Анна ЗАВАДСКАЯ. Знаешь слово – знаешь дорогу

Очерк из цикла «Путешествие в детство»

«Иван, родства не помнящий!» – мама произносила эту фразу с осуждением. Маленькая я не понимала, к кому относились мамины слова. Где живёт этот Иван? Почему никого не помнит?

Смысл старинного выражения с возрастом постигался мной задом наперёд. Сначала догадалась, что так говорят о кичливых родственниках, которые не хотят знаться с близкими.

Потом из школьных уроков поняла: история нашей страны была такова, что безжалостно рвала кровные связи.

Позже узнала, как несколько сотен лет назад, ещё в петровские времена, Иванами Непомнящими называли беглых крепостных крестьян и каторжников.

Как долго живёт народная мудрость! Давно поменяла свой первоначальный смысл. Из констатирующего утверждения превратилась в прямое порицание.

Как бы то ни было, обязательное уважение родственников в детстве началось с маминых слов.

Вся известная мне родня жила в крошечном городке, затерянном среди глухой кедровой тайги. Я знала бабушку, дедушку, многочисленных двоюродных тётушек и дядюшек, дружила с троюродными сёстрами. Приезжая к ним, я попадала совсем в другой мир. Дома оставался городской быт, две школы (общеобразовательная и музыкальная), большая компания друзей и приятелей. Здесь же меня окружала иная жизнь: очень простая, понятная, с каждодневными хозяйственными хлопотами и нехитрыми развлечениями. И люди, с которыми общалась здесь, были не просто знакомыми – родственниками.

Отличными от той другой жизни были и говор, и фамилии. Челябинская и Свердловская области – соседи. Но как же разнится мелодия речи, обиходные словечки и национальный состав двух родных мне миров.

До поры до времени знаний родственных связей на три-четыре поколения вглубь времён казалось достаточным.

В одном из последних путешествий в город детства я побывала в здешнем краеведческом музее.

Посёлок вырос вокруг железоделательного демидовского завода, заложенного в дремучей тайге в 1759 году. Девятьсот шестьдесят восемь будущих рабочих привезли братья Демидовы из европейской части России. Вот откуда надо начинать поиски моих предков!

В интернете нашла сайт историка-генеалога Оксаны Корнеевой.

Галич, Устюг, Тотьма, Подмосковье, Нижний Новгород, Арзамас – неполный перечень земель, откуда Демидовы доставляли рабочую силу. Половину – из Унженского уезда Костромской области. Мороз пошёл по коже, когда среди списков переселённых крестьян и приписных рабочих я увидела знакомые фамилии…

Унжа. Старый город на высоком берегу реки Унжи – одно из древнейших поселений в Северном Заволжье. Основано в XII столетии, как опорный пункт на границе русской земли с булгарами.

В XV веке город превратился в неприступный рубеж. Деревянная крепость и земляные сооружения, предназначенные для обороны, сохранились до сих пор. Они помнят набеги татар и черемисов. Правда, столетия назад городской вал был выше, мощнее.

В центре древнего городища возвышается двухсотлетний храм. Каменный. Раньше на этом же месте смотрел в небо деревянный. Здесь до сих ведутся исторические раскопки. Любят бывать туристы. Говорят, это место обладает особой энергетикой.

Всё когда-то заканчивается. Так и для Унжи со временем исчезла надобность в военных подвигах. Долгое время город жил торговлей, но с конца XVIII века началось увядание. Имея в виду малочисленность населения древних русских поселений, можно предположить, что четыреста человек, вывезенных на Урал, составляли добрую половину здешних крестьян. Это при том, что в качестве будущих рабочих учитывались только переселенцы-мужчины.

С волнением вчитываюсь в строки документов, вглядываюсь в экран компьютера, совершая виртуальную прогулку по развалинам Старого города-крепости. Пытаюсь представить картины былых событий. Участниками их были и мои предки…

Хочется чего-то ещё, чтобы острее ощутить причастность к давно прошедшему, почувствовать принадлежность к родным иноземным корням. Ищу, что, кроме фамилий, может помочь в стремлении прикоснуться к истокам.

