Юрiй ЛЕБЕДЕВЪ-СЕРБЪ. Ночныя строки

Полжизни назадъ я былъ начинающимъ писателем, имѣвшимъ полтора десятка  разсказовъ. Хотѣлось ихъ издать, а ещё больше хотѣлось увидѣть свои разсказы просто свёрстанными въ книгу.

Это были годы, которые Наина Iосифовна, вдова Ельцин-цент(р)а, считаетъ «святыми», а мы, кто помнитъ, называем лихими и безумными. Тогда, помимо разбоя, обмѣна валютъ по угламъ и подземнымъ переходамъ, скупки ваучеровъ («купи себѣ немножечко ОЛБИ!»),  существовало половодье газетъ безплатныхъ объявленiй и гороскоповъ, типа «Изъ рукъ въ руки» или «Сорочьяго радiо», параллельно съ порновидеосалонами и президентомъ Ельцинымъ, привозившимъ изъ-за границы чартерныя партiи одноразовых шприцевъ. Но былъ пока ещё плюрализмъ и споры о принципахъ. Это теперь произошла культурная леворюцiя и замѣна «р» на «ь» и Р на Ь. Въ первый разъ подобное случилось, если кто помнитъ, въ 1918 году — съ упраздненiемъ «ятя» (ѣ) — и теперь интернетъ-писатели совсѣмъ не чувствуютъ, не понимаютъ падежей.

Въ тѣ 90-е годы я былъ совсѣмъ компьютерно-неграмотнымъ, однако зналъ, что существуютъ «настольныя издательскiя системы», — реклама извѣстила. Въ какой-то изъ газетокъ я размѣстилъ объявленiе о поискѣ верстальщика, услуги котораго/которой предлагал оплатить уроками англiйскаго языка. English успѣлъ уже стать помѣшательствомъ эпохи — ещё однимъ, да и сейчасъ имъ остаётся. Языкъ сей, по своей простотѣ, близокъ къ эсперанто, хотя всё же онъ естественнѣе беларускай или украянской мовы въ их письменномъ видѣ.

Вполнѣ предсказуемо, верстальщикомъ оказалась дѣвушка — притомъ шестнадцати лѣтъ, изъ Сибири, прiѣхавшая къ питерской бабушкѣ. А начинающимъ писателямъ той поры уже точно было за тридцать.

Уроки наши начались, когда я познакомился съ бабушкой въ ея квартирѣ, въ не помню которомъ этажѣ самаго примѣтнаго дома, выступающаго на площадь Льва Толстого. Бабушка оставляла учителя съ ученицей наединѣ и даже порой отсутствовала, но нѣсколько разъ учитель бывалъ приглашёнъ бабушкой и внучкой къ обѣду.

Само собой, внучка оказалась первой читательницей моихъ первыхъ разсказовъ. Помню, она отозвалась о «Наложенiи лакмана» словами, мечтательно произнесёнными въ синѣющее окно, въ подступавшую бѣлую ночь: «Какъ было вообще возможно такое написать?!»

Съ тѣхъ поръ это такъ и осталось самымъ памятнымъ отзывомъ для меня. А вотъ имя дѣвушки память не сохранила.

Тогда люди были горазды на выдумки, какъ зашибить копейку. Дѣвушекъ, идущихъ по Невскому, фотографировали на ходу парни и мужики разныхъ возрастовъ — съ тѣмъ чтобы продать имъ потомъ ихъ портреты. И такую свою фотографiю ученица показала учителю. Фотографъ удачно поймалъ ея улыбку, которой она отвѣтила на его обращенiе. На снимкѣ она выглядѣла довольно хорошенькой.

Однажды пополудни, послѣ урока, она пошла проводить учителя и предложила ему прогуляться въ паркѣ у станцiи метро. Въ тотъ день были злые комары. Учитель съ ученицей гуляли и разговаривали. Дѣвушка ждала скораго прiѣзда мамы изъ Сибири. Вёрстка книги шла ни шатко ни валко, но авторъ разсказовъ уже видѣлъ на бумагѣ подобiе типографскихъ гранокъ.

Конечно, этимъ дѣло и ограничилось. Неожиданно бывшiй сослуживецъ автора, уѣхавшiй въ Америку, предложилъ ему субсидировать изданiе сборника. Пришлось всё дѣлать по-взрослому: обращаться въ типографiю и всё дѣлать отъ начала и до конца.

А тогда, послѣ прогулки въ паркѣ, учитель и ученица спустились въ переходъ между Каменноостровскимъ и Кронверкскимъ проспектами. Саксофонистъ непоредѣлённаго возраста импровизировалъ на своёмъ инструментѣ, стоя у раскрытаго на полу футляра съ дензнаками на днѣ.

Дѣвушка задержалась рядомъ съ музыкантомъ.

–   Я провожу васъ до дома, — предложилъ я своей ученицѣ, читательницѣ и верстальщицѣ.

–  Нѣтъ, я останусь послушать.

Тамъ она и осталась: слушаетъ.

Съ разсвѣтомъ начнётся моё завтра – и я туда къ ней пойду.

На илл.: Художник Илья Славинский