Екатерина СИРОТА. Юность
Из жизни воронежских музыкантов
Когда я смотрю на свою четырнадцатилетнюю Марусю, плавающую всей мощью молодой души в виртуальных мирах интернета, мне хочется удариться в воспоминания.
Почему же удариться, словно это больно и неожиданно? Как будто ты бежал, спешил куда-то, а потом споткнулся, наткнулся на что-то, что мешало бежать дальше… стоишь и потираешь ушибленное место и тебе больно. А больно быть не должно, потому что есть только день сегодняшний и «хлеб наш насущный дашь нам днесь»!
Мне часто снится, что все мы поднимаемся по ступеням на небеса все выше и выше, от земли на небо бесконечность лестниц, мы идем каждый по своей лестнице, ступени на самом верху спрятаны в облаках, а те, что внизу, у земли, рассыпаются. И лестницы будто бы висят в воздухе, но мы не замечаем пропасти под нами и продолжаем шагать вверх.
Воспоминания, как бусы рябиновые, нанизываешь сам на нитку одно за другим. Так и 1996 год, год моего поступления на факультет прикладной математики и механики в университет, а он-то был один единственный тогда в Воронеже, остальное – институты. Начало второго курса, 1998 год и дефолт, не успели продать квартиру маминых родителей до! Зато после потянули компьютер – на вырученные от продажи квартиры деньги. У меня и еще одного одногрупника был… Все завидовали тогда, приезжали домой, чтобы вместе лабораторные писать, мечтали стать крутыми программистами.
Осень, после второй пары большая перемена, университетская площадь пуста, только троллейбусы зацепились рогами за серые облака, отдыхают… Здесь конечная. Две длинных очереди за пирожками, в одной любители с повидлом, в другой ливера, столовая не работала. Ноябрь, хмурый и тревожный, исподлобья глядит. Мы смеемся, пар изо рта, вдыхаем запах жареных пирожков, ждем своей очереди и слюни сглатываем, а потом хватаем уже красными пальцами, судорожно жуем и с набитыми ртами несемся в «аквариум», так холл прозвали университетский, боимся на третью пару опоздать.
И снова – первая пара, поточная лекция, любимый математический анализ, абстракция и запредельная чистота, строгость высокой математики… Кто смог к 8 утра окончательно проснутся, тот ощущает. У некоторых голова падает прямо на грудь под мерное постукивание мела по доске – лектор выводит формулы. Главный корпус на самой высокой точке Воронежа, большая аудитория на четвертом этаже, виден Чернавский мост через водохранилище, левый берег, в окно дождь ноябрьский барабанит, капли по дорожкам бегут, стирают очертания домов… Водохранилище черное, бескрайнее, речку Воронеж когда-то поглотило, неживое какое-то оно… А внутри у меня, наоборот, струна натянута, кажется, тронь ее, запоет и лопнет! Внутри что-то бурлит, как только в 18 лет может бурлить, хочется вскочить прямо на парту и побежать, а потом полететь над черным водохранилищем…
***
Подъезд в хрущовке, узкие пролеты, стены темно-зеленой краской выкрашены, запах борща и жареной рыбы. Познакомилась с компанией ребят-неформалов, общаемся прямо тут на первом этаже, они курят, смеются, обсуждают предстоящий фестиваль альтернативной музыки в Воронеже, а еще выстреливают названиями воронежских команд: «Вероятность контроля», «Молотов Коктейль»… Завороженно слушаю, дико стесняюсь своего невежества. Приглашают на репетицию в подвал на следующей неделе. Как дожить, что одеть? Бегу домой, в висках БГ стучит:
Мы стояли на плоскости
С переменным углом отражения.
