Екатерина СИРОТА. Когда жизнь с тобой заговорит
Повесть
Часть первая
Роман и Ольга
Роман смотрел в зеркало, но видел не свое отражение, а жену, которая собиралась на деловую встречу и не могла определиться с выбором. Хмурилась, и это ей совсем не шло, как и не шел, на его взгляд, светло-серый брючный костюм, претенциозный и, наверное, модный. Впрочем, он не разбирался.
Помнил только, что куплен костюм был в аутлете во Франции. Ездили с дочкой на летних каникулах в прошлом году, чтобы показать ей Диснейленд.
Ольга стояла к нему спиной, всматриваясь в свое отражение, и вдруг заметила его, но не обернулась. Просто замерла не несколько секунд, раздумывая, чуть повернула голову. И как в детстве, увидела в боковых зеркалах старого трельяжа бесконечность отражений себя и мужа. Отражения подрагивали, вбирали в себя их чувства, мысли, поступки. Вдруг ей подумалось – вот я сейчас уйду, а отражения останутся в этой бесконечности, такой холодной и пустой, а потом начнут пропадать одно за одним, и их не станет вовсе…
– Буду поздно, ужинайте без меня, – хлопнула дверь.
***
Май, окна нараспашку в дождь, так Роман любил с детства. Мама ругалась, а он распахивал окна и дождь прямо по подоконнику, как будто в комнате идет.
Мама всегда ставила на подоконник букет сирени в мае. Капли дождя заставляли сирень пахнуть еще сильнее, и от этого запаха просыпалось в нем счастье. Просыпалось самой собой, безо всяких причин.
Роман прислушался к себе, сердце вдруг заколотилось, как будто биение его в такт дождя хочет поспеть, нет… счастье внутри в панцире, не выбраться ему и дождем не пробудить.
Он смотрел в зеркало и видел Ольгу такой, как в тот день, когда они познакомились. Роман был старше на три года, учился в аспирантуре на математическом факультете. Ольга заканчивала магистратуру на экономическом в том же вузе. Была конференция молодых ученых. Помнит, что ужасно не хотел на нее ехать, но научный руководитель настоял.
Да еще пришлось готовиться к пленарному докладу, тема и проект Романа были перспективными. Он даже стал лауреатом областной премии для молодых ученых. Родители страшно гордились.
Отец во время застолья после вручения премии тряс томом знаменитого учебника по дифференциальному исчислению Фихтенгольца и говорил: «Эх, Ромка, не зря я тебя в школе с учебниками алгебры на ключ закрывал, хоть ты и из окна пытался с друзьями сбежать жигуль пить!».
Жигуль – это пиво воронежское жигулевское, очень ими уважаемое в студенческие годы. В школе, конечно, об этом и речи быть не могло, но отец любил для красного словца…
Помнит, что на той конференции было очень душно, хоть и конец весны. Аудитория на четвертом этаже, окна старые и не все открываются. Тогда пластиковых окон еще не было. В конце доклада вдруг сильно закружилась голова. Он еле завершил свое выступление, с трудом ответив на дополнительные вопросы. Сел на ближайший от доски ряд, а рядом сидела Ольга.
Помнит, что она жутко волновалась, шелестела губами и карандашом что-то чертила на листках, ее доклад еще не объявили. Так часто волнуются магистры или аспиранты, когда впервые выступают перед большой аудиторией.
Он видел только ее профиль, светлые волосы забраны сзади, как в фильме «Зеркало» у Маргариты Тереховой, нос с горбинкой, лоб высокий, капельки пота выступили, вытирает тонкими пальцами, на запястье тонкий серебряный браслет. Ольга всегда любила серебро…
***
Поженились быстро, родители Романа были недовольны, на носу защита кандидатской. Ольга заканчивала магистратуру и тоже собиралась поступать в аспирантуру.
Через год родилась Маруся, но Ольга не ушла в академический отпуск. С малышкой села Олина бабушка, жили вместе с родителями и бабушкой. Роман был против, Ольга бегала на лекции вечером, сцеживала молоко. У нее была цель – защититься в срок по окончанию аспирантуры. Цель – как стрела запущенная. Близко окажешься с ней, поцарапать может, а иногда сильно ранит, если не ты ее выпустил.
Однажды задержалась на научном семинаре, а Маруся долго не укладывалась, сцеженное молоко кончилось, пришлось наводить смесь. Потом трехмесячную Марусю стало рвать, испугались, вызвали скорую. Ждали долго, Роман бегал с малышкой на руках из угла в угол, пытался укачать. Понял, что до этого момента никогда и ничего по– настоящему не боялся.
***
Ольга защитилась в срок. Всем членам ученого совета, а их около тридцати было, заранее заготовили продуктовый набор в подарок. В коридоре за пару дней до защиты тридцать пакетов, из которых упоительно пахло копченой колбасой. Роман возмущался, вспоминал свою защиту на математическом факультете, не понимал, зачем нужна диссертация, если потом не будешь заниматься наукой.
А потом ему поступило предложение поехать на работу по гранту на год в Люблин. Большая работа, большие заработки, перспектива покупки своей квартиры через год, с родителями жить тяжело. Ольга уговаривала ехать. Он понимал сам, до этого нигде не был, кроме Москвы и Санкт-Петербурга, но еще никуда не уехав, начинал тосковать по Марусе, ее запаху, смеху и Оле…
Улетали с коллегами из Москвы. Роман летел первый раз, рядом сидел поляк. Когда самолет начал подниматься, поляк перекрестился и сделал глоток из бутылки, завернутой в газету, спиртное на тех рейсах не разрешалось. В иллюминатор облака, как острова… плотные и белые, кажется, можно выйти и постоять на них. Самолет режет пространство, а впереди время, которое в реку длиною в год выльется, год без Оли и Маруси…
Новицкий
Шел второй час планерки в головном офисе. Как опытный менеджер и руководитель Андрей понимал, что начали гонять по второму кругу, но впервые не прервал подчиненных. Он знал, что сейчас должен встать, кивком дать понять, что совещание пора закруглять. Потом начнутся деловые звонки партнеров, завершить которые нужно в течение часа. Андрей ощущал время, оно ему принадлежало давно, часы он не носил. Даже вставал без будильника. Время растягивалось и сжималось, текло рекой дел, которые он планировал и всегда выполнял. Подчиненные восхищались, конкуренты завидовали. Иногда Андрею казалось, что он сам источник того, что порождает секунды, минуты, часы и только он меряет ими свою жизнь… а другие живут свободными и бесконечными, легкими, плывут в пространстве и просто вдыхают жизнь.
