Инга ЧУРБАНОВА. Я сама посадила цветы

*  *  *

Всё будет, как быть положено:

Не в молодости, так в старости.

…Трава умирать накошена,

А пахнет – медовой радостью.

Цветами и сладким запахом –

Уйти не спеши! – приковывает!

…Пока росла – жгла, царапала,

А скошена – лежит шёлковая…

Играючи ноги трогает,

И гладит, и шепчет ласково…

Пока росла – была горькая,

Скосили – и стала сладкая!

Скосили – и стала лёгкая,

Как в самой далёкой младости…

…Трава умирать накошена,

А пахнет – медовой радостью…

* * *

Вкруг избы над глубоким оврагом

Я сама посадила цветы, –

И гуляю веселым варягом,

И смотрю в тот овраг с высоты.

Жаждой странствия – детскою хворью –

Отболев, на судьбу не ропщу:

На подворье ращу помидорье,

Огурцы на подворье ращу.

И среди ноготков и люпинов

Я сознанье, как утварь, леплю:

Я забыла, кого я любила,

И не знаю, кого полюблю.

Даже музыка – юность и небыль –

Каменеет, как сон черепах:

Мой Шопен теперь – в шепоте неба,

Старый Бах – в телеграфных столбах.

Мне теперь – привидения тише –

Земляной созидая уют, –

Муравьи, легкотелые рикши,

О труде свои песни поют.

…Над безмолвной избой, над оврагом

Вертолет стрекозы дребезжит…

А оврагом, как тайная влага,

В Океан мое Время бежит…

 Шмель

Иногда нужно просто выжить

Без претензий на правоту. –

Петь, смеяться. Ходить на лыжах

С карамелинкою во рту.

Иногда нужно просто вспомнить

Нежность сфагнума, смог болот

И шмеля-мохнача упорный

Над багульниками полёт.

И ведёрка морошки тяжесть,

И морошки в ведёрке цвет…

…Остальное – уже не важно:

Шмель, и лето, и смерти – нет.

***

Даже если и вправду – воровка,

Даже если и вправду – цыганка,

Воровала я крайне неловко,

А свое  раздавала по-царски –

Раздарила рябину на бусы.

Рассорила черемухи спелость.

Разорила шиповника кУсты:

В алых розах  плясалось и пелось!

Ничего, ничего не осталось –

Ни цветов, ни серёг, ни браслетов.

А в саду вместо юности – старость,

Тыква желтая – вместо кареты.

Нет кареты – подхватит кибитка.

Не  любимый утешит, так ветер.

Снова в табор, попытка – не пытка:

Есть дорога, кибитка и дети.

… Даже если и вправду – обобран,

Даже если и вправду – обманут,

И остался не лúсом – вороной,

Что на ель взгромоздилась жеманно,

Даже если ты гол, не при сыре,

А при соре – голубчик, послушай,

Мы, цыганки, уходим босые,

Мы воруем лишь время - и души.

Нам – ни сыра, ни сада не надо.

Ни тоски, ни веселья, ни мести .

Пусть другая, играя, о сАдах

На коленях поет тебе песни.

Шаль с каймою узлом на прощанье

Не стяну, а накину на плечи.

Пусть костер мой все светит в тумане,

Искры гаснут. И ветер – всё крепче.

* * *

Еще тепло. Июнь. Багульник чист.

И зябкость утра сменится жарою,

И не во льду – в траве ручей журчит,

В песке, камнях и незабудках роясь.

Ты говоришь, что просто хочешь пить?

Ты говоришь, что захотел согреться?

Не говори. Не лги. Не торопись

В чужую боль сбежать быстрее сердца –

Еще июнь! Пей, грейся! Тяжело?

Чужое солнце всходит и заходит?

Не говори, что солнце все сожгло,

И надо вновь менять луга-угодья.

Не лги, злодей, что хочешь теплоты.

Ужом скользи. Шмелем лети лохматым.

Но не стенай, что в инее цветы.

Цветы - в цвету. Они не виноваты.

Светло, тепло. Июнь. Багульник бел.

И зябкость утра скоро вспыхнет зноем.

И соловей еще недавно пел,

Не зная, что разделался с весною.

…Жара звенит впустую. Лета жаль.

Уходит в воду мой июнный Китеж.

Как все, кого ты раньше обижал,

И все, кого, уйдя, еще обидишь.

* * *

Мы приехали поздно

На остывший песок.

Холоднее чем воздух

Он струился у ног.

Наша лодка на суше, - так упала вода.

Ты сказал: поздно – лучше?

Лучше, чем никогда?

И лениво – за весла.

Солнце село, не жжет.

– Помнишь ивовый  остров?

Помнишь лютиков жёлть?

Костерок еле шаял,

Вечерок еле плыл,

Глубина отражала

Поздних лютиков  пыл.

Затуманился остров,

Отгорела заря. –

Мы приехали поздно!

Мы приехали зря!

