Татьяна ФЕДЯЕВА. День Победы и другие дни
9 мая 2020 года в Москве. Поклон солдату
Своих дядьев, Алексея и Михаила, никогда не видела. Один погиб в 22 года, другой – в 26. Задолго до того, как появиться мне на свет. Кавалерист дядя Саша вернулся домой после двух пленов через два или три года после войны. Дядя Ваня в 14 лет начал работать на патронном заводе. Дядя Коля, кавалер ордена Славы, горел в танке на Курской дуге. Могла бы ещё о многих родных рассказать. Конечно, и об отце, закончившем войну на Дальнем Востоке победой над Японией...
День Победы. Всех надо вспомнить. Не маршируя от кухни до туалета с флажком, как рекомендует режим самоизоляции, и не глупо крича с балкона военные песни, а достойно. Чтобы перед памятью фронтовиков было не стыдно.
Звонок от генерал-лейтенанта Фомина, бывшего узника концлагеря, затем солдата Великой Отечественной:
– Собираюсь к могиле Неизвестного солдата. Знаю, что тоже хочешь, да?
Он просто поймал мою мысль.
Таксист-азербайджанец изучает пропуск:
– Без этого поездка невозможна. Сканер все покажет. Поехали!
По дороге вспоминаем, люди каких национальностей мерзли в одном окопе, чтобы потом вместе победить врага.
Генерал уже в орденах и медалях. Готов к выходу. Опять такси. Теперь уже водитель-узбек смотрит во все глаза на ветерана и на его наградные планки
Просит разрешения сфотографироваться рядом. Фомин вспоминает, как узбеки воевали и как принимали тысячи эвакуированных. Какая была дружба... Джамшут – кажется, так зовут таксиста – чуть не плачет...
Москва в центре нарядна и абсолютно пустынна. Если и встречаются люди, то только полиция или нацгвардия.
Долго крутим, пытаясь найти просвет в оцеплении. Не найдя, останавливаемся перед ФСО-шниками у касс Кремлёвского Дворца. Те решительно преграждают дорогу:
– Проход закрыт. Нельзя. Там первые лица. Идёт возложение цветов...
Они в масках, вытянутых вперёд наподобие свиного рыла. Сами аккуратные и видно, что очень старательные и исполнительные. Мы без масок. С красными гвоздиками. Генералу идти тяжело. Он опирается на палку. Сурово смотрит из-под очков:
– А кому можно? Если фронтовику нельзя поклониться солдату?
Мне ничего не остаётся, как говорить, что первые лица в День Победы – это ветераны. И что не пустить генерала они не могут. Не будут же силу применять!
ФСО-шник чуть отодвигается в сторону и делает вид, что не видит, что мы передвигаем металлическое сооружение и вчетвером (ещё с нами представитель «Трудовой России» и постоянная помощница Алексея Григорьевича) просачиваемся на абсолютно пустое огромное пространство. По всем сторонам его – то ли нацгвардейцы, то ли полиция. Они в таких же рылоподобных масках. Выражений лиц не видно – только округлившиеся от изумления глаза.
Генерал роняет:
– Надо Родине служить... О ней думать!
Идём ко входу в Александровский сад. В сквере лишь несколько человек: стоящий навытяжку одинокий худенький молодой человек с букетом жёлтых цветов и пара: десантник и его спутница.
Завидев Генерала, десантник поднимается и отдает ему честь. Потом просит разрешения пожать руку и сфотографироваться рядом.
Впереди закрытый проход в Александровский сад. Здесь дорогу преграждают фсо-шники явно выше первых по званию. Упорно не пускают. Говоря что-то о вирусе и первых лицах. О том, что мы без масок.
Возражаю тем, что к неизвестному солдату негоже идти с закрытым лицом, что в Белоруссии вон, вообще Парад проводят.
– Это другое государство!
– Мы все русские! Это праздник тех, кто прошел войну, а не каких-то «лиц», пусть они и самые первые...
