Юрий СЕРБ. Культура языка и культура мысли

Эти две духовные сущности неразрывно связаны –  и друг о друге неопровержимо свидетельствуют.

Невнимание к слову пагубно сказывается на внятности выражаемых мнений, на доступности изложения истин, даже общепринятых. Бывают крайние случаи, когда спорщики отстаивают одну и ту же мысль, – просто не понимая друг друга.

1918 год

Наблюдая нынешний вал публикаций или просто выступлений в соцсетях, когда свобода клавиатуры заменила строгую грамматику, полезно обратиться к истории реформаторских поползновений на русский язык как душу и дух народа.

В результате троцкистской реформы правописания в 1918 году к власти в языковой политике пришли люди, в своей массе глухие к русскому слову и чуждые ему. Их раздражали «непонятки» съ ятемъ (ѣ), смущалъ твёрдый знакъ и наличие одинаково звучащихъ i, и. Их раздражённые реформы привели к огрублению письменного языка как средства сохранения мысли, к утрате многих тонких различий в смыслах. И речь не о том, что в советское время на зданиях неправильно писали «Мiру – миръ!», а о томъ, что былъ задан сознательный вектор «развития языка», приведший нас в третьем тысячелетии к засилью обезьяньего, инфантильного жаргона, которым не гнушаются даже обладатели учёных степеней: уважаемый, вы за какое решение топите?.. (англ. top – вершина) И есть серьезное опасение, что нас всех собираются утопить – если не в обезьяньем жаргоне, то в компьютерном сленге. Опасения не пустые, ведь основатель и владелец сайта gramota.ru, кандидат филологических наук (!) г-н Пахомов утверждал, выступая на радио «Бизнес-ФМ», что русский язык неизбежно вольётся в «семью» европейских языков, лишённых всякой флексии (гибкости), но снаряженных жёсткой аналитичностью: без падежей, без категории рода, без признаков числа, совершенного/несовершенного вида и т.д. – то есть подобием English’a, столь милого сердцу «реформаторов» и «развивателей» русского языка.

Глухоязычие – это беда и диагноз многих людей, и она становится всеобщей бедой, когда эти люди пишут общедоступные тексты, и эта беда увековечивается текущей «культурной политикой» режима. Блогеры подавили редакторов, даже члены «союзов писателей» пишут не всегда грамотно – и это мягко говоря. В первую очередь надо говорить о склонении существительных и прилагательных (да и числительных!) – то есть о падежах, и, конечно, о согласовании падежных окончаний в словах, что связаны между собой. А о том, почему надо беречь и любить падежи, мы скажем напоследок.

Придётся объявить войну «трендам» – или трэндам (хотя хрен редьки не слаще). Таким неприятным трендом, вопреки тенденциям, традиции и духу русского языка уже стало в блогерской среде употребление винительного падежа вместо родительного:

бояться Россию (вместо бояться чего,кого – России), бояться тётку (вместо тётки), хотеть воду/вино, но не воды или вина  – и т.д.

На сервисе «услуги Яндекса» читаем: «Купить молоко», Ютьюб даёт картинку, как мародёры в США хотели во время чёрных бунтов разграбить ресторан русской кухни и снабжает её заголовком «Они хотели наш борщ»... То есть купить что? – молоко, хотели что? – наш борщ, всюду винительный падеж. А ведь хотеть что-то – означает вожделеть к чему-то (кому-то). Хотеть борща, купить молока – это уже другое; это не означает хотеть весь борщ, наличный в ресторане или скупить вообще всё молоко. Но винительный падеж предполагает именно это. Французский язык не позволит подобной неряшливости своему носителю, для этой цели существует частичный артикль, создающiй соответствие нашему родительному падежу: acheter du lait, да и англичанин не  захочет купить молоко как таковое: I’ll buy some milk, либо уточнит: I want a pint/a half litre of milk. Здесь тоже предлог of даёт соответствие нашему родительному падежу.

Существует такая тонкость речевой культуры и чуткости к родному языку: Я часто покупаю молоко, но: Я никогда не покупаю молока (и вдруг захотелось его, молока, купить). В предложениях с отрицанием хороший русский язык предпочитает родительный падеж.

