Евгений МОСКВИН. Следы жизни

Рассказ

 Однажды вечером, на берегу по-южному переменчивого моря сидела молодая женщина; облокотившись о ствол высокой пальмы (при каждом новом порыве ветра листья, покачиваясь, вторили развевающемуся платку, повязанному ей на голову), – женщина вспоминала мужчин своей жизни – мужчин, которых, она думала, что любила. Вспоминала – и сама удивлялась тому, как странно и безотчетно перекидывались ее мысли с одного мужчины на другого, потом на третьего, затем снова на кого-то из первых двух; да, всего мужчин, которых она любила, было трое, но сейчас ее сознание вырывало картины прошлого и так умело подстраивало их друг к другу, что сдавалось уже и сознание: «нет-нет, речь идет об одном человеке», – такой отклик в результате просто не мог не родиться  у женщины и сразу же это заставило ее сказать себе: «это, конечно, означает, что я жду того самого прекрасного принца – как в сказке – воплотившего в себе все самое хорошее, что только было в этих трех; тогда я была бы совершенно счастлива… как эта пальма, наверное, когда к ней прикасаются лучи закатного солнца над водой – сейчас она счастлива. Разница в том только, что это было бы долговечнее – не полчаса, но вся оставшаяся жизнь… полчаса длиною во всю оставшуюся жизнь».

 Но это было совсем неверное рассуждение: появись когда-нибудь этот мужчина, женщина пропустила бы его подобно тому, как пропускаешь лица случайных прохожих в городском аду. Не то что полчаса – ни единой искры бы не задержалось.

 Женщина, однако, не знала этого и не могла знать, не чувствовала и не могла почувствовать – подобно тому, как листья этой пальмы не могли знать или почувствовать, что представляет собою человек, или подобрать название солнцу.

 И кто-то, кто увидел бы со стороны четкую тень этой женщины под тенью пальмы, подумал бы совсем не о том, о чем думала женщина, – о чем-то, совершенно несвязанном с ее мыслями, а между тем, еще кому-нибудь, захочется верить, что есть такая связь и, более того, отыскать ее.

 Женщине вспомнилось вдруг, как ее второй мужчина любил повторять: «На Бога можно набрести только случайно». Уходя в отпуск каждое лето, он часто отправлялся в горы (море его не удовлетворяло), – поэтому она любила спрашивать его:

 «Где же? На вершине?»

 А он отвечал:

 «Нет».

 Тут женщина, посмотрев направо, вдоль пляжной полосы, увидела, как со стороны отеля, куполом возвышавшегося над гущей пальм, идет человек, которого она узнала; это был ее приятель и коллега, работавший здесь гидом; вернее сказать, она узнала зеленую майку с черными полосами поперек – он всегда носил эту майку, и как она теперь штормила на ветру – казалось, сейчас вот-вот порвется!

 Будто бы через тканевые поры проносилась зыбкая неустроенность всего этого мира!

 Когда мужчина подошел вплотную и остановился, женщина развязала платок на голове и, бросив его к ногам, на остывающий песок, прижала маленьким камешком.

 – Ты из отеля?

 – Да.

 – Что там делается?

 Конечно, она спрашивала о туристах, но он ответил ей, чем занимался он сам, только что, в перерыве от работы, – слишком поразило его недавнее открытие, которое он сделал буквально на пустом месте; чувство новое и очень странное, почти восторг, который не сумело заглушить даже море, своим собственным восторгом, более праздным и бушующее умиротворенным.

