Людмила ВЛАДИМИРОВА. «Догадливый поэт...». Или проще: О Фонтонах

На илл.: Василий Соловьёв. Пушкин. Набросок

…Да, речь снова пойдет о хранящемся в Одесской Национальной научной библиотеке «Альбоме Фонтона». Исследователь А.С. Говоров посчитал автором альбома стихов пушкинских времен на французском языке некоего Фонтона, который, по его мнению, «послужил прототипом для образа мосье Трике в "Евгении Онегине"». В публикации «Кто там идет?..» [1] я дала первую часть последнего раздела своего исследования.

Разумеется, стоило заинтересоваться Фонтонами…

* * *

Давно известно, что в своих воспоминаниях И.П. Липранди упоминает некоего Фонтона, знакомца Пушкина по Кишиневу. Б.А. Трубецкой в «Биографическом словаре знакомых А.С. Пушкина в Молдавии» свидетельствует, что им был «Фонтон де-Веррайен (1804 - 1887) – офицер генерального штаба, участник топографической съемки в Бессарабии» [2:384]. Л.А. Черейский пишет о нем: «Фантон де Веррайон Михаил Львович (Фантон де Веррайон) – (1804 – 23.XI.1887) – воспитанник Муравьевского училища для колоновожатых (вып. 23 июля 1821), прапорщик Квартирмейстерской части, участник топографической съемки Бессарабии, впосл. генерал-лейтенант. Кишиневский знакомый Пушкина (1821 - 1823). Пушкин общался с Ф. и его товарищами по съемке "почти каждый вечер" <...> Можно с уверенностью предположить, что под обозначением "Фант." в "Плане автобиографии" Пушкина (1833) подразумевается Ф.» [3:462]. Черейский упоминает написание: «Фантон» и «де Веррайон М.Л.», в отличие от Трубецкого, но ясно, что речь – об одном человеке.

Напомню, что, пытаясь восстановить уничтоженные дневники южного периода, А.С. Пушкин в этом «Плане…» записывает, «вероятно, осенью 1834 года»: «Кишинев. – Приезд мой из Кавказа и Крыму – Орлов – Ипсиланти – Каменка – Фонт. – Греческая революция – Липранди – 12 год – mort de sa femme – la renegat – Паша арзрумский.» [4:292; курсив автора – Л.В.]

Обращает внимание, что Фонт. выделено, как и имя И.П. Липранди. Т.Г. Цявловская характеризует Липранди как «приятеля Пушкина по Кишиневу, оставившего о нем воспоминания; впоследствии агента тайной полиции, предавшего петрашевцев» [5:427]. Как же связаны декабристы, место, где происходили съезды деятелей Южного тайного общества, греческая революция и эти двое, чьи имена выделены Пушкиным? Причем, имя первого дано в сокращении. Если, конечно, здесь «Фонтон», а не... «Фонтан», т.е., – «Бахчисарайский фонтан», как посчитал Б.А. Трубецкой [6:314]. Но, думаю, – Трубецкой ошибался. Тем более, что выделено еще «12 год» (очевидно – 1812) и – «la renegat».

…Ах, как же необходимы были бы нам эти уничтоженные дневники южного периода жизни Александра Сергеевича!..

Немало известно и о Ф.П. Фонтоне. Л.А. Черейский свидетельствует: «Фонтон Феликс Петрович (1801 – ум. после 1862) – чиновник Главной квартиры действующей армии И.Ф. Паскевича, участник русско-турецкой войны 1828-1829, впосл. дипломат, чрезвычайный посланник и полномочный министр при дворе короля Ганноверского и великого князя Ольденбургского, тайный советник. В своих "Воспоминаниях" Ф. рассказал о встрече с Пушкиным у А.А. Дельвига (март 1828) и участии "любимейшего русского поэта" в сражении с турками на высотах Саган-лу 14 июня 1829. Можно предположить личное общение Пушкина с Ф. в Закавказье (лето 1829)» [3:469].

Из «Воспоминаний Ф.П. Фонтона» (Лейпциг, 1862), составленных из писем к другу Сергею Ивановичу Кривцову (1802-1864), декабристу: «Петербург, Марта 1828.