Наблюдая закон,
Приводящий пейзажи в движения…
Едем в трамвае, солнце яркое, пронизывает изнутри, за мутным окном деревья желто-красным пестрят, окно приоткрыто и тянет немного пылью, немного дождем, становится вдруг тревожно, словно что-то уходит, а что – не понять, не узнать! На мне ярко-голубой мамин свитер, растянутый и сто раз вязанный вновь, куртка кожаная, полгорода в таких ходило, на толкучках покупали, отец премию получил за научные труды… Скоро выходить, жадно ловлю, чтобы не пропустить, все, что обсуждают ребята, Всё новое, будоражащее – пост-панк, готик-рок, названия, названия групп. Надо успеть все впитать, переспрашивать стыдно, интернета еще нет!
***
В подвале старого дома в Юго-Западном районе уже гитары настраивают, тесно, накурено, садимся на импровизированные стулья – ящики. От первых аккордов все внутри рушится и вновь рождается, созидается, а потом себя на атомы разбираешь и вновь создаешь!
Вокалист Карась – Женька Карасев, харизма, бешеное обаяние, правильные черты лица, виски бритые, он – лидер с полным отсутствием слуха и голоса. Скрипнула дверь, очень шумно, Карась продолжает электрогитару настраивать, но все повернулись – Наталья пришла, она неведомых высот для меня – девушка-барабанщица, одна такая на всю Воронежскую тусовку, большая честь для Карася, что согласилась порепетировать с ними. Возможно, на грядущем концерте за барабаны сядет именно она. Наталья – скромная и свободная… невысокая, волосы вьются, свободная от всего ненужного… от наших взглядов, от резкого хохота Карася, от звуков плохо настроенной гитары. Впорхнула за барабанную установку и вся в ритмах и ударах палочек своих растворилась. А ритмы многим навеяны и все, что звучит – влияние на нас мощной волны пост-панка и готик – рока. Жадно глотали все, чем Великобритания на нас дохнула – Баухас (Bauhaus), Джой Дивижн (Joy Division), Сиукси (Siouxsie and The Banshees) и поток других, всех, кто учил быть, звучать и мыслить именно так. Это звучание наполняло изнутри, струны наши готовы были к этому звучанию, и они ждали именно его… так совпало… Эффект резонанса произошел и выстрелил в Воронеже многими потрясающими командами (одна из них Молотов Коктейль), событиями, героями, клубом Фидбэк недалеко от цирка, а потом и созданием первого в России готик-рок лейбла… но об этом чуть позже…
После репетиции торопимся на трамвай, после духоты подвала осенний холодный воздух хочется жадно глотать, такой он вкусный. Карасю и еще нескольким ребятам со мной по пути. Наталья прощается с нами, живет в другом конце города.
В вагоне пусто, только наша компания, Карась шутит и пытается пересказать фильм Тарантино, я про него еще не слышала тогда… Смех немного хриплый, когда смеется, волосы падают на лоб. Ребята от него не отрывают глаз, настолько заразительный смех у Карася.
Много лет спустя у него умрет жена от передозировки… Он останется с маленьким сыном… А пока только холодный осенний ветер в окно бросил желтый кленовый лист, вагон подрагивает и мы точно знаем, как жить.
***
Первый для меня концерт, мини рок-фестиваль «Выхода нет!» в ДК «Луч». Захожу в холл, сердце бешено колотится, чуть опоздала. Музыка гремит, в холле не протолкнуться, все курят прямо здесь, на стенах афиши – «Выхода нет!».
Пробираюсь в зал, натыкаясь на компанию – пересекались в подвале на репетициях. Склярики, он и она. Они не женаты, но все их так называют, по его фамилии Скляров. Рита – фанатка Сиукси, чем-то похожа на нее, возможно макияж… протягивает сигарету, нет… я не курю… Рита затягивается так, как только умела она одна. Глаз не оторвать было от нее в этот миг, как будто в этой затяжке весь смысл и знает его только она. Наверное, поэтому ее и полюбил Склярик, который до сих пор этого смысла по-настоящему и не раскрыл. Рита высокая, крупная брюнетка, очень стильная, всегда потрясающе себе сама вязала. А Женька Склярик худощавый, неуклюжий, когда улыбается, похож на Приемыхова.
