Илья ВИНОГРАДОВ. Кольская вселенная

Век пластика

Рожденные в гремящий век железный,

Мы думали: что может быть страшней,

Чем на руках следы звенящих лезвий,

Чем на лугах следы стальных коней?

Но пластиковый век пришел незримо:

Без стука – в дверь, непрошеный – за стол;

Ненастоящий – и неодолимый,

Невыносимо тяжкий – и пустой.

Воды дистиллированной начислил

В бессмертный одноразовый стакан –

И зацвели болотистые мысли,

Как реки, что не целят в океан.

Казалось, будет мягче и удобней,

Уйдут в утиль ножи и топоры…

Но сколько скрыто настоящей злобы

В искусственных улыбках до поры!

Казалось, что в комфорте верить легче

И в сытости о вечном рассуждать…

Но пустоту в душе комфорт не лечит,

Но вере сытость хуже, чем нужда.

И слышу, пластик шепчет мне все чаще:

«Прими как есть, забудь про все, усни…»

И я, уже почти ненастоящий,

Все реже спорю с ним.

Тетрино

Терский берег знаменит табунами.

По одной версии это выжившие предки лошадей тарпаны, по другой – одичавшее совхозное стадо.

(Из путеводителя).

На Беломорье раздольно и ветрено,

Дышится духом поморским исконным.

Возле селенья старинного Тетрино

Топчут прибой густогривые кони.

То ли тарпанов пропавших приятели,

То ли колхоза пропавшего стадо…

Не боязливы, скорее – внимательны,

Даже, наверно, по-своему рады

Что ради шкуры и мяса не проданы,

Скудно, но кормит покуда природа;

Жалко, навек ускакали от родины,

Жалко, навек оторвались от рода.

Даль преломляется в окнах потресканных

Изб, позабывших своих домочадцев:

Так бездорожьем от мира отрезаны -

Легче в иной мир отсюда домчаться.

Жалко селенья у самой окраины:

Избы вот-вот соберутся гурьбою

С ветра порывом, вздохнут, неприкаянны,

И за конями уйдут по прибою.

40 армий

40 армий пришли в мой дом

И поили меня огнем,

С автоматов кормили меня,

Обезумевшего от огня.

Близким тоже не век горевать –

В ряд в кровавую ляжем кровать,

И на мертвых наших глазах

Город наш превратится в прах.

Но я встану, и я пойду,

40 стран на Земле найду,

И, невидим и вооружен,

Злой, безумный исполню закон,

Чтобы в ваших живых глазах

Отразились и боль, и страх,

Чтобы небо вам застил дым…

Не за мертвых – назло живым.

***

Как добротна мебель из дерева

И тепла добротою леса!

Словно лес открывает двери вам,

Что поют под тяжестью веса.

Только мир сплошь вокруг пластмассовый,

Словно душный бездушный ящик

С одноликой культурой массовой,

Легковесной, ненастоящей.

Но сбегу я, поздно ли, рано ли,

Сбив пластмассовые колодки.

Слава богу, гробы деревянные,

Как когда-то дома и лодки.

***

Осень, манят спозаранку

Желтые твои пути –

Век бродил бы, как цыганка:

Ручку мне позолоти!

Ветер выдует из дома

Вслед за тучей кочевой.

Пышет осень, словно домна,

Желтым жаром и тоской.

Дождь просеянный искрится,

Желтотравье серебря.

Осень, от тебя не скрыться!

Где уж скрыться от себя.

Скоро листья долистает

Постаревший за год год.

Осень, мне бы с птичьей стаей!

Только кто ж меня возьмет?

***

Ты сегодня смеялась во сне.

Я в ответ улыбался полночи:

Так светло в темноте было мне,

Словно смех этот счастье пророчил.

Пусть полгода снега за окном,

До весны не хватает лишь малости:

Чтоб не только во сне, но и днем

Беззаботно, как в детстве, смеялась ты.

***

Немеют затекшие руки –

Не руки почти, а поленья, –

Но жалко покой рушить хрупкий:

Дочка спит на коленях.

Дыханию детскому внемлю

Как чуду. И верится втайне:

Так небо заботливо Землю

Держит в ладони бескрайней.

***

Долго ли, какой заветной тропкою

Счастье шло – и вдруг ко мне идет.

Я ж стою, глазами глупо хлопаю

И, глядишь, прохлопаю вот-вот.

Лучше б беды принесло с заботами –

Как родных с порога обниму:

Против них приемы отработаны,

Что со счастьем делать – не пойму.

Но, мое увидев замешательство,

Счастье шасть ко мне на зависть всем.

– Заживем – мурлычет, – замечательно!

– Долго ли?

– Пока не надоем.

***

Я уйду по траве шуршащей,

Как паша по персидским коврам.

Золотится лесная чаща –

Не руками воздвигнутый храм.

Налучу у избушки полено

Ввечеру – чай, розеток нет, –

Будет в черной до дна Вселенной

Теплый, чистый лучиться свет.

Раскачаю огонь в печном брюхе –

Будет небо до звонких слез

Дым веселый взатяжку нюхать,

Крепкий, как от ста папирос.

Поутру на болотном ложе

Ляжет легкий туман-кисея.

И назад не вернусь я, быть может.

Или, может, вернусь. Но не я.

Кола

Кола, древняя река ты,

К полюсу течение.

Сопки в ряд у переката

Круто подбоченились.

Словно клык, на Коле камень

Бередит воды стекло.

Имя «Кола», между нами,

Из санскрита вытекло,

Напитало влагой корни

Мудрые и старые:

Сосны взмыли непокорно –

Чистокровки-арии.

Солнце за полночь садится,

Выйдя до заутрени.

Валунов спит вереница,

В мех, как в мох, закутанных.

У излучины присяду

На подстилку хрусткую,

Сто веков покоя кряду

За спиной почувствую.

В небо взглядом опрокинусь,

В смоль ночную ясную.

Колыхнет Господь травинку,

Тайне сопричастную.

И, почуяв в миге вечность,

Вздрогну каждой косточкой.

Тело что? – огарок свечки

Пред душою-звездочкой.

Дом души – в небесном поле,

Где полоской пенною

Млечная впадает Кола

В Кольскую вселенную.

***

В зимнем небе облака,

Паровые пироги.

Машет им с земли рука,

Чертит в воздухе круги,

Тянется за ними взгляд,

Близорукостью томя,

Губы шепчут невпопад:

«Грешнаго, помилуй мя».

Не романтик, не дурак –

Не с чем на учет к врачу –

Что ж невыносимо так

Невесомым стать хочу?

Что же пялюсь в небосвод,

Облаченный в облака?..

А навстречу снег идет,

Как озябшая мука.