 – Я смотрел один фильм… вернее, пересматривал… до этого я видел этот фильм совсем маленьким мальчиком, когда еще не жил здесь… и знаешь, тогда, много лет назад на самой середине фильма начались жуткие помехи, серо-белые, очень густые, – так что ничего вообще нельзя было разобрать, но звук нет, звук не терял четкости. Фильм мне очень понравился, и я не выключал телевизора, а все силился представить, что за этими помехами, будто пробирался через дебри к свету, и никак не мог… снова и снова – нет, безрезультатно… и все же один раз мне удалось, тогда я был в этом уверен, но дело в том, что это произошло, когда я прекратил уже пробираться – не сказать, чтобы я отчаялся, нет, просто успокоился, смирился, что слышу только звук, но ничего к нему не могу приписать… воображением. И вдруг мне все явилось само собой – на несколько мгновений, не более… я слышал слова, разговаривали двое, мужчина и женщина, и я понял, что они стоят возле отворенного окна; он облокотился на подоконник, подпер рукой подбородок… и этот свет – их освещал алый закат. Закат, пожалуй, явился мне явственнее всего. Эта картина тогда пронзила меня, как озарение… она и была озарением… С тех пор я не видел этого фильма и давно успел все забыть… а сегодня включаю, и поверить не могу: вот он идет, по местному каналу… Я стал смотреть… Я вспоминал, но все по порядку… И когда подошел тот самый эпизод, тот разговор мужчины и женщины, я увидел на экране ровно то, что мне явилось много лет назад, представляешь? Все в точности! Отворенное окно, закат… Мужчина склонился к подоконнику; подпирает рукой подбородок… Я ничего этого не помнил, до самого начала эпизода, а потом… Можешь представить себе мое удивление – я тотчас вспомнил все! И еще одно. Сегодня я более глубоко проникся тем, о чем они разговаривали; я усвоил то, чего не усвоил тогда. Женщина собиралась уходить от мужчины, а он не хотел ее отпускать, – это я помнил… ему было больно, так я тогда подумал, но только сегодня я сумел проникнуться его болью в полной мере… я ощутил ее, как свою собственную… но не просто потому, что увидел картинку, – я поневоле обострил себя тем озарением, из прошлого…

 «О чем он там говорит?.. О закате? Наверное, об этом закате…– мелькнуло в голове женщины, – глупость какая! Будто я сама его не вижу…»

 И потом еще одна мысль:

 «Кажется, он сказал, что хочет прогуляться чуть подальше, к скалистой гряде и попросил составить ему компанию…»

 Верно, мужчина действительно завершил свою необычную историю этим предложением.

 Они шли молча, словно боясь нарушить шум начинающегося отлива, – нарушить каким-нибудь неуместным вопросом; волосы женщины свободно развевались – она так и оставила свой платок, на песке, под пальмой.        

 Женщина прервала молчание лишь тогда, когда песок под их ногами сменили плоские каменные глыбы, – и то не с тем, чтобы задать мужчине какой-то вопрос – она резко остановилась и указала на одну из глыб, неправильной треугольной формы.

 – Смотри!.. Что это? След! Отпечаток!

 – Ничего себе! И правда…

 – Это отпечаток ископаемой черепахи.

 – Как он мог здесь очутиться?

 – Понятия не имею! – она подошла ближе и села на корточки – возле самого камня.

 – Туристы редко сюда забредают – и все же странно, что никто до сих пор не обратил на него внимания.

 – Его могло вынести на берег совсем недавно…

 Минуту-другую она изучала находку, а потом произнесла:

 – Знаешь, в детстве я увлекалась палеонтологией… да и в двадцать лет тоже еще хотела стать палеонтологом.     

 – Почему же в результате не стала?

 – Ну… турбизнес мне нравился не меньше… и то, и другое одинаково…

 – Конечно, только свою жизнь можно охватить, чужую никогда, если ты это имеешь в виду.

 – Особенно, если ты сам и придумал эту чужую жизнь, – заметила женщина.

 – Точно.

 Она выпрямилась; он приобнял ее за плечи; они двинулись дальше, но женщина все оглядывалась назад, на отпечаток, пока треугольная глыба совсем не затерялась среди других глыб. Тогда женщина сказала вдруг:

 – Мне кажется, я завтра умру, – это были не пять слов, вызванные эмоциональным всплеском, но, скорее, сам этот всплеск; и море ему вторило.

 – Не может быть, – ответил мужчина уверенно; но не улыбнулся.

 «Почему он говорит так?» – подумала женщина, и снова ей вспомнились странные слова: на Бога можно набрести только случайно. «Но он-то никогда не знал этих слов, не слышал! А знала я… значит, он так ответил по какой-то другой причине; из своих соображений».

 «Не может быть, потому что она заранее так говорит», – подумал мужчина.