Пока дискутируем, кто-то позвал более высокого начальника. Тот через какое-то время соглашается пропустить Генерала. Им, как понимаем, скандал не нужен. Но одного! Тот же настаивает на своих сопровождающих. Вынуждены пустить. Правда, только меня.
Идём рядом. Разговор о войне. О погибших. О том, что нельзя забывать. Откуда-то вдруг появляется опять же фсо-шная машина, и тот человек, который ещё несколько минут назад нас не пускал, теперь радушно приглашает в автомобиль:
– Ветерану идти тяжело!
Нас везут прямо к могиле. Там никого, кроме почетного караула. Одинокий букет роз. Наверное, от первых лиц. Чуть в стороне ложатся гвоздики от Генерала.
С находящимися в машине он, можно сказать, почти нашел общий язык. Во всяком случае, когда простым солдатским языком выражает свое отношение к очередному «первому московскому лицу» и к его благоустроительным и иным инициативам, одобрительно смеются.
...Выйти из машины у памятника Жукову Генерал не может. Ему 94 года. Ноги подводят. Палка уже не всегда помогает. Просит меня надеть его фуражку и от него отдать честь маршалу.
Я когда-то была рядовой запаса. Просьбу генерала принимаю как приказ. Мне все равно, что и как подумают люди. Но людей как раз и нет! 9 мая! В центре столицы! За все это время лишь несколько десятков человек!
...Нас везут в то место, откуда начали шествие. Вызываем такси. Едем по Моховой. Напротив Госдумы Генерала ждёт небольшая толпа с красными флагами страны, в 45-м победившей фашизм. Корреспонденты каких-то изданий. Несколько иностранцев. Откуда только узнали? Женщина со знаменем говорит, что их пытались разогнать, приезжал автобус нацгвардейцев, требовали убрать красные флаги. Но они выдержали все. Дождались Генерала, чтобы от имени всего народа сказать фронтовику спасибо...
...Дяди мои, которых не знала, гордились бы, наверное. Ишь, с генералом прошла...
Они, крестьянские сыновья, погибли рядовыми.
О предателях
Тогда было принято дарить книги. За успешное окончание второго класса мне вручили томик «О смелых и умелых». В основном, там были рассказы о детях на войне, непонятно, правда, какой. Уже потом догадалась, что на финской. Автор Николай Богданов.
Когда спустя много лет вдруг узнала, что седенький дедушка в беретике и со шкиперский бородкой – тот самый писатель, которым зачитывалась, была потрясена. Считала, что так долго не живут.
Но он жил прекрасно. И даже, женившись в 79 лет на девушке младше его ровно на полвека, родил девочку. С ней в песочнице играла моя дочь. Но речь, конечно, не об этом.
Однажды – это было в самом конце восьмидесятых, когда вовсю бушевала горбачевщина – насмелившись (перед людьми, да прошедшими Гражданскую и Отечественную, да писавшими так, что разрывалось детское сердце, невольно робеешь) обратилась к нему:
– Николай Владимирович, а как бы сложилась история, если был другой результат финской войны?
Он дребезжаще рассмеялся:
– Тогда бы у нас не было финского сервелата, финских обоев и женских, тоже финских, сапог! И ходила бы ты, Таня, только в обуви кемеровского промкомбината. А так... Смотри, как хорошо!
Мне как-то расхотелось продолжать. Но все же заставила себя:
– Но вы же ТАК писали, что воспитывали патриотов!
– Как время требовало, так и писал. Правда, нравилось?
Я кивнула: нравилось. И продолжила:
– А что дальше будет с Советским Союзом, с Россией?
– Здесь все очень просто! Развалятся! Это судьба всех империй. И нечего жалеть! Ход истории! – и опять весело захохотал. Жить ему, уже стоящему у порога вечности, оставалось не то два, не то три года.
Потом часто думалось, что вот теперь у нас есть не только финские, но и товары со всего остального мира. Но стали ли счастливее от этого? Три пары сапог все равно враз не наденешь.
Сейчас разговор о другом. Об ответственности пишущих. О том, что именно они: журналисты, литераторы разных жанров да примкнувший к ним «творческий люд» в виде режиссеров, актеров, сценаристов плюс ещё служители культа с извечным «Вся власть от Бога...» – виновны в огромной мере в том, что мы сейчас имеем.