Все-таки приподнялся в кресле, отмечая про себя, что недостаточно сконцентрирован, что-то упустил, что потом обязательно выльется боком человеческим фактором, кивнул.
– Всех благодарю, документы об открытии новых точек в пригороде подготовьте и свяжитесь с Ольгой Александровной, она курирует кредитование для нас уже второй год в Сбербанке.
Андрей Новицкий был директором сети компаний разливного пива. Бизнес процветал, хотя сам Андрей в разговоре с близкими не раз в шутку говорил, что денег у него нет. Пара миллионов постоянно крутятся в деле, так что даже на строительство своего дома надо брать ипотеку. Родной брат посмеивался, не верил ему.
После планерки – кофе. Сделал глоток, вдруг мысли прояснялись, начались звонки партнеров, потом журналистов. Нужна была новая мощная пиар-компания, ведь начинали строить свой завод в пригороде. Там же он планировал свое избрание в депутаты местного самоуправления, без этого завод построить сложно.
Вдруг экран мобильника засветился – Роман, одногруппник, сто лет не виделись. Андрей сбросил, перезвонит вечером. Сейчас нужна другая тональность, Андрей чувствовал, что вдруг перестает звучать в ней, перестает постепенно, день ото дня. Именно от этого на планерке вдруг потеряно острие мыслей.
***
Он помнил, как звучало расстроенное пианино. В детстве кое-как отучился три года в музыкальной школе. Пианино было старое, на нем играла еще его прабабушка, мама рассказывала, что она работала тапером. Помнит, как не давался ему вальс Хачатуряна, он не лился, а как-то стонал, искажался расстроенным инструментом. А потом вызывали настройщика… Новицкий многие годы настраивал себя сам, настраивал и звучал, звучал так, как хотел он сам, и это звучание слышали все вокруг…
В четырнадцать лет от них окончательно ушел отец. Он и до этого исчезал на все выходные, гладко выбритый, запах одеколона долго стоял в коридоре. Младший брат вдруг стал сильно заикаться, мама срывалась, много курила, денег не было и почему-то все время хотелось сладкого.
В конце 90-х начались талоны, сахара не было в магазинах в Воронеже, а выдавали карамельки, которые потом в чай бросали с братом, чтобы пить сладкий… Авиационный завод, на котором, наверное, половина левого берега в Воронеже работало, перестал самолеты выпускать. Вместо них запустили производство стиральных машинок. Пошли массовые увольнения, мужчины спивались, были случаи самоубийств.
Мама работала журналистом в газете «Новатор» авиационного завода. Зарплаты сильно задерживали. Они с подругой из заводской библиотеки пробовали все, чтобы заработать, начиная от продажи яиц в соседнем Липецке (в родном городе не хотелось столкнуться вдруг со знакомыми, стоя за прилавком), заканчивая платьями, которые привозили из Москвы и потом пытались продать.
Платья эти серые долго и уныло потом в шкафу висели, желающих мало нашлось. В одном из них мама долго ходила, ей шло…
Однажды с мамой и братом тащили с рынка сумки с продуктами. Вдруг мама остановилась рядом с книжным прилавком, который расположился возле рынка. Мороз почти тридцать градусов и продавцы – мужчина и женщина, укутанные, тряпичные перчатки с обрезанными пальцами. Обнялись, оказалось мамина сокурсница, беженцы из Ташкента, там осталась большая трехкомнатная квартира, работа в театре.
Мама приходила поздно вечером, открывала форточку на кухне, курила, Андрею нравилось смотреть, а младший брат каждый раз заходил с учебником биологии и возмущался, как это вредно. Заикался он так сильно, что слова будто застревали у него прямо в горле, а потом выскакивали всклокоченные, задыхались… Мама отмахивалась, пройдет, это подростковое, стресс из-за ухода отца.
Однажды принесла из заводской библиотеки книги Владимира Леви, тогда весь Союз им увлекался – «Искусство быть собой», «Искусство быть другим»… Зачитывались, занимались с братом. Именно в то время Андрей впервые почувствовал, что способен настраиваться, владеть эмоциями, отстраняться, дышать. Дышать ночью, когда вдруг впервые после ухода отца проснулся – горло стиснула паническая атака. Невозможность вдохнуть, ужас, колотится сердце. «Живи, дыши, это сейчас главное». В висках стучит: «пройдет, это подростковое, стресс…», вроде бы к брату относилось… не я, не обо мне.
***
Быть другим – да, настоящее искусство. Андрей овладевал им, преодолевая по ночам панические атаки, чувствуя бесконечную силу человеческих страхов, зная, как трудно делать шаги в вязком пространстве потока мыслей, тянущим вниз. И вдруг выныривал на поверхность, дышал жадно.
Так рождалось новое я. Он научился концентрироваться легко, подолгу сохраняя внимание. Поступил, как победитель областной олимпиады, на математический факультет университета, окончил с красным дипломом. Мама подтрунивала над ним: «Тебя, Андрюха, в сборной ЦСКА не хватает! Стальные мышцы, стальные нервы, стальное все». А потом вихрем закружилась личная жизнь, с работой только было очень туманно…
***
– Андрей Петрович, машина внизу, пора ехать. –
Предстояли переговоры об открытии филиала в Задонске. В машине закрыл глаза, попытался отключиться, но внутреннее звучание снова не той тональности, что-то дребезжало, расстраивалось, не поддавалось…
Олеся
День сегодняшний был тягучий, серый и холодный, ноябрьский… Должны были прийти результаты биопсии. Олеся не пошла с утра на работу, договорились с отцом вместе идти забирать.
Дом молчал и как будто всхлипывал. Нет, это часы не могут перешагнуть минутной стрелкой, сломались… а тикать продолжают машинально, как и я, подумалось вдруг ей.
Она давно не оставалась дома одна, с тех пор как переехали почти два года назад из города в свой дом вместе со свекровью и мужем. Продали квартиру и купили дом, большой, был второй этаж. Правда, еще не отделанный с расчетом на будущих детей. Олеся вдруг только сегодня поняла, что Господь, наверное, не продолжает их с мужем, они ждут, ждут… а малыш все не появляется… Каждый раз других родителей себе выбирает.
