Поздравляем Анатолия Анатольевича Парпару с 80-летием!
15 июля 2020 года исполняется 80 лет поэту Анатолию Анатольевичу Парпаре. В советские годы он вёл отдел поэзии в журнале «Москва», в 1989 году за дилогию о времени Ивана III и Смутном времени «Противоборство и Потрясение» удостоен Государственной премии РСФСР им. А.М. Горького.
В 1994 году А.А. Парпара создал в Москве издательство Фонда им. М.Ю. Лермонтова и в серии «Поэзия славян» издавал книги чешских, болгарских, сербских, словацких литераторов, в 1996 году основал «Историческую газету», выходившую до 2008 года. Газета была одним рупоров русского национального самосознания.
«Поэзия его проникнута патриархальным духом, слово его – понимающее и милующее, мотивы его произведений зовут к миру и согласию. И тихим своим, глубоким словом, мне думается, он останавливает и отводит неправду, разрушение, беду – от семьи и Отчизны», – пишет о творчестве А.А. Парпары публицист, общественный деятель, автор журнала МОЛОКО Ирина Ушакова.
Мы поздравляем поэта со знаменательной датой в его жизни, желаем добра, радости, здоровья и вдохновенного творчества!
Редакция журнала
Анатолий Парпара. Стихи разных лет
Первый перевал
Рассвет разбрызгивает краски,
трамвай разбрасывает звень.
И метростроевская каска
на мне надета набекрень.
Я улыбаюсь.
Все на свете
значенья для меня полно:
и эта звень,
и этот ветер,
и то раскрытое окно.
И три часа на сон –
не тяжко!
А не удастся –
и без сна!
И сквозь гражданскую рубашку
тельняшка флотская видна.
И труд заочника –
мне в радость.
И труд шахтера –
по плечу.
И если «надо» –
значит «надо»,
и можно пренебречь «хочу».
Но я не запираюсь дома,
когда в стекло мое в ночи
морзянку –
это мне знакомо! –
девичий пальчик отстучит.
Веселый парень!
Все дается
так удивительно легко.
И дни журчат,
как будто льется
березовое молоко.
Мое поколение
Мы живем,
не боги,
не атланты,
под крылом отцовским
не согреты,
в двадцать лет –
матросы и солдаты,
в двадцать пять –
вечерники-студенты.
Нас растили няньки:
бабья жалость
да за будущее
вдовий страх.
Отсветы июньского пожара
полыхают
до сих пор в глазах.
Выросшие в годы голодовок
на макухе
и на лебеде,
не стремимся
жить на всем готовом,
не привыкли
кланяться беде.
В нас жива,
до времени глубоко,
памятью и деда и отца,
революционная жестокость
к разного калибра подлецам.
Не забыты!
Бытом не забиты!
Это мы,
сыны своей земли,
на околоземные орбиты
умные выводим корабли.
Ничего о прошлом не забыли.
Но делами в будущем живем.
Никогда
в труде не подводили,
никогда
в бою не подведем.
Будьте же спокойны,
комиссары!
Ваше сердце –
в молодой груди.
Родину свою
в знаменах алых
сыновьям своим передадим.
Два стихотворения о природе
В. Д. Пришвиной
I
Не ладится!
Уйти!
Умчать!
Бродить безмолвно, виновато
там, где нет рашпиля асфальта, –
но трав неглаженая гладь.
Спасаясь от крутой тоски,
прижаться к молодому маю
и чувствовать,
как поднимают
тебя упрямые ростки,
как входит в тело чистота,
струясь по обнаженным венам…
И вдруг понять,
как откровенье,
в чем жизни суть,
в чем суета.
II
Пусть будут ветры озорные,
да всплеск сиреневых осин,
да эта солнечная синь
в глазах сияет, как впервые.
Пусть у калитки
у сосновой,
прищурив слабые глаза,
дед скажет:
«Чарку, брат, нельзя –
придется кружечку парного!»
Пусть у ночного краснотала,
и убегая и маня,
встречает молодость меня.
Пусть будет!
Сердце пожелало.
