Алёна ДАЛЬ. Папашка

Моему деду Захару Алексеевичу посвящается...

 

В то лето Шурочке исполнилось одиннадцать. Она была любимицей отца и главной помощницей мамы. На ней были двое младших – четырёхлетний брат Стасик и двухлетняя сестрёнка Раечка. Через железную дорогу от дома начинался лес, заготовка грибов и ягод тоже была её обязанностью. Иногда Стасик увязывался следом, но чаще оставался играть с другими ребятишками под присмотром старого, подслеповатого деда Тихона. А маленькая Рая сидела в котомке за спиной и быстро засыпала от долгой ходьбы. Тогда Шурочка укладывала её на тёплую траву, а сама быстро наполняла корзинки. Леса здесь были щедрые, богатые. Шура помогала маме по хозяйству – с утра отгоняла корову, кормила кур, набирала воду. Могла и кашу с грибами приготовить, и щей наварить.

Семья переехала в Углянец совсем недавно. Здесь была работа для отца, школа для детей. Мать устроилась в контору лесхоза. Справили избу, заготовили сена...

Весть о войне обрушилась внезапно, похоронив все надежды на хорошую жизнь. Завыли по улицам женщины, закричали дети, те, что помладше. А Шурочка не плакала, – она уже взрослая и всё понимала. Только косынку потуже затянула и к отцу:

– Папашка, ты тоже уйдёшь на фронт?

– А как же, – отвечал отец, гладя её по плечу шершавой рукой. – Родину защищать надо!

– А когда защитишь – вернёшься?

– Конечно, Шурочка! Кто ж вас растить будет? Нужно мамке помочь.

Через неделю мужчин построили возле сельсовета, погрузили в машины и отвезли в город на пересыльный пункт.

Потекла тревожная, полная неизвестности жизнь. Мать ходила хмурая, с опухшими глазами. С утра, подоив корову, уходила на работу. Шурочка по-прежнему отводила Малинку на луг, сыпала курам, таскала воду из колодца, да за младшими присматривала. Теперь к её обязанностям прибавилась ещё одна: раз в два дня она отвозила в город на электричке бидон молока, продавала его на рынке, а на вырученные деньги покупала хлеба. Шура знала счёт и никогда не ошибалась. Её стали узнавать городские покупатели, среди которых было немало военных. Прежде чем отправиться на фронт, призывники какое-то время оставались в Воронеже, пока руководство определялось с датами и точным направлением отправки эшелонов.

Однажды Шурочка задержалась на рынке чуть дольше обычного. Душный июль выжег макушки тополей. Кругом толкотня, гнетущая жара. Город жил в лихорадке начала войны. Девочка стояла с пустым бидоном и хлебом в кошёлке в очереди к колонке, чтобы напиться воды и ехать домой. В это время по главному проспекту в сторону гарнизона шла колонна солдат. Она была однообразно бурой и бесконечно длинной. Из-под сапог вздымалась пыль, бряцали винтовки...

Вдруг в строю среди других солдат девочка увидела своего отца.

– Папашка! – громко закричала она, и, забыв про пустой бидон, побежала следом.

Платок сбился, коса растрепалась на ветру. Солдат, увидев дочку, заулыбался и помахал рукой – выходить из строя нельзя. Шура бежала за колонной военных, пока та не остановилась в сквере. Прозвучала команда «Вольно!» и роту остановили на короткий привал. Шурочка, забыв про то, что она уже взрослая, размазывая слёзы по пыльным щекам, обнялась с отцом. От папашки пахло незнакомо – махоркой, железом, бедой. И только запах пота был знакомый, родной. Она стала совать отцу краюху хлеба, но тот не взял. А только попросил приехать их с мамкой утром, потому что завтра их отправляют на фронт. Через десять минут командир поднял роту.

– Приезжайте с мамкой к гарнизону! – выкрикнул он, закидывая на плечо вещмешок.

На другой день Шурочка с мамой с раннего утра были у ворот. В восемь солдат отпустили в последнюю увольнительную. Два часа папа, мама и Шурочка провели вместе. Отец громко шутил и целовал маму в заплаканные глаза. Гладил Шурочку по голове, приговаривая: «Как приеду с фронта – сама будешь меня угощать! – договорились?». Шура согласно кивала, на ходу придумывая, что будет накрывать на стол. Воображение рисовало дивные яства, которых девочка никогда в жизни не пробовала.

Башенные часы пробили десять, и отец заспешил на построение. Мать вцепилась в рукав гимнастёрки и закричала. Шурочка обхватила её за юбку, путаясь между ситцевым горохом и грубым сукном. Так и стояла между отцом и матерью, между жизнью и смертью...

Это были последние часы, когда она видела отца.

Анисимов Захар АлексеевичНа следующий день ребятишки Углянца как обычно провожали отбывающие на фронт эшелоны солдат. Это было одно из немногих развлечений детей войны в станционном посёлке. Солдаты и провожатые махали друг другу руками, что-то выкрикивали. Дети желали военным победы, мальчишки отдавали честь. Эшелонов было огромное количество. Поезда шли один за другим, без остановок, и все мимо Углянца. Защитный цвет гимнастерок, зелёные вагоны, лязг колес по раскалённым рельсам... Лица солдат сливались в одну сплошную ленту.

Шура была в числе других детей, когда один из эшелонов, проезжая мимо станции, привычно замедлил ход. Из окна вагона вылетел свёрток. Старик-обходчик поднял его и обратился к детям:

– Кто из вас Анисимова Шура?

– Я! – бойко ответила девочка.

– Значит это тебе, – дед протянул ей перевязанный носовым платком пакет.

Шура развязала узелок. Внутри лежали три размякшие конфеты, кусок сахара и записка: «Шурочке от папашки».

 

P.S. Мой дед, Анисимов Захар Алексеевич, пропал без вести в марте 1943 года. Ему было 32 года. Я до сих пор не могу найти место его захоронения, никаких следов его судьбы. Рассказ записан со слов моей тёти Александры Захаровны.

Tags: 
Project: 
Год выпуска: 
2020
Выпуск: 
5