Медленно прошлась по комнатам, проведя ладонью по шершавой крашеной стене в коридоре, муж долго бился, чтобы получить модный рельеф.
– А как же малыш? Как же его ладошки и эти шершавые стены?
Мысли путались, цеплялись друг за друга, повисали в воздухе. С работы несколько раз звонили, но она сбрасывала. Потом еще раз позвонил отец, договорились, что встретятся на улице перед входом в главный корпус онкодиспансера.
***
Онкодиспансер располагался на остановке Манежная. Съезжаешь вниз с Чернавского моста, а по правую руку Манежная, ласковое название, пряниками пахнет, а еще пионерским прошлым. В музее «Арсенал» именно на этой остановке, только напротив диспансера, принимали в пионеры.
Вдруг вспомнилось, как долго выбирали из класса тех, кто достоин носить красный галстук. От класса можно было только десять человек принять, кто-то не подходил из-за троек в четверти, а на Олесину соседку по парте нажаловались, что она неряха. Та долго потом плакала и дулась на Олесю, ее-то выбрали.
В конце февраля шли почему-то пешком от школы с левого берега на правый по Чернавскому мосту почти три километра. У Олеси с утра поднялась температура, но пропустить нельзя, было морозно и весело, знобило, в музее разлилось по телу тепло. Помнит торжественную линейку. Сашка Котенко, одноклассник, рядом стоял, и от возбуждения толкал ее в бок, а потом – общая фотография на память. Котенко не вовремя состроил рожицу, таким и остался на этой фотографии – всем классом смеялись.
***
На телефоне зазвонил будильник, почти час дня, пора… в висках застучало «Посетил нас Господь!». Так бабушка всегда говорила, когда что-то случалось. В детстве слова эти не принимались… а теперь тишина изнутри наполняла, все готовилось принять, перерождалось, чтобы услышать… да, Господь со мной начал говорить. Выскочила в тапках на босу ногу прямо в ноябрь, завела машину и побежала собираться. У соседей залаяла собака.
На мосту попала в пробку. Водохранилище темное, готовится льдом подернуться и уснуть, а пока черными волнами шевелится, перекатывается. Также стояли здесь неделю назад с мужем в пробке, когда ехали на очередное обследование, а их в течение последнего месяца было очень много.
– Давай «Отче наш» вслух почитаем, – сказал он, но сзади вдруг начали сигналить, впереди машины двинулись. Не смогли, муж просто руку ее сжал.
Эти почти тридцать дней последнего месяца хотелось стряхнуть с себя, как невозможные – нет, не со мной. Утренний будильник клокочет в шесть, мысли начинают наполнять голову, как часы песочные. В полусне еще ты живешь той жизнью «до», только вспомнить не можешь, лишь тяжесть происходящего чувствуешь.
А потом песчинки последних событий-мыслей упадут, и ты вспоминаешь: вот она, жизнь, что «после» началась. И тут же острое желание зарыться с головой под одеяло и уснуть, сном ворваться туда, когда было «до…».
***
Машины впереди в соседнем ряду двинулись, Олеся машинально включила поворотники, чтобы перестроиться, и вдруг подумала: «А где же была я в этой жизни «до»?» До того, как стала появляться слабость, а потом вдруг заболела спина, и пришлось делать МРТ.
– Нет, меня, наверное, уже не было… Только настроение Олега и остатки меня в нем.
С Олегом жили в гражданском браке почти десять лет. Познакомились на работе, настоящий служебный роман. Он сам принимал Олесю на работу в отдел информатизации областной станции переливания крови. Она только закончила университет, искала работу программиста. На станции все восхищало: главврач, который курил прямо на планерках за огромным круглым столом, улыбался, как чеширский кот, и стряхивал пепел в кружку с надписью «почетному донору»; врачи, которые занимались заготовкой крови и отбирали доноров; сами доноры, не стихийные, как их называли, а именно те, кто приходил по идейным соображениям регулярно, некоторые из них становились почетными; а еще разные акции по привлечению доноров – фонтан идей от главного.
Олеся прижилась, осталась на станции надолго. Со временем стала начальником отдела, а Олег перешел на другую работу. Много раз хотела уйти, понимала, что профессионально не растет здесь, но Олег отговаривал, нужно дождаться, когда ты сможешь уйти в декрет, а потом видно будет. Ждали почти десять лет…
***
Три дня назад Олег уехал на охоту, Олеся плакала, просила побыть с ней эти три дня до прихода биопсии.
– Не накручивай себя! Я же вернусь как раз в тот день, а мы с ребятами поездку уже месяц планируем.
Олег не разговаривал с ней вечером перед отъездом, был замкнут, он не любил, когда она плачет, собирал сумку. Олеся подошла сзади, дотронулась до плеча, движением отдернул руку. Какая-то безысходность и пустота повисла в доме, Олег часто бывал не в настроении, уходил в себя, последний год после смерти его отца особенно…
Олеся понимала и чувствовала себя виноватой. Виноватой в его плохом настроении и своем унынии, понимала, что-то ложится на плечи коромыслом и тянет, тянет вниз, пусто так… очень пусто…
***
Чернавский мост, через минуту – Манежная. Удалось быстро припарковаться. Олеся сразу увидела фигуру отца, высокий, немного сутулится, зрение плохое, хоть и очках, напряженно всматривается в прохожих, Олеся махнула ему, увидел…
Часть вторая
Роман и Ольга. Возвращение
Год в Люблине не ощущался как измеримый отрезок времени, выбивался, был ярким, напряженным, наполненным той настоящей тяжелой научной работой, о которой Роман всегда мечтал. Здесь он не отвлекался на многочисленные научные отчеты, без конца требовавшиеся в родном вузе, на преподавательскую деятельность.
Хотя по студентам он скучал, скучал по стуку мела по доске и абсолютной тишине в большой аудитории, где умещался поток почти из ста двадцати человек. Только скрип ручек, осмысление той ниточки высокой математики, которую протянул преподаватель.