Многие утверждают, что надо спрашивать с политиков. Это да. Но гораздо строже – с этих «инженеров человеческих душ». С тех, кто готов продаться любому начальнику, кто снимает фальшивые фильмы, кто обосновывает справедливость любых, самых чудовищных, инициатив тех, кто у власти. Тех, кто продвигает через экран пошлость, мерзость и отрицание всего святого для нормального человека. Тех, кто исподволь лепит души детей. Тех, кто в погоне за условным «финским сервелатом», забывает о судьбе родной деревни или всей страны. Да, сегодня он будет вкусно есть и мягко спать. Но как будут жить (и будут ли они вообще) его дети и внуки?
Знаю, о чем говорю. Начинала трудовую биографию учительницей в сельской школе. Потом работала в разных газетах, начиная корреспондентом «районки» и заканчивая редакторством областной. Радио, ТВ... Обо всем могу судить изнутри. И видела, как вроде бы неглупые люди находили оправдание своим действиям. Рыхлые объяснения собственной беспринципности типа «кто платит, тот и заказывает музыку», «мне надо детей кормить», «да, этот начальник барахло, но некого поставить другого, все равно нет у нас кандидатов»... Отговорок, оправдывающих собственные трусость и малодушие, много.
Но сейчас, когда мы уже перед бездной черной тьмы, неужели не страшно и не стыдно за то, что сделали? Если не страшно и не стыдно, то туда нам и дорога.
Жаль только честных и смелых. Впрочем, система многих уже придушила. Но все же остались те, кто может развеять этот морок. Ясно одно: прошедший день 9 мая – это переломный день. Неужели даже это не заставит проснуться?
Жаль только детей. Им-то за что это?
Ростовщики и жертвы
По этой ситуации можно было бы, чуть приукрасив, написать роман. Или снять фильм. Сюжет хоть и не сложен, но любопытен.
В семье, где было несколько детей, родился ещё один мальчик. Когда ему исполнилось полгода, мать из Москвы выслали. За что и почему, никто уже не скажет. Детей разместили по детдомам. Разным. Тут их связи навсегда разорвались.
Мальчик прошел стандартный путь для таких, как он. Восемь классов. ПТУ. Тюрьма (угнал машину, чтобы покататься). Завод. Тюрьма (в паспорте пририсовал новые данные). Работа дворником. Выпивал, конечно. Как все. Читать любил. Но читал мало. Некогда же! Женился дважды. Обеих жен уже нет на свете. Говорит, что обе хорошие были. Но пили. У одной, которая была с диабетом, ампутировали ноги. Так и возил в коляске. До самой ее смерти. Второй, когда она полюбила другого, как благородный человек, оставил заработанную дворницким трудом квартиру (с ней же сын остался!)...
Жизнь мотала и кружила. Ему хотелось как-то по-другому. Но никак не получалось. Два десятка лет без документов. Попробуй восстанови теперь! Но – старался. Пока не захлестывало очередной водочной волной... Девятый вал!
Он не пьет почти год. И держится не из страха. Просто что-то понял другое про себя. И – новый удар. Сына нашли. Но, оказывается, «от осины не родятся апельсины». Квартиру, ту самую, что от отца, потерял. Алкоголик. До своих 27 лет успел родить четверых детей. С женой не живёт...
Бо́льшего желания, чем найти внуков, он, этот уже старый детдомовский мальчик, не испытывал. Он, единственный из обитателей «Ремесла добра», имеет более или менее постоянную работу с зарплатой в 18 тысяч рублей. Внуков и их мать (она не только ненавидит алкоголь, но и не курит!) мы все же нашли. Теперь и они стали нашей семьёй. Всем, чем только можем, помогаем. А Дед передает через меня каждый месяц часть зарплаты, игрушки и сладости.
В этот раз они, как всегда, сидели у меня на кухне. Чинно пили чай.
