Аминат АБДУЛМАНАПОВА. На языке любви
Старик
Застыв как незыблемый камень,
Похожий на тёплый гранит,
На шумном всегда годекане
Старик молчаливый сидит.
Морщин неразборчивый почерк
Чело его избороздил.
Сынов своих старших и дочек
Давно уже дед пережил.
Сидит в гимнастёрке линялой,
На посох ладони сложив,
Как будто бы смерть обвиняет
За то, что здоров он и жив.
Глаза его застланы влагой,
Но жарко под буркой горят
Простая медаль «За отвагу»
И славных Георгиев ряд.
Сидит молчаливый свидетель
Двух огненных бурь мировых...
А рядом аульские дети
Гарцуют на палках своих.
Пластмассовым машут оружьем
И пыль поднимают столбом,
Пока их не кликнут на ужин
Усталые матери в дом.
А хмурый старик не уходит,
Сидит он в сгустившейся мгле
И посохом медленно водит
По бурой родимой земле.
И что он там пишет, не знаю,
Мудрец, аксакал, нелюдим...
Я с крыши своей наблюдаю
С тоскою щемящей за ним.
О, как бы понять я хотела
Арабские те письмена!..
И, может быть, жизнь
До предела
Вдруг стала проста и ясна.
Но тайна останется тайной...
Молчание старец хранит,
Как будто бы
На годекане
Он сам превратился в гранит.
Весна
В крови моей весенняя сумятица,
Но никому
О ней не расскажу...
Опять надену
Ситцевое платьице
И лёгкую косынку повяжу.
Зима, казалось,
Никогда не кончится...
А вот ведь снова свищут соловьи,
А вечерами ласковыми хочется
Писать стихи
И думать о любви.
Ещё вчера
Овечьими папахами
Щетинились сугробы за окном...
А нынче,
Точно дверь, душа распахнута —
И всё в ней
Перевернуто вверх дном.
Ещё вчера
В мучительном отчаянье
Черновики на части я рвала...
А нынче
Даже образы печальные
Я на язык любви перевела.
В крови моей весенняя сумятица,
Но никому
О ней не расскажу...
Надену лучше
Ситцевое платьице
И лёгкую косынку повяжу.
Родник
Отец мой не читал мудрёных книг,
Да и писать, как следует, не мог.
Но за аулом
Выкопал родник,
Суровой жизни подводя итог.
Сложил он арку из простых камней
И кружку у подножья закрепил,
И нацарапал гвоздиком на ней:
«Благославен,
Кто жажду утолил».
С тех пор прошло уже немало лет,
А всё звенит студёная струя...
И парень молодой,
И древний дед
Сюда приходят так же, как и я.
И девушки с кувшинами спешат,
Им лет по двадцать,
Только и всего...
Но время не замедлило свой шаг —
Они отца не помнят моего,
И малыши горластою гурьбой
Под ругань перепуганных старух
На хворостинках
Скачут за водой
И надпись по слогам читают вслух.
И запоздалый путник в поздний час
Сидит под аркой,
Голову клоня,
Не в силах отвести печальных глаз
От трепетного лунного огня.
Не иссякает чистая вода,
Её питают недра отчих гор,
Где мой отец остался навсегда...
А кажется,
Что жив он до сих пор.
Поэт
Поэту сила скрытая дана
В иглу продернуть
Солнечную нить,
И отделить от плевел семена,
И грубый камень
Одухотворить.
Поэту дан непостижимый слух
Деревьев стон,
И ропот родника,
И жалобы молящихся старух
Лишь он один
Поймёт наверняка.
Поэту зренье острое дано
Увидеть то,
Что будет впереди.
И то,
Что в вечность кануло давно.
И то,
Что ждёт на жизненном пути.
Ещё дана ему такая страсть.
Что по ночам
Покоя не даёт –
Не позволяет слабому упасть,
А сильного
На подвиги зовёт.
Не знаю я,
Он бог иль человек...
Но в тайне я завидую ему.
Как хорошо
Прожить свой краткий век,
Не причиняя боли никому.
Как хорошо
Склониться над строкой
И просидеть над нею до зари...
И мне не надо участи другой —
Гори, свеча поэзии,
Гори!
Шторм
Волны вырвались на волю,
Оседлали лошадей
И по морю,
Как по полю,
Поскакали всё быстрей.
Белогривые красавцы
Закусили удила —
Синим пламенем
Искрятся
Их прохладные тела.
В этой скачке разудалой
Чемпионов не найти —
Разбиваются о скалы
Все,
Кто первым смог прийти.
А за первыми —
Вторые...
Нет им счёта и числа...
И наездники лихие
Вылетают из седла.
Но опять звенят уздечки
И подковы глухо бьют,
И свиваются колечки
Белой пены
Там и тут.
Волны,
Вашу бесшабашность
Робким душам бы отдать,
Чтобы не было им страшно
Грезить, чувствовать, желать.
Волны,
Ваше бы бессмертье
Смелым завещать сердцам —
Самым пылким,
Самым верным,
Самым честным до конца.
