Евгений МОСКВИН. Визит к Виктории
Эпизод из романа «Лечение водой»
Гамсонов приехал в Москву, на Дубровку. Проехал немного на автобусе от метро и вошел в квартирный дом, который находился сразу же за остановкой. Поднялся на лифте и позвонил в одну из квартир.
Ему открыла полная женщина лет сорока с коротко стриженными, каштановыми волосами. Голубовато-бирюзовое платье и черные кожаные штаны, отделанные блестками. Из штанин выглядывали две крупные, пухлые ступни с зеркально-гладким маникюром на ногтях.
– Приве-е-ет, – поздоровалась она умильно.
– Привет, – ответил Гамсонов.
– Знаешь, кисюличка, чем я занималась весь день перед твоим приходом? – сказала Виктория, пропустив Дениса в квартиру. – Мазалась кремом и умывалась. Наводила марафетик: подкрасила ресницы, маникюрчик, н-да, сделала. Потом стала второй раз краситься – мне первый раз не понравилось, как сделала…
Денис разулся, снял куртку. Улыбаясь чуть…
Они прошли на кухню, сели за стол.
– У меня поесть нет ничего, ты уж извини… Может, те приготовить?
– Не, все нормально, – Гамсонов махнул рукой.
– Так что видишь, какая я теперь кра-аси-и-и-ивая… Но главное, Денис Алексеевич, знаешь, что? Я излучаю любовь и теплоту, – похвасталась Виктория. – Я пробуждаю в мужчинах истинные чувства, вот так… Еще бы мне похудеть, – произнесла она мечтательно и уже серьезно. – Тогда совсем будет тип-топ. Я как-то реально пробовала таблетки для похудания, но у меня не вышло ничего.
Гамсонов, между тем, кивал и ухмылялся:
– Да, да, красивая, самая нежная…
Тут она сложила губы трубочкой и вдруг затянула обиженно:
– Кисюличка, ну ты же не считаешь меня толстущей?
– Тебя? – он удивленно вылупил глаза в сторону. – Да ты чё, вообще нет, совершенно.
– «Да ты чё», «да ты чё»!.. – резко, игриво прицепилась Виктория, перехватила. – Тебе надо отучиться говорить это «да ты чё»! – А потом вдруг окончила деланно затаенно и нежно: – Так что будем переу-учивать. Вот та-а-ак!
– Ну переучивай, переучивай… – усмехнулся Гамсонов (почувствовав резкие, неприятные уколы – от этого словесного «взрыва»). – Меня знаешь, сколько пытались переучить, а я…
– А вот надо переучиваться, – прервала она его уже наставительно… – Ладно, у меня есть лимонный коктейльчик, я сейчас его выпью со льдом! Только лед надо поколоть…
Она поднялась со стула и затрусила к холодильнику.
– У тебя реально лед есть? – удивился Гамсонов.
– У меня все есть… кстати, за все те дни, пока тебя не было, я сочинила стихотворения. Ты настроил меня на интимную, томную лирику, спасибо.
– Серьезно?
– Конечно. Ты послушаешь мои стихи, кисюличка?
– Ага.
– Замечательные стишочки, жду от тебя похвалы.
Гамсонов приехал уже второй раз. Познакомились они совсем недавно, три недели назад, по Интернету. (Еще до того, как он съехал из Отрадного). Несколько часов болтали в чате, на сайте знакомств, потом Виктория написала свой телефон…
Поначалу Дениса как-то обескуражило, что она буквально сразу стала рассказывать о мужской и женской энергетике, об эросе, любви и притяжении. О том, что «не каждый с каждой совместим – и это очень грустно, к сожалению…» Но Денис, что называется, «быстро адаптировался», стал поддакивать. Все думал: «Интересно, как она выглядит?»
Голос у нее чаще всего был такой, словно она прихорашивалась, когда говорила.
Виктория сообщила, что десять лет преподавала в музыкальной школе.
«Я пела и играла с ребятишками. И вообще знай – я всю жизнь занимаюсь высоким искусством, и дети меня очень любят».