Хочу, боюсь, жду – это глаголы, которые предполагают дополнение (существительное) въ родительном, а не в винительном падеже. Чего ты хочешь, чего ты ждёшь, чего боишься – но не что. В известной песне поэт никак не мог задаться вопросом: «Хотят ли русские войну?» – это было бы чудовищно, но большинство образованцев не видят в этом ничего странного. Особенно грустно читать спортивных  журналистов: Впрочем, игра показала, что Россия не собиралась бояться Испанию.  («Спорт-Экспресс»)

Фраза из соцсетей: «Утром была слышна сирена, но мы не обратили на неё внимание...»

(правильно: не обратили внимания). Из рекламы: ТОП-5 фермерских сыров, которые не найти в

Ждать девушку (винительный падеж) – это нормально, но ждать событий, известий – это уже родительный.

Страдает русский язык и от того, что большинство борзописцев практически не пользуются творительным падежом. Новостные агентства забрасывают нас такими вот словосочетаниями:

Критика Кремля предложений комиссии...  (т.е. критика Кремлём)

Критика властей несогласованных шествий и митингов...  (т.е. критика властями)

...в результате атаки сирийских военных турецкого военного поста...

Помимо повторяемого слова «военный», здесь можно было сказать двояко:

...в результате атаки сирийскими военными турецкого военного поста...  или

...в результате атаки сирийских военных на турецкий пост... , а ещё лучше было бы вспомнить русское слово нападение. И такой вот перл от Ютьюб-канала: «о безоговорочной поддержке Анкары Азербайджану...» (Анкарой Азербайджана).

А что с предложным падежом? Не менее печальная картина. Я бы сказал, особенно печальная, и вот почему.

Давайте вслушаемся в эти строки Анны Ахматовой:

Вновь Исакий в облаченьи 

Из литого серебра,

Стынет в грозном нетерпеньи

Конь великого Петра.

Это прекрасный пример существительного в предложном падеже. Возможно, кому-то следует к нему привыкнуть: ...о подвигах, о доблести, о славе... (А.Блок), «Повесть о горе-злосчастии», быть в недоумении, в помрачении ума... на заднем сиденьи автомобиля (хотя сесть куда, на что – винительный падеж: сел на сиденье. И тутъ мы должны пожалеть об утрате буквы «ять» (ѣ), служившей различению смысла падежей и сохранению чуткого отношения к слову:

Как видим, конечные и, ять находятся в фонетическом и морфологическом как бы «родстве», и это станет ещё очевиднее, если последнюю пару примеров изобразить на малороссийском диалекте:  куда – в море, где – у морi.

Часто ошибаются с употреблением предлога «по» в значении после: требуется существительное с тем же окончанием, как выше в правой колонке, напр. по окончании парада... Но современный историк-блогер пишет: «По окончанию парада в Москве В. Шелленберг и полковник Кребс выехали в Берлин с полным докладом», как если бы они ехали по этому окончанию как по шоссе или по мосту...

Не лучше и с дательным...

«Вопрос о том, как бороться с беспилотниками, продолжает досаждать вооруженные силы всех стран мира.» Здесь дательный падеж всё поставит на положенное место и с головы на ноги: ...продолжает досаждать вооруженным силам всех стран...

Важно отметить, что журналист употребил здесь непереходный глагол досаждать как переходный, с дополнением в винительном падеже (вместо дательного). Перехóдные  глаголы (в иностранных словарях обозначаются tr.) требуют прямого дополнения, т.е существительного или местоимения в винительном падеже (кого, что), а непереходные (intr.) управляют косвенными дополнениями – с помощью предлогов либо падежей дательного, творительного, родительного...

Вследствие утраты языкового чутья, чему способствовала и утрата «ятя» (ѣ), теперь авторы слишком часто стали путать концевые и,е: «Информация о решение Генпрокуратуры отправлена в Минюст.» Можно видеть и такие казусы: «при проверки», «для проверке» и т.п.

Роль переводчиков

Гус Хиддинк:  «Такие ошибки не делают и школьники». Виноват не голландский тренер, а переводчики. Переводчики представляют собой проблему в постсоветскую эпоху, когда в издательствах и в СМИ исчезло редактирование текстов, тем более что среди переводчиков нового времени очень мало людей с филологическим образованием, зато много выходцев из постсоветских республик. Очень многие переводчики носят при этом польские фамилии, не будучи при этом ни поляками, ни русскими.

