Александр ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ. Чеченский синдром. (2002)

Он стоял среди темноты у освещенной витрины ларька и пил, как думал, последнее пиво в этот кончавшийся день. Вообще-то запой обычно длился три дня, сегодня шел второй, и он был уже почти человек. Завтра станет совсем, только немножечко шлифанет.

На дальнем конце того же немытого стола расположился за бутылкой "Жигулевского" маленький, щупленький человечек с грачиным носом. Волосы у человечка висели сосульками, и он мусолил свое пивко уже битые полчаса. Федя-то третью приканчивал.

К теплому окошечку подвалила еще пара запоздалых пьянчуг. Один одет по фирме, в руке чем-то набитый пакет, а рожа ханыжная. Второй - здоровый детина, кровь с молоком, белая рубаха на могучих плечах. Жара-то уже спала, но вечерней прохлады этот малый явно не чувствовал.

Лучше бы они не приходили.

Черт их знает, что у них было за событие. А может быть и вообще ничего такого не было. Только подвалили и они к этому самому столу. И выставили бутылку "Распутина". Детина сразу же заорганизовал всех четверых, включая и самого себя.

Федя не дрогнул, он знал, что сегодня не вырубится, только вот завтра-то, как со шлифовкой быть? Он ведь уже закончить хотел. Очень плохо, когда в тяжелый процесс еще кто-то со стороны вмешивается. Однако отказаться не смог.

Разговоры велись самые обыкновенные. Сначала знакомились. Вернее ханыжный тип с пакетом о себе ничего не сказал, Федя тоже смолчал, зато детина и человечек с сосульками очень быстро нашли общий язык, а точнее общую тему. И тот и другой оказались метростроевцами, только детина почему-то сомневался в искренности своего собеседника.

- Ну ладно, я проходчик, - чуть-чуть заплетаясь уставшим языком напирал он на мелкого, - а ты-то кто?

- Я штейгер.

- Кто-о?

- Штейгер.

- А ты знаешь хоть, кто это такой, штейгер?

- Чувак, вот ты мне не веришь. Напра-асно. Напра-асно. Обижаешь. Штейгер или рудознатец - специалист по разведке месторождений. Опыт у меня, конечно же, невелик, я только в прошлом году институт закончил, но работаю я ...

- Какой институт? - не унимался недоверчивый детина.

- Горный.

- Верно, я тоже там бывал, не долго правда, но ребята у меня там знакомые. А что ж, говоришь, что в метро?

- Так ты ж сам в метро. Ведь не нужны никому сейчас штейгеры, вот я и работаю прорабом.

- На какой линии?

Человечек с волосами-сосульками и тут с ответом, как видно, не подкачал, потому что детина заговорил снисходительнее, перевел беседу в русло обсуждения профессиональных сложностей. При этом не забывал постоянно и себе, и другим подливать. Ханыжный к тому времени стоял винтом, но держался, не уходя и не падая.

- Да вы, - презрительно цедил детина, - я вообще не знаю, на хрен вы нужны, блин, прорабы. Долбим, долбим, а тоннели на десять метров не сходятся. Один влево, другой вправо.

И он назвал какую-то линию, на которой якобы недавно случилось подобное.

- Это еще ничего, - кивая головой, радостно засмеялся юный штейгер-прораб, - вот когда один тоннель вверх, а другой вглубь, так бывает, метров на тридцать друг на друга залезут, а потом верхние на нижних провалятся. Вот это страшно.

- Бывает, - согласился детина и опять назвал какую-то линию.

В это время за соседним столом кто-то начал "гулять". То есть он уже давненько гулял в гордом одиночестве, но теперь его продавщица чем-то обидела. Вроде бы просто закрыла ларек или не приняла пустые бутылки. Гулящий разбуянился по черному. Он ушел от ларька в сторону, орал матом со слезливыми нотками в голосе и кидался стеклянной тарой в глухой бетонный забор. Ко всему прочему человек этот был явно "не наш".

- Что он делает, - прервал беседу детина. - Э, ты! - окликнул он огорченного.

Однако тот продолжал об забор посуду бить, откуда только у него бутылок столько взялось. Ведь тоже маленький, хотя и плотный.

- Э, ты! Прекрати! - повторил детина свое обращение.

- Что прекрати?! Что прекрати?! - взорвался оборачиваясь тот. - Какое тебе дело? Я об забор свои бутылки бью. Здесь грязь! Здесь всюду грязь! Какое дело тебе!

Не очень явный, но все-таки слышный акцент подтвердил Федино наблюдение, что человек этот "не наш".

- Какое мне дело? - медленно и грозно спросил детина. - А такое, что ты, сука, сюда приехал и здесь ведешь себя, как свинья.

