Андрей ШЕНДАКОВ. Костёр на берегу
Знакомый край
Вдруг начинаю
слышать тишину…
Г.А. Попов
Проходит день, неделя, целый год –
река вздымает солнечные блики,
листва летит, срываясь в небосвод;
вдоль леса травы спутаны – и дики;
пыль солона, вольна и глубока,
а у болот, качнув тугую тину,
взлетают утки, слышен звук манка;
и только взглядом край небес окину –
в который раз всецело и легко
увижу тропы, чащи золотые,
грибы в корзинах, в крынке молоко
и на телеге – лица молодые:
жила деревня, славило село
свои пути и время урожая, –
как будто душу, мысли замело
сухой листвой; страна моя большая,
ты – здесь, у стен и храма, и давно,
давным-давно забытого амбара,
где нет зерна; увы, немудрено –
жить после бездны или, от угара
почти полвека снова отходя,
мечтать, любить, искать свои истоки
и воздух, словно капельки дождя,
глотать, клеймя кровавые эпохи, –
эпохи зла, неверия, огня,
войны, ещё одной войны жестокой,
забвенья, смерти; всё же, не виня
тебя, страна, средь дали синеокой
иду, дышу и верю в твой удел,
далёких предков скорбь благословляя;
над лесом гулко благовест пропел,
над миром, синь и звёзды застилая,
взлетели души, лики, голоса –
родных скитальцев рать неисчислима,
светла, добра, крылата и боса
в огне небес, в круженье снов и дыма:
извечна битва за тебя, мой край,
врагом стократно клятая Россия;
прошу: себя теперь не открывай
всем иноземцам; сколь ни колесил я –
не видел лучше стран и берегов:
здесь родников моих вода студёна,
здесь, средь ложбин и деревенских мхов,
здесь, у калитки и родного клёна;
я точно знаю, сотни раз моля
пред ликом в храме иль среди равнины:
мой древний край – Вселенная моя,
знакомый край мой, сосны и осины…
Стылый август
Снова август с оранжевой свечкой…
И.С. Семёнова
I.
Снова август, кивнув в полудрёме,
остывает средь скошенных нив,
а в знакомом окраинном доме
брезжит лампа, лучи обронив;
приоткрыты старинные шторы,
под окном – в лозняке городьба;
расходясь вдалеке, косогоры
тянут тень от кривого столба –
по лугам, к родникам, к перелескам,
к темноте, возведённой стеной:
в наплывающем воздухе резком
ощущается привкус грибной;
пахнет мхом и ракитовой гнилью,
носит трели в низине вода,
я всю душу, наверное, вылью,
чтобы снова вернуться туда,
где прошли мои дни молодые,
беззаботные давние дни,
в тех краях, где о злобном Батые
помнят камни, дубовые пни,
придорожная пыль и овраги,
растворённая в почве зола:
если б высказать всё на бумаге,
меня б снова печаль не звала…
II.
Всё-то было тогда по старинке:
тёплый вечер, шуршание крон,
молоко в светло-бежевой крынке,
водокачки напористый стон,
бесконечные склоны, и травы,
и развалины монастыря;
да, конечно, историки правы
в том, что, власть безутешно коря,
собирали несбыточно крохи
и событий, и стёршихся дат:
родники кровожадной эпохи
до сих пор обо всём говорят,
что от глаз обывателя скрыто
и оставлено тлену веков;
может быть, лишь небесное сито,
лишь полёт неземных мотыльков
нам способен, хоть что-то поведав,
приоткрыть предначертанный путь
и, напомнив о подвигах дедов,
нас на круги земные вернуть;
я молчу – и всё слушаю небо,
небо слушает молча меня:
стылый август у древнего склепа
плачет, каплями в травах звеня.
Родники
Дозорный свет невыразим…
В. Дронников
День июльский глубок и возвышен,
молодая листва зелена,
на ветвях завязавшихся вишен
застывает небес тишина;
далеко до крещенских морозов,
боль осенних разлук далека,
у реки фиолетово-розов
заклубившийся дым костерка,
где колышутся тонкие ветви
над глубинами стынущих вод:
над холмом невесомые петли
всё плетёт и плетёт небосвод,
а рыбак прочной сетью рогоза,
словно ствол над затоном, овит;
тёплый вечер немногоголосо
обо всём не спеша говорит:
и о том, как прозрачен и колок
свет в студёной воде родников,
и о том, что сиреневый полог
трав цветущих под сенью веков
укрывает всё то, с чем спокоен
упоительно трепетный час,
и всё то, с чем набат колоколен
возносился о предках, о нас –
в миг пожарищ и грозных набегов,
в дни взметнувшихся огненных стрел;
где ещё мне сыскать оберегов,
тех, чьи силы народ мой воспел
многократно, в беде и в молитве,
в каждодневном суровом труде?
Умирать ли, с достоинством жить ли –
всё написано в стылой воде,
в родниковой, старинной, глубинной,
в звоне капель, в сплетении струй;
о судьбе незавидной, былинной
мне поведай, в строке нарисуй,
о коварное давнее время,
о всесильная тьма и покой,
о Творец, не с тобой ли я, внемля,
всё стою, словно страж, над рекой?