Польские студенты были другие, дисциплинированные, организованные. За списывание могут отчислить без права восстановления в других вузах, прекрасное знание английского. На переменах обсуждают пройденный материал, прямо на досках, прибитых на стенах в коридорах Люблинского политехнического института, пробуют вспомнить доказательства теорем… Сначала это поражало, потом привык.
Поляки гостеприимны, первая неделя в Люблине – экскурсии, застолья, белые грибы, собранные профессором Мареком в Карпатах, руководителем научной группы, польское пиво с сиропом и жир, который до еды выносят, чтобы на хлеб мазать. Когда через год домой собирался, банки с этим жиром пришлось с собой везти, чтобы коллеги польские не обиделись, очень верят в его уникальные свойства.
Жили в преподавательском общежитии. Утром свет в окно яркий (почему-то в Люблине почти не было пасмурных дней) будит… Еще в полусне Роман вспоминал, что не дома, что просыпается один, а рядом нет Ольги и он не возьмет на руки сонную Марусю, не вдохнет ее запах, от которого чувствуешь себя чище, как после причастия.
И хотя время шло, но по утрам ему казалось, что он только приехал, и целый год еще впереди, и тоска душила его сонного. Сопротивлялся тяжело, цепляясь за мысль о том, что вечером позвонит Оле, видеосвязи тогда еще не было. Созванивались примерно раз в неделю.
Ольга после защиты кандидатской вышла на работу в Сбербанк, с Марусей по-прежнему сидела Олина бабушка. Ольга много рассказывала про свою работу, про то, что ее очень ценит начальник отдела и ей скоро дадут ведущего специалиста и почти ничего не спрашивала у Романа. Ее голос звенел, он не видел жену, но чувствовал, что успех делает ее еще более привлекательной, уверенной, Ольга ставила новые цели, и стрелы звеня, вновь разрезали пространство.
– Да, кстати, я сделала стрижку.
Он пожалел, вспомнил тяжелое переплетение волос сзади, ту прическу, с которой она была в первый день их знакомства.
За год работы в Польше опубликовали несколько научных статей в серьезных изданиях. Каждая изданная статья – пробка от бутылки шампанского на специальной доске, прибитой в коридоре рядом с кафедрой. Так принято у польских коллег в Люблине – делиться радостью успеха.
Последние две недели перед отъездом Марек вместе со своим секретарем Агнешкой сам возил его по торговым центрам – русские тратили деньги по гранту. Мужчины мерили одежду на Агнешку, покупали своим женщинам наряды… Агнешка смеялась, шутила: «Если в магазине увидите женщину на высоких каблуках и с макияжем, значит, русская». А потом выбирали польское серебро и янтарь.
Роман покупал Марусе на вырост, для Ольги – янтарные серьги и браслет, серебро белое, как будто солнцем наполнено или это янтарь свое тепло и свет делит с ним… Потом серьги эти стали Олины любимые, говорила, что подходят под любой наряд…
Прощальный ужин в кафе рядом с институтом, суп в горшочках из хлеба, белые грибы, пиво. Кто постарше – говорят на русском, очень этим гордятся, молодые польские ученые – на чистейшем английском. Марек цитирует Шолохова, за столом смех. Легко и шумно. От хлебных крышек пахнет, как в детстве, когда бежали домой с буханкой, а хлеб был еще теплый и продавался не в пластиковых пакетах. И от этого теплого запаха хлеба, от того, что этот ужин последний, было немного грустно, но грусть эта легкой была, а счастье от того, что завтра уже увидит Олю и Марусю, плескалось внутри и грусть убаюкивало.
В аэропорту Варшавы Марек троекратно расцеловал, Агнешка летела с Романом по делам в Москву, сидела рядом и каждый раз во время воздушной ямы вцеплялась Роману в рукав, смеялась, говорила, что страшно боится летать. В Москве обнялись и распрощались навсегда…
***
В аэропорту в Воронеже – рейс был поздний и встречающих немного – он не сразу увидел Ольгу. Потом понял – из-за новой стрижки, внутри оборвалось и волной обдало… все струны, что весь год тосковали и рвались, теперь вновь зазвучали. Он чувствовал, что она слышит это звучание, ведь оно только для нее.
Домой добрались в первом часу ночи. Маруся спала, родители и Олина бабушка ждали, накрыли стол, долго разбирали подарки, смотрели фотографии, Оля перед зеркалом примеряла серьги. Стрижка очень шла ей, делала немного старше. От Ольги чем-то неуловимо новым в воздухе разливалось, ее независимостью и уверенностью…
***
Новое утро и новая жизнь для Романа. После Польши новый учебный год в родном вузе, первое время тяжело перенастраивал себя по утрам. Впервые столкнулся с тем, что услышал мат от студентов прямо в холле, пришло новое поколение... и в этот же день первого сентября линейка, ректор поздравляет первокурсников, говорит о том, что к нам поступают лучшие выпускники области. Некоторое время спустя видел, как в коридоре проректор схватил за рукав одного из матерящейся компании и буквально поволок к себе в кабинет, парень не понял даже, что произошло…
После работы над грантом открылось второе дыхание. Роман понимал, что предстоит новый этап, новая ступень, годы работы над докторской. Тема перспективная: искусственный интеллект, нейронные сети, передний край науки.
Работали увлеченно, созванивались с научным руководителем даже за полночь, если вдруг новая идея выстреливала, срочно поделиться, обсудить. Утром в полном троллейбусе ждал, когда народ ближе к конечной остановке начинал выходить (главный корпус университета как раз находился на конечной), торопился сесть и записать пришедшую в голову выкладку формул.
***
Ольга убегала рано утром, кипенно-белая блузка, узкая синяя юбка, янтарные серьги, возвращалась поздно. Через год стала начальником отдела кредитования. Ее ценили, часто звонили домой те, кто начинал свой бизнес и нужны были личные налаженные связи. Роман раздражался, как будто в их дом врывалось чужое, ненужное и пустое. Как будто пустота эта хотела наполнить собой их воздух, а Роман сопротивлялся. Они жили уже отдельно от родителей в своей квартире, купленной после поездки в Польшу.
– Крутись, как хочешь, Рома, но летом надо начинать строить дачу.