Речь! В толпе всегда можно узнать москвичей, южан или сибиряков по характерной окраске фраз. Но, кроме колорита интонаций, есть ещё особенные словечки, живущие в той или иной местности.

В моём городке детства в силу изолированности от больших городов таких найдётся немало. Ищу информацию о территориальных диалектах. Перелопачиваю кучу сайтов.

«Бадог», «бадожок» вместо палки; «баская» в смысле красивая, всё знакомо и всё не то! «Прикрой голяжки, на улице холодно!» – фраза моей бабиньки. Опять не то! «Вилок» капусты, «дровяник» – не то! «Дудонить» – сосать грудь. Уже теплее!

«Дюдя»! Вот оно! Нигде больше я не слышала, чтобы ребятня называла так своих дедушек. Ещё одно словечко: «кока». Это не яйцо, а крёстная мама. «Кока Зоя» – называла сестрица Люда мою маму. И ещё одно – «песьяк». Если не знать, ни за что не догадаться, что это ячмень на глазу!

Помню, как бабинька мне, пятилетней, заговаривала песьяк, водя сложенными в кукиш пальцами по сучку в подоконнике и бормоча складные слова. Потом ткнула этим кукишем в больной глаз. Песьяк испугался и сошёл.

За окном тоскливый дождь, а меня переполняет необъяснимая радость! Вот ведь как слово помогло связать разрозненные звенья событий в одну цепь! Хочется поделиться своей находкой. А как рассказать внукам об открытиях таких важных и для них? Конечно, языком сказки…

* * *

Давно это было. Двенадцать поколений сменилось с тех пор, как в дремучей тайге человек появился. Не по своей воле пришлось ему тут обосноваться. Глухое место народ не привлекало. Болота да ручьи сделали непроходимыми тропы. Не всякая птица решалась в дебрях гнездиться. Только дикий зверь в лесу хозяином себя чувствовал. Так бы и стояла тайга нехоженой. Да прознал один образованный человек про несметные богатства, глубоко в земле скрытые.

У этого учёного было два брата. Им он и рассказал о злате и серебре, о платине и цинке, об уране и селене, о железной и бокситовой рудах, что хранились тайгой многие века. Братья отличались предприимчивостью, любили Отчизну и желали ей всяческого процветания. Да и род свой считали не лишним прославить, а заодно и себе копеечку заработать.

Решили братья в тайге завод построить, чтобы из руды чугун да железо плавить. Руководить хозяйством пригласили по найму десятка два грамотных инженеров. А чтобы обеспечить производство рабочими руками, надумали они народ силком в тайгу привезти.

Девятьсот с лишним мужиков прибыло с разных уголков страны. Большинство ехало с семьями, но женщин и детей никто не считал. Среди переселенцев был молодой кузнец Степан с женой Устиньей и маленькой дочкой Василинкой.

Тяжко им пришлось в пути. Почти полторы тысячи вёрст за месяц преодолели. Много раз сплавлялись по рекам. Казачьи лодки, дощаники да каюки плохо защищали от непогоды. Парусами управляли матросы, а на вёсла садились мужики покрепче – из пассажиров. По суше передвигались на подводах. Тогда обоз растягивался так, что приходилось часто и надолго останавливаться в пути, чтобы не растерять всех путешествующих поневоле. Провиант отличался скудностью. Подчас состоял только из воды да сухарей.

Не все добрались до места. Болезни косили народ. Кто-то получил травму в пути, кто-то в темноте да в грозу упал за борт, кто-то ухитрился сбежать и податься в разбойники.

Вот и Устинька не выдержала тягот путешествия: заболела лёгкими и сгорела за несколько дней. Похоронил Степан жену наспех у дороги. Остался с пятилетней дочерью на руках.