…Ходил я вчера прощаться с Дельвигом и кого ты думаешь я там застал? Александра Пушкина и Боратынского. Каков терцет? Три поэта, три друга, три вдохновения, ищущие в поэзии решения вечной задачи, борьбы внутреннего со внешним, а между тем три натуры во всем различные. Боратынский плавная река, бегущая в стройном русле. Пушкина, быстрый, сильный, иногда свирепствующий поток, шумно падающий из высоких скал в крутое ущелье. Дельвиг ручеек журчащий тихо через цветущие луга, и под сенью тихих ив.

Боратынского все читали, Пушкина все наизусть знают, и обоих можно знать по их сочинениям. Но Дельвига надобно лично знать, чтобы понять его поэзию. Ты знаешь, как он перевел песню Беранже:

Однажды Зевс восстав от сна,

Курил сигарку у окна!

Эти стихи тебе описывают всего Дельвига. Встав с постели открыть окно и с сигаркою во рту, смотреть, через легкие облака кружащегося дыма, на тихие, меняющиеся картины природы. Вот весь Дельвиг, вот его поэзия.

Как я Пушкину сказал, что еду в армию, то у него та же мысль родилась, но ему с этим нужна дикость Кавказа, и он кажется отправится к Паскевичу» [7; современная орфография моя – Л.В.]

Однако от поэзии (согласитесь, «вкусно» сказано о поэтах!) – к несколько утомительной – простите! – прозе…

Биографический словарь «Высшие чины Российской Империи (1721-1917)» дает полные сведения о Ф.П. Фонтоне:

«Фонтон Феликс Петрович (*1801) – действительный статский советник, советник посольства в Вене с 1846 года, чрезвычайный посланник и полномочный министр при дворах короля Ганноверского и великого герцога Ольденбургского (8.06.1855-5.01.1857), чрезвычайный посланник и полномочный министр при Германском союзе с 5.01.1857 года, тайный советник (12.04.1859), в отставке с 20.09.1860 года, кавалер орденов: Св. Владимира III ст., Св. Анны I ст., Св. Станислава I ст., Красного Орла II ст., Гвельфов большого креста, Ольденбургского Дома большого креста» [8].

Именно об этом Фонтоне, «дипломате, с 1846 по 1855 г. советнике посольства в Вене, авторе мемуаров», напишет жене Ф.И. Тютчев 19 (31) декабря 1853 года: «Вчера я обедал у госпожи Карамзиной, жены Андрея, с несколькими мужчинами, между прочим Фонтоном, советником нашего посольства в Вене, тем самым, который был прошлым летом в Сербии и, говорят, возвращается туда. Это умный и решительный человек, показавший себя именно таким недавно в черногорском деле, которое обязано своим спасением его своевременному и энергическому вмешательству перед венским кабинетом» [9; курсив автора – Л.В.]

Кстати, не могу не заметить, что знакомство с многочисленными, интересными работами о «черногорском деле» 30-х и далее гг. XIX века, о борьбе западных славян за независимость, единство; о роли серба, правителя Черногории Петра II Петровича Негоша, Митрополита и незаурядного поэта (1813-1851), преклонявшегося перед А.С. Пушкиным, его Памятью (стихи «Тени Александра Пушкина», «Кто это там на высокой горе», «Мысль» и др.); с пушкинским циклом «Песни западных славян» (в частности, стихами «Бонапарт и черногорцы» – «Черногорцы? что такое? – Бонапарте вопросил…», 1835), весьма полезно в наших нынешних реалиях…

Но вернусь к теме, заметив, что есть немало публикаций в интернете о Ф.П. Фонтоне. Но, к сожалению, похоже: он не имеет отношения к нашему альбому.

Более подробно о других, родственниках Ф.П. Фонтона – ниже.

* * *

Давно обратила внимание на строки воспоминаний графа М.Д. Бутурлина (1807-1876), родственника и крестника М.С. Воронцова, в 1824 году служившего в его канцелярии в Одессе: «Красою одесских балов были две сестры баронессы Юпш или Ипш. Мать их, рожденная Фонтон, была по 1-му браку за г. Фродингом, человеком, сохранившим в сединах следы красоты. Третья, меньшая, по имени Урания, еще не выезжала в свет; впоследствии она вышла замуж за Михаила Аполлоновича Волкова» [10; курсив здесь и ниже мой – Л.В.]