Вдруг телефонный звонок. Девчонка вздрогнула: коллекторы! Шесть лет назад в микрофинансовой организации она взяла восемь тысяч рублей. Долг отдавала по мере возможности. Но он все равно рос и рос. Несколько раз по десять тысяч за нее платил один из храмов. Потом отказались, потому что за суммой долга уже не угнаться: сейчас она, на минуточку, больше... трехсот тысяч рублей.
Бледная и трясущаяся, она трубку не взяла. Боится! Я скопировала себе номер и принялась звонить. Никто не отзывался. Только вновь и вновь оттуда звучало:
«Темная ночь. Только пули свистят по степи...». И опять: «...Только пули свистят по степи...».
Ей реально очень страшно. Взяла гостинцы и деньги от деда своих детей. И, озираясь, они отправилась туда, где сейчас живут. К своей 84-летней крестной. В однокомнатную квартиру. Старушке коллекторы тоже регулярно звонят.
Из всего ценного имущества у них только дети. Младшему скоро шесть месяцев. Как когда-то мальчику. Который уже неожиданно для себя Дед...
О рабской психологии
По интернету гуляет ролик о том, что в некоторых магазинах продаются маски из гуманитарной помощи Китая России. Якобы на пачках написано, что маски не медицинские, что защищают от пыли и ветра, что они не для продажи. Но продаются!
Честно говоря, не поверила, что так нагло и вызывающе можно поступать. И по профессиональной привычке проверять информацию отправилась в ближайший сетевой магазин. Это «Лента» между м. Кожуховская и Дубровка.
Стоят пачечки! Как ни в чем не бывало! Стоят 1399,99р. за 50 шт.
Обратилась к продавцу.
– Это не ко мне!
Обратилась к зав. секцией. Зовут Марина Егорова.
– Все знаю. Интернет гудит. Но мы получаем с базы. По-китайски не читаем. Что там написано, не знаем.
– То есть, продаете то, о чем не имеете представления?
– Давайте я вам нашего руководителя позову!
Руководителя ждала минут 20. В это время получила ещё одно потрясение. Вполне интеллигентного вида молодой человек напустился на меня:
– Чем вы занимаетесь? Зачем вам это надо? Продают – и пусть продают. А люди пусть покупают! Ну, и что, что гуманитарная помощь? Воруют? Просто проверить? Вам-то какое дело? Вот из-за таких, как вы, мы так и живём...
Я опешила. Получается, есть оправдание всему. Чем ещё можно назвать подобный факт? Есть оправдание собственной рабской психологии. Своим незнанию, пассивности и потребительству. Вы только не мешайте нам жить и не тревожьте то немногое, что могло остаться от совести...
Стало страшно. Потому что это свидетельство уже массовой потери инстинкта самосохранения.
Если бы человечество не имело совести, оно никогда бы не просуществовало тысячелетия. В мире всегда есть баланс добра и зла. Где побеждает зло (коррупция, т.е., воровство, злоба, ложь, зависть, равнодушие, ненависть, жестокость, человеконенавистничество и т.д. или хотя бы оправдание всего этого), люди не выживают. И напротив, где царят мир, любовь к ближнему, неприятие всего того, о чем говорилось выше, общество счастливо.
Сказать, что наше общество и добрые отношения внутри него сегодня замечательные, при чудовищном ныне расслоении, никак нельзя. Несмотря на цветущий вид моего молодого нечаянного собеседника и оппонента.
...Может быть, то, что происходит, мы получили не просто так? Может быть, так нам всем и надо, если зло явно перевешивает? Когда любой поступок может быть оправдан даже не тем, кто этот поступок совершает, а тем, кто может от него пострадать?
Мы уже стали рабами?
Но рабы никогда долго не жили.
Мы в школе просто плохо учили историю.
P.S. Не хочу ничьей крови. Не собиралась никого ущучивать и подвергать жёсткой критике. Просто хотелось разобраться. Все в порядке – успокоить людей. Есть нарушения – приложить силы к их устранению. Всё!
Но агрессия с разных сторон просто зашкаливает. Люди! Это уже похоже на психоз. Долгое время самоизоляции (самозаточения) не идёт на пользу душевному состоянию.