И он крутился, набирал учеников, готовил их к поступлению, времени едва хватало на подготовку к занятиям. Научный руководитель был им недоволен: «Роман, пойми, наука должна занимать все твои мысли и все свободное время! У тебя давно этого нет…»
Вскоре в их жизни появился тайм-менеджмент. Вернее, он появился в жизни Ольги на специальных курсах в Москве для руководящего звена. Оказалось, что жизнь можно как пазл собирать и крутить во времени и пространстве. Встраивать себя в этот пазл всей семьей, все успевать, планировать и снова все успевать. А главное, уметь заработать на это все – дачу, частный садик для Маруси с английским и немецким, второе платное образование для Ольги.
Надо повышать квалификацию, бесконечность целей в бесконечном океане потребностей. Тайм-менеджмент, как дыра черная, бездонной воронкой всю семью поглотило и все тащит, тащит… впереди лишь неизбежность новых планов в безвоздушном пространстве.
***
Научного руководителя Романа пригласили в Томский госуниверситет с перспективой должности заведующего кафедрой и служебной квартиры… Договорились, что не будут терять связь, работать удаленно. Роман вдруг почувствовал, что у него вырвали из рук последнюю нить, за которую он хватался, держался из последних сил, выныривал из черной дыры, чтобы сделать глоток. Вырвали, а на руках только следы остались бледно-розовые…
Он пытался сам продолжить заниматься наукой. Иногда созванивался с Томском, но статьи раз от раза становились беспомощными, повторяли предыдущие результаты. Вспоминался один из главных героев «Кафедры» И. Грековой, знаменитый профессор, который переписывал сам у себя с небольшими вариациями…
Ольга, напротив, ушла из Сбербанка. Организовала свой бизнес, стала генеральным директором дизайн-студии. Занимались ремонтом, дизайном помещений. И все – с высокой идеологией. На рынке надо иметь свою идеологию, выбросить яркий флаг, заказчики реагируют. Новый круг знакомств, старые связи с бизнесменами, с теми, кто когда-то обращался за кредитами, статусный отдых, статусная частная школа для Маруси, а потом премия Штолле за лучший стартап в Воронеже…
С вручения премии Роман ждал ее… Май, окна нараспашку, дождь давно закончился, третий час ночи, спать не хотелось. Услышал шаги на лестничной клетке, звук падающих ключей. В комнате полумрак, только свет от уличного фонаря в зеркале отражается… Роман сидел на кровати лицом к нему и видел не свое отражение, а отражение жены. Она зашла в спальню, перед зеркалом сняла те самые янтарные серьги.
– Давай разведемся, Роман.
Новицкий. Встреча
Дорога до Задонска почти два часа. Шофер гнал, в окно темнота ноябрем стучала, долгое предчувствие первого снега, которое всегда в конце осени тоской обдает, леса сосновые густые по обе стороны дороги. А вот и круговое кольцо Задонска. После шумного, кипящего, широкого на улицы Воронежа, захлестнуло тихим, невысоким городом…
Задонск сам в себе, места святые, монастыри, холмистый, здесь мощи Тихона Задонского. Андрей вспомнил, как был в этом городке после того, как умер отец. Мама настояла, чтобы съездил, хоть и не общались они с отцом очень давно.
– Крещеный он был, Андрей, хоть и не верующий, надо съездить, тем более, что снится он мне каждую ночь, не отпускает, – просила мама.
– Андрей Петрович, гостиницу вам забронировали напротив мужского монастыря, там шумно может быть во время вечерни и заутрени, но других приличных вариантов не было.
Гостиница «Задонск» в основном для паломников, на первом этаже – ресторан. Бросил вещи в номере, окна выходили прямо на монастырь, и спустился. День будничный, народу много в ресторане, много с детьми, паломники. Напротив женщина с больным ребенком лет пяти, малыш выкручивается, опрокинул посуду, кричит, оба не могут поесть, официантка заворачивает ужин с собой. Вдруг вспомнил, что не перезвонил Роману, заказ еще не принесли, вышел в холл.
– Дружище, прости, с утра цейтнот! – по тону понял, что Роман рад. – Андрюха, сам знаешь, просто так ведь не позвоню, ты уж пойми. Да ты и сам такой, – смеется. – Турусы на колесах не буду разводить, сначала по делу. Да, и сразу приглашаю на день рождения, сто лет не виделись, будет повод, там и пообщаемся! В общем, планируется перспективный стартап, возможно, заинтересуются в Сколково, но нужна апробация и внедрение в Воронеже, ищем, кто бы мог вложиться. Подробнее при встрече.
– Не знаю… Обсудить можно, но вряд ли. Партнеры не захотят вязаться со стартапом, прости, брат.
– Ладно, я не в обиде. Подумай! В любом случае при встрече подробнее обсудим, может, еще загоришься, я же тебя знаю.
– Хорошо. Напомнишь пораньше про день рождения, выберу подарок получше.
– Наглец! – Роман снова рассмеялся. – Давай, береги себя!
Излюбленная его фраза… Береги себя. Вдруг внутри затихло, как будто усталость прошла – от сегодняшнего дребезжания расстроенного. Наверное, от разговора с другом, хоть и не виделись сто лет.
Береги себя, – так он говорил, когда Андрей разводился с женой. Прожили вместе год, а потом она ушла к другому, так бывает… И снова искусство быть другим… «Брат, береги себя»,– растворился Роман в своей жизни, редкие встречи, редкие звонки, а от них веяло безмятежным теплом юности.
***
Вдруг страшно захотелось есть. Началась вечерня, ресторан опустел. Он ужинал один, расплатился, поднялся в номер. Уже начали топить, душно. Настежь открыл окно. Колокольный звон бросил в лицо первый снег, закружил белыми звездами. Небо черное, напротив фонарь треугольником светит, выхватил кусок из темноты, а в нем искры первого снега… Так мы и жизнь свою видим в узком треугольнике света, вдруг подумалось. А за пределами его – бесконечность.
Андрей понял, что завтра утром пойдет на службу, обязательно пойдет, встреча назначена в час дня, он успеет.
Утром в начале восьмого вышел из гостиницы. Храмовые ворота через дорогу, вчерашний первый снег не растаял, островками белыми на проезжей части паутинкой белой дрожит до первых машин. Морозно, изо рта пар, сунул деньги сидящим рядом с воротами: «Храни тебя, Господь, парень!».