Со временем подружилась с ними. После шестой пары в универе покупала батон и ехала к ним в Северный. Они жили в доме, рядом с автовокзалом, бывший немецкий барак, туалет один на этаж и комнаты, похоже на коммуналку, но не она… У Риты всегда варенье было вишневое, после шести пар есть ужасно хотелось. В комнате Скляриков только кровать старая пружинная и две табуретки с зеленой, чуть облупившейся краской. Стулья сдвигаем, дымящийся чай, батон и вишневое варенье и снова Сиукси.
В комнате очень сыро, Рита открывает форточку, закуривает и тонкую струйку дыма устремляет в форточку. Смеемся над Женьком, неуклюже извивающимся под музыку…
***
Сейчас непонятно, как мы втроем могли сидеть часами на спуске к водохранилищу от Художки (так в городе называли художественное училище). Спуск крутой, заросший, неухоженный, дикий какой-то… Встречались по выходным в центре, Склярики всегда раньше приезжали, Ритка хватала меня под руку, и мы шли к нашему спуску, а Женек сзади плелся как будто сам по себе.
Так почти всю осень, по выходным, провели на этому спуске… Просто сидели на сломанном старом дереве, смотрели на водохранилище, проезжающие внизу машины, Ритка курила, шутила над Женьком и Карасевым, которого знала очень давно, обсуждали новый альбом Сиукси и вдыхали только наш уходящий осенний воздух. Наверху частный сектор, жгут листву. Пахнет дымом, и немного слезятся глаза…
Они потом поженятся, лет через десять, наверное, единственная пара из тусовки, ставшая семьей. Будет двое детей, много ссор, непонимания, легкости уже не будет… Но все же вместе…
***
После пар впервые отправляюсь в клуб Фидбэк, знаю, что рядом с цирком, знаю, что культовое для Воронежской тусовки место, где проходят концерты, зависают небожители – по моим меркам. Повод – купить кассету группы Баухаус. Питер Мерфи – великолепный британец, вокалист Баухаус, глубокий баритон, глубокое звучание мысли, чувства, Баталов в молодости, крестный отец готик-рока. Знаешь Питера Мерфи, и тогда, возможно, один из небожителей Фитбэка оторвется от своего маникюра, и даже продаст тебе кассету.
Один из этих небожителей ничем Мерфи не уступает, а может даже и чем-то превосходит… Ну, по крайней мере, для Воронежской тусовки! Это сам Виталий Рыбальченко – Рыба. Вот уже точно – крестный отец воронежской готик-рок тусовки. Про Рыбу можно бесконечно писать и все будет правда и будет сага.
Ступеньки крутые, подвальное помещение, полумрак, Виталий восседает за прилавком и пилит длинные ногти, волосы радикально черные, виски бритые, близко посаженные глаза, нос крупный с горбинкой, невысокий. Хотя так может казаться, ведь он сидит, ссутулившись, поглощен идеальной формой ногтя на указательном пальце. Само величие и естественность. Очень некрасивое красивое лицо. Я готова сквозь землю провалится, на мне все не то и не так, ну, не вписываюсь я в интерьер Фитбэка никак, на мне перешитое мамино пальто, пестрое, в стиле хиппи. Ни макияжа, ни брутальности. Только что-то про Баухаус лопочу.
Потом несколько лет спустя, когда вошла в круг вторых, третьих друзей, Рыба с упоением нас всех одевал, рылся в секонд-хендах и правил наш имидж. Эстет до мозга костей во всем, и именно поэтому классный дизайнер. Позднее, когда создали свой готик-рок лейбл, он делал потрясающие обложки для дисков, атмосферные, как сейчас говорят.
Атмосферным было все вокруг Рыбы, он перемещался во времени и пространстве, а атмосфера, как свет от источника, разливалась вокруг него, волнами накатывая на тех, кто рядом оказался, и кто был интересен ему. И каждый раз новая волна выбрасывала на берег новые персонажи. По пятницам у памятника Бунину, рядом с центральной библиотекой, собиралось человек десять, иногда больше. И эпизодически Рыба приводил кого-то нового. Знали, что новенький чем-то интересен Виталию, чем-то зацепил… А отбор был жесткий.
