Всеволод САХАРОВ. У нас была литературная критика... (2002)
Да, была когда-то, и тут можно вспомнить не только неистового Виссариона и сумасшедшего мальчика Писарева. Родилась она в “толстом” журнале и там обрела свое огромное влияние и общественное значение. А умерла критика совсем недавно. Я ее еще застал и хорошо помню, ибо сам начинал как активный критик именно в "толстых" журналах.
Каково их теперешнее состояние и будущее? Состояние близко к знаменитой репризе американского комика Граучо Маркса, который в белом халате долго щупал у зрителя пульс и озабоченно говорил: “Одно из двух: или у меня часы остановились, или ты умер”. А будущее наших “толстых” журналов все более ограничивается их славным прошлым. Когда эти две величины сольются, то часы действительно остановятся. Иных уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал…
Здесь не должно быть никаких иллюзий: все эти журналы в теперешнем виде издаются ради кормления редакций, а не для читателей, в явно избыточном количестве и скоро уйдут, исчезнут. Они давно перестали быть периодическими общественными изданиями, их микроскопическая подписка виртуальна, оплачена не нищим российским читателем, а Соросом. Авторитетный при С.В.Викулове журнал “Наш современник” потерял всякое общественное и литературное значение. Это касается и бывшего “Нового мира”, с отвоеванных Твардовским вершин любимого журнала “левой” шестидесятнической интеллигенции тихонько сползшего в постмодернистскую тусовку. То же с журналами “петербургскими” и провинциальными (что, впрочем, одно и то же): мы и не заметили, как под чутким руководством плодовитого критика С.Боровикова кое-как скончалась саратовская “Волга”.
Дело не только в бесконтрольном и неумелом использовании главными редакторами спонсорских денег и не в пресловутых дотациях, так настырно выклянчиваемых у тоталитарного государства, которое вовсе не обязано всех содержать и, уж во всяком случае, не будет подкармливать подлинную оппозицию духа. Печатающиеся в “толстых” журналах проза, поэзия, критика все больше становятся внутрилитературным, цеховым делом, давно уже перестали быть фактом общественной жизни. Нет журнала, нет и читателя. И наоборот.
Позволю себе маленькое сравнение, пусть и “хромающее”. Иду я недавно по Тверской и на дверях книжного магазина “Москва” вижу радостное объявление: у нас продаются сразу две новые книги Бориса Акунина. Это что - свидетельство нового расцвета нашей литературы? Нет, просто человек очень быстро стучит по компьютерной клавиатуре…То же и с журналами: выход очередного “Знамени” с невероятно актуальной статьей доброго спокойного критика Натальи Ивановой о Пастернаке или Цветаевой говорит не о взлете популярности “толстого” журнала (журналов), а о получении новой порции спонсорских денег. Впрочем, сворачиваю я с той же Тверской в Старопименовский переулок и в цокольном этаже великолепного “сталинского” дома № 9 вижу обширное евроотремонтированное помещение с таинственной вывеской “Общество с ограниченной ответственностью ЗНАМЯ”. Не журнал, не редакция, но буквы знакомые со времен Вадима Кожевникова, Саши Панкова и Юры Селезнева… Молодцы, значит, не все “проедают”… И сразу вспоминаю знакомого мне еще с его аспирантских годов фактического хозяина этой “ограниченной ответственности”, очень принципиального критика, известного в советские времена по директивным публикациям в “Литгазете” со скромной подписью “Литератор”. Но мы отвлеклись, хотя экономика влияет на литературу и критику по-прежнему.
Шукшин водил по бумаге раскаленным от горя и злобы пером не ради премии Букера... Его зато и читали не только живущие на Западе ушлые русскоязычные писатели и задумчивые американские профессоры. Теперь судьба российского литератора в "толстом" журнале решается двумя-тремя хитрыми денежными балбесами из Арканзаса, за чужим столом, на очередной "тусовке" одних и тех же "своих", под торопливое бряканье одноразовых тарелок и бокалов с дармовым дешевым шампанским. Один рвется к “Букеру”, а другой уже “забронзовел”, замахнулся на “Триумф”. Кипят писательские страсти, раскаляются сотовые телефоны влиятельных лиц, но читателя это абсолютно не интересует, он и не вспомнит завтра, где этот очередной лауреат, кто он такой, откуда взялся...
Вы скажете: так обстоит дело в "левых" журналах. Верно. Но и "правые" и “патриотические” ничем не лучше, там царят прежнее кулацкое хамство, подозрительность, крохоборство и весьма простодушное прикарманивание спонсорских денег, тяжелые "ндравы" купеческого лабаза, когда писателя и в пятьдесят лет таскают за волосья и нещадно учат шпандырем, как чеховского Ваньку Жукова.