Вижу башни дозорные где-то,
слышу битвы стихающей звон,
звон мечей, звон тугого рассвета,
набежавшего с разных сторон;
о строка, словно блики из ножен,
капли света берут родники
из земли… Летний день осторожен
и высок в отраженьях реки!
* * *
…Твои калитки, улицы, дома,
твои мостки, восславленные храмы,
и лихолетья огненные драмы,
и благородства смертная сума,
твои пригорки, где в рассветный час
с полей ручьи ночные васильковы,
а на дверях старинные подковы –
всё это пульс, который – в каждом, в нас,
о древний город, вставший на холмах,
на девяти холмах – по воле рока,
и ощутивший лютый шквал востока,
и исцеливший души через прах
далёких предков, но я вижу вдруг
в лице знакомом лик былого предка,
который бил врагов довольно метко,
иначе всё исчезло бы вокруг:
и вал, где ныне расположен сквер
и оглашают каждый час куранты,
и дальний путь, где, может быть, Атланты
искали смысл своих незримых сфер;
«Гиперборея», – скажите; вполне,
её найти – извечная проблема,
почти такая, как в романе Лема,
а между тем: на каменистом дне
твоей реки, мой город, вижу вновь
обломки стрел, осколки черепицы
и след веков – взлетевшей колесницы;
какую мне печаль ни приготовь –
благословляю улицы и рвы,
речной воды светящиеся мели;
что мы, о братья, сохранить сумели?
Россия, Русь, Отечество, все мы –
едины мы в победе над собой,
в любви к гробам отеческих окраин,
где дух рассветный чист, благоуханен;
о, сколько можно плакать над судьбой?
Несут рябины дробь небесных гряд.
Светла ль печаль?.. Лик преподобный светел!
Тебе, мой город, я строкой ответил:
мои стихи тебя боготворят!
* * *
…Земля моя, твой тонкий лист
перед тобой всегда покорен –
в рассветной дымке колоколен
иль в час, когда закат лучист
на куполах, на берегах,
на склонах, вздыбленных холмисто,
в полях, сияющих пречисто
и уносящих снежный прах;
о, пепел мой – мой вещий свет!
Его так много, он повсюду,
сооружать ему запруду –
напрасно петь второй куплет!
Но снова луч летит с небес,
светил пронзая мириады,
а песни родины крылаты –
для вас, холмы, мой дом, мой лес.
* * *
О, где же вы, мои друзья,
мои небесные собратья?
Вас всех вокруг хочу собрать я,
по глади солнечной скользя:
я знаю то, что много вас,
вас миллионы, миллиарды,
о вас не из-за школьной парты
узнал, не пряча смелых глаз,
не пряча сердца и души;
я слышу млечные просторы
и вижу звёзды: косогоры,
поля и странствий виражи;
я знаю: час наступит тот,
когда скрестим свои объятья,
мои небесные собратья,
нас познакомит небосвод!
* * *
Мне жизни жаль… Её так мало…
В. Дронников
Река твоя черна, иль золота,
иль зелена и даже бирюзова –
всегда светла её ключей вода,
а у небес всегда найдётся слово
тебе, о давний дивный городок,
поднявший ввысь крыла былой Отчизны
с холмов, где многим горечи предрёк
святой Георгий* на пороге тризны
и трижды клятый русичем монгол
стоял у стен, пуская стрелы люто,
а ныне славу и покой обрёл
на склоне храм, в столпотворенье люда,
в столпотворенье закипевших слёз –
вечерних звёзд, тех, что всегда крылаты;
сюда мой предок крест судьбы пронёс,
сюда, где были царские палаты
и двор гостиный для больших господ,
куда входил сам Иоанн когда-то:
мой древний город, огненный оплот,
дозорный свет и пушек канонады –
всё это ты; история вольна
нас засыпать и пеплом, и золою;
пройдя свой путь, теперь сильна страна,
но я иллюзий, в общем-то, не строю,
ведь вновь монгол по-своему лукав,
а чужеродцы, напитавшись скверны
и под крыло врагов Руси собрав,
вновь точат сталь; о, как же лицемерны
их лица злые, лица не славян,
а лютых бесов, исказивших Слово:
хотя туман лугов заречных прян,
полынный свет из недр сочится снова;
и свет – на свет, и тьма идёт на тьму,
и тьма – кругом, лишь теплится лампада:
порой и я, смущаясь, не пойму,
что вам, о люди, в смерти братьев надо?..
Река течет, а по реке – ладья:
так вижу я – грядущее ль, былое?
Возможно, в той ладье стою и я,
а тёплый луч лежит на аналое…
--------------
*- Георгий Коссов (Егор Чекряковский), уроженец Орловской губернии, 9 октября 2000 г. канонизирован в лике святых.