На место прибыли к осени. До́ма-то на равнине жили. Светло. Просторно. Реки широкие спокойные. Леса радостные – берёзы да осины. Сосны и ели, конечно, тоже водились, но общей прозрачности не нарушали. А тут край незнакомый, суровый: горы вокруг, реки быстрые опасные, чащи дремучие, звери дикие непуганые. Ни тебе полей, ни огородов…

Первый раз кедр увидели – шапки с голов попадали: такая высота! Ствол – не обхватишь! Хвоя – в ладонь длиной! Недаром проводник назвал его Царь-деревом.

На носу – зима. Начали землянки строить, чтоб где укрыться было, потом запруду на реке делать, завод подымать. Трудно жилось на чужбине, голодно да холодно, особенно бабам да деткам малым. Правда, братья-хозяева старались чем-нибудь облегчить существование переселенцам. Рядом с посёлком возвели коровник для десятка рогатых кормилиц, тёплый курятник поставили.

Степан никак не мог смириться с тяжёлой долей. Кузница его заработала почти с первых дней по прибытии, но душа болела за Василинку. Дочку он с собой в кузню брал, да разве легко за ребёнком уследить, когда работой занят. Вот и получалось, что она то в ручей упадёт, то сучком ножку зашибёт. Шустрая росла, любопытная. Задумал кузнец на родину податься, пока суда по рекам ходили. Дома у него старшая сестра осталась, она бы ему помогла с дочкой. Хоть и своих деток у ней трое было, а племяшка не стала бы обузой.

Как решил Степан, так и сделал. Однажды до восхода солнца забросил за спину тощую котомку, взял на руки спящую Василинку и пошагал в тайгу. Дня три казалось, что провидение – на стороне беглецов, а на четвёртый случилось несчастье. Наткнулись они на медведя. Спасаясь от косолапого бегством, Степан оступился о мощные корни вековых деревьев и повредил ногу. Подсадил тогда он дочку на толстую ветку большого кедра, сам достал нож и приготовился встретить зверя. Надеяться на чью-либо помощь не приходилось, только и осталось, что уповать на Бога да на везенье.

Девочка обняла ствол ручонками, припала к шершавой коре щекой и стала тихонько, но очень искренне просить-причитать:

– Добрый Царь, Кедровый Царь! Помоги моему батюшке! У меня никого нет, кроме него! Спаси его! – молила она и горько плакала.

Рёв зверя слышался всё ближе. От страха и переживаний Василинка сомлела. В глазах её потемнело, пальчики скользнули по стволу. Она ещё успела почувствовать, как её подхватили чьи-то крепкие руки, и провалилась в темноту.

Проснулась от того, что кто-то заботливо укрывал её мягким мхом. Оказалось, что лежит она у подножия могучего дерева на пушистом лапнике. Рядом – отец. К повреждённой ноге его примотан кусок красно-бурой коры. А лицо весёлое. Обернувшись на шорох, Василинка увидела высокого широкоплечего мужика, в длинной белой рубахе, совсем ещё не старого, но с окладистой бородой. Суровое и одновременно приветливое лицо успокоило девочку.

– Вы кто?

– А кого ты просила о помощи? – лукаво улыбнувшись в бороду, низким голосом ответил незнакомец.

– Батюшку Кедрового Царя.

– Вот он я и есть.

– Я знала, что ты добрый!

– С хорошими людьми, почему и не быть добрым.

– Батюшка Кедровый царь, а что теперь с нами будет?

– Денёк-другой придётся у меня погостить, пока нога у отца подживёт. Живица – кедровая смола, – коей кора пропитана, быстро ему поможет. На-ко вот, попей волшебного чайку, настоянного на моей хвое, он силы придаст и от всякой хвори защитит. Да погрызи моих орешков, большая в них польза: и голод утолится, и волос долгим вырастет, а румянец на щеках маковыми лепестками расцветёт.

– А потом?