Переводы Марины Ахмедовой-Колюбакиной
Эти письма…
Как только эта тонкая бумага
Горячих слов выдерживает пыл!
О, рыцарь мой, – безумство и отвага –
Ты этих жарких писем не забыл?
Сердечный жар не высушил чернила,
А должен был, когда, едва дыша,
К неведомым высотам воспарила,
Отравы слов хлебнувшая душа!
Слова любви не соловьиной трелью –
Могучей музыкою – ей не прекословь –
В распахнутых сердцах вовсю гремели,
Гоня всерьёз разбуженную кровь!
Я родилась тогда на самом деле!
Хоть неизменным мой остался век,
Не чудо ли свершилось: в прежнем теле
Явился миру новый человек!
Тот человек был женщиной влюблённой,
Чьи помыслы прекрасны и чисты,
Идущею над пропастью бездонной,
Ничуть не опасаясь высоты!
От всех недугов лучшее лекарство
По-прежнему – те старые листки.
Со мною будут и в небесном царстве
Все – до последней пламенной строки!
О, эти письма, памяти отрада!
Любовь моя далёкая, живи!
Да будет вся земля цветущим садом,
Где дышат люди письмами любви!
Матери
Трудилась ты с подругою-луной,
Не покладая рук своих, ночами,
Пока светило темени ночной
Не прогоняло первыми лучами.
Но продолжала мама хлопотать –
Домашних дел хватает и под солнцем.
В саду и в огороде благодать
Из рук неутомимых в землю льётся!
Чтоб всё вокруг скорее расцвело,
Работала горянка неустанно.
О, этих рук заветное тепло,
Любые исцеляющее раны!
Не за себя всегда молила мать
Всевышнего в час отдыха короткий.
Чтоб стало счастья каждому хватать,
Просила мать, перебирая чётки!
«За всех детей земли, за добрый путь
Собравшихся в далёкую дорогу.
Ты ни о ком на свете не забудь! –
Просила мама, обращаясь к богу. –
От скверны нашу землю сохрани,
Которая оружием зовётся!
Пускай свои зачерпывает дни
Любой всегда из мудрости колодца!
Всевышний, вытри слёзы матерей,
Будь милосерден к общей их молитве!
Да не удастся никому людей
Стравить, словно зверей, в смертельной битве!»
В молитвах и делах текут года –
Стремительного времени мгновенья.
Уходят наши мамы навсегда,
Но остаёмся мы – их продолженье.
И я за то благодарю судьбу,
Что каждый день свой истово и честно
Несу Аллаху мамину мольбу
В своих негромких, задушевных песнях…
Друзьям
Настроены дружбой, как струны чунгура,
И нет этой дружбе цены!
Как в засуху дождь для деревьев понурых,
Друг другу, друзья, мы нужны!
Нас дружба великая в бедах хранила,
И в пору тревожных годин
Приходит на выручку братская сила –
Все вместе встаём, как один!
Да будет согласие наше вовеки
Дарить нескончаемый свет!
Пусть братства текут многоводные реки
Дорогою общих побед!
Защитники правды и чести опора,
Без лишних торжественных слов
Единой семьёй за родные просторы
Любой заступиться готов!
Хочу, чтобы в этой семье прибывало,
Росла б за строкою строка!
Пусть будет всегда, как родимые скалы,
Заветная дружба крепка!
Пускай же согласия множатся всходы!
Людской доброты урожай
Пусть будет обильней у нас с каждым годом!
Да будет счастливым наш край!
Друзья! Посвящаю вам лучшие песни!
Как радостно дружбу воспеть!
Как струны чунгура, мы будем все вместе
Единой душою звенеть!
Простите, отцы
Всю жизнь, отцы, себя вы не жалели,
Не оставляя силы про запас.
И не было для вас главнее цели,
Чем на крыло птенцов поставить – нас.
Сердцами благодарными – поверьте –
Мы помним всё. Поклон вам до земли!
За грех простите: от коварной смерти
Вас ваши дети не уберегли.
Я знаю, что ни в чём вы не вините
За гробом сыновей и дочерей.
Нежданно обрезает жизни нити
Судьба, как затаившийся злодей.
Нож выбить ваши дети не успели
Из той руки, безжалостной руки.
А, может, было можно в самом деле
Спасти страдальцев смерти вопреки?
Как драгоценность, мы храним сегодня
То, что от вас осталось на земле.
И наше почитание, как сходни
На памяти заветной корабле.
Необратимо времени теченье,
Но прошлое не зарастёт быльём.
И мы теперь – живое продолженье,
Начало потерявшее своё…
Переменить минувшее бессильны,
Мы настоящим жить своим должны.
Но как же трудно расправляться крыльям,
Когда на них ложится груз вины...
Перевод Юрия Щербакова
Крик души
Нет, это не стихи, что пишутся от скуки,
Чтоб безотрадный день хоть как-то скоротать.
В них, что ни слово, - крик моей душевной муки.
Без состраданья их не сможете читать.
Стучат в моё окно худых вестей посланцы.
Со всех концов земли сигналы «SOS!» летят.