Костёр на берегу
Неугасающий костёр…
И.С. Семёнова
…Пейзаж таков: леса, река – рубеж,
рубеж души, земли моей старинной,
где то мелькнёт пригорок белой глиной,
то в поле станет дымка цвета беж,
а то журавль, вздымаясь высоко,
качнёт ведром над худенькой деревней –
и сквозь листву повеет скукой древней
былой усадьбы, жившей нелегко;
вдоль склонов сонно стелется овёс –
то в полный рост, а то совсем не густо;
к чему искать основу для искусства,
когда она – повсюду, в блеске звёзд,
в земной росе у чьей-то городьбы,
к зелёным пням склонившей свои прутья;
глубок туман, в пыли, у перепутья,
легка печаль, привычен ход судьбы,
привычно всё, о чём ни говори:
и вечен свет, и беспросветны мысли,
а на листве уже давно повисли
лучи вечерней пристальной зари –
в огнях рябин и вспышках синевы;
за рощей – лес, за склоном – снова поле,
то половик на старом частоколе,
то вдоль реки ухабистые рвы,
к которым боком съехала изба,
то дом кирпичный – среди сосен ярок,
то возле фермы несколько доярок;
о Боже, Боже, это ль не судьба –
любить свой край и в муках, и в труде,
и в беспросветной повседневной битве,
в самозабвенной праведной молитве,
в земле, в огне иль в дождевой воде,
с которой снова, облетев весь мир,
к знакомым окнам примыкают души,
чтоб ощутить удел прошедшей стужи
и возвратиться в солнечный эфир:
горит костёр, костёр на берегу
земли, России, хлынувшей Вселенной;
куда бы я ни мчался в жизни тленной –
его основу в сердце берегу!..
* * *
Храм Рождества Христова – надо мной:
мой дом в низине, у реки, за лугом,
где ходит солнце в роще полукругом
и склон холма встаёт почти стеной,
куда в кровавой пене на ходу
когда-то люто прыгали монголы –
и поправлял на троне свои полы
великий хан; гореть ему в аду!
Гореть в аду и ляхам, тем, что речь
свою несли средь ликов православных,
и тем, кто счёл себя во всём за главных
не так давно, – хочу предостеречь
врагов Руси: так было, будет, есть,
что наши силы вещие крылаты,
хотя не ждём за кровь свою расплаты, –
сама собой приходит с неба месть;
мой дружелюбный и святой народ,
в своём труде ты праведен и вечен,
твоим врагам тебе ответить нечем –
они, увы, не знали тех невзгод,
которым было вольно на Руси:
бывало так, что злое попущенье
преображалось в славное служенье;
меня, о бес, ты трижды искуси,
но дай остаться сыном и отцом,
далёким внуком, истинным потомком
своих начал, в своём эфире тонком,
а быть точнее: под Его венцом –
венцом Христа, с которым светел час,
час долгожданной утренней молитвы –
почти незримой каждодневной битвы,
с которой мы едины, – много нас!
Кто жив ещё, а кто – на небесах,
но связь миров с молитвой ощутима
и в тихом слове, и в круженье дыма,
и средь лучей, несущих чей-то прах.
Моя молитва за тебя, мой край,
и за твои суровые годины:
не нужно мне и мира половины –
своих врагов безжалостно карай!
Бессмертный полк
Из века в век, к несчастью, повелось:
враги лютуют, нас уничтожая,
и забирают крохи урожая,
и вымещают варварскую злость,
и, распиная женщин и детей,
уводят лучших безвозвратно в рабство:
молчит Европы лживое аббатство,
но ты, душа моя, молчать не смей!
Не смей молчать о подвиге людском
и не робей! В полон уйти не смея,
не раз, не два Иван рубил Кощея,
не первый раз глотает с кровью ком
родной земли – от рытвин и копыт,
от вздыбленных над бездною разрывов,
от повсеместных ссадин и нарывов,
но подвиг ратный нами не забыт!
Пускай лукаво щурится монгол,
вздымая гниль былую из могилы,
и «трампы-меи»* снова копят силы –
на всех найдётся и копьё, и кол;
прошёл четыре огненных войны
мой прадед, дед спасал народ Кавказа:
смешна теперь фашистская зараза,
не осознавшая, увы, своей вины;
в хмельном наплыве злого говорка
соседей речь глумливо лицемерна,
но знают всё – где правда, а где скверна –
правдиво в бесов бьющие века!
Владимир-князь, Евпатий Коловрат,
и Дмитрий с Дона, ангел Шереметев** –
встают над мерзким гнилостным отрепьем,
и сотни раз бессмертен Сталинград!
Бессмертный полк шагает по стране!
Крылат и долог шум летящей рати,
а вы, враги, подальше на закате
себя скрывайте в службе сатане!
------------
* - от Трампа и Терезы Мей (авт. примечание);
** - Иван Васильевич Шереметев – предводитель русского войска в сражении с ордой под управлением хана Девлета I Гирея 24-25 июня 1555 года в окрестностях села Судбищи (Судби́щенская битва).
На илл.: Хкдожник Юрий Лысов