* * *
Мне далеко не все равно,
какие травы мять,
какое лить в амбар зерно,
кого любимой звать.
Мне далеко не все равно,
с кем дружбу заводить,
с кем пить веселое вино,
с кем горести делить.
Мне далеко не все равно,
чьим именем зовусь.
Я тем горжусь,
что мне дано
твоим быть сыном, Русь!
Прощание с Кавказом
Туман выползает ужом из ущелья,
Над морем невидимо стелется грусть.
Я – пленник равнины.
И всё же ужели
Сюда никогда, никогда не вернусь?
Как горные воды летели недели,
На камнях крутых не оставив следа.
Мы не были счастливы,
Но неужели
Не вспомнит она никогда, никогда!
На дальний этаж, залетев, свиристели
Поют о победе весёлого дня.
Старинное, нервное
Слово «ужели»
Которые сутки печалит меня!
И память мою постоянно тревожит
И не покидает, как тягостный груз...
Я создал так мало,
И всё же, и всё же
Ужель над сердцами строкой не прольюсь?
Поздняя любовь
Белый снег – на цветущую землю,
Как последний смертельный глоток.
Я подобной судьбы не приемлю,
Но душа, к сожаленью, цветок.
Я не знаю, что делать, что делать?
Для любви моей поздней – беда.
Только сердце для счастья созрело,
А на землю летят холода.
Не желал я любви между делом,
И не знал я на вечер в свой дом,
Но она все же душу задела
Белоснежным жестоким крылом.
Я не знаю, что делать, что делать?
Для любви моей поздней – беда.
Только сердце для счастья созрело,
А на землю летят холода.
Белый снег, как удар безответный,
И сдержать его хватит ли сил?
Я мечтал о любви беззаветной
И Господь мне любовь подарил.
Я не знаю, что делать, что делать?
Для любви моей поздней – беда.
Только сердце для счастья созрело,
А на землю летят холода.
Звонопад
Мне листьев звон ночами снится.
Он в сердце надолго проник.
Я по озвученным страницам
Читаю повести про них.
И я учусь у них, беспечный,
Самоотверженности той,
С какой уходят листья в вечность
Из этой жизни золотой.
Они звонят, тревожа душу,
И сердце бьётся невпопад…
Ах, неужели ты не слушал
Бессмертных листьев звонопад!
* * *
Я жил во времена безверия,
Когда в приливе дерзких сил,
Презрев народное доверие,
На трон Мамона восходил.
И так преподносили главные
Льстецы
Неведомое зло,
Что даже ангелы державные
К Мамону льнули под крыло…
Мы позабыли зовы рая,
Спасая призрачную плоть.
А с высоты, нам сострадая,
Смотрел и верил в нас Господь.
Бессонница
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу…
М. Лермонтов
В ночи, воспетой русским офицером,
Давно уж нет покойной тишины…
Летят ракеты – внучки Люцифера,
Предвестницы безжалостной войны.
И вспарывают небо, как кинжалы,
Сверхзвуковые лезвия беды…
Шторма, землетрясения, провалы,
Цунами и кислотные дожди…
Естественно: земля не рай небесный
И человечество – не ангелы в раю.
Но безнаказанно терзают душу бесы
И в брате брата я не узнаю.
Неужто наши мерзки прегрешенья
И на мученья мы осуждены
И даже нет надежды искупленья
Своей, чужой и прадедов вины?..
Всю ночь не сплю. Гашу в душе тревогу,
И призываю Божью Благодать.
Я так хочу внимать безгласно Богу,
Как только могут ангелы внимать!
* * *
При всех тираниях
Великим поэтам
Живётся тревожно.
Когда воспевают
Поэты свободу,
Свободою платят за это.
При всех тираниях
Народ угнетённый
Обожествляет поэтов.
Когда ж торжествует свобода,
То демос лютует безбожно
Свободой свободу поправ.
Когда торжествует свобода
Великих поэтов
Не слышно уже.
Памяти Владимира Соколова
Сорок лет нашей дружбы промчались –
Были в них лучезарные дни!
На любви эти дни настоялись,
Настоялись на правде они.
