Андрей ШТАЛЬ. Мы порой с нею спорим сурово

Африка

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далёко, далёко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

                            Николай Гумилев

Мы порой с нею спорим сурово,

Но в дурмане кухонного чада

Я могу ей читать Гумилева,

Про жирафа с далекого Чада.

Все еще хорохорюсь при ней я

И держусь королем, хоть и голым,

Говорю о шаманах Гвинеи,

О культурных обрядах Анголы.

Позабыв суету и мороку,

Тесноту наших мрачных комор,

Я бы мог жить под пальмой в Марокко,

Наслаждаться лесами Комор.

Но она же – семейная дама,

Варит завтраки мне и обеды,

Не умеет плясать под тантамы,

Не плетет себе локи и дреды.

Равнодушна к звучанию бонго,

Не стесняется выглядеть дурой.

И какое ей дело до Конго

И до всей африканской культуры?

Ей бы место расчистить в комоде,

Ей бы талию сделать поуже,

Ей бы новые туфли по моде

И зарплату побольше у мужа.

Ей бы много чего, только снова

Я тихонько ей глажу колени

И читаю стихи Гумилева…

А она молча лепит пельмени…

Умирал старик

Умирал старик, счета не оплатив,

Не болел почти, но как-то вышел весь.

И за ним явился ангел во плоти –

Призрак смерти, что принес благую весть.

Он сказал: «Тебя утешить я хочу.

Да пребудет Божья милость за мольбой!

У меня ключи от тысячи лачуг,

Но сегодня я отправлен за тобой!

Вспомни жизнь свою, былые времена,

Трудовые вахты, дальние пути!

Знай, для Господа жизнь каждая ценна,

Потому Господь и хочет всех спасти!

Вспомни времечко, в котором ты был мал!

Пусть улыбка застывает на губах!

Вспомни детство и заснеженный Ямал,

Вспомни молодость и жаркую Кубань!

Днепрогэс, Магнитку, Целину и БАМ.

Каждый дальний уголок Святой Руси!

Вспомни все, куда вела тебя судьба!

В мир иной святую память унеси!

А в раю домашним пахнет молоком

И всегда незамутненный небосвод».

Умирал старик спокойно и легко.

Август. Лето. Девяносто первый год.

Царство небесное

Смотришь, бывает, на небо, видишь вдали силуэты, -

Множество старых знакомых, экое, все-таки, диво!

Ходят по небу артисты, ходят по небу поэты,

Верный товарищ, с которым пили мы в юности пиво.

Бабушка Аня, два деда ходят небесным покоем,

Тени щемяще тоскливо тают в туманности белой.

Кто-то почти незнакомый вдруг помахал мне рукою -

Мальчик, убитый осколком после ночного обстрела.

Бродяга

Бог ему подписал приговор –

Опуститься до самого днища.

Не на паперть идет, но в собор

Полоумный, юродивый, нищий.

Никудышный совсем мужичок,

Голодранец, небрежно одетый,

Доходяга, ханурик, торчок

В храме божьего слова адептов.

Он ведет образ жизни бича,

В кабинеты большие не вхожий.

А в руках у бродяги - свеча.

Он, конечно же бич, но бич Божий.

Безумство Христа ради

После засухи грядут холода,

За зимою наступает жара,

Знай, дурак себе идет в никуда,

Не печалится дурак ни хера.

Запусти хоть во дворец, хоть в барак,

Пряник дай, намни дубиной бока –

Все одно ему, поскольку дурак,

Безрассудному дорога легка,

Даже если мир летит под откос.

Почитай евангелиста Луку –

Быть юродивыми учит Христос

И прощает все грехи дураку.