Олег МОШНИКОВ. В горку Млечного пути
Старая Русса
В сводах старинных поёмных лип
Сняли котомки с плеч…
Над старорусской иконой нимб –
Дымкой оплывших свеч.
Благовест долгих и зыбких зим,
Тают в ладонях дни.
Над обезбашенным веком сим –
Башня зажгла огни.
Город не прячет снежинок сонм,
Хлябей небесных ток, –
В Полести пойман пудовый сом –
Всем летописным в толк,
Прочим купеческим городам,
Прежде имевшим пыл…
Путников Федор Михалыч, сам,
В Руссу свою влюбил!
Валаамский канал
Разошлись соборно острова…
Неоглядной шири вопреки –
Мельче плес, назойливей трава,
Тарахтеть мотором – не с руки…
Мы до дна смиренья – достаем:
Мокрый шест, запутанная хмурь.
Мимо лодки – арочный проем
Темных кущ… в соборную лазурь!
Соломонида
(предание)
Где храм господний? Где крыльцо?
Погост в траве высокой тонет.
Всё – гладь тайги…
Земля – яйцо
У Вседержителя в ладонях…
Дышал золой сухменный лес,
Горячие дымились росы, –
Гудел пожар! Подняли весь* –
В набат – горящие покосы!
Бросая скот, амбары, дом,
Бежали люди за деревню
И били горестно челом
В крыльцо седой старухи древней –
Соломониды… Колдовать
И врачевать могла отваром
Ведунья: «Полно горевать…
Бог в помощь, справимся с пожаром»
И то – была о том молва –
Могла смирить старуха бурю!
И знала средство и слова,
Чтоб отвести беду любую.
Яйцо куриное в руке…
Заговорило в сердце знанье:
Ветрам – на вепсском языке –
Стихии пела заклинанье.
И, показав свой дар огню,
Пошла шажками, вкруг болотца.
Оставив черную стерню,
За ней пожар лесной плетется…
Яйцо плеснуло только раз
Озерной светлою волною:
Не видя дна, огонь погас,
Волной укрывшись с головою.
Знать, скорлупы не расколоть,
Не понесла земля урона!..
Ко лбу приложена щепоть:
Вернулась в горницу икона.
Весь* – летописные вепсы.
* * *
Снег имеет множество названий…
Называет новоснежье весь
Полотенцем свежим после бани,
В огороде выбеленным днесь,
Колеёй морозной, светом, домом,
Пухом, неприкаянным досель,
Серебристой далью, ломким комом,
Шапкой, нахлобученной на ель,
Резкою, игольчатою вьюгой,
Ноздреватым, ровным, как стекло;
Может быть хозяином и другом:
В заметенной горнице – тепло…
* * *
И вновь февраль, чернильница –
Речная полынья…
Из сумерек не выльется
Непроливашка дня.
Ни отсвета, ни месяца –
Пролетами моста…
И лишь круги мерещатся,
Где канула звезда.
Соленый лес
Памяти отца Эдуарда Мошникова
«Соленые» грибы рассыпались поляной
За вырубкой, показанной отцом…
В сырой тайге, поваленной, как пьяной,
Заросшее приметив озерцо,
Найти сосну с зарубкою отцовой…
И самому пройти знакомый путь.
Испить росы из впадинки груздевой:
Родителя заботу помянуть.
Отцовских вех – надломленные ветки –
Корзиною стараясь не сшибить,
Груздевый дух и запах стыни терпкий
Соленою рубахой ощутить.
Соленый мох на лапнике еловом
Щекочет кожу теплою трухой,
И дебри заболоченные снова
Расступятся пред купиной сухой.
И шляпы, шляпы круглые по склонам!
Венчает короб сахарный венец!..
И чудится в остуженном, соленом,
Грибном лесу аукает отец.
* * *
Осенний дым, пылающие листья…
Когда б заря на время запоздала,
Сама Земля – сияющим, лучистым
Листом кленовым в небе заблистала!
Но стоит только ветру разозлиться,
Тряхнуть листвой, золой, пустым кисетом –
Не растворятся сумерки с рассветом,
Когда угаснут солнечные листья…
Кисели
Маме Галине Григорьевне
Болен бор. Черничник болен.
Вдоль дороги пустоцвет.
Одаль сглаз болотный чёрен,
Мелколесье на просвет.
Мхи да ели – хороводом.
Боже, слышишь ли отсель?
