно разместились в зале, а к нам никто не пришёл! Наконец выискался один журналист, и пресс-конференция поменяла формат: не журналисты задавали вопросы писателям, а те допрашивали единственного представителя прессы.

Проблема обозначилась ещё в 90-х. Тогда её связывали с экономическим фактором. Население враз обнищало, а книги и журналы подорожали. Потом поняли — дело не только в цене. Художественная литература перестала быть доступной, стремительно исчезали книжные магазины. Помню книжный неподалёку от дома поделился площадью с продавцом автомобильных деталей. Спустя год торговали только деталями, о книгах не вспоминали. Что является двигателем торговли? Реклама. В советскую эпоху о книгах говорили на телевидении и радио, спорили в газетах. Была даже радиопередача «Писатель у письменного стола». Автор ещё не закончил произведение, а к нему уже стучался корреспондент: о чём будущая книга, кто герои, какие проблемы? Произведение ждали, и, когда оно выходило, раскупали мгновенно.

Но дело не только в материальных факторах. Изменились люди. В атмосфере 90-х и нулевых, когда высокие смыслы были вытеснены идеей «купи — продай» и соответствующей «духовной продукцией», люди быстро, а многие даже охотно сбросили с себя культуру. Как немодную одежду, к тому же мешающую «крутиться», что стало смыслом существования для миллионов. Чтение (и обсуждение прочитанного, что раньше считалось неотъемлемым признаком культурного человека) перестало быть престижным. Одновременно люди стали больше ценить себя, своё мнение, жизненный опыт. Связано это с общемировым процессом гуманизации. Раньше «простой человек» интересовал разве что статистиков и налоговиков. Теперь за ним признали право на индивидуальность. В Англии книгоиздатели провели опрос: большинство предпочитает читать... о себе. Считают свою жизнь достойной всеобщего внимания. И сами при случае готовы засесть за написание книги. Зачем им чужое творчество?

У нас таких опросов не проводили, но по собственному опыту знаю: редакторов одолевают «бывалые люди» с просьбой напечатать их мемуары. В принципе ничего плохого — каждая жизнь ценна. Минусов два. Во-первых, большинство свою уникальность переоценивает. Во-вторых, им даже в голову не приходит, что написать о своей жизни увлекательно можно только при наличии таланта и литературного мастерства. Сначала надо прочитать тонну книг и только потом писать о себе любимом. Куда там, они не читатели, они — писатели! Падение культурного уровня причудливо, но закономерно наслаивается на растущее самодовольство обывателя. В Европе об этом заговорил ещё Ортега-и-Гассет.

Что делать? Писать. Несмотря ни на что. Если есть, что сказать, говори! И читай — коллег, сверстников. Нужно быть полным идиотом, чтобы думать: меня-то прочтут, а других я читать не обязан. На сайте «Стихи.ру» зарегестрирован миллион авторов, на «Проза.ру» — более 40 тысяч. Потенциально это десятки тысяч читателей. Надо научить их читать. Не только себя, но и настоящие книги.

И ещё: надо верить и знать — времена меняются. Эпоха «купи-продай» уходит в прошлое. Будущее за сложными производствами, а значит — за интеллектуалами. Интеллектуал без книги немыслим. Это не абстрактный постулат. Я знаю немало молодых физиков, математиков, читающих художественную литературу.

Я. С.: Какой главный совет Вы бы дали начинающему автору?

А. К.: Одним советом не обойдешься. Тем более, есть советы творческие, а есть технические — для начинающего они тоже полезны. Попробую ответить кратко. Обычно советуют учиться у классиков. Справедливо. Но я бы советовал изучать произведения ранние, а не периода зрелости. Зрелые столь совершенны, что приёмы письма, технология «сборки» в них почти не ощутимы. Не потому что классики что-то скрывали, а потому, что их вершинные творения — это синтез опыта литературного и жизненного. В сущности, они не «собраны», хотя, разумеется, элементы организации текста в них присутствуют, а рождены. В известном смысле «Капитанская дочка» или «Война и мир» не только художественные произведения, но и этапы творческого становления, если угодно — куски жизни Пушкина и Толстого. Ну-ка разберите по косточкам Александра Сергеевича или Льва Николаевича! Конечно, досужие специалисты только этим и занимаются. Но в результате мы узнаём, в чём ошибался Толстой в своей концепции истории, в своём взгляде на народ, каким образом он давал характеристики героям (подрагивающие ляжки Наполеона), однако всеведующие специалисты так и не могут объяснить, почему люди на четырёх континентах почти два века зачитываются книгой с набором «ошибочных взглядов» и механистических (когда речь о нелюбимых персонажах) характеристик.

Ранние произведения более наглядны, «технологичны». Вот с ними и работайте. Ни на минуту не забывая о вершинных творениях, пытаясь понять, как из этого набора приёмов, характеристик, тем, образов выросли громады «Капитанской дочки» и «Войны и мира».

Учиться надо и у сверстников. Вы люди одной эпохи, вы сталкиваетесь с одними и теми же проблемами. Посмотрите, как их раскрывает ваш сосед на семинаре. Как реагируют на его текст. Что выделяют, что отвергают. Учитесь на его примере. Воспользуйтесь опытом. Самое важное: учитесь у себя. Не только на ошибках, что обычно советуют. Прежде всего на своих удачах. У вас получилось — другие хвалят, да вы и сами чувствуете. А теперь проанализируйте — как, за счёт чего. Сделайте интуитивное открытие осознанным приёмом. Это ваше открытие, ваш приём, вам сподручно им пользоваться.

Теперь совет технический. Полтора десятка лет я веду мастер-классы на молодёжных форумах. И наблюдаю, как, отучившись в одном семинаре, ребята на следующий год выбирают другой, а ещё через год — третий. Понятно желание посмотреть: а как у других. И всё же, думаю, проще удовлетворить любопытство, открыв интересующий вас журнал, почитав, что пишет представляющий его мастер. Обязательно читайте тех, кто будет вести мастер-класс. Нигде человек не раскрывается так, как в своих писаниях. В общении вы можете обмануться, при чтении — никогда.

Выбирайте осознанно. А выбрав — держитесь за этот мастер-класс, за этот журнал. Помните, вам важно не только других посмотреть, но и себя показать. Сегодня вы у одного наставника, завтра у другого. И опыта не получите, и о себе памяти не оставите. Что вы думаете, несколько ваших реплик и один текст, быть может, случайный, навеки запечатлеются в голове мастера? Нет, чтобы остаться в памяти, надо продолжить общение. Стать своим. В мастер-классе, затем в журнале. И самое главное — своим для читателей. Один раз опубликовался — и нос кверху: я автор «Нашего современника» или «Знамени». А спросите: читатель запомнил такого автора? После одной публикации — вряд ли. С читателями, как и с редакторами, нужно работать. Зато какое счастье — стать своим!