Почему-то особенно ярко стучат в сознании тусовки у Бунина в августе. Город пустой, молчит, все на дачах, вечером темнеет уже раньше, деревья рядом с памятником старые, пахнут затихающим летом и пылью, уже не так жарко, можно пережить тяжелые ботинки на платформе. Почти все в таких были…
Встречались, потом иногда шли до главного корпуса университета. Воронеж, красивый и спокойный, тихий в конце августа, осень ждет.
Шли, смеялись, обсуждали новые альбомы, клипы, музыкальные лейблы, концерты, а еще предстоящий фестиваль в Польше Кастл Парти и казавшуюся сумасшедшей идею Рыбы поехать туда будущим летом автостопом.
***
А потом новый учебный год, высшая математика набирает обороты, предметов очень много, но они неведомым образом собираются в причудливую мозаику. Это как стихи, можешь их почувствовать, дать им через себя прозвучать – увидишь многое вне времени и пространства. А время само по себе не существует. Это мы, люди, породили время.
Новый год наполняется событиями, знакомствами, мыслями и идеями. В Воронеже еще одна известная точка, где продают ту музыку, находится в Детском мире на Плехановской. Этого магазина давно нет, вместо него бутик с мехами.
В Детском мире несколько стеллажей с дисками и Мартин. Он, как хозяйка медной горы, всеми этими драгоценностями владеет, у него еще есть точки по городу. Мартин – это от фамилии Мартивосьянц. Игорь высокий, волосы сильно вьются, забраны в хвост, старше всех нас лет на десять. По нашим меркам – старый уже тусовщик. Накануне распада СССР с друзьями из Воронежа ездил на фестиваль «Монстры Рока», который проходил в Москве на аэродроме Тушино.
От него, как от Рыбы, исходят волны, он свободный и спокойный, созерцает и радуется, никого не отбирает в ближний и дальний круг друзей, на имидж не смотрит, слушает хард-рок, хеви-метал и треш-метал.
Рыба кривится, ведь готик-рок для интеллектуалов, но мирится с Мартином, так как приходится мириться с другими планетами, плывущими по своей орбите, с ними потом вселенную строить. Позднее, когда уже был создан свой готик-рок лейбл, собирались у Игоря на квартире. Он единственный обладатель своего жилища среди всех нас. Обсуждали предстоящие релизы, планируемый фестиваль в Воронеже, предстоящую поездку на концерт немецкой команды в Московский клуб. Засиживались до глубокой ночи, Мартин всегда чай свежий заваривал, такой только он умел. Рыба над столом почти засыпает, но продолжает обсуждать – в какой последовательности надо выпускать музыкантов на фестивале. Поток его мыслей вместе с чайным ароматом обволакивает. Понимаешь, что надо подняться и ехать домой, завтра пара в восемь утра.
***
Наша первая совместная поездка в московский клуб на концерт. Едем уже не только как зрители, но с целью взять интервью для нашего сайта Шадоуплей (конкурируем с московским аналогичным готик-рок изданием), компания человек пятнадцать… Знакомая портниха сшила черный комбинезон из кожзама, одна рука голая, ассиметрия с претензией. Я была в восторге вплоть до первых часов, проведенных в плацкарте, когда оказалось, насколько он неудобный. Мы не переодевались, ехали в прикидах, соседи по вагону бросали взгляды.
Концерт ближе к ночи, весь день шатались по Москве, жутко замерзли, был ноябрь, спускались греться в метро. Гул электричек под землей, вдыхаем запах подземки. Мартин смеется, склоняясь над Рыбой, тот хмурится, но продолжает слушать. Земля немного дрожит, двери подъехавшей электрички открываются, и мы вваливаемся в вагон, наконец-то по направлению к клубу, ведь дело к вечеру.