Интересно! – в изучаемом альбоме есть два стиха, адресованные: «Послание мадемуазель Урании Хюбш, впоследствии госпоже Волковой, 7 июня 1830» (стих 19) и «Послание госпоже Урании Волковой, сентябрь 1839» (стих 72). Это «впоследствии» также свидетельствует, что альбом заполнялся не по мере написания стихов и, возможно, включает стихи не одного автора. Закончен он – «этот том» («Fin de ce Volume») – в марте 1840-го. Не исключаю: были еще тома.

«Это семейство, – писал Бутурлин, – как и родственники их Франкини, были Пероты, то есть не принадлежали ни к какой определенной национальности. Фонтони, Франкини и Пизани (из них последние два семейства, видимо, Италианского происхождения) были наследственные драгоманы Русской или другой какой-нибудь Европейской миссии при Оттоманской Порте. На этот раз все 3 семейства считалось на русской службе и жили в Одессе по причине, помнится мне, прекращения дипломатических наших сношений с Константинополем. Все они (за исключением, быть может, г. Фродинга) были Римско-католического исповедания…» [10].

Драгоман – «официальная должность переводчика и посредника между ближневосточными и азиатскими державами и европейскими дипломатическими и торговыми представительствами. Должность предполагала как переводческие, так и дипломатические функции» [11].

Не сомневаюсь, из этих Фонтони – «надворный советник Петр Антонович Фонтон, секретарь нашей миссии в Константинополе»; его брат «Антон Антонович, третий драгоман посольства» – в момент представления М.И. Кутузову; и их «двоюродный брат Иосиф Петрович», константинопольский знакомый Михаила Илларионовича [12].

Интересны сведения о Фонтонах из «Записок графа Ланжерона», генерала от инфантерии. участника многих войн, в том числе – русско-турецкой 1806-1812 гг.; Градоначальника Одессы, Генерал-губернатора Новороссии (1815-1823). А.Ф. Ланжерон писал:

«Род Фонтонов – французский, более столетия просуществовавший в Константинополе. Во время революции 1789 г. они, как убежденные роялисты, покинули французскую службу» [13].

Кстати, Ланжерон называет Иосифа Фонтона не двоюродным братом, а дядей Петра и Антона. Очевидна ошибка автора художественного произведения (Л. Раковский. Кутузов. 1960).

В частности, Ланжерон пишет об Иосифе Петровиче:

«Иосифу Фонтону было более 60-ти лет, он был француз; <…> Никто из драгоманов, причисленных к Европейским миссиям Оттоманской Порты, не знал лучше его ума и характера турок и Фонарских греков, а также их привычки и язык. Это был дипломат умный, предусмотрительный, образованный, ловкий, любезный, но, как и все драгоманы, слишком привязанный к Константинополю, где он родился и где желал бы кончить свои дни. Как говорят, он был очень богат, но считался очень скупым. В такой подкупной стране, где все греки нуждаются в протекции русского и французского дворов, все приобретается за плату; а поэтому неудивительно, что и Фонтон принимал плату за свои услуги, тем более, что подобные примеры так часто встречаются среди азиатов.

Затем, как я слышал, он был предметом большой сплетни (я говорю сплетни, потому что я вполне уверен, что это неправда). Говорили, что Молдавские и Валахские князья делали ему дорогие подарки, имея в виду сохранить, таким образом, свои отношения к Порте, если даже обе эти провинции останутся за Россией. Фонтона публично обвиняли во время Ясского и Бухарестского конгрессов в том, что он более покровительствовал – Фонару, чем России. Уверяли также, что будто Порта во время Бухарестского конгресса обещала ему большую сумму денег, если он окончит дело миром, ограничив наши владения Прутом.

Я передаю все эти разговоры, потому что они распространились в армии. Во всяком случае виною всего этого были обстоятельства, а не Фонтон».

А вот «Антон Фонтон, племянник Иосифа, молодой человек, 27 лет, не принимал участия в дипломатии дяди, хотя и в совершенстве знал турецкий язык» [14].

Прискорбно, но о Петре Фонтоне граф А.Ф. Ланжерон свидетельтвует:

«К несчастию, другой племянник Иосифа Фонтона, Петр Фонтон, имел более влияния, чем его дядя и двоюродный брат. Влияние это было вредное. Петр Фонтон слыл за человека безнравственного и корыстолюбивого; он приобрел громадное состояние весьма сомнительным путем. Его обвиняли в том, что он нечестно распоряжался заведываемым им имуществом старого князя Ипсиланти…» [13].