«Замечательно. Просто здорово…»
Гамсонов отвечал, в основном, односложно. Сказал, что занимается мелким предпринимательством и еще фрилансом. Но Виктория особо не расспрашивала, всё больше говорила о себе.
– Я ведь нелюбопытная девочка и очень особенная. И знаете, чем, Денис? А вот: понимая, что вы обеспеченный человек, никогда не буду ничего от вас требовать, кроме любви и чувств. Потому что я правильная, хорошая и искренняя – вот так. Мы просто будем дарить друг другу любовь и теплоту. Обмениваться энергетическими частичками. Я вообще никогда ни от кого ничего не требовала. С меня любовники только требовали, и я все им всегда отдавала…
И когда Гамсонов пришел к ней на квартиру, то увидел крупную женщину, уже немолодую, с маленькими, светло-серыми глазами, горевшими простецким огоньком. Широкоплечую, но вся одежда в обтяжку и так бижутерийно блестела.
Он был разочарован… но мысленно решил, что «для разрядки все равно не помешает». Кроме того… то, чем закончились его последние отношения…………………………………………………..
Все эти мысли скрывала его приятная, благородная улыбка. Потом он все изучал Викторию. Сидя на ее кухне. Слушал глуповатые историйки о школе, о детях…
Когда они прошли в ее комнату, Денис увидел большую кровать с ярко-розовым покрывалом, на котором было три красных слова: «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ», – и одно большое сердце в конце… Виктория стала показывать обстановку, домашний уют, подвела к стеллажу с любовными романами и сервизами, кварцевыми карманными часами. Но больше всего в этой комнате было висюлек и розовых рамочек в форме сердца, в которых стояли фотографии мужчин. И бантиков, которыми перевязывают новогодние подарки. Бижутерийные клипсы, купидончики, пластмассовые колечки с надписями «Love», «I want you», коробочки в форме сердца, феи и розовые колокольчики… Всего этого было такое изобилие – на большом телевизоре, на пианино, на подоконнике…
– Это мне мужчины моей жизни на память оставили, – благоговейно и очень серьезно сказала она. – И ни одного ребеночка – вот так. Я, на самом деле, хочу детей, но сейчас это было бы… слишком не в кассу, – Виктория отмахнулась. – У меня, знаешь ли, сейчас слишком много других забот. Да я ведь еще и молодая девочка, чтоб мне детей заводить…. Вот мой ребеночек!
Она выудила откуда-то из-под кресла персидского кота и принялась его остервенело тискать по ребрам, так что тот заорал, как во время совокупления…………………………………………………
Они вернулись на кухню.
– Да, я хочу детей, – Виктория принялась качать головой и серьезно-легко вздыхать. – Но у меня с семьей не вышло. Творческие натуры как я вообще сегодня в очень угнетенном состоянии. Согласен со мной?
– Да, конечно.
– Я просто по-настоящему одинокая девочка. Я так и не смогла найти себе любимого человечка – а ведь мне уже за сорок. Все сейчас помешаны на материальных ценностях, огрубели духовно. Никто не может оценить тонкую, чувственную натуру. Бизнес, предпринимательство – это, конечно, хорошо, в моде… я вообще сторонница всякой моды. С этих позиций я питаю к этому уважение, ты не подумай… но ведь это иссушает душу, согласись.
– Да, да, это я согласен, абсолютно, – Денис закивал с готовностью.
– В человеке пропадают любовные рецепторы, и он не в силах переживать, сострадать каждой частичке души своего возлюбленного. Так что лучше все же не изменять себе, заниматься творчеством. Моя подруга до сих пор получает в музыкалке семь тысяч и не уходит – как же я уважаю ее за это, ах! Хорошо хоть себе мужика нашла, который обеспечивает. Я с ним общаюсь – вообще мужик такой толковый, ты бы знал… но мы с ним просто дружим, дружим, ты ничего не подумай…
Крутя рукой, она посмотрела на Гамсонова очень внимательно… Тут вдруг в ее маленьких глазах, восседавших на вершинах больших круглых щек, засиял какой-то непонятный огонек, а сухие, узкие губы напряглись – было видно, она не в силах от чего-то удержаться…
– Я с ним «джагой» не занималась! – и вдруг визгливо рассмеялась, и ее глаза закрылись от смеха.