Скопление странных, черных, накрашенных людей в одном месте, подтягиваются еще и еще. Москвичи пафосные и умопомрачительно прикинуты, у девушек сложносочиненные прически, ирокезы, пирсинг, платья…
У нас – воронежский говор, наглость, харизма Рыбы, помноженная на харизму Мартина. Гул, грохот, сам концерт. Потом интервью для нашего сайта, смогли взять – громадная удача. Я неплохо говорю на английском, вокалистка – улыбчивая немка, Рыба уже страшно пьян, покачивается рядом, но диктофон держит уверено, этим интервью он заткнет за пояс москвичей, а, точнее, их готик-рок интернет издание, но это будет позже… А сейчас, собрав последние капли воли, практически падает на мощную грудь Кейт, у которой берем интервью. Мило улыбаемся друг другу, благодарю за интервью, под столом пинаю ногой Рыбу, но он уже спит.
После концерта мы с Мартином обнаруживаем Рыбу на танцполе. Он страшно пьян, но пластичен в танце, с двух сторон московские гот-дивы его держат под руки. Мартин стряхивает их и тащит Рыбу в большой зал, чтобы найти остальных. Скоро четыре утра и клуб закрывается.
Только под утро поняли, что где-то придется скоротать время до нашего поезда. Девочек отправили на квартиру московской тусовщицы, известной в этих же узких кругах. Помню, что уснули прямо на полу в маленькой комнате, не раздеваясь, а утром приехали Игорь, Рыба, все наши. Варили пельмени, было ужасно вкусно, обжигались, так хотелось есть. А потом поезд, ночь, колеса стучат, мы спим, отключились от внешнего мира, но чувствуем, что этот мир наш и мы все в нем, наполняем его, а он нас…
***
А потом у Мартина появилась Мила, как он говорил – его последний шанс… все-таки предшественниц было много. Мила продавала детское питание там же, в Детском мире, студентка РГФ, так и познакомились. Блондинка с брекетами, с удивительно длинными и густыми, коса в кулак, волосами. Позже она будет крестной моему первому ребенку – дочке.
С появлением Милы на кухне стало вкуснее, уютнее, готовила она потрясающе. У нее мама профессиональный повар, работала в грузинском ресторане «Тифлис».
Уже когда создали свой готик-рок лейбл Шадоуплей, кухня Мартина и Милы была, как штаб для обсуждения новых релизов и пока первого предстоящего и проводимого нами концерта. Наш первый опыт. Договорились с московской готик-рок командой Доппельгангер (DoppelgangeR).
Их в Воронеже знают пока немногие. Чтобы привлечь побольше зрителей, Рыба делает ход конем и договаривается о совместном выступлении с известной по тем временам воронежской почитаемой металлистами группой Литл Дед Бертой, хотя металлистов сам он очень не любит и ждет от них всяческих неприятностей и подвохов.
Концерт планируем в кинотеатре «Юность». Примерно за месяц до события вечерами расклеиваем афиши в центре на проспекте Революции. Оставшиеся клеим, где придется.
В день концерта в холле «Юности» металлистов гораздо больше, чем готик-рок фанатов. Среди металлистов – известная личность Кувалда, на концертах он всегда виден, грузный, неадекватный, размахивает руками, но мастерски заводит народ. Все пришли ради Литл Дед Берты, Доппелгангер идут довеском.
Но музыканты выстреливают так мощно, что мало кто обращает внимание на потасовку в холле и лужу крови, то, чего и ожидал Рыба от поклонников металла. Тогда охраны и милиции не было на подобных мелких мероприятиях.
Доппелгангер стали одними из первых, кого издал Шадоуплей лейбл. Они часто приезжали в Воронеж, говорили – приезжаем отдыхать… зависали у Мартина и поглощали Милкины блинчики и прочую стряпню. Под конец пребывания она варила им только гречку, это был знак, что пора возвращаться домой.
Мартин и Мила через пару лет поженятся, родится Марьяна, потом разведутся – через 15 лет.
***
В начале лета начинаем активно собираться на польский фестиваль Кастл Парти. Ехать через всю Польшу до города Болкува, который почти на границе с Германией. Рыба руководит сборами, перетряхивает в очередной раз раскладушки в центральном сэконд-хенде на рынке, чтобы не ударить в грязь лицом перед польскими фанатами, одевает всех, кто едет на фестиваль. Нас пять человек, палатки, консервы, печенья, пустые кошельки, за границей не были ни разу. Виза в 2003 году в Польшу была не нужна.
