Алексей КУХАРЕВ. Беркут

Поэма

Веков прошедших быль седая,

Страница солнечных степей.

Давно… Чингиза и Батыя,

Земля ещё не обрела,

Ещё набеги роковые

Казахам жизнь не принесла.

Ещё в минувшее бежали,

Века, как тихая вода,

И их все люди забывали

Легко и быстро. Вот тогда

Жил хан, завистливый и жадный,

В утехах славы он искал,

И жизнью, мелочной и праздной,

Дела державы разменял.

Любил сей хан коней из бури,

Гарем он свой боготворил,

Но больше чар неверных гурий,

Охоту с беркутом любил.

И по степи ковыльной, белой,

Любил он мчаться на коне,

Следя за беркутом умелым,

Что плыл над ним легко и смело,

Таясь в лазурной глубине,

И камнем падал на лисицу,

Красу степную, огневицу,

И хан безмерно ликовал

И руки вверх свои взметал.

Вокруг него теснились баи,

И речи льстивые велись,

По нравам их шакальей стаи

Интриги тайные плелись.

Охоту как-то обсуждая,

Один из нукеров сказал:

«Слух был, есть птица боевая,

За Акмалой, в ковыльном крае,

Где беркут царственный летал,

И брал лису и волка он,

Как будто джинном порождён.

Его хозяин, старец гордый,

Почтенный видный аксакал,

Он много в жизни повидал,

И сам, как беркут непокорный.

Пасёт в степи своих овец,

А на охоте словно жрец.

И дочь есть также у него,

Как говорят, краса такая,

Его любимица родная,

Средь дев, как будто неземная,

Её нет краше никого.

Она отца сопровождает

В его охоте на коне,

Своей отвагой удивляет,

Джигитам слабость не прощает,

Слывёт батыркою вполне.

Непросто к ней и подступиться,

Уж слишком гордая девица.

Звонкоголосая певунья,

Всех увлекает, как колдунья,

Альжан зовётся, любит смех

И в скачках бешеных утех».

* * *

И поползла молва и дале,

Дошёл до хана этот слух,

И взвился в жарком он запале:

«Какой-то раб мой, мой пастух,

Имеет то, что нет у хана,

Найти нам этого смутьяна,

За месяц, чтоб его сыскать,

И нам в охоте показать».

Визирь смутился, свита тоже,

Срок для степи был небольшой,

Аллах авось тут им поможет

С задачей сладить непростой.

Загоны нукеров пустились

Того охотника искать,

И в срок ли воля хана сбылась,

Я не могу о том сказать.

Но найден был старик умелый,

С красивой дочкой и с орлом,

И вдруг, оторванный от дела,

Доставлен с бранью и со злом,

Пред ханом чуть не кувырком.

И хан промолвил: «Мы слыхали,

Что беркут твой всю степь дивит,

Когда над нею пролетая,

И, живность с неба замечая,

Её как молния разит.

И будто беркут твой с налёта

Берёт и волка иногда,

Знай, воля ханская тверда,

Покажешь в нашей ты охоте,

На что способен твой орёл,

За что он славу приобрёл.

Не знаем мы, что здесь легенда,

Но только мы хотим узреть,

Такой ли беркут твой победный,

Чтоб наше сердце обогреть».

И что старик? Старик согласен.

С царями, ханами не спорят,

Поскольку спор такой опасен,

И не всегда к добру приводит.

Старик не прочь и погордиться,

Пред ханом беркутом своим,

Мы тоже можем подивиться,

Борьбою дикой насладиться,

И за охотой проследим.

* * *

Во всех есть прелесть временах,

Во всех есть радость и отрада,

За труд и храбрость есть награда,

Находок творчества услада –

Талант всегда в своих правах.

И мудрый, праведный старик,

Взрастив талантливую птицу,

Найдя в ней гордости границы,

В характер беркута проник.

Был грозен беркут, страх не зная,

На волка падал он стрелой,

И был, как молния живая,

Когда с хозяином весной

Они охоту начинали,

И степь цветную объезжали,

И вольность, вольность в жизни их

Была отрадою для них.

Орлы, орлы… Они питомцы,

Высоких гор, живых степей,

Они летают близко к солнцу,

Где воздух чище и светлей.

И беркут грозный цепко зрит

Зверьков движенья на земле,

Что вышли нежиться в тепле

Из нор глубоких. Он парит

Добычей мелкой не прельщаясь,

И ищет зайца иль лису,

Чтоб их сразить не ошибаясь –

Судьба! И я их не спасу.

Орлам могучим страх неведом,

В броске с небесной высоты,

Лишь крыльев свист и нету следа,

За ними радость и победа

И гордость дикой красоты.

* * *

Не мы придумали любовь,

Она была всегда в природе,

Она не сказка и не новь,

И беркут, преданный свободе,

На всё, смотрящий свысока,

Любил, однако, старика,

Или привязан был. Не знаем,

Но дух людей мы созерцаем

В своих питомцах иногда,

И нет от этого вреда.

Казахам мил их край родной,

Степей цветных его бескрайность,

Их далей сизую туманность,

Не обозрит орёл степной.

На юге – горы, север – степь,

Ещё не паханая крепь.

Громадны плоские равнины,

Где сплошь звенит седой ковыль,

И эти скромные картины,

Расскажут дальше нашу быль.

Занятны ханские утехи,

Борьба батыров, козлодранье,

Там людям нравятся потехи,

Где много юмора и смеха,

И зрелищ разных созерцанье.