Упоминая некоего Франкини, пишет, что он «теперь драгоман русской миссии, а тогда французской», «был самый безнравственный из всех этих ужасных интриганов. Г-н Франкини также сообщил мне, что все богатства князя Ипсиланти были доверены г-ну Петру Фонтону, и что они-то стали основанием гигантского богатства этого неверного человека. В этом случае, я думаю, что г-н Франкини сказал правду…» [15].

Прискорбно, так как Феликс Петрович был сыном Петра Антоновича Фонтона. Это даже подчеркнул в своем словаре С. Волков [16]. Но – «сын за отца не отвечает»…

Да и, разумеется, доверять всецело мнению графа Ланжерона не приходится, о чем давно и немало написано. И если я обращаюсь сейчас к его запискам, то – и в связи с неоднозначным отношением А.С. Пушкина к Греческой революции 1821 года, с критическим отношением поэта к литературному творчеству графа Ланжерона и другими вопросами, волновавшими Александра Сергеевича в его «южный период», о чем надо бы отдельно…

* * *

Упомянутый уже Биографический словарь «Высшие чины Российской Империи (1721-1917)» дает сведения о шести Фонтонах (в сравнении со словарем С. Волкова более полные), в том числе о Ф.П. Фонтоне (см. выше) и о К.К. Фонтоне, похоже – не из близких родственников. Ограничусь, цитируя:

«Фонтон Антон Антонович (1780-24.04.1864) – действительный статский советник (6.11.1826), правитель канцелярии генерал-фельдмаршала графа П.Х. Витгенштейна с 1828 года, непременный член совета Министерства иностранных дел (1832-1864), первый драгоман турецкого языка в Азиатском департаменте, тайный советник (7.04.1836), кавалер орденов: Белого Орла, Св. Владимира II ст., Св. Анны I ст. с императорской короной, Virtuti Militar (польский военный орден, в переводе с лат.  – «Военной доблести» – Л.В.)

Фонтон Николай Антонович (†1902) – гофмейстер Двора Его Императорского Величества, чрезвычайный посланник и полномочный министр в Португалии (21.05.1885-9.04.1891), чрезвычайный посланник и полномочный министр в Румынии (9.04.1891-23.08.1892), член Совета Министерства иностранных дел до 1908 года.

Фонтон Иосиф (Осип) Петрович (*1753) – действительный статский советник (27.05.1810), состоял при главнокомандующем Задунайской армией с 1809 года, третий полномочный в Бухаресте (1812), советник миссии в Константинополе с 3.08.1812 года, председатель Комиссии для рассмотрения дел греков (1826), кавалер орденов: Св. Владимира III ст. Св. Анны I ст. (1812).

Фонтон Петр Антонович (1765-6.06.1846) – действительный статский советник (10.04.1832), состоял при русской миссии в Неаполе (1818-1846)» [8].

Больше других нас интересует Антон Антонович Фонтон. О нем, своем дяде, неоднократно в «Воспоминаниях» пишет и Ф.П. Фонтон. И сын Антона Антоновича –Николай Антонович Фонтон.

Интернет-материалы Министерства иностранных дел России в 1802-1856 годах указывают:

«Фонтон Антон Антонович (1780 - 1864) – дипломат. В 1799 г. перешел из французского подданства в русское и был определен в ГКИД с причислением к русской миссии в Константинополе. В 1809 г. командирован к главнокомандующему Задунайской армии, в 1811 г. назначен главным переводчиком на Бухарестском конгрессе. До 1818 г. – первый драгоман миссии в Константинополе; в 1819 г. причислен к Азиатскому департаменту; в 1822 г. назначен первым драгоманом при Азиатском департаменте. В 1823 г. назначен управляющим отделением восточных языков. В 1826 г. назначен начальником канцелярии уполномоченных и первым драгоманом на Аккерманских конференциях; в 1828 г. назначен правителем канцелярии к генерал-фельдмаршалу гр. Витгенштейну. С 1832 г. – непременный член Совета МИД» [17]. В 1824 году «Государь пожаловал ему в Бессарабской области 6000 десятин земли…» [18].