И бодрые стихи с искусственным румянцем
Чернилами души писаться не хотят.
Сквозь слёзы
Памяти В.И. Фирсова
Гнездятся холод и тоска
В душе унылой –
Глаза учителю Москва
Навек закрыла.
Его на свете больше нет.
На сердце – слякоть.
Ушёл наставник и поэт.
Как мне не плакать?
Пуста столица без него,
Пуста Россия
Без правдолюба своего
С душой красивой.
Шли годы шумной чередой,
Мир изменялся.
Он не заигрывал с судьбой,
Собой остался.
Таким же честным и прямым,
Без сантиментов,
Которого любили мы –
Его студенты.
Он человечности учил
В стихах и жизни.
Не сочинял – писал, как жил,
Служил Отчизне.
Горянка я, но для меня
Он всех роднее,
Поскольку по душе родня
Всего милее.
Он верил в Родину свою
Святою верой,
В словесном защищал бою
От лицемеров.
Боль всей страны воспринимал,
Страдал с народом,
И никогда не предавал,
Тельцу в угоду.
Учитель справедливый мой,
Кому ж я стану
Писать про бури над страной
И Дагестаном?
Теперь с кем стану разделять
Людские беды?
Кто сможет так, как ты, понять,
Вести беседу?
Ты мне отцом духовным был,
Каких немного,
На службу Слову вдохновил
В согласье с Богом.
Твоё лицо в моих глазах
Навек осталось.
Я думала: «Пройдёт гроза…»
И не прощалась.
Я руки гладила твои,
Согреть хотела,
Чтоб снова пели соловьи
С бумаги белой.
А это был прощальный час
Последней встречи.
И смерть разъединяла нас
В осенний вечер.
Не слушал слов моих Господь.
А, может, слушал,
И отделил больную плоть,
Спасая душу?
В живых поэта больше нет.
Плачь, справедливость, -
Ушёл всея Руси поэт,
И тьма сгустилась!
Возвращение отца
В созвездье даргинских селений,
К огню своего очага
Вернулся из пекла сражений
Отец, одолевший врага.
Безжалостный почерк металла
Отцовскую грудь исписал.
Не раз его жизнь покидала,
А госпиталь жизнь возвращал.
Как письма из огненной дали,
Что нам не дослала война,
Сказали о славе медали,
О горе потерь – седина.
Дымок самокрутки курился.
Лишь дырки – в мешке вещевом.
Зато к нам отец возвратился
И счастьем наполнился дом!
* * *
Земля моя, я мёд в тебе искала.
Беспечной, видно, в юности была?
Но радость быстро в сердце отсияла
И молодость стремительно прошла.
Мёд кончился. Его другие ищут.
Мечты пошли с реальностью вразлад.
И старость мне подмешивает в пищу
Уже не мёд, а смертоносный яд.
Вокруг – страданья, обнищанье духа.
Изныло сердце от жестоких ран.
Проклятия доносятся до слуха,
Разрывы, стоны, площадная брань.
Лишилась вдохновенья и покоя,
Лишилась сна и радостей земных.
О, Господи, за что же мне такое –
Кричу молитвы, Ты не слышишь их?
Творческое горение
Огонь души, я верю, не погаснет,
Когда золой и пеплом стану я.
Ведь творчество сжигает не напрасно
Нас на кострах земного бытия?!
Любить людей – учение Аллаха,
Моя неугасимая звезда –
Светить для них в житейской мгле без страха.
Такой огонь не гаснет никогда.
В душе тревожной свечку зажигаю,
Пускай горит приветливым огнём.
Иной достойной миссии не знаю
В греховном мире, где сейчас живём.
Горю в стихах, чтоб средствами искусства
Благие мысли людям передать,
Чтоб донести им искренние чувства
И Божий дар в пути не растерять.
Пусть разлетятся огоньки по свету,
Пусть обогреют всех людей Земли,
Чтоб все внимали Божьему завету,
Чтоб жить по Божьим замыслам могли.
До самой крайней капельки истрачусь,
Но станет больше огоньков во мгле.
Не стоит браться за стихи иначе,
Не стоит жить иначе на земле.
Всё изменилось
Ещё вчера, косичками качая,
Я бегала, не ведая преград.
Нескладная, весёлая, босая…
И вдруг споткнулась о влюблённый взгляд.
Он жёг меня горячими лучами,
Волнуя кровь и душу теребя.
Вмиг позабылись наставленья мамы,
Я юноше ответила любя.
Всё изменилось. Мир перевернулся,
Когда он начал руки целовать,
Когда губами к шее прикоснулся –
Так не ласкали ни отец, ни мать…
Я столько слов услышала прекрасных!
Их до утра, как звёзд, не сосчитать.
Ну как остаться при рассудке ясном
И ласк своих в ответ не расточать?!
Я от волненья силы растеряла,
С трудом соображая, что жива.
И только бездна надо мной сияла
И, как Земля, кружилась голова.
Перевод Валерия Латынина
О двухтомнике Аминат Абдулманаповой читать здесь
На илл.: Художник Виктор Николаевич Горьков