Мимо острова, важно,

Катер бАржу волок.

Память юности нашей

Увозил катерок.

Память юности нашей…

Катерок, погоди!

Отвези свою бАржу

И назад пригуди!

… На песке перья чаек.

На волнах – буруны.

Ветер ивы качает.

Свежий ветер с  Двины!

Свежий ветер теплеет,

Заиграл с катерком…

Костерок еле тлеет,

А видать – далеко!

 * * *

Было знойное лето

У Соленого Озера.

Было душно, комарно,

Пересохли ручьи.

Летом счастия нету? –

Ну так осенью, осенью:

Расплеснется туманом,

Журавлем прокричит.

Мы входили, как лоси,

В то Соленое Озеро.

Пили, плыли, лежали,

Опускались на дно.

Знали: солью умойся –

И окажется осенью

Слаще меда в застолье

И вода, и вино.

…Плыло  в мареве алом

Из Соленого Озера

Лето – в лодке зеленой,

В камышовом венке,

Навсегда уплывало

Невозможное осенью

Наше счастье соленое –

Вниз по Черной Реке.

Так и ждём, так и маемся.

Солью поражены,

В Чёрной Речке купаемся.

Никому не нужны.

* * *

Рву молодую крапиву,

Чаю успеть до плода. –

Даже крапива красива,

Если ещё молода!

Даже крапива желанна,

Даже крапива нежна,

А процветет – и не жалко,

И - никому не нужна.

–  Что, застарела? Успела?

Тёмная, жесткая стать!

Сине-зелёная спелость

Жгучего, в зубчик, листа.

Мимо неюности, мимо!

Пользы увял витамин!

Ты опоздала, крапива,

В кухонный- банный промин!

 Ввысь – и уже негустая,

Стебели  трудно сминать,

Рвать или резать – устанут.

А семена, семена -

Лишние! Им – торопливо -

В землю предзимнюю - пасть...

Заросли  старой крапивы –

Жгутся… Последняя страсть! 

* * *

В пуху осеннего кипрея

Шиповник поздний теребя,

Я знаю: светит, но не греет

Сухое солнце сентября.

Уже с совиным веком око

Октябрь покатый приоткрыл,

И ветром снежным пахнет около

Его окрепших белых крыл.

И скоро иней торопливый

Очистит лес для ноября,

Спалит и скудную крапиву,

И пáпоротников бурьян…

Но всё же в зарослях кипрея

Оплакав летние сады,

Я снова чую прель апреля,

Как пёс – звериные следы.

*   *   *

Мы виноваты, говорят.

Но, Боже, в чём я виновата? –

Что дед стоял за Сталинград,

А не пропал в тридцать девятом?..-

Любил, работал, ел и спал…

Я радуюсь, прости мне Боже,

Что дед свое отвоевал,

А в отвоёванном – не пожил,

И не слыхал, что были зря

И жизнь, и смерть, и та Победа…

Пусть говорят. Но сына я

Ращу – похожего на деда!

* * *

Десять. А солнце уже затонуло:

Высохло лето до дна.

Вместо стозвукого звонкого гула –

Тощий комар. И луна.

Дети успели за лето согреться,

Даром, что Север и Лес!

Дети успеют прожить свое детство, -

Выбегаться, уплясаться, упеться,

Сделать костёр до небес!

Дети успеют, причины и следствия

Все перепутав, уснуть.

Я  же забыла все детские средства

От наступившей бессонницы бедствия, –

Мне все страшнее в туманах раздеться

И в тишину соскользнуть.

Мне все скучнее  чужие романы,

Мне все страшнее закончить свои…

Явь оставляя -  романы, бараны… -

В сон… А во сне – соловьи!

*   *   *

                                           «Песнь моя, лети с мольбою

                                             Тихо в час ночной…»

                                                       Серенада, муз. Шуберта.

Мой образ жизни, признаюсь, непоэтичен.

Мой образ жизни подчинен заботам птичьим:

Гнездо, птенцы, пушок в носу, соломка в ножках,

Червяк,  чирик… А песнь в ночи? – тайком, немножко…

Ворчит суровый ортодокс: мол, годы, годы…

…А у моей природы нет плохой погоды!

Пусть где-то таволга цветет, и спеет лето, –

Не спета песенка моя, никем не спета!

Ну да,  не слышно соловьёв, молчат кукушки,

Но –

             осень желтую любил наш певчий Пушкин!

Ах, лето красное, грибы да сенокосы,

Укусы, осы, «Дэта», детские вопросы,

И плавный август, первый иней – как  награда,

И скоро дети  –   на крыло, свободе рады.

…Пройдет, как лето, птичий плен, – вздохну немного,

Ну, а пока – не эта ль песнь  угодна Богу?

О песнь моя, о жизнь моя, лети с мольбою!

Луне  и Шуберту я ночью дверь открою…

На илл.: Художник Юрий Васендин. Кимжа