Есть данные и о том, что Антон Антонович Фонтон родился 14 октября 1782 в Стамбуле (Турция), умер 24 апреля 1864 «в Ukraine» (?! – Л.В.) Он – «Сын Antoine Fonton и Elisabeth Momarz, муж Catherine von Hübsch и Maria Chrzanowska; отец Celestyna Fonton de l'Etang; Elżbieta Fonton de l'Etang; Николая Антоновича Фонтона и Blanche Fonton de l'Etang». Имел братьев и сестер: «Lucie Фонтон; Joseph Фонтона; Петра Антоновича Фонтона; Marie Sophie Фонтон и Sophie Fonton» [19].

Известно, что Антон Антонович «был дружен» с М.С. Воронцовым.

Дипломатом, как ясно из вышеприведенного, стал и Николай Антонович Фонтон. Дополню: «Действительный статский советник (с 1877), гофмейстер (с 1883). Сын тайного советника Антона Антоновича Фонтона (1780-1864), дипломата, с 1832 непременного члена Совета МИД (в 1799 сменил французское подданство на русское). Служил младшим секретарём в миссиях при Германском Союзе во Франкфурте-на-Майне (1857) и в Испании (1861), затем в посольстве в Австрии (1865), старшим секретарём посольства во Франции (1870), советником посольства в Австро-Венгрии (1878). С 21.05.1885 чрезвычайный посланник и полномочный министр в Португалии, а 9.04.1891 переведён на такой же пост в Румынию, который занимал до 23.08.1902. В дальнейшем – член Совета МИД (до 1908). До 1914 упоминался в списках гофмейстеров Двора Е.И.В.» [20].

Один из интернет-источников указывает «ближайших родственников» Н.А. Фонтона: его отца Антона Антоновича Фонтона, мать: Maria Chrzanowska; сестер: «Celestyna Fonton de l'Etang; Elżbieta Fonton de l'Etang и Blanche Fonton de l'Etang». Здесь же: «Catherine von Hübsch. Stepmother» [21]. То есть, мачехой Н.А. Фонтона была Катерина Хюбш (Хибш).

Повторюсь: в альбоме есть стихи, обращенные к «Бетти (она же Лиза) и Бланш Фонтон» – «незамужним сестрам» автора, как посчитал А.С. Говоров. Вспомним и об Урании Хюбш, в замужестве – Волковой из нашего альбома.

Похоже, именно Николай Антонович Фонтон – владелец и, а, возможно, как и Антон Антонович, его отец, – автор ряда стихов нашего альбома, но скорее, – сборника. А наш альбом – часть архива Н.А. Фонтона, унаследованного от отца, его уцелевшая часть.

На эту мысль наводят публикации известных пушкинистов, не безошибочные, увы...

* * *

М.Г. Альтшуллер вспоминал о книге В.А. Удовика «Воронцов», где – о письмах М.С. Воронцова А.А. Фонтону, о книге Н.Я. Эйдельмана «Вьеварум» [22].

Натан Эйдельман в ней приводит записи «первоклассных пушкинистов – Мстислава Александровича и Татьяны Григорьевны Цявловских», в частности, первого – от 22 декабря 1928 года. Из записи М.А. Цявловского следует, что некто А.С. Сомов «был близко знаком с дипломатом Антоном Антоновичем Фонтоном (1780–1864), который был дружен с графом Михаилом Семеновичем Воронцовым. Этот Фонтон, будучи холостым, завещал свой архив или часть его А.С. Сомову. Разбирая этот архив, А.С. Сомов нашел в нем много писем разных лиц, в том числе два письма М.С. Воронцова к А.А. Фонтону. Письма эти привлекли внимание Сомова тем, что в них много говорилось о Пушкине. Сомов списал их, приготовляя к печати. Во время войны (1914-1918 гг.) архив погиб. Но А.С. Сомов по памяти записал текст этих писем (подлинники были написаны на французском языке), приводя местами и французские фразы. Эти записи Сомов хотел отдать де Рибасу для публикации, но не успел это сделать и умер. Спустя некоторое время сын А.С. Сомова, Александр Александрович Сомов, в 1928 году прислал де Рибасу эти записи отца, которые тот привез в Москву. Текст записей представляет совершенно исключительный интерес. Возможно, что Сомов что-нибудь прибавил и "закруглил", но мне кажется, в общем, записи верно передают как содержание писем Воронцова, так и тон их. В частности, этими письмами считающийся в последнее время легендой рапорт Пушкина в стихах о саранче подтверждается» [23:29].