– А потом придётся в посёлок вернуться. Знаю, что хотели покинуть наши края, да. Видно, судьба по-другому распорядилась. Скоро снег ляжет. Вам зимой в тайге не выжить. Дорогу обратно мои помощники покажут.

Только тут Василинка, которая до этого таращила глаза на Кедрового Царя, заметила, что поодаль лежит большой бурый медведь. Видимо, это его они потревожили. На ветке соседнего дерева растянулась, жмурясь на солнце, большая кошка с кисточками на ушах.

– Это моя Мура, рысь, – пояснил Царь, проследив за взглядом девочки.

– А это кто? – спросила Василинка, показав на мелькнувшего среди игольчатых лап странного зверька с пушистым хвостиком и перепонками-крыльями между лапок.

– Это белочки-летяги. Они вас и выведут на дорогу, когда Степан на ноги встанет.

– Батюшка-царь! Ты столько умеешь, все тебя слушаются. Ты волшебник? – спросила девочка, которая давно покинула хвойную постель и с любопытством осматривалась вокруг.

– Есть немного, – подтвердил Царь-Кедр.

– А научи меня своему волшебству!

– Давно у меня учеников не было, – задумался тот. – Может быть, это тебя я много лет ждал, чтобы знаниями поделиться? Значит, так тому и быть.

Три дня в тайге у Кедрового Царя пролетели незаметно. Хозяин показывал девочке разные травы и коренья, рассказывал, как и когда их нужно собирать, учил пользоваться дарами леса. Когда Василинка уставала от занятий, она играла с лесным зверьём. Особенно подружилась с рысью Мурой, лисичкой Лисонькой и бельчонком-летягой Рыжиком. Степан, глядя на дочь, радовался её весёлости. Его грусть тоже прошла, в душе родилась уверенность, что всё у них сложится хорошо.

Когда пришла пора прощаться, Василинка обняла Царя и обещала не забывать его науку. Могучий Кедр дал отцу с дочерью наказ: любить и беречь родной край. Пользоваться его дарами, но и заботиться о приумножении природной благодати.

– Коли будете относиться к тайге, речке, как к своему дому, любому цветку и малой былинке сочувствие иметь, земля вам сторицей отплатит, и родится тогда великое волшебство: каждый живущий здесь и человек, и зверь, и птица счастлив будет.

Вернулся Степан с дочерью в рабочий посёлок. Стали жить. Через два года, когда завод заработал в полную силу, вместо землянок для рабочих избы поставили. Кузнецу к тому времени приглянулась ласковая девушка из соседских. Привёл Настеньку в свой дом. Стала она доброй матерью Василинке. Потом и ещё детки народились. Дружная получилась семья.

Соседи отмечали, какой смышлёной росла дочка у кузнеца. Тайги не боялась. Всё знала про целебные свойства здешних растений. Люди стали приходить к ней за помощью. К семнадцати годам стала она известной травницей и редкой красавицей к тому же. Коса цвета спелого колоса, глаза бездонные, как небесная синь, добротой светятся из-под тёмных дуг бровей. Вскоре и жених для неё нашёлся – молодой рабочий Николай. Опять началась жизнь сначала. Много ребятишек было у Василины и Николая. Всех она учила своему мастерству, которое росло год от года. А Степан и Николай рассказывали детям и внукам, как в тайгу ходить, чтобы ей урон не нанести, но и себе с пользой остаться.

Стали замечать люди, что будто бы в этом посёлке теплее и счастливее живётся, чем в округе. Иногда и чудеса разные стали случаться. То ураган пройдёт стороной, то засуха посевы не тронет. И всё это будто после того, как Василина в тайгу сходит. Сначала одна ходила, потом с дочерьми, внуками. Поговаривали, что она Кедрового Царя навещала. Василине соседи дали прозвище – Ведунья.

Так начиналась история нашего городка и нашей семьи. А кедровая тайга до сих пор свои тайны хранит…

На илл.: картина Андрея Шишкина