В табуне этих дней незабвенных
Столько солнечных было коней –
До сих пор, словно гимн, вдохновенны,
Обаятельней жарких речей…
Соколовская песнь об Отчизне,
Словно радость, светла, и нежна.
Он не думал о славе при жизни,
А при Боге она не нужна.
* * *
В горах Карпатских убедился в том,
Что в этом мире, радостном, но зыбком,
Нельзя достичь того своим мечом,
Что можно сделать шуткой и улыбкой.
Звёздное коромысло
Этот путь через Волгу –
Прямо в сонмище звёзд:
Коромысло вселенной
Прорастает, как мост.
И струится неспешно,
Легально почти,
Всё, что может по Млечному
Мчаться пути.
И, когда по нему я
Плыву поутру,
Всё мне кажется, что
Никогда не умру.
* * *
О, приюти меня, приют!
О, дай мне быть в тебе, обитель!
Пускай пути иных зовут,
Я – обыватель, значит, житель.
Дай насладиться лепотой,
Не той нелепой – благолепной,
Очам родной, подобной той –
Создателю всего потребной!
Как дивно всё! Как чуден лес!
Цветов прелестны хороводы.
Окиньте взором круг небес,
Внемлите гласу всей природы:
И птичий звук, и зверя рык –
Всё говорит. Всё отвечает. Я – зык!
Я – говорю: вещает
Творенья Божьего язык.
Метеорит
Пузатой каплей мирозданья
По склону ночи прочертил…
С какой бессмертной на свиданье
Стремился из последних сил?
Циолковский и Гагарин
В тот год, когда Учитель умирал,
Смоленский мальчик,
Юный несмышлёныш,
Свои шаги,
Начальные всего лишь,
По родине росистой совершал.
В тот год, когда Учитель умирал.
Никто ещё не ведал на Земле,
Что этот мальчик жестом дерзновенным
Откроет для землян
Простор Вселенной
И даст виток
В бессмертном корабле.
Никто ещё не ведал на Земле.
Но всё предвидел мудрый тот старик,
Как в космосе предвидел перегрузки,
Что будет лётчик,
Непременно русский...
А потому, что разумом велик,
Он всё предвидел,
Мудрый тот старик.
Пока его пророчество сбылось,
Свершилось в мире столько катаклизмов...
Но выстояли мы,
Лишенья вызнав.
И четверть века
Ждать его пришлось.
Но всё ж его пророчество сбылось.
Равнинные люди
Михаилу Алексееву
Мы всё же равнинные люди.
Секут нас дожди, холода,
Но сердце в душевной остуде
Не будет уже никогда.
Живём под ветрами раздолий,
Просторны в поступках своих.
В нас столько и света и воли,
Что это смущает иных.
Глаза наши грустны нередко,
Но это не трудно понять.
Ведь мы получили от предков
Глубинную, грустную стать...
Как часто заносчиво-гордо,
Всегда нетерпенья полны,
С востока ли,
С запада орды
За валом катили валы.
Желавшие злата и крови,
Они получали сполна
В сражениях на Куликове,
На поле Бородина.
Вы сами напор их последний
Сдержали с оружьем в руках...
Теперь молодой наш наследник
Планетно стоит на часах.
И вырвавшись, словно из буден,
Из цепких объятий земли,
Смотрите,
Равнинные люди
В равнину вселенной вошли.
Какое просторное поле
Вселенная дарит сама...
Пусть будет рабочая воля
В согласии с волей ума!
Ироническое
Жизнь, к счастью, упокоилась. И даже
Мне нравится. Особенно с утра.
Лежу по-царски на беспечном пляже,
И что мне чёрт? Ведь я из рода Ра.
Мне подают верблюда к изголовью.
И на подносе – водка да икра.
И мне – почёт. Во мне немало крови,
Которая текла по жилам Ра.
Все боги мне близки, а может, близки’!
И мне прохладно, а вокруг – жара.
Ведь опахалами шуруют одалиски –
А как иначе: я из рода Ра.
О, Господи, как долго был я в рабстве:
То служба, то работа, то семья...
Как долго думал я о государстве!
Но я забыл, что государство – я.