Обращаю внимание на неверные данные о семейном положении А.А. Фонтона. И на то, что Александр Сергеевич Сомов (1859-1928, умер в Одессе) никак не мог быть «близко знаком» с А.А. Фонтоном (1780-1864). А.С. Сомову в год смерти А.А. Фонтона было только 5 лет. Может быть, – его отец Сергей Николаевич Сомов (1834-1906, умер в Одессе), «уланский офицер» [24]? А.С. Сомов мог быть знаком с Н.А. Фонтоном.

У А.С Сомова были сыновья: Сергей Александровича (1896-?) и Александр Александрович (1898-1941), энтомолог, он погиб на фронте Великой Отечественной войны [25].

Н. Эйдельман вспоминает также и о двух приписках, сделанных Т.Г. Цявловской «через одиннадцать и пятнадцать лет после смерти Мстислава Александровича Цявловского (1947 – Л.В.):

"Прошло тридцать лет. А. М. де Рибаса давно нет в живых. Он ничего из этого не опубликовал. Так все это и кануло".

Т. Цявловская. 3.ХII.1958.

"Впрочем, его бумаги находятся в Одесской научной библиотеке. Видела данные об этом в каталоге личных фондов, изданных Ленинской библиотекой".

Т. Цявловская. 24.IV.62» [23:29].

В Отделе редкой книги и рукописей Одесской научной библиотеки, где служил в 20-х годах Александр Михайлович Дерибас (1856-1937), Н. Эйдельман познакомился с письмом А.С. Сомова А.М. Дерибасу (конец 1927 г.), где Сомов упоминает архив «одессита Антона Фонтона». Пишет: «Архив этот был мне подарен сыном его, с которым я прослужил 8 лет в Бухаресте и который полюбил меня, как родного сына. В конце 1917 года на хутор мой нагрянули солдаты, уходившие с румынского фронта, разграбили и сожгли дом. Погибли оба архива. Уцелела лишь незначительная часть, переданная на прочтение знакомым…» [23:35].

Повторюсь: вполне возможно, что наш альбом – часть этой части, полученной А.С. Сомовым от Н.А. Фонтона.

Справедливости ради, замечу: ошибки записи М.А. Цявловского Н.Я. Эйдельман в последующем отметил сносками [26].

М.Г. Альтшуллер достаточно подробно освещает вопрос с «тетрадями Сомовых» и пишет, ссылаясь на работы Я.Л. Левкович и Л.М. Аринштейна: «…то, что записал потом Сомов, – похоже на его собственное сочинение»; «Здесь возможны любые искажения, и без всестороннего текстологического анализа никакие операции с предложенным Сомовым текстом неправомочны». Упоминает слова Я.Л. Левкович, которая «подозревала Сомова в намеренной мистификации» [22].

Но почему до сих пор «всестороннего текстологического анализа» – и я о нём прошу с 2002 года! – не проводится?..

* * *

Итак, по меньшей мере, о семи Фонтонах нам известно. Но ни один не может, на наш взгляд, «претендовать» на роль «мосье Трике».

А вот не являлся ли прообразом куплетиста из «Евгения Онегина» еще один реальный знакомец А.С. Пушкина? Л.А. Черейский пишет: «ТРИКО (Tricot) Иван Иванович (ум. не ранее 1864) – сын французского негоцианта. В 1806 судился за ссору и "поношение звания русских офицеров", был сослан в Иркутскую губ. и состоял под секретным надзором полиции. С 1815 гувернер и учитель французского языка в Благородном пансионе при Царскосельском лицее, в 1816 – 1820 учитель французского языка в Лицее. В письме к редакторам "Современника" от февр. – марта 1837 Т. вспоминал о посещении им своего бывшего ученика Пушкина "за несколько дней до того прискорбного события, которое его похитило у его семьи, у его друзей и у славы его страны". Пушкин, по словам Т., одобрил план его французской грамматики и собирался сделать обстоятельный разбор ее в "Современнике"». [3:442].

Подчеркну: И.И. Трико общался с А.С. Пушкиным за несколько дней до смертельной дуэли!..

* * *

О главных – для меня! – стихах «Альбома Фонтона», обращенных к Каролине Собаньской, предполагаю рассказать несколько позже. В сентябре 2020 года исполнится 200 лет первому посещению Александром Сергеевичем Пушкиным Одессы. Пребывание было кратковременным – по пути из Крыма в Кишинев.