И вот охота! Аксакал

Вблизи от хана, в свите ханской,

И он с сомненьем и с опаской,

Их роскошь молча созерцал.

Они друг друга удивляли

Богатой росписью одежд,

И зависть тайно разжигали

В своих сердцах, сердцах невежд.

И к повелителя ногам

Им всем хотелось ближе быть,

Внимать премудрейшим речам,

И чем-то хану угодить.

* * *

И волк мелькнул в степи ковыльной…

Сердца забились. Крик, азарт!

К добыче, злой и непосильной,

Другие беркуты летят.

Старик неспешно колпачок,

С головки беркута снимает,

И как, заученный урок,

С руки его тот вверх взмывает,

И в небо прянул, закружил,

И ввысь кругами он поплыл.

Вся свита шумно вместе с ханом

За грозным беркутом следят,

И скачут степью, по курганам,

По рощам мелким, по бурьянам,

Полёт орла они хотят

Из виду все не упустить,

Добычу хану подхватить.

Уж еле-еле беркут виден,

Коня торопит наш старик,

Он сам к спокойствию привык,

И шум и гам ему не свычен.

Но беркут знает свой маневр,

И вот уже на волка мчится,

Рисуйте жизненный пример –

Вот волк под ним силён и сер,

В жестокой битве с визгом злится.

Вот снова вверх орёл взлетает,

И снова падает он вниз,

Он волка яростно терзает,

И в схватке беркут побеждает,

Он в битве стоек, как ирбис.

* * *

И аксакала перед очи

Наш хан восторженно зовёт,

Его сейчас мы не порочим –

Теперь азартом он живёт.

«Возьми табун коней ретивых,

Другой и третий получай,

Возьми и гурий ты красивых,

А нам ты беркута отдай.

Он сердце так утешил наше,

Отвагой дивной подивил,

Твой беркут – джинн, его нет краше,

Твою я птицу возлюбил.

Я дочь твою в гарем возьму,

Женою первой она станет,

Тебя я в стражники приму,

Знай, слово хана не обманет».

Но горд ответ был старика

И даже больше – свысока.

«Нет, хан, мой беркут без цены,

Гарем твой дочери не нужен,

В своей степи с людьми я дружен,

И мне они, как я верны.

В степи я рос, в степи я жил,

Всегда на воле, на свободе,

И дочь свою я там растил,

На солнце, ветре, на природе.

Похвальна, хан, мне честь твоя,

Но беркут мой есть жизнь моя».

Хан мрачно губу закусил,

На старца глянул, глянул снова,

«Добро», – подумал он сурово,

И мысль он злую затаил.

* * *

Невесел хан. Ему уж снятся

Полёты беркута везде,
Желанья страстные теснятся,

А страсть всегда ведёт к беде.

Скорбит он, мыслью отягчённый,

И совесть в нём давно мертва,

Хан мочит стрелы в злобе чёрной,

Звенит в напряге тетива.

Убить втихую аксакала,

Так хан решил, чтоб птицу взять,

Душа его уже молчала,

И он не ищет в ней устало

Причин, чтоб совесть оправдать.

И как разбойник он крадётся,

Находит тайно старика –

Увы, в нём ум не содрогнётся,

Не дрогнет ханская рука.

Хан лук свой тихо напрягает,

Желанье слаще, чем гарем,

Он словно заговор читает, И губы шепчут между тем:

«Лети стрела, звени в полёте,

И жертву молча, ты пронзай,

Дождался я своей охоты –

Моё желанье исполняй».

И пал старик, душа простая,

В степи безгласен он лежит,

И кто ж, убийце воздавая,

Теперь за старца отомстит?

* * *

Исполнив скрытно злое дело,

Спешит хан беркута забрать,

Но тот на хана мчится смело –
Сумей с ним, грешник, совладать!

Вот беркут с силою наносит,
Убийце первый свой удар,

И в душу хана дерзко вносит

Он страха жуткого пожар.

Хан мчит скорей, коня терзает,

И страх растёт в душе пустой,

А беркут снова ударяет

Его со злобой роковой.

Вот где возмездие Аллаха!

Он в страшной ярости теперь,

А хан в сетях судьбы и страха

Уже не воин, как не мерь.

Орёл, то клювом, то когтями,

Терзает хана, жертву зла,

Удар, удар, удар крылами

И вышиб хана из седла.
 

* * *

А баи ищут падишаха,

Где он, владыка их родной?

Он может их послать на плаху,

Он их Аллах, он Бог земной.

И дальше ищут они хана,

И каждый мысль свою таит,

Чем этот поиск им грозит?

И вот в бурьяне, у кургана,

Открылся им ужасный вид.

И свита вздрогнула от вскрика,

И ужас вмиг по ней прошёл:

На Боге их, на их владыке,

Сидел разгневанный орёл!

Глаза его огонь метали,

А грозный клёкот ликовал,

И он, могучий и надменный,

Вцепившись хваткою железной,

С презреньем жертву озирал.

* * *

А где-то в далях Казахстана

Альжан охотилась с орлом.

С ней был джигит. Молва пространна,

И прихотлива и туманна

За ними шествует тайком.

* * *

Катится время – мера злая,

Всё превращая в тлен и в пыль,

Звенит, звенит седой ковыль,

И к прошлой жизни возвращая,

Расскажет вам другую быль.

г. Челябинск,

1957–2001 гг.

На илл.: Беркутчи. Александр Немакин. 2011