Повторим уже сказанное, что особенно в предложениях с отрицанием русский язык считает винительный падеж дурным тоном и требует родительного: «Таких ошибок и школьники не делают!» Что еще плохо в той фразе от переводчика? «Такие ошибки» поставлены у него так, что выглядят главным членом предложения – подлежащим (чего не делают такие ошибки?). Таким образом, важен ещё и порядок слов, особенно при невежестве в падежах.

Заимствования плюс мусор

Заимствования из других языков – это естественный процесс, когда он диктуется объективной потребностью. Но вот записные ораторы, приглашаемые на «Эхо Москвы» или «Дождь», не скажут «случай», у них наготове кейс. Чем это слово может их возвысить, прибавить им самоуважения? Непонятно. Выглядит и звучит неприятно и смешно.

«Речь идёт о безопасности, что для Армении очень сенситивная тема», объяснил министр. Считает ли министр, что граждане обязаны знать это иностранное слово, или он считает для себя зазорным сказать чувствительная тема? Получается, что министр не намного умнее мальчишек-журналистов, шеголяющих кейсом.

Но министра придётся простить, раз уж первые лица призывают не осуществлять, не проводить в жизнь, а имплементировать, а простые журналисты неспособны выговорить

«структурировать» и говорят более мудрёно: «Президент Узбекистана намерен реструктуризировать Службу нацбезопасности». Пока еще не реорганизировать, и то хорошо.

Вообще наши составители словарей слишком либерально уснащают заимствованные из латыни глаголы лишними суффиксами. Неужели удобнее сказать «организовывают», чем устраивают? Неужели лучше написать «организовываемых», чем организуемых? Но такие случаи имеют место.

«В апреле 2018 года, по завершению каденции действующего главы Сержа Саргсяна...», пишет уважаемое агентство «Регнум»... Здесь повстречались две нехорошие вещи, ибо: по завершении, а во-вторых, почему каденция, почему не срок полномочий?

А безспорным мусором следует считать фейки, хайпы, баттлы, хохму и халяву и многое, многое такого же качества.

Глухоязычие

Многие авторы не различают способность и возможность, щепетильный и щекотливый, представить и предоставить,

бронепробиваемость (?пробиваемость брони?) и пробивную способность боеприпаса, проходимость болота/местности и проходную способность автомобиля.

«Рост заболеваемости панкреатитом, свидетельствует о невозможности врачей быстро найти решение данной проблеме». И, кстати, что делает запятая между подлежащим и сказуемым? – как здесь, так и у большинства доморощенных журналистов!

Многим авторам незнаком глагол опровергнуть, они простодушно пишут отвергнуть. А как вам синтаксис вот этого предложения? – «Глава Крыма отказался просить у Зеленского возобновить подачу воды». Звучит, как дословный перевод с плохого английского.

Воздействие западных оборотов проявляется и в том, что даже филологи пишут по-русски: «Для меня понятно, что...», тогда как более естественно было бы сказать Мне понятно, что...

Наконец, пресловутое стремленiе выражаться красиво, присущее чиновникам, заражает порой и хороших публицистов. Есть такая калька с французского и с английского: иметь место. Она равнозначна глаголу быть. Однако этот западный канцеляризм воспринимается нами как требующий улучшения, и многие говорят имеет место быть – тем самым сообщая нейтральной фразе оттенок долженствования. Один из моих друзей, прекрасный публицист, даже употребил это в прошедшем времени, и получилось довольно смешно, приобретя в невинной ситуации чуть ли не фатальный характер. А ведь вполне хватило бы глагольной формы было.

Еще один ложный друг авторов и ораторов, выдающий как желание покрасоваться, так и неполную грамотность, – это странное словосочетание не суть важно. Здесь третьим лишним является либо второе, либо третье слово; скорее второе, поскольку это не только существительное женского рода, но также и глагол быть – форма множественного числа. Значит, можно говорить: (это) не суть, либо не важно. Со всех точек зрения, безупречен второй вариант, как и его подвиды – не имеет значения, не играет роли...

Одного автора на Фейсбуке желание сказать красиво и убедительно подвигло на такую фразу: «Имярек такой-то есть суть самый настоящiй...» и т.д.

Есть ложные друзья переводчика, но есть и ложные друзья оратора. Когда-то Ильф и Петров запустили в обиход словечко «конгениальный», высмеивая употреблявших его персонажей. Слово это имеет в английском языке вполне определённый смысл: о человеке – родной по духу, о климате – благоприятный,  об увлечении – интересное. Так что ничего сверхгениального это слово не несёт.