Гамсонов удивленно смотрел на этот внезапный взрыв, ничем не подготовленный… Тут смех Виктории вдруг резко иссяк…
– А впрочем, измена – это ладно, – заметила она как бы между прочим. – Я никогда со своими любовниками не ссорилась из-за измен. Если ты мне изменишь, я тебе ничего не скажу, даже поблагодарю, ведь это продолжение любви.
Дальше пошло-поехало: она говорила, все больше перемежая и пририфмовывая к фразам детородные органы и все, что с ними связано. (В независимости от темы). Пошлости сыпались из нее буквально каждые полминуты, очередями, как выстрелы.
Слушая это всё… Гамсонов постоянно ощущал неприятные, секундные покалывания в животе – но это сменялось простой удивленной насмешкой. Он ведь много всяких повидал... Ан-нет – чему-то еще можно поразиться. И сейчас было забавно и отторгающе. Он даже робел – так непривычно. Но эти рассуждения о любви и отношениях (а Виктория все время говорила о любви)… это была как полная, стопроцентная подмена. Каких, казалось, не может существовать – и тем не менее. Игру, пошлую намеренность, любовное лукавство, ложь с единственной целью – удовлетворение низменной потребности – она называла любовью, глубоким чувством, искренностью… Все равно, как черный цвет называть белым просто потому, что тебя в детстве по ошибке не так научили… «Интересно, – подумал Гамсонов. – Если маленькому ребенку указать на черный лист бумаги – «посмотри, этот цвет «белый»»… Но как можно было бы до сорока лет остаться в этом искреннем заблуждении?»
Все, что Виктория говорила о любви и чувствах, было очень искренне…
При всем при том для нее самой ничего низменного вообще не существовало – она была чиста.
Гамсонов в душе таращился – это просто-таки уникум.
А внешне все так же благородно-застенчиво улыбался – как своим покупателям КПК………..……
Теперь – в их вторую встречу – насладившись коктейлем, Виктория села на кровать в комнате, широченно расставив ноги в кожаных штанах – так, что слово «люблю» на покрывале оказалось у нее прямо между ног. Достала свои стихотворения и читала Гамсонову романтически распевным голосом, а скомканные тетрадные листочки в руках уперлись пониже пупка – тоже посередине раздвинутых ног.
Она разводила, разводила голосом, а в тех моментах, где было слово «любовь», просто-таки пропевала на последней степени истомы.
Потом сказала:
– Ну скажи, кисюличка, что тебе понравились Викины стихи, а?
– Ну да, очень понравились!
– Вот какие деточки из меня вылезли… можешь считать, что я уже родила. Моему мужу очень нравились мои стихи.
– Ты была замужем? – сказал Гамсонов.
– Да, но давно. Очень. С восемнадцати до двадцати двух… я рассталась с этим безжалостным ублюдком, кисюличка. Двадцать лет назад – но у меня до сих пор душевная травма. Ты знаешь, что он сделал? Ударил нашего кота прямо между ног. За это я и рассталась. Ну как это, Денис, скажи, вот так вот можно сделать – так жестоко, а? Коту ведь тоже хочется заниматься любовью, согласись. Как и людям. А он ему между ног, – говорила она очень серьезно, искренне и волнительно, как говорят о глубоком человеческом предательстве или обиде; или потере друга.........................................................
– Слушай… ты правда и чая не хочешь? – спросила Виктория чуть погодя.
– Не-е… – Гамсонов нахмурился и покачал головой. – Я-я… не пью чай. Не люблю взбадривающего.
– Ничего, щас мы по-другому взбодримся точно? – Она подмигнула. – Короче, я сама еще пойду таежного чайку попью… ты не против?.. А потом тебе отдамся.
На илл.: Художник Вики Маунт