За воротами по правую руку громадные ели, снегом ночным дышат, от них запах почти новогодний еловый влажный. На территории монастыря несколько построек, Андрей помнил, что полное название Рождество-Богородицкий мужской монастырь. В храм высокие каменные ступени, люди поднимаются, крестятся перед входом, светает…
Храм бело-голубой, золотом в небо стремится, перед входом повернулся. Видно далеко, это одна из самых высоких точек Задонска, над холмами рассвет покачивается розовым, время над пространством летит, сделает вдох, и другое поколение будет так же креститься перед входом, утром стылым, ноябрьским.
На службе ворох мыслей стих. Людей было немного, стояли далеко друг от друга. Он не знал «Символ веры», а помнил только «Отче наш», шелестел в конце службы вместе со всеми. В горле вдруг комок слез застыл, так остро почувствовал, что молится со всеми и за всех, что невозможно уже настроить ту тональность, в которой жил и звучал последние годы. Внутри пусто, только голоса клироса эхом внутри «Тело Христово примите, источника бессмертного вкусите!».
После службы приложился к иконе Богородицы, отошел, внутреннюю тишину свою услышать. Рядом женщина, Андрей увидел, что она молода, наверное, чуть больше тридцати, ждет, чтобы он отошел, не хочет мешать ему…
Он посторонился и увидел, что она перекрестилась и заплакала, невысокая, худенькая, необычный разрез глаз, восточный, так ему показалось… Платок сбился, волосы тяжелые каштановые в косу заплетены. Он чувствовал, что ей плохо, отчаянье выплескивалось, разливалось волнами и его окатило. Андрей отошел, увидел очередь к мощам Тихона Задонского, а рядом еще одну – к священнику на исповедь. Он заметил ту женщину с ребенком из ресторана гостиницы. Собирался уходить, но вдруг передумал. Понимал, что не готов к разговору, но все равно стоял, люди впереди несли свои ноши, просили совета, утешения.
Подошла его очередь, священник немолодой, взглядом подозвал: «Как зовут тебя?», дотронулся до плеча по-отцовски, спокойно и легко.
Андрей начал сбивчиво обо всем подряд, о бизнесе, неверии, ощущении, что сломалось что-то внутри, сам не понимает, зачем подошел… Вдруг снова почувствовал руку на плече: «Не унывай! Это Господь с тобой говорить пытается… Молись и услышишь его, не унывай!».
Олеся. Новость
Олеся видела, как волнуется отец:
– Почему так легко одета? Тебе беречься надо! – поправил очки.
– Да я же на машине…
На территории диспансера несколько зданий, нашли хирургическое отделение, заскользили бахилами вниз по лестнице. Подвальное помещение, свет тусклый, почему-то ожидать результатов надо здесь.
– Вас позовут, – медсестра с лестницы крикнула.
На стульях рядом еще несколько человек. Все, кто ждет, с родственниками. Люди молча сидят, ждут приговора, тишиной раздавлены.
В подсобке рядом санитарки переговариваются, слышно, как закипел чайник. Первая фамилия. Через несколько минут женщина, которую назвали, спустилась с заключением, Олеся старалась на нее не смотреть, только услышала: «А могло бы быть и по-другому», – и вздох тяжелый.
Почему-то спросила: «Пап, как я выгляжу?»
– Бледная…
Вызвали Олесю, поднялись вместе с отцом. Вышла хирург, которая брала биопсию, в руках бумаги, сердце в горле заколотилось.
– Видите, я улыбаюсь! Это лечится. Все вопросы к своему врачу.
Отец хотел остановить ее, расспросить, но она в ординаторскую дверь уже захлопнула, внизу ее заключений другие ждут. На улице отец нараспашку, не застегнулся, начал звонить знакомому врачу, читать заключение, Олеся вслушивалась, жадно ловила разговора обрывки, а в них и надежды проблески.
– Да, я понял, не рак, но лечится химиотерапией. Да, да, лимфома, нужно типирование, хорошо, я понял…
Остаток дня по минутам врезался навсегда, день длиною в целую жизнь, «секунды, минуты, часы… нет их, нет», стучало в висках, «а есть только запахи, звуки, люди вокруг меня».
Отец потащил в главный корпус, надо занять очередь к своему врачу. Он сам позвонил Олегу, маме, свекрови, даже Олесе на работу. Онколог подтвердила, да, лимфома, нужно определить ее тип, прежде, чем начнется лечение. Действительно эффективно лечится химиотерапией. Но нужно еще пройти ряд обследований, а потом комиссия, на которой назначат сами курсы.
Освободились уже вечером, отец проводил до машины.
– Хорошо, что вместе пошли, ты езжай, я пешком хочу пройтись.
Обратно снова пробка на Чернавском мосту. Открыла окно в машине и заплакала. Воронеж огнями с двух берегов утешает, светится, вечер ночью становится, ранней, ноябрьской.
Позвонил Олег:
– Олеся, звонил твой отец, сказал, что все хорошо. Пройдешь химиотерапию, и все забудется!
– Олег, ты дома уже?
– Послушай, я подумал, раз все обошлось, я еще на пару дней задержусь? Тут места потрясающие просто! Не скучай!
Машины впереди потихоньку тронулись. «Посетил нас Господь». «Пройдешь химию, и все забудется».
А как же мой малыш теперь, неужели мы никогда не встретимся? Разве можно после такого лечения? Слезы текли, страх и отчаянье пытаясь смыть.
Дома уже мама ждала и свекровь, они дружили, понравились друг другу с первого дня знакомства, сейчас ужин приготовили, на столе чай с мятой, как Олеся любила. Обнялись, мама заплакала.
– Это я от радости, все будет хорошо! Надо съездить в Задонск, детка, свечку поставить! Там места сильные…
***
Олег вернулся через пару дней, был раздражен и простужен, но Олесю возил на все обследования сам. Говорил, что за руль нельзя ей сейчас, берег.
На комиссию снова с отцом, узкий коридор, очереди занимают с утра. Мимо прошел пожилой врач почему-то в бандане, оказалось потом – заведующий отделением химиотерапии. На комиссии он много и неуместно шутил, называл Олесю деточкой. Показал на косу:
– С косой попрощаться придется, в отделении ждем в конце декабря, вам позвонят.
В декабре Олесе позвонили, сказали, что Новый год придется провести в больнице. Вещей мало, несколько книг, пятый этаж. Сели с Олегом перед ординаторской в ожидании оформления. По коридору женщины в платочках, молодых нет.
