Алексей АХМАТОВ. Важнее вечности бесчеловечной

* * *

Просыпаюсь намеренно рано,

Выхожу на правах Тамерлана

Суд вершить над подвластной землей.

Все шесть соток лежат предо мной.

И лопата в руках, как расплата

Сорнякам. И рублюсь до заката,

Кровью трав обагрив рукава,

С диким дерном качая права.

Города муравьиные срою,

Грядки грозно в шеренгу построю.

И меняется облик земли,

И уже отступают полки

Лютых лютиков, сныти, пырея.

Чернозем за спиною жиреет

И бурлит, от жары разопрев.

И разрубленный надвое червь

Будет каждой из двух половинок

До конца своей жизни невинной

Помнить сталь той лопаты на вкус,

Что ему показала свой профиль,

И дрожать, огибая картофель

И клубники почувствовав ус.

* * *

Мне сегодня сын наврал,

Так легко и так беспечно,

Словно кот бумаг нарвал

Или мышку покалечил.

Он теперь совсем большой,

Сам за всё уже в ответе,

Что ему мой гнев пустой,

Правды сломанный хребетик.

* * *

Мне снилась музыка, я спал

И ощущал ее всей кожей

Кругом, как плотный матерьял

На полиэтилен похожий.

Хоть я и чувствовал подвох,

Так музыка владела слухом,

Что я, проснувшись рано утром,

Не сразу понял, что оглох.

* * *

Мне долго ангелы шептали:

«Ты избранный, ты не такой,

Как все. Иди по вертикали,

Мы заняты твоей судьбой.

Пускай здоровьем ты не пышешь,

Не сильный голос пусть, а все ж

От Бога все, что ты напишешь

И даже что произнесешь!»

И я быть может, им поверил,

(Что оставалось, право, мне?)

Когда б ни санитар у двери

И ни решетки на окне.

* * *

Пришел с обидой в Божий храм:

«Что делать, вразуми, Владыко.

По службе я страдаю дико,

Начальник мой – подлец и хам!

Терпеть – еще куда ни шло!

Простить – формально принимаю,

Но одного не понимаю –

Как мне молиться за него?».

Но… пересилил боль в висках,

И бурю подавил сомнений,

И стал на чашечки коленей,

Свою гордыню расплескав.

У рекламы кока-колы

Что нынче говорят про книжки?

Что, глядя в книгу, видишь шиш.

Советуют: найди под крышкой

Поездку на футбол в Париж

Или в Милан… А ты не слушай.

Давай с тобой поговорим,

Как золотой телец разрушил

Наш третий и последний Рим.

Как гениально нас надули

Свободным сексом и джинсой

И как «жуки» из Ливерпуля

Нас уничтожили с тобой.

И как мы жвачкой залепили

Путь к звездам. Встал наш марсоход.

Мы это сами так решили

И сами не пошли вперед.

Теперь раскинь своим умишком

И ты поймешь, товарищ мой,

Какая тварь под каждой крышкой

Ведет охоту за тобой.

* * *

Ты нашла того, с кем проще,

С кем комфортней и сытней,

Мне оставив ветер в роще,

Неухоженных друзей,

Посиделки до рассвета,

Разговоры о стихах,

И всех девушек на свете,

И всю водку в кабаках.

И за это все в итоге

Ты взяла лишь двадцать лет,

И еще совсем немного,

То, чему названья нет,

То, о чем лишь ветер в роще…

То, чего  ни ржа, ни тлен

Больше не коснутся, в общем –

Равноценен сей обмен.

Ода дивану

Скрипи, мой диван, подо мною,

Рыдай, как разбитый рыдван,

Пускай под рессорной дугою

Мелькает дорожный бурьян.

Несись в полуночных просторах,

Пружинами всеми звеня,

Пусть сонмище снов, словно свора

Собак, провожает меня.

Лети, мой диван, невесомо

И в ночь уноси седока

От улицы прочь и от дома,

Где сердце сдавила тоска,

Где с милой, с которой делили

Мы счастье земное и кров,

В быту, как в бою, пристрелили

Невечную нашу любовь.

Рыдай же над нами утробно.

Ты тоже на ножках кривых,

Тому Боливару подобно,

Не вынесешь больше двоих.

* * *

Ошпаренная мечется рябина,

Сочится мятный холод из щелей.

Течет мой дом (так тонет субмарина),

В октябрь погружаясь все быстрей.

Что тут попишешь – Приозерск не Сочи,

Не греет плед, не укрывает кров.

Осталось дров на три-четыре ночи,

Свечей осталось на пяток стихов.

И я б из этой добровольной ссылки

Давно по шпалам убежал в чем был,

Да светофор рябины у развилки

Переходить дорогу запретил.