Роль сценических искусств

Придётся констатировать, что кино и телевидение, подобно интернету, тоже не способствуют сохранению культуры речи и мышления. Даже придётся заподозрить, что среди режиссёров, сценаристов и актёров не стало грамотных людей.

Звезда экрана говорит: «Я была поражена количеству посланий с выражением солидарности...» и выдает свою неначитанность или просто невнимание к слову (Я поражаюсь количеству, я поражена количеством...).

Есть люди, которых наше языковое богатство повергает в растерянность, и выглядят они тогда достаточно безпомощными.

Ни разу, ни в одном из множества фильмов, сериалов и спектаклей не довелось мне услышать правильно произнесённую фразу: «Чему обязан?..», которой встречают нежданного посетителя. Сама эта фраза – дань вежливости: чему я обязан вашим посещением, какое обстоятельство благодарить за ваш визит?

Современные обитатели сцены превратили формулу вежливости в неосознанную грубость: «Чем обязан?» (Чего тебе от меня?...) Когда актер желает сказать «покрасивше», как популярный актер в одном детективе, он говорит, не без запинки: «Чем обязан... визиту?..»  Чему, в конце концов, обучают в театральных институтах? Читают ли, наконец, актеры и режиссёры русскую классику? Или редакторы уже её переиначили?

Напоследок, чем так ценны наши падежи, наши категории рода, вида глагола и так далее. Они обеспечивают нашему языку непревзойденное богатство оттенков, точности отношений и способности характеризовать носителя языка. В то время как интернет помешался на рекламе всевозможных «школ on line» английского языка, в Ютьюбе есть целый ряд каналов молодых иностранцев из Западной Европы и Америки, «подсевших» на русский я зык, и они с энтузиазмом разсказывают русским пользователям Ютьюба, за что и почему они полюбили русский язык и почему от него уже не откажутся. Поразительно то, насколько безупречны эти ребята в русских падежах (сравнительно с нами, грешными!) при минимальном количестве ошибок. Им это в кайф, как они говорят, потому что они очарованы фантастическим богатством нашего языка. Француженка Элен добавляет, что знание русского – еще и немалый козырь в жизни западного европейца, поскольку обеспечивает карьерный рост во многих больших компаниях.

Для нас же наиболее важным станет свидетельство французского писателя и переводчика с русского  – Ива Готье. На вопрос журналиста «Что значит русский язык для вас, занимающегося переводами с русского три десятка лет?» писатель ответил:

«Я обязан ответить на ваш вопрос самыми высокими словами, эпитетами в превосходной степени... Русский язык – это чудо, мелодия волшебной флейты, это симфония. У меня нет музыкального образования или воспитания, но овладевание русским языком обогатило меня слухом, сообщило мне вкус к музыке и к её сестрёнкам: поэзии и литературе в целом. Счастливы русские писатели: им достаточно передать то, что они слышат, и вот оно, готовое произведение! Поэтесса Анна Ахматова имела в виду именно это, говоря, что  подписывать стихи своим именем – значит выдавать за свою собственную музыку то, что улавливает слух. Это удивительно... народ, которым правят кое-как, – и этот народ говорит как бог. Я подозреваю, что русские это знают и этим пользуются.

Aïe ! je suis obligé de vous répondre avec des grands mots, des superlatifs… La langue russe est un miracle, un air de flûte enchantée, une symphonie. Je n’ai aucune culture musicale mais l’apprentissage du russe m’a donné une oreille, un goût pour la musique et ses petites sœurs, la poésie, la littérature. Heureux écrivains russes : il leur suffit de transcrire ce qu’ils entendent, et voilà leur œuvre écrite ! La poétesse Anna Akhmatova ne disait pas autre chose en affirmant que signer des vers, c’était faire passer pour sienne la musique glanée çà et là par l’oreille. C’est curieux d’ailleurs… un peuple gouverné cahin-caha mais qui parle comme un dieu. Je soupçonne les Russes de le savoir et d’en jouer.

На фото: Ив Готье

Статья существуетъ также въ исконной русской орθографiи; желающiе получить её въ такомъ видѣ могутъ обратиться по электронной почтѣ  quay415@yandex.ru