Сергей ФИЛИППОВ. Не теряйся в сегодняшнем мраке

* * *

Как снизить темп? Как минимум, раз в десять?

Вновь ощутить «зелёную тоску»?

В Москву из Петербурга ехать месяц?

Полдня из Переделкино в Москву?

На ранних поездах, а не по пробкам,

Сверяя с навигатором маршрут.

Всё делать «с чувством, с толком, с расстановкой»

И не жалеть потерянных минут?

Боимся опоздать и вновь промешкать.

Куда-то вечно рвёмся? А зачем?

Кому нужна, скажите, эта спешка?

Весь этот бесконечно-бурный темп?

Знакомые, приятели, коллеги,

Мелькают, суетятся, мельтешат.

И каждый, будь то Ленский иль Онегин,

Торопятся и чувствовать спешат.

* * *

Ночь. Пусто, тягостно и грустно.

По улице бреду пешком.

Фонарь горит, но как-то тускло.

Аптека где-то за углом.

Вновь, хоть прошло уж больше века:

«Ночь, улица, фонарь, аптека».

Столетье прожитое зря.

Что изменилось в новом веке?

Всем также всё «до фонаря»,

И это «точно, как в аптеке».

«Исхода нет», и прав был Блок,

Всю жизнь вместивший в восемь строк.

* * *

Когда наскучит арифметика,

Вся проза жизни и конкретика,

Когда фальшивая патетика

Звучит за каждою строкой.

Я возвращаюсь вновь на Сретенку,

Чтоб запитаться энергетикой

И, как в той старой доброй песенке,

Пройтись вдоль шумной мостовой.

Да, всё меняется: эстетика,

Фасадов свежая косметика.

Не те слова, не та фонетика,

И люди, в общем-то, не те,

Что были раньше. Но поэтика

И поэтическая этика

Живут по-прежнему на Сретенке

В той первозданной чистоте.

Пусть многочисленные скептики

Бросают в раздраженье реплики,

Что по законам диалектики

Всё изменяется, течёт.

Пока жива родная Сретенка,

Мой друг, не спета наша песенка,

И пресловутая патетика

Здесь, в данном случае, не в счёт.

По-некрасовски

«Ну, пошёл же, ради бога!

Небо, ельник и песок» –

Это всех теперь дорога,

Все в Москву спешат, дружок!

«Ноги босы, грязно тело,

И едва прикрыта грудь...»,

Не стесняйся, что за дело?

Это многих нынче путь.

Бросив край родной и поле,

Не во сне, а наяву,

По своей (не божьей) воле

Снарядился ты в Москву.

Не лежат в котомке книжки,

Не учиться ты идёшь.

Будешь матери, братишке

Отсылать последний грош.

«Не без добрых душ на свете», –

Кто-то сможет подсобить

Подхалтурить на объекте,

Просто пиццу разносить.

Раздавать в толпе открытки,

Ну, а если повезёт,

То менять в столице плитку

И бордюры круглый год.

«Там уж поприще широко:

Знай, работай, да не трусь...»

И вздыхает одиноко

Остальная наша Русь.

Не бездарна от природы,

Но погиб, как видно, край,

«Что выводит из народа

Столько славных». Так и знай:

Нет уж больше «благородных,

Сильных любящей душой

Посреди тупых, холодных

И напыщенных собой!».

Коробейники

Нет ни ситца, ни сатина,

Ни льняного полотна.

Потребителя корзина,

Как коробочка, полна

Сплошь каким-то суррогатом,

От одежды до вина,

И с таким сертификатом,

Что печать едва видна.

Не творец-производитель,

Не рабочий человек,

Всех важнее потребитель

В потребительский наш век.

Всё идёт в употребленье,

Вся, простить прошу, «фигня»,

Ради удовлетворенья

Спроса на потребу дня.

Все торгуют, не стесняясь

За бессовестный обман,

Потребителя стараясь

Каждый раз загнать в капкан.

Захлестнула всех стихия.

Где вы, честные купцы,

Коробейники лихие,

Удалые молодцы?

Брось, родимая сторонка

Торговаться, перестань.

Значит дрянь у них душонка,

И товар их тоже — дрянь.

Плачь, Россия, наблюдая,

Как мельчает человек,

Без оглядки потребляя

В потребительский наш век.

* * *

«Народных» тьма. Но если честно

И откровенно, то сейчас

Художнику неинтересны

Движения народных масс.

В ином недюженный свой гений

Проявит мэтр. Дела нет

Ему до разных устремлений

Народных, чаяний и бед.

И времена, когда он бегал

В народ, прошли давно. Поверь,

Лишь только собственное Эго

Волнует мастера теперь.

Художников народных много,

Но всё искусство для элит,

И тема «Бурлаков на Волге»

Уж никого не вдохновит.

* * *

Памяти Ю. Н. Пузырёва

Не надейся артист на погоду,

На удачу, волну и прибой.

А надейся на память народа

И «на парус надейся тугой».

Не теряйся в сегодняшнем мраке,

А пытайся и в нём напевать,

Как Ильюшин и как Коккинаки

Самолёты учили летать.

И пускай ты, как странник в пустыне,

Где попса торжествуют и рэп,

Где не виден серебряный иней

В проводах новостроек и ЛЭП.

Вновь тревожную молодость вспомнив,

Вдруг почувствуешь запах костра,

И Тайшет твою душу наполнит,

И вернётся к тебе Ангара.

 Илл.: Эдвард Хоппер. Закат на железной дороге