Каир, 2010
Красота
Когда ты в сутолоке буден
Проходишь мимо Красоты,
Она, неброская, не будит
Твои уснувшие мечты...
Твой взгляд скользнёт и не отыщет
Средь суетящихся людей;
Её толкнув, не извинишься
По торопливости своей.
Но то, что лучше нас,
Что вправе
Нас презирать,
В конце концов
Однажды, сжалившись, проявит
Её прекрасное лицо!
И ты, забросив все заботы
О надвигающемся дне,
Вдруг вспомнишь солнечное что-то,
Не приходившее во сне!
Железноводск
А душу можно рассказать?
М. Лермонтов
Теперь он знаменит тем, городок привольный,
Что бескорыстно людям отдаёт
Ток солнечных лучей,
И воздух горный,
И жаркий ток своих подземных вод.
Но городок не открывает тайны,
Которые домишко сохранил:
Ведь это в древнем, в нём, поэт опальный
Часы последней ночи торопил.
Он, видно, что-то знал о жизни занебесной,
Коль бушевал в душе небесный шквал,
Коль откровенно и предельно честно
Под пулю друга сердце подставлял.
И нам ли клокотать со страстью иноверца,
Нам горячить ли слабые умы,
Когда мы своего не знаем сердца,
Когда своей души не знаем мы.
Но нам дано внимать бессмертью немо
И наблюдать движения светил,
Всерьёз благодаря святое небо
За то, что гений землю посетил!
***
Над Бештау клубится туман,
Оседает на шубу лесов.
А вослед неотвратно в проран
Птичьих хлынул поток голосов.
Как по Божьему Слову, весь мир
Был озвучен на сотни ладов.
И наполнился синью эфир,
И осмыслилась жизнь городов.
И замедлив привычный свой бег,
Отряхнувшись от бед и страстей,
Так пронзительно вновь человек
Вспоминает о сути своей!
* * *
Легкий стук-перестук электрички,
Твердый рокот тяжелых машин
И рассветное пение птички
Под окном из кустистых куртин.
Бормотание пенсионера
И настойчивый зов малыша –
Это утро мое. Это вера.
Этой жизни внимает душа.
Позже нагло ворвутся известья
О пожарах, реформах, войне,
И погаснет рассветная песня,
Бормотанье растает во мне.
Позже быт, суета и работа –
То, чем занял себя человек –
Все сознанье займет, озаботит,
Закатает, казалось, навек.
Наша жизнь, милый мой, не повинность,
Вот и думай свой промысл верша…
Для чего-то душа появилась?
Но об этом не скажет душа.
Так прими перестук электрички,
Твердый рокот тяжелых машин
И прислушайся к пению птички
Из рассветных кустистых куртин!
* * *
Ленивый ум не многое создаст,
Ума чужого не переиначит.
Что Бог подаст, то людям и отдаст,
Самостоятельной не разрешит задачи.
Но только тот, кто напряжёт усилья,
Забудет славу и полюбит стыд,
Расправя за плечами крылья,
Над вечностью как с равными парит.
Братьям славянам
Не в первый раз
вбивают клин меж нами.
Свидетели – прошедшие века.
Но, к счастью,
мы хранимы небесами,
И Рим не перессорил нас пока.
Славяне мы!
Нам страх в бою неведом.
Но в мирной жизни
мягкость в нас вошла.
И нет числа одержанным победам,
Как неудачам нашим нет числа.
Спасает нас природная смекалка,
А губят нас раздоры и вино.
Пусть нам уроком горьким
будет Калка,
И символом борьбы Бородино.
Но в генах наших всё:
при Грюнвальде сраженье,
И Косово, и Белая Гора…
Единый организм,
мы все в движенье
И в сторону беды,
И в сторону добра.
Всё нас роднит:
прозренья, заблужденья
И страшный, как фашизм,
жестокий час.
Пусть разведут
на время убежденья,
Но кровь опять соединяет нас.
Свой путь земной
века проходим честно
К самим себе придирчиво строги…
Обнимемся друзья!
И да исчезнут
И Божьи, и славянские враги!