– Послушай, Олеся, надо поговорить. Лучше сейчас…
– О чем ты, Олег? Не волнуйся за меня! Ты же сам говорил, просто перелистнешь страницу и все! Надо потерпеть.
– Олеся, подожди… У меня будет ребенок.
Часть третья
Роман и Ольга. Предложение
«Давай разведемся, Роман» – стучало в висках беспрерывно уже месяц. Слова разрезали пространство и время на две половины, а Роман упал в пропасть. Он падал, летел вниз и понимал, что нет сил ступить на вторую новую половину без Ольги и Маруси. Время существовало там, на первой половине жизни, до того, как эта фраза прозвучала.
Он переехал к родителям – Ольга настояла. Марусю видел по выходным. Роман уговаривал жену походить вместе к семейному психологу, отдохнуть друг от друга, прояснить… Надо говорить друг с другом, больше говорить. Ему казалось, что он кричит ей откуда-то снизу из пропасти, а она стоит на краю и не слышит его, только в даль всматривается.
С Марусей по выходным гуляли, потом шли обедать к родителям. Она спрашивала, почему переехал, отвечал, что надо помочь бабушке и дедушке с ремонтом. Вечером отводил Марусю домой, однажды по дороге купили букет роз. Маруся сама выбирала цвет, цветы даже пахли, едва… неуловимо. «Спасибо. Но не за чем было, Ром…».
– Папа, зайди!
– Прости, детка, я тороплюсь.
Поцеловал Марусю в макушку.
Домой шел пешком, родители жили недалеко. Воронеж ночной тихий, засыпает, тополиным пухом укрыт. Вспомнил, что в детстве родители всегда в июне отправляли в пионерский лагерь, подальше от пуха.
Когда возвращался домой после таких выходных, за ним тянулись запахи их квартиры, Марусиной макушки, казалось, что вдруг вернулся в ту жизнь «до»… и снова стучало в висках «надо развестись, Роман», снова в безвоздушном пространстве, безвременье.
После защит дипломов, экзаменов на работе отпуск до первого сентября. Родители уехали на дачу, Роман остался один. Лето пустое, жаркое, городское. Жил только выходными. В июле Ольга с Марусей уехали на месяц в Крым. Ольга сообщила, что подала на развод.
Дни летние сплелись в месяц июльский, бесцветный для него, ночью жар от домов, асфальта, города прохладой остужается, освобождается от жара этого, пока темно.
Балкон нараспашку, легкий ветер шторы колышет. Роман часто просыпался ночью, ему казалось, что звонит Ольга. Однажды телефон и правда зазвонил, но номер был не определен. Встал попить воды, холодной из-под крана, как в детстве, мама всегда ругалась, чтобы не пил из-за частых ангин…
В конце сентября они развелись. Дни наполнялись университетом, парами, научная работы теперь окончательно не шла. Заставлял себя готовиться к текущей конференции, понимал, что доклад получается рядовой, повторял все предыдущие. Время давило, дышалось тяжело…
В октябре звонок из Томска научного руководителя:
– Роман, давно не общались! Слежу за твоими работами, продвигаешься, но темпы сбавил, это чувствуется.
– Михаил Григорьевич, все так… Жизнь закрутила страшно …
– Послушай, у нас через пару недель планируется международная конференция, оформляй командировку и приезжай! Есть серьезный разговор. Начинаем реализацию стартапа по нашей с тобой теме. Конкретнее – прогнозирование и управление запасами крови на базе областной станции переливания. Ты же знаешь, что донорскую кровь на станции заготавливают и хранят. Есть, конечно, масса нюансов. Но об этом при встрече.
– А моя роль? Вхожу в научную группу?
– Это тоже. Основная загвоздка: Томская станции пока раздумывает, а нам внедрять нужно проект, понимаешь? Вопрос внедрения здесь ключевой, уже заинтересовались нами в Сколково. Перспективы колоссальные, планируется создание единой системы управления запасами крови по всей стране. Тебе нужно попытаться прокачать Воронежскую станцию на предмет такого сотрудничества.
– Задача ясна. Буду пробовать. Сегодня оформлю командировку и сразу перезвоню!
Повесил трубку и вдруг почувствовал, что может дышать.
Новицкий. Разговор
Прошло несколько недель после поездки в Задонск, декабрь предновогодний, работа в цейтноте, планерки два раза в день, рост продаж и отвращение к работе.
Андрей понимал, что рушится сам, снежной лавиной мыслей уничтожает себя самого и то, что строил многие годы. Свой бизнес держит в кулаке, а кулак с каждой секундой разжимается, слабеет. Он молился и не слышал, молился и унывал.
Ему часто вспоминалась та женщина с восточным разрезом глаз, а потом стал сниться сон, он повторялся с разными вариациями вновь и вновь. Как будто бегут они, взявшись за руки, ей бежать тяжело, Андрей практически тащит ее, руку крепко сжимая. Кругом пустота, очень тревожно. Андрей чувствует, что они собой разрезают пространство. Кажется, что добежали до черты ли, до конца, вдруг пропасть и понимание того, что надо поворачивать и бежать, вновь тащить ее за руку и вновь разрезать пространство.
***
Ближе к концу декабря позвонил Роман, напомнил про день рождения:
– Андрюха, ничего не надо! Главное сам приходи, пообщаемся. Я развелся… Посидим вдвоем, родители рады тебе будут.
День рождения Романа тридцатого декабря. Помнил, как в студенческие годы отмечали в общежитии его день рождения. Друзья иногородние были, а потом сразу и Новый год. У них традиция была – выходить на улицу почти в двенадцать ночи и по часам отмерять минуты, секунды, а потом рождение Нового года громкими криками провозглашать. Главное, успеть первыми, до того, как в распахнутых окнах общаги салютом взрывалось «Ура!». Без шапок, снегом кидались, отмечали вскладчину. Часы, по которым время отмеряли, до сих пор хранятся…
– Надо найти их.
Пришла мысль подарить их Роману на память, ну и подумать про основной подарок.
Тридцатого декабря весь день валил снег. Выехала снегоуборочная техника, но она не успевала за его темпами. В городе начались пробки. Андрей чуть не опоздал, бросил машину на проспекте – во дворе не припарковаться.