Закончить хочу вторым стихом из «Альбома Фонтона», недатированным, поименованным:

Сонет самому себе

Когда-то я мог в глуши моей уединенности

Отдаваться удовольствиям милого искусства сочинять стихи;

Но, увы! (Mais, helas!) с этим покончено, я грызу мои зимы (je ronge mes hivers),

Сладкоголосая муза меня покинула.

В своей бурной молодости я занимался большим, чем писал стихи,

Любовь, это Божество из Божеств, было всем моим счастьем;

Теперь, в стороне от сердечных бурь,

Я развиваю на досуге дары мудрости.

Изо всех воспоминаний о прекрасных днях моей жизни,

Мне осталось только одно, это образ обожаемого существа,

Который заставляет трепетать мое сердце.

Время, которое все разрушает, совершенно не стерло

Нежные черты этого образа, его прекрасные глаза, речь,

Его дыхание угасло, но не его сияние.

Текст стихов (публикуются впервые) – в подстрочном переводе заведующей кафедрой французского языка факультета романо-германской филологии Одесского Государственного университета им. И.И. Мечникова Э.И. Костылевой, которой приношу  глубокую благодарность. Она отмечала «изящество, музыкальность, легкость оригинала».

Мне вспоминаются пушкинские стихи на французском языке: «Стансы», «Мой портрет», «В.М. Волконской». «Куплеты», «Dis moi, pourquoi l`Escamoteur…» («Скажи мне, почему похититель…» и др.), с частым применением союзов, междометий, вводных слов, в частности: Mais, Helas!

Вспоминаю, читая этот «Сонет» и строки из черновиков «Евгения Онегнна», в частности:

Признаться ль вам, я наслажденье

В то время лишь одно имел,

Мне было мило ослепленье,

Об нем я после пожалел.

И многие другие пушкинские строки…

Думаю, не все очень удивились бы, если бы этот сонет оказался пушкинским. Отчаянно сожалею, что невозможно познакомить с «Альбомом Фонтона» Анну Андреевну Ахматову, услышать ее мнение…

Да, не исключаю возможности причастности А.С. Пушкина к некоторым стихам альбома.

Не мог ли вольно или невольно «поспособствовать» этому Лев Сергеевич Пушкин? Он, в частности, – «Участвовал в Польской кампании, в декабре 1832 года вышел в отставку в чине капитана и поселился в Варшаве». С осени 1833-го в течение трех лет «служил чиновником особых поручений при Министерстве внутренних дел». С 1842 по 19 июля 1852 (дата смерти на 47-м году жизни в Одессе) – «одессит», «член Одесской портовой таможни». Озорной, веселый, остроумный, обладая легким, общительным характером, а главное, – «феноменальной памятью, запоминал стихи и целые поэмы с одного прочтения. Благодаря ему многие неопубликованные произведения А.С. Пушкина становились известными широкой публике ещё до их появления в печати, к немалому огорчению поэта.

Как утверждал после его смерти П.А. Вяземский:

"...Вместе со Львом Сергеевичем погребены многие стихотворения брата его, не изданные, может быть даже и не записанные, которые он один знал наизусть..."» [26].

Понятно, что вышеуказанная версия – чрезвычайно ответственна, подтверждение ее требует скрупулезной, трудоемкой работы переводчиков, филологов, пушкинистов, серьезно владеющих французским и русским языками, способных слышать, чувствовать особенности пушкинской стилистики. И – что немаловажно! – неравнодушных к истине, вдохновляемых глубокой любовью к России, к Александру Сергеевичу Пушкину.

Возможно, время исследования наступит не сегодня, когда, поистине:

…И горд и наг пришел Разврат,

И перед ним сердца застыли,

За власть Отечество забыли,

За злато продал брата брат…

Когда снова, как в этих «незаконченных» (?) стихах одесского периода:

…Добро и зло, все стало тенью –

Все было предано презренью,

Как ветру предан дольный прах.

Как – в стихах нашего альбома:

…Когда родственник против родственника, друга, мужа и брата,

Когда режут горло друг другу в полях из-за разных жребиев,

Долг, Отчизна, честь, любые благородные чувства

Принесены в жертву их ненависти и их злобе.