Доезжаем до Москвы, пересаживаемся на поезд до Бреста. В наш вагон загружаются москвичи, списывались с ними заранее, со многими пересекались в предыдущей поездке на концерте в клубе.
Среди них Татьяна – известная тусовщица, невероятно стильная, бритые виски, красные волосы, пирсинг, все уместно, каждая деталь продолжение ее самой. Она красавица, уверена в себе, едет не первый раз, на фестивале ее знают и даже фотографировали для какого-то польского журнала.
Едем, делимся консервами и печеньем с москвичами, слушаем музыку. Параллельно засовываем в диски, которые уже издал наш лейбл, обложки, чтобы в качестве рекламных релизов раздать на фестивале. Рыба вьется вокруг Татьяны. Москвичи снисходительно посмеиваются и увлеченно поедают наши консервы. К Бресту рюкзаки становятся значительно легче.
В Бресте пересаживаемся на электричку, пересекающую границу с Польшей, идущую до Тересполя, там проверяют рюкзаки, а дальше одна электричка за другой до Варшавы. А потом Вроцлав, там останавливаемся передохнуть в студенческой общаге, летом это просто хостел. Выпили чай и уснули, меньше чем за сутки проехали почти всю Польшу.
Утром проснулась раньше всех, огромное окно и широкий подоконник, солнце яркое. Вроцлав удивительно красивый, крыши домов, как в сказках Андерсона, фигурные, перетекают одна в другую, пахнет цветущими липами и солнцем, а солнце для каждого пахнет по-разному…
Потом на автобусе до конечной остановки путешествия – Болкува. Болкув маленький городок почти у подножия Альп, мощеные улочки, склоны, старинный средневековый разрушенный замок, в котором будет проходить фестиваль.
Городок принимает фанатов, многие из Германии, здесь же недалеко кто-то снимает жилье у местных жителей, гостиниц нет. Мы в палатках располагаемся недалеко от замка во дворе частного дома за отдельную плату. Удивительное ежегодное событие для маленького городка.
Утром из палаток выходим в прикидах, с макияжем, на платформах, в тяжелых ботинках. Апофеоз – москвичи в сшитых своими руками бальных платьях, настоящие корсеты, неимоверно пышные юбки в пол, оттуда торчит платформа, вроде бы диссонанс, но захватывает! Высокие прически, черная помада, волосы почти у всех выкрашены, преобладает радикально черный, синий. Татьяна одна выделяется красным. Красные волосы, красные колготки, юбка и футболка в тон и пирсинг. Москвичей потом поляки будут на части рвать, чтобы сфотографировать для специализированных журналов. Кто-то просто в футболках любимых команд и джинсах. Много парней в черных кожаных юбках, верх – прозрачная сетка с вариациями…
Улочки узкие, на каждом шагу открытые пиццерии, запахи готовящейся пиццы и пива с фруктовыми сиропами. Готовят студенты-поляки, говорят на прекрасном английском.
По дороге в замок сливаемся с толпой, двигаемся в гору. Над нами небо высокое, такое только в горах бывает, днем очень жарко, ночи холодные, но мы не замечаем.
Итак, три дня музыки в замке, сцена под открытым небом, первое для меня выступление немецкой команды Дайне Лакайен (Daine Lakaien), они завершали день, хэдлайнеры. Пронзили музыкой пространство и время, пригвоздили всех нас к кресту вечности, что-то внутри дрогнуло и рассыпалось навсегда. Так только настоящая музыка может разрушать и созидать человека вновь, чтобы видел он и чувствовал красоту непостижимой выси над ним. А Дайне Лакайен и другие вместе с ним выступавшие, как проводники, через которые с нами вселенная разговаривает.
В Воронеж возвращались наполненные, молчали, боялись растрясти впечатления.