* * *

«Облако волочит тень по полю,

Словно перебитое крыло...» –

Написал я, а теперь не вспомню,

Как мне это в голову пришло.

Сам ли я набрел на строчки эти,

Или у народа одолжил?

Может быть, у классика приметил

Иль у современника стащил?

Что ж такого? Кто не повторялся?

Вроде бы пустяк, да вот беда:

От раздумий этих стих сломался

И стихом не станет никогда.

* * *

Я как-то гостил у поэта

В глубокой таежной глуши.

Он раньше был баловнем света

И судьбы чужие вершил.

А нынче он гладит березы

И чинит свой старенький ЗИЛ.

Про эти вот метаморфозы

Его я за рюмкой спросил.

И он мне тогда, колоброду,

Сказал без особых затей:

«Чем ближе быть хочешь к народу,

Тем дальше держись от людей»!

* * *

Что с того, что цену знаю

Я собратьям по перу?

Никогда не обижаю

Их на дружеском пиру!

Их призвали всеблагие

В собеседники ко мне.

Здрасьте, гости дорогие,

Все в капусте и вине!

Кто я, чтоб им портить вечер?

Ведь ни сторож, ни судья.

Им и так прикрыться нечем

Перед тьмой небытия.

О защите русского языка

Да, в древности знавали власть

Реченных слов, а наши чада

Латиницей марают всласть

Лифты, подъезды и фасады.

Ну почему, в конце концов,

Мы на английском помешались,

Когда на языке богов

Друг с другом пращуры общались?

У них ведь даже части тел

Звучат как!.. Посудите сами –

Ведь предок наш устами ел,

Зеницами глядел, перстами

Пот утирал с чела, ланит.

Сейчас он был бы инороден

Как будто бы метеорит

В метаморфической породе.

Понятно, что они — не мы,

А мы лишь слабое подобье.

Во тьме мы, как сомы, немы,

Глазеем грустно исподлобья.

Слова одалживая у

Романских языков, германских,

Мы бессловеснее Муму,

И молчаливей, чем Герасим.

Вот почему мы все в долгах,

Вот почему больны, недобры.

«Мы погибоша, аки обры»,

В чужих растаяв языках.

* * *

На помойке остывают книжки

Сиротливой стопкой за бачком:

Горький с Фетом, Федин, Пушкин, Пришвин,

В куче «Люди, годы, жизнь». «Разгром»!

Их недавно холили на полках,

Нежно пыль сдували с корешков.

А потом решили – что с них толку,

И как тех есенинских щенков

Сунули в большой мешок без дрожи

И избавились в конце времен.

Ну кому сейчас потребен Дрожжин,

Это тот, который Спиридон?!

Снег неторопливо засыпает

Слово во плоти, бесценный «Дар».

И опять идет на дно Чапаев,

И опять сгорает Жанна д'Арк.

Ну, конечно, все есть в Интернете,

Книжкам цифровым потерян счет.

Только никогда никто на свете

Так, как мы, их больше не прочтет.

* * *

Дом не готов был к нашему приезду,

Незапертый, скулил из всех щелей.

И все же принял, просушил одежду,

Являя много радостных вещей:

Дрова нам дали жар, а снег дал воду,

Лучина свет дарила кочевой,

Спирт телу дал негибкую свободу,

А тело телу – не скажу чего.

Крепчал мороз, мрак исподволь сгущался,

К луне тянулся хоботок дымка.

В ночи светился дом – шкатулка счастья,

Коробочка уюта без замка.

* * *

Надо было оставить тебе ребенка.

Юрий Глазов

Теперь каждое утро чищу зубы,

Хотя это уже никак не поможет

Вернуть тебя или даже просто заинтересовать.

Причесываюсь, пользуюсь дезодорантом,

Хотя вряд ли ты будешь когда-нибудь

Перебирать мои волосы, дыша свежайшей рубашкой.

Практически перестал пить

И даже чищу до блеска ботинки,

Теперь в них бесполезно отражается окружающая действительность.

Как все это несвоевременно, милая,

Непоправимо, не вовремя!

Просто я разучился жить без тебя.

Так забытый передвижным цирком медведь,

Разучившийся добывать себе пищу на воле,

Все делает и делает посреди овсяного поля нелепые пируэты,

Давно подозревая своей дремучей головой,

Что сахара больше не будет.

* * *

Я небом сыт. Его ночной огонь

Уже не жжет мирами ледяными.

Теперь милей мне колыханье крон,

Чем полыханье древних звезд над ними.

Смотрю наверх – кругом одни ковши

Льют пламя из порожнего в пустое.

Что мне до этих неземных вершин,

Когда внизу на крик кричит земное?

Здесь боль и кровь, и радость только здесь,

Где все сиюминутно, быстротечно.

Усилий пыль и дел ничтожных взвесь

Важнее вечности бесчеловечной.