Дверь открыл Роман, обнялись. Родители чуть пригубили за здоровье и быстро ушли. Остались вдвоем. Говорили легко и искренне, обо всем… так только с друзьями юности получается, вернулись будто бы к самим себе. Андрей рассказывал про поездку в Задонск, про развод у друга не спрашивал, а тот обходил, только фотографию Маруси показал.
– Красавицей будет! На Ольгу похожа…
– А ты, брат, что-то про бизнес свой молчишь, тоже вроде детище у тебя.
– Не знаю, Ром, тошно как-то последнее время. После поездки той мысли приходят, что бизнес этот не богоугоден, если так можно вообще про него сказать…
– Надо же, с каких ты позиций высоких рассматриваешь… Ты подумай о том, что ты людям работу даешь, а это главное, пожалуй… Раз зашел такой разговор, может, передумаешь? Помнишь мое предложение насчет стартапа? Я был в Томске, встречался со своим научным руководителем.
Роман рассказал подробности о проекте.
– Нужны вложения. Сейчас договариваюсь с нашей станцией переливания крови, чтобы начать апробацию. Главврач очень заинтересован, соседние регионы тоже. Донорской крови не хватает, управлять ресурсами сложно, а многие врачи считают, что невозможно. Но это не так… здесь нужен мощный математический аппарат.
– Знаешь, Роман, я серьезно подумаю!
Расстались за полночь, Андрей вышел к машине на проспект, снег продолжал падать. Андрей наклонился, зачерпнул снег и умылся им. Почувствовал, как утихло все внутри, улеглось, словно снег и внутри хлопьями укрыл все, что рвалось, дребезжало, расстраивалось последние дни и месяцы, словно «погасили пламень страстей, яко нищ есмь и окаянен». Будто выдали чистый лист, белым снегом весь город укрыт, чистый лист для всех в канун нового года.
Олеся. Преодоление
Начался первый курс химиотерапии. Отделение старое, переполнено, в палатах по восемь человек, в конце курса подселили к ним в палату мужчин. Когда продолжила лечение в Москве, там не поверили.
Некоторые кровати сдвигали, чтобы было больше места. Получалось, что спишь почти как на двуспальной кровати рядом с другим человеком.
Первый день в отделении, слова Олега о ребенке.
Первая капельница, ощущение, что отекает горло.
Заведующий прибежал, снова шутки. Соседка по кровати пытается уговорить съесть свойское сало, в народе говорят, помогает.
А потом ночь все потоком смыла, как будто днем видел кошмарный сон, а ночью, наоборот, проснулся и стало спокойно, понимаешь, что это был просто сон. В палате все возрастные.
– Молоденькая какая! А это муж тебя привез? Симпатичный, повезло тебе. – Соседка по кровати общительная попалась.
– А дети-то есть?
Олеся отвернулась.
***
Олег звонил, но она сбрасывала. Новый год встречала в отделении, телефон отключила, договорилась с родителями, чтобы не приезжали. Соседкам по палате родственники принесли селедку под шубой, оливье. Все делились, все заодно, бойцы… За пару дней Олеся привыкла к тому, что могут спросить обо всем, об очень личном, но это потому, что они все вместе в одном течении, плывут и пытаются дышать. Такой поддержки больше не встречала никогда.
Вечером 31-го даже песни пели, Олеся просто слушала. Соседка сняла платок, лысую голову потерла: «Дочка меня еще такой не видела…»
– А ты, Олеся, лучше подстригись после первого курса, волосы выпадут, но не сразу, через пару недель. С короткой стрижкой легче с ними расставаться, будешь, как Деми Мур, забыла, как фильм назывался тот…
2 января забирал из больницы отец:
– Послушай, я отвезу тебя к маме, мы все знаем, Олег приезжал… Вещи твои я перевез. Тебе нужно настроиться на серьезное длительное лечение в Москве, я отправлял результаты биопсии в Институт крови, это единственное в России место, кроме Питера, где занимаются такими заболеваниями, я договорился, нам предоставят квоту! Там совсем другое лечение, рецидив практически исключен, понимаешь?..
– Неожиданно, папа…
– Дома подробнее все расскажу. Уехать придется примерно на полгода, у тебя есть две недели, чтобы собраться. Там ждут после праздников, 11 января.
Дома звонки, телефон включила, родственники, друзья, поздравляют с Новым годом, слова подбирают, предлагают держаться. Попросила маму машинкой подстричь волосы. Сидела в ванной на стуле, на пол падали тяжелые каштановые пряди. К зеркалу лицом, провела рукой по голове, короткий ежик, включила горячую воду, чтобы смыть остатки волос. Голова закружилась, Олеся присела на край ванной. Вода лилась, зеркало совсем запотело, прислушалась к себе, встала, ладонью по нему провела, мутное оно… новое отражение в новой жизни.
Выключила воду и приоткрыла дверь, воздух свежий стал наполнять, отражение более четким делая. Глубоко вдохнула, почувствовала, что переступила, сделала шаг с новым отражением. Еще шаг и еще – без Олега. Без своей зависимости от него, наполнилась огромным желанием жить.
– Олеся, подойди! С работы звонят, – мамин голос из кухни звенел.
– Олеся, это главный!
– С Наступившим, Николай Алексеевич!
– И тебя. Как чувствуешь себя? Звонил твой отец. Олеся, не сомневайся, надо ехать в Москву. Квоту не всем дают, тебе повезло. Перед отъездом загляни на работу, есть интересный проект, ты возглавишь.
– О чем вы, Николай Алексеевич? Я же уеду, возможно, на полгода! И как пройдет лечение, одному Богу известно…
– Олеся, как раз примерно через год начнется апробация! А тебе нужна мотивация, чтобы не раскисала там в Москве. Будешь пока вникать удаленно. Все подробности при встрече, ждем!
Эпилог
5 января в кабинете у главврача областной станции переливания крови собрались Андрей Новицкий, Роман Орлов. Ждали Олесю. Обсуждали техническое задание, планировали, уточняли детали.
В дверь постучали. Повернулись все трое. Андрей встал, чуть закружилась голова – узнал ту женщину из Задонска. Бледная, худенькая, поразила короткая стрижка, почти новобранец…
Когда жизнь с тобой заговорит…
На илл.: Художник Диего Дайер, фрагмент картины