Из Польши привезли личные знакомства с музыкантами, интервью для нашего интернет-издания. Параллельно деятельность лейбла набирала обороты, отечественные команды находили лейбл сами и просили об издании.
Рыба принял решение устроить первый в России готик-рок фестиваль и по итогам издать сборник. Диски для прослушивания присылали со всей страны – Москва, Питер, Архангельск, Курск… Мы разделились, чтобы отбирать было легче, но последнее слово всегда было за Виталием. Тогда в личной переписке познакомились с будущими хэдлайнерами – архангельской готик неофолк командой Мун Фар Эвей (Moon Far Away).
Их первый релиз 1997 был назван в иностранной прессе первым по-настоящему готическим релизом из России. Мун Фар Эвей концептуальны, выступают в масках, музыканты-небожители. Кто был на их концертах – знает… Пока же мы только в переписке.
А еще питерская группа Теодор Бастард. Музыканты считаются основателями жанра ворлд мьюзик в России. Один из их первых альбомов «Пустота» имел громадный успех в Европе.
Были и многие другие, кем наполнился и прозвучал фестиваль. За день до мероприятия встречаем музыкантов, расселяем по ближайшим знакомым. Вечером собираемся на кухне Мартина: Алексей Шептунов – лидер Мун Фар Эвей, ребята из Теодор Бастард, очень шумно, тесно, накурено и очень легко. Поразит потом на фестивале, как изменятся музыканты на сцене, кажется, что они не должны и не могут вот так просто пить чай, курить на кухне у Мартина…
Суеты много, много деталей, которые нельзя пропустить, все делаем на свои деньги, которые заняли, надеемся отбить, экономим на всем, вплоть до охраны. Посмотреть за порядком во время концерта Игорь просит своих друзей – металлистов. Это крепкие надежные парни, один из них близкий друг Мартина Анзор – он еще старше Игоря, всем девушкам при встрече целует ручку, старая советская закалка…
В баре опять-таки свои знакомые, согласились работать просто из идейных соображений, практически волонтерство. Народу пришло много, сразу выдыхаем, понимая, что деньги, скорее всего, вернем.
После первых выступлений видим, что Рыба расслабился лучше всех нас, пошатывается около сцены, потом присел недалеко, отдыхает, привалился в баре к девочке в образе, платформа, ирокез, та не против, сочла за честь, Рыбу все знают. Многие выступления, как в тумане, хотя очень ждали их. А потом грянули Теодор Бастард и опять то же ощущение, как в Польше на Кастл Парти: вот они, проводники, вне времени и пространства, и нас тоже не было когда-то и не будет, а есть только то, что мы сейчас через себя пропускаем. Хочется плакать и попытаться ухватить эту дрожащую струну, звенящую и уходящую ввысь.
Вышли музыканты Мун Фар Эвей. В начале выступления прямо на полу сцены зажгли свечу, стало очень тихо и от их музыки спустилось спокойствие. Завершилось всё глубокой ночью.
На следующий день провожали музыкантов, и возвращались пешком от центрального вокзала по проспекту Революции. Шли молча, иногда переговаривались. Воронеж весенний, тихий и вечерний, зелень, как дымка, Милка цокает рядом на высоких каблуках, тяжелые волосы распущены, золотятся вечерним солнцем, прохожие засматриваются.
***
А потом был еще не один фестиваль, концерты, релизы отечественных и зарубежных команд, широкая известность в узких кругах. Университетский диплом в кармане и начало работы. Настало новое время, новая другая реальность… Параллельный мир моей семьи и моих будущих троих детей. Эти две реальности не заменяли и не дополняли друг друга… Но сама я стала больше, взрослее и уязвимее, а с рождением каждого последующего ребенка все более и более уязвимой. И чем взрослее, тем более хрупким становишься… но иногда во сне чувствую, что сама могу стать проводником той первой реальности… Может быть, для своих детей, хотя бы на редкие мгновения, передать им легкость и настоящие звучание музыки и жизни. Так мне снится…
Илл.: Daniel Hagerman