- Ладно оставь его. Ну его на хрен, - попытался вмешаться Федя, которому очень не хотелось попадать в милицию, а дело-то шло явно к этому.

Детина осуждающе посмотрел на Федю, оценил его габариты и сказал все-таки с уважением.

- Вот ты вмешиваешься, а он вон что творит. Совсем обнаглели черные.

- Да хрен с ним, он пьян, - продолжал урезонивать Федя. Тем более, что и "не наш" человек тоже вроде бы успокоился. Но только вроде бы. Он вдруг сам подошел к их столу, встал рядом, поставил полупустую бутылку водки и стал ее пить для начала с молчаливым вызовом.

Федина компания, отвернувшись, попробовала продолжить прерванный разговор, особенно старался тоже сильно захмелевший человек с сосульками.

Оставшись в моральном одиночестве, подошедший схватил еще одну пустую бутылку со стола, дико нечленораздельно прокричал что-то, завыл и брызнул зеленым стеклом все об тот же забор. Мгновенье спустя Федя уже стоял между огромным метростроевцем и чернявым крепышем, расталкивая их локтями.

- Ах ты с-с-сука, - свистел метростроевец.

- Вы нас убиваете! За что?! За что вы нас убиваете! - слезливо визжал "не наш" человек. - За то что мы хотим сами жить? Не-за-ви-симо?

Федя понял, что он из Чечни. Сводки боевых действий не сходили со страниц газет.

- Ах ты с-с-сука, - свистел, напирая на Федю, здоровяк в белой рубахе.

И тут Федя заговорил, на него снизошел дар убеждения. Он удерживал возмущенного русского и говорил, что не стоит связываться, что может быть у того, другого, в Чечне кого-то недавно убили, а чеченца просто просил уйти, объясняя, что они в Грозном не были и вообще войны не хотят.

- А кто хотит? - визгливо спрашивал тот.

- Козлы, что наверху, - пояснял Федя, - кто бабки на этом имеет. А нам вы вообще по хрену, живите себе, как хотите.

Неожиданно пришел на помощь штейгер. Худо бедно они уломали обоих. За столом наступило затишье и перемирие. Успокоившийся метростроевец предложил за это и выпить. Сам взял начатую бутылку и разлил по дозе, поставил бутылку на стол и зачем-то на секунду отвернулся всем телом к ларьку.

Такой прыти от чеченца Федя не ожидал, в доли секунды сорвался тот с места, схватил эту бутылку и ударил парня по затылку. Федя заметил, как хлынула водочная струя за белый воротник рубашки. Бутылка же почему-то не разбилась. От удара метростроевец согнулся и сделал два шага вперед, а чеченец уже заносил свое оружие снова. Но включился и Федя, он сгреб его сзади за штаны и за шиворот и впечатал рожей в тот самый серый бетон, о которой недавно звенели бутылки. Чеченец осел, а метростроевец выпрямился и обернулся.

- Ну все, - спокойно произнес он, - теперь я его убью, а вы поможете.

- Конечно надо убить, давайте убьем, - подоспел пылая возмущением от случившегося вероломства человек с сосульками.

И опять Федя убеждал и опять уговаривал. Сначала русских. Потом чеченца. Тот вообще соглашался лишь с ним разговаривать. Наконец Федя словесно всех победил.

- Только потому, что ты меня спас, я тебя послушаю, - сказал метростроевец, и тут подошла милиция.

В этот вечер Федя творил чудеса, ему дано было свыше всех уговаривать. Минут через пять менты убрались ни с чем.

Чеченец плакал, когда они втроем проводили его в метро мимо контроля. И все спрашивал:

- Кому это надо? Кому это надо?

- Козлам, - неизменно отвечал Федя.

Сами они в метро не пошли, то есть собрались уже было, но худосочный штейгер, хитро улыбаясь, остановил их.

- Мужики, - позвал он, - а вы не заметили, куда наш четвертый сотрапезник делся?

- Не-а, - безразлично отозвался Федя.

- Он дал деру, как только заметил ментов. И, между прочим, кое-что нам оставил, а именно свою сумочку.

Сияя радостной улыбкой штейгер поднял на вытянутой руке белый полиэтиленовый пакет.

- Я подобрал, - продолжал он таинственным голосом. - А та-ам... Мужики, там и выпить, и колбаска, чтобы закусить, и хлебушек.

- Ну пошли, - метростроевец сразу направился к выходу.

Федя молча поплелся за ним.

Уже на улице, вдыхая свежеющий к ночи воздух, парень в белой рубахе вернулся к пережитому:

- Все-таки зря ты не дал мне его убить. Он меня, между прочим, очень сильно стукнул. Во какая шишка, - детина погладил затылок. - Надо было убить.

- Конечно, надо было убить, - серьезно согласился штейгер.

Федя дипломатично смолчал.