Алиса КОРОЛЁВА. С милого желтого поля бежал мальчонка
Царапина
Этой ночью приснилось мне золотое поле
И желтое небо, плывущее над домами,
Там самолет, словно птица, с чудовищным воем
Разрывал животы облакам своими когтями.
И к месту тому никогда поезда не ходили,
Автобусы не приезжали туда годами,
А мы это поле так безнадежно любили,
Что дружбу водили с его золотыми цветами.
Но все же машины у нас никогда не бывали,
И почта так долго пыталась до нас добраться,
Что мы оставались у поля внутри, в овале,
И листья его начинали за плечи кусаться.
И было оно нам защитником, было другом,
И долго потом я грезил его плодами,
Ведь даже когда я до чертиков был напуган,
Оно укрывало меня травяными руками,
И прятало в своём тёплом и жёлтом пузе,
И было мне так замечательно и спокойно,
Что даже теперь я обрывками этих иллюзий
Утешаю себя, и не страшно мне, и не больно.
Но даже дорога бежала от этого места,
А мне так обреченно хотелось обратно,
Земля на том поле пахла как свежее тесто,
И каждый цветочный куст становился братом.
А запах травы был даже в моей постели,
А солнце так осторожно кусало за щеки,
И даже сейчас от крапивы горят колени,
И снова во снах я вижу, как вдоль дороги
С милого желтого поля бежал мальчонка
С коленом в крови и царапиной вдоль лопаток,
И бережно, словно щеночка или ребёнка,
Нёс, прижимая к груди, кукурузный початок.
Лаба Большая и Малая
Мальчиком бегал в рыжих колосьях пшеницы,
Ржавые зерна впивались в детские ножки,
Папины огороды, дедушкины теплицы,
На мне чужие потертые босоножки.
Тыкался носом в маленьких тёплых крольчат,
Дрался с соседским мальчишкой за насыпь щебенки,
Дергал деда за бороду, грозно на пса рычал,
Взял потом и убил в себе золотого ребёнка.
Ну зачем я подрос, зачем я уехал в город,
Оделся в рубашку, выучился на филолога?
Лучше бы я оставался маленьким сыном шахтера,
Лучше бы я носил дедову длинную бороду.
Лучше бы спрятал меня высокий маис –
Мой главный защитник, мой переросток-подснежник,
Так же, как прятал всегда от отцовской руки,
Лучше б меня нашли, но был бы я прежним.
Где моё глупое детство на берегу Лабы,
Где кутают в шубку так тесно, что хочется выть:
«Мама, ну я же такой шебутной, я такой быстрый»,
Шрамы на память оставили мне кукурузные листья.
На илл.: Художник Владимир Гусев. Среди подсолнухов