Но времена, когда главенствует подлость, «жужжанье клеветы, лукавый смех, надменный ропот, измены гнусный шип», – преходящи. А Пушкин – вечен!

май 2002, февраль 2011, май 2020

Примечания

1. Владимирова Людмила. «Кто там идет?..»
2. Трубецкой Б.А. Биографический словарь знакомых А.С. Пушкина в Молдавии // Б.А. Трубецкой. Пушкин в Молдавии. – Кишинев: Литература артистике, 1983. – С. 349-387.
3. Черейский Л.А. Пушкин и его окружение. – Л.: «Наука», 1989. – 544 с.
4. Пушкин А.С. Программы записок // А.С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 т. – Т. 7. – М: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1962. – С. 291-292.
5. Цявловская Т.Г. Воспоминания и дневники Пушкина. // А.С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 т. – Т. 7. – М: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1962. – С. 411-455.
6. Трубецкой Б.А. «Следы поэтические и прозаические» // Пушкин в Молдавии. – Кишинев: Литература артистике, 1983. – С. 309-317.
7. Воспоминания Ф.П. Фонтона. Юмористические, политические и военные письма из Главной квартиры Дунайской армии в 1828 и 1829 годах. – Т. I. Поход предбалканский. – Лейпциг: Франц Вагнер, 1862. // https://books.google.com.ua/books?id=FtddAAAAcAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false
8. Высшие чины Российской Империи (1721-1917). Биографический словарь. – Т. II. // https://forum.vgd.ru/post/171/84563/p2438965.htm
9. Тютчев Ф.И. – Э.Ф. Тютчевой, 19 (31) декабря 1853 года // Ф. Тютчев. Стихотворения. Письма. – М.: «Правда», 1986. – С. 343.
10. Записки графа М.Д. Бутурлина. // Русский архив, 1897. – 2. – С. 22.
11. Драгоман // https://ru.wikipedia.org/wiki/Драгоман
12. Раковский Леонтий. Кутузов. // http://www.e-reading-lib.com/chapter.php/99848/121/Rakovskiii_-_Kutuzov.html
13. Ланжерон А.Ф. Кампания 1806 года. // Записки графа Ланжерона. Война с Турцией 1806-1812 г.г. // http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Turk/XIX/1800-1820/Lanzeron/text1.htm
14. Ланжерон А.Ф. Граф Аракчеев наш военный министр. // Записки графа Ланжерона. Война с Турцией 1806-1812 г.г. // http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Turk/XIX/1800-1820/Lanzeron/text6.htm
15. Ланжерон А.Ф. События в Валахии. // Записки графа Ланжерона. Война с Турцией 1806-1812 г.г. // http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Turk/XIX/1800-1820/Lanzeron/text4.htm
16. Волков Сергей. Высшее чиновничество Российской империи. Краткий словарь. // http://loveread.ec/read_book.php?id=74143&p=446.
17. Министерство иностранных дел России в 1802-1856 гг. // http://www.montreal.mid.ru/dip_11.html
18. Фонтон, Антон Антонович // http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/30001/Фонтон
19. Антон Антонович Фонтон // http://www.geni.com/people/Антон-Антонович-Фонтон/6000000018499671030
20. Дипломаты Российской Империи. Николай Антонович Фонтон // http://www.rusdiplomats.narod.ru/fonton-na.html
21. Николай Антонович Фонтон // http://www.geni.com/people/Николай-Антонович Фонтон/6000000018499591147
22. Альтшуллер М.Г. Еще раз о ссоре Пушкина с Воронцовым. // http://pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=B-ZHGYlWEgg%3D&tabid=10358
23. Эйдельман Н. Саранча летела… // Н. Эйдельман. Вьеварум. – М.: «Детская литература», 1975. – С. 27-49.
24. Сергей Николаевич Сомов // https://www.geni.com/people/Сергей-Сомов/6000000004646126689
25. Александр Сергеевич Сомов. 12.08.1859 – 1928. // http://www.rusdiplomats.narod.ru/somov-as.html
26. Эйдельман Н. Саранча летела… // Н. Эйдельман. Вьеварум. // http://vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/NYE/V/V_CH_02.HTM
27. Пушкин, Лев Сергеевич // http://allpetrischule-spb.org/index.php?title=Пушкин,_Лев_Сергеевич