Перед чаемым уходом
Дай хоть ягод на кисель.
Навещать сырую чащу
Чаще, видно, зарекусь...
Вар густой черничный в чашке –
Как стекло... Стекло на вкус!
Защемило грудь на крике:
И утихло… Не в лесу…
С липкой ягоды черники
Спелую сняла осу.
Ткнула в блюдце прилипалу:
Вспух язык, смешно губе…
Зашуршала, запищала
Нежить в выстывшей трубе.
Вьюшку вытянув за ухо,
Тягой печь развеселю!..
До тепла, единым духом,
Липнут губы к киселю.
* * *
Закачались могилки родные
На песчаной, суглинной волне:
Беспечальные воды земные
Подмывают кресты по весне.
Укрепить – не лопатой, так – верой!
На разбуженный гул под пятой
Откликается в сутеми серой –
Над осинником – вздох топяной,
Отзываются скальные ниши,
Неоглядные дали земли…
Журавлей пролетающих выше –
Об усопших молитвы ушли.
Афганец
Встреча давняя обернулась –
Сном, блеснувшей в ресницах солью:
Подхватила афганца юность,
Загрудинной разлившись болью,
Не смирившись с потерей роты,
Непомерной кровавой платой!..
Горечь тяжкой мужской работы
Не подменишь парадной «правдой».
Время третьего тоста – старость…
Преломившееся на части,
Сердце павших друзей дождалось,
Уместилось в слезинке – счастье.
* * *
Бесстрашная влетела птица
В мой дом, уставший от гостей.
На хлеб воробушек когтится,
Клюет холодный жир с костей,
С какой-то жаждою воловьей
Свекольный втягивает сок…
Пей, воробьишка, на здоровье,
Сегодня ты не одинок.
Одна под небом эскадрилья:
Душа и птица, ты и я…
Жизнь одному дарует крылья,
Другому – взлёт небытия.
На Кижской колокольне
Много ль душа применяет усилья? –
Бойкий звонарь рукавицы сносил…
В малых загубинах подняли крылья
Лодьи – на роздыхе весельных сил.
Колокол тишь заонежскую черпал,
Сонно и медно гудели шмели:
Как на ладони – Покровская церковь,
Свод осиянного неба Земли.
* * *
Ну, здравствуй, дуб, железная кора!
Литые швы, зазубрины и вехи –
Хранят Петрозаводского двора
Источенные временем доспехи.
Порывами – вздыхает великан,
Кольчужный лист вздымается знакомо:
Привычный к среднерусским берегам –
Ты встал на страже северного дома.
Раскидистый… Склонился надо мной.
Горит щека. Покоен шорох сердца.
Шершавый ствол, играющий волной,
Из тайных пор – выпрастывает детство.
* * *
Подсчитав занозы под старой горкой
(Дуновенье – чудо творит с ладошкой),
Затихает память светло и горько.
В магазине лунно горит окошко.
Магазинчик синий – любили дети…
Под березовой говорливой тенью –
Забывались горести те и эти,
Приучали садик и двор – к терпенью.
Как дитёнку, мне не хватало мамы:
Чур, не плакать! – клялся, держал мизинчик…
Обещал назавтра тычки и драмы –
Отодвинуть синенький магазинчик,
Разлюбезный, главный отдел игрушек –
Рядом с домом! – дольше идут расспросы.
Слезы быстрые – детский восторг иссушит,
В небо синее с шумом взлетят березы!
Попрошу я снова чего попроще:
В черных ножнах сабельку или, или…
На краю седой поредевшей рощи
Развалюху сирую подпалили,
Раскидали бревна, что б век не помнить:
Разве ж рог серебряный отзовется?
Показался остов святой часовни,
Говорят, Георгия Победоносца…
* * *
Всё идет по реке… нашей жизни.
Детство – тонет дощатым платом.
И кружат, и толкаются мысли:
Как мы сможем вернуться потом?
Ни кусты, ни плотина завода,
Ни весенние рыхлые льды, –
Не замедлят веселого хода,
Не изменят теченье воды.
Всякий в пойменной заводи встретит –
Город-утро и Город-закат.
Догоняя стремительный ветер,
Никому не вернуться назад…
Душа
По дороге, хлябь и травы
Долгой палкой вороша,
Ради благ и бренной славы
Не задержится душа.
Через лес непроходимый,
В горку Млечного пути…
Сколько – неисповедимо –
Божьей страннице идти.