Здоровья всем. Спокойствия. И радости от каждого прожитого дня.
…А рабов все равно не люблю.
Золотой фонд страны
Последнее время называть наш дом приютом язык не поворачивается. Приют – это зачастую для сирых и убогих («приют одиннадцати» и «приют комедиантов» не в счёт). У нас, «Ремесла добра», дом. Дом для тех, кто оказался в трудной жизненной ситуации. Попросту без крыши над головой. Но со многими своими бедами. Кто-то живёт почти три года. А кому-то достаточно нескольких месяцев, чтобы решить, конечно же, с нашей помощью, основные проблемы, например, получить документы, или устроиться в дом-интернат. Сейчас, в коронавирусный период, появились у нас и другие люди.
Когда массово закрылись предприятия, многие рабочие оказались в ловушке. Кому-то не выплатили денег, кто-то, работающий вахтовым методом, не может уехать домой. И т.д.
Можно бы рассказать разные истории. Но вот одна.
Платить за хостел нечем. На улице холодный дождь. Где-то надо переночевать в тепле. Это человек со стажем бездомности знает, где можно бесплатно два раза в день поесть, в каком подъезде переночевать. А если у тебя нет в этом смысле никакого опыта? И вообще, весь путь положительный? Из хорошей семьи. Непьющий. Хорошо отслужил в армии, в том числе, и в горячей точке. Получил хорошую рабочую профессию. И не одну. А что с женой не заладилось, так не он первый, не он последний. Дети не пострадали от развода, так как их не было. Так что никаких больших трагедий...
Но вот ты на улице...
Придумал, где можно в тепле выспаться! Электричка.
Только ты не заметил, как изменилось время? Хотел отдохнуть? Получай! Он очнулся от ударов с разных сторон. Били подростки. Сколько их было, он даже не понял. Никак не меньше пяти. Группа. Забыли девяностые? Напомним!
Сломанные ребра срастутся. А телефон со всеми номерами, документы, деньги... Ничего нет. Вот тебе и сума в чужом и уже враждебном городе. А тут ещё ввели пропуска.
Грудь болит. Есть хочется. Дышать нечем. Куда идти, непонятно. Несколько дней мыкался. Даже был недалёк от попрошайничества. Хотя стыдно и страшно... Нам позвонили с места кормления бездомных: выручайте!
Таких ребят у нас сейчас несколько. Из деревень или маленьких городков, где проблемы с работой, откуда их вынес ветер той жизни, о которой многим грезилось 30 лет назад.
Эти деревенские мужики – не побоюсь слова – золотой фонд страны. Они умеют и любят работать. Без лишних слов. Один, выйдя в огород, даже расцвел: «Как в детстве... я – дома».
Даю задание: здесь вскопать, там пересадить деревья, здесь засеять грядки, там посадить картошку. Ещё привести в порядок инструменты, спилить сухие ветки... Думаю, что это ему на неделю. Он серьезно слушает. Потом выдает задумчиво: «Нет. До вечера все не успею». Я в шоке. Сделал за два дня. Без шума и пыли.
Он, и такие, как он, кажется, могут все. Прямо некрасовские мужики! Помните: «Что же, все это народ сотворил?».
В полиции лежит его заявление об утрате документов. Пока не отменили пропуска, не можем даже выехать туда, в Москву. Так и живём. Сейчас пытаемся связаться с родными и успокоить, что их сын и брат жив-здоров. О том, что легко мог пополнить армию бездомных (падать всегда легче, чем подниматься), говорить не будем. Живёт у нас и живёт.
Конечно, он уйдет от нас. Молодой, сильный, умелый. И это правильно. Нам будет жаль с такими, как он, расставаться.
Им бы пахать, растить хлеб и детей, строить свои дома. Помогать людям. А выпало то, что выпало. И несёт по стране тамбовских, ростовских, ярославских и других мужиков. Им порой напоминают что-то типа «где родился, там и пригодился». Мол, поезжай в свою деревню. Но деревень все меньше и меньше. И не их в том вина.
…Они родились в России.