Нужны не только "чистые" деньги (а таковых в России пока нет и не предвидится) и новые формы общения писателя с читателем в иную литературную эпоху, но и новые, незапятнанные люди, новые капитальные идеи, способные вернуть "толстому" журналу общественное значение. Надо снова, как во времена Николая Полевого и Белинского, просвещать, завоевывать отчаявшегося, всеми обманутого, загнанного в угол, обнищавшего читателя. Будет другой читатель. И его надо не виртуально создать, как советовал Набоков, а воспитать. Пусть он снова поверит в литературу, пусть она снова станет частью его духовной жизни. Если это смогут сделать пелевины, акунины и сорокины вкупе с приговыми - прекрасно. Первый им поклонюсь в ножки. Но верится в это с трудом… И все же новая подлинная литература явится. Тогда будут другие журналы, лучше меньше, да лучше. Эти - уже не нужны. Дело не в юрком, умеющем выклянчивать деньги "Знамени" или неуклюжей "Молодой гвардии" - умерла, отошла сама форма вместе с отработанным, омертвелым содержанием.
А что же читатель? Почему вдруг он отвернулся от литературы, почему угас интерес? "Переели" гласности, информации, диссидентско-эмигрантской литературы, истории? Дело даже не в понятной усталости от вечных обманов, политизированности и безденежья. Читатель наш не дурак, он понял, что его опять обманывают, "прокручивают" в разных ("левых", "правых" - какая разница?) формах очередной хитрый сценарий. Весь этот бесформенный, казалось бы, поток информации на самом деле умело управляем, дозирован. Кто-то решает, чем же читателя теперь кормить, и это часть общего мощного психологического нажима на людей.
Помню, на заре туманной гласности я простодушно затронул в предисловии запретную еще тему "М.Булгаков и Сталин", и меня сразу же вызвал литературный начальник, университетский знакомый, дружески предупредил: "Я только что из ЦК, был у... (последовало имя тертого красноносого хитреца из андроповской "команды", одной рукой дирижировавшего процессом Синявского и Даниэля, другой писавшего под диктовку шефа суконные статьи против "антиисторизма"), и он намекнул, что критика Сталина и разоблачение репрессий будут усиливаться, сними даже имя..." Эта линия мягкого дирижирования "сверху" архивными публикациями и “смелыми” разоблачениями продолжается, читатель это понял, увидел, что из старых расстрельных дел кто-то цинично сделал восемь тузов для политического картежа. Господа коммунисты, загримировавшись под “реформаторов” и “новых русских” (на самом деле это старые чекисты) и сидя на денежках партии (то есть на краденых у наших родителей и у нас в результате всех этих зверевско-павловско-гайдаровских “финансовых реформ”, якобы частных “Чар” и ловко устроенных дефолтов), играют в антикоммунизм, рынок и демократию с обманутым и обобранным ими в очередной раз народом... Было все это, уже было...
Ну а весь этот грязно хихикающий в родном парижском писсуаре кривобокий "андерграунд" и колченогий "пост-авангард", вся эта старая "левая" литературщина, скромные поделки из писательских столов для чтения друзьям на кухне, выдаваемые за новое слово, представляют собой прежний бунт на коленях. Это какой-то парад хитрых юродивых, городских сумасшедших и наглых попрошаек. Власть стала прикармливать новый удобный “соцреализм” ради его дикого геростратовского (все оплюют за зеленую бумажку) самолюбия и полного культурного беспамятства, и постмодернисты недальновидно (забыли, как кончили сотрудничавшие с этой властью и ее “органами” Маяковский, Мейерхольд и другие вожди “левого” авангарда) почувствовали себя на коне. Они всерьез полагают, что пришло их время, но всего лишь подбирают крохи с барского стола эпохи безвременья. При чем здесь читатель? Неужели вы думаете, что за номерами этих журналов кто-то будет записываться в длинные очереди, как в былые годы, кто-то будет их покупать? Будет покорно кушать отобранные непережеванные документы и тексты без критического осмысления и научных комментариев? Разве хоть кто-то сегодня с упоением или с негодованием читает всех этих холодных, головоногих писателей постмодерна? Разве им нужен читатель? Ведь они вполне могут таскаться по тусовкам и презентациям и без всякой рукописи…
Возникает простой, как грабли, вопрос: какова же в этом процессе роль литературной критики? Спешим порадовать “братьев”-писателей, они могут спать на лаврах и премиях спокойно и читать друг друга по кругу согласно купленным местам в прайс-листе Букера-Анитбукера. Критики сегодня практически нет, она не может жить без литературной среды, журнала и читателя. Подлинная критика - это отношение, острое личное мнение, высказывание претензий общества к литературе, беспощадно правдивое суждение о любом писателе любого направления и ранга, без групповщины и политиканства. Сколько же тяжелой злобы и мстительности она порождает... Нет литературы, нет и критики…
Ныне, как и раньше, никто из писателей не хочет знать реальной правды о себе и литературе. С пишущими людьми говорить бесполезно, вместо критики они культивируют истеричное политиканство и нежное оглаживание "своих". Распространен любимый писательский вопрос: "Ты меня уважаешь?" Конечно, нет, да и за что? Они будут диктовать мне темы... Почему я, литератор и ученый, должен с надрывом писать о штурме Белого Дома? Мне есть что сказать о своем деле, а в однообразных сценариях всех этих "путчей", написанных под копирку хватким свердловским доцентом-чекистом, участвовать не желаю... Чтобы ругать тех же постмодернистов, надо их читать, а этого я не буду делать ни при какой погоде - боюсь вкус испортить, сбить чутье, как говорят охотники… Так умрет любая критика. Пусть же она родится заново, вместе с литературой и журналистикой.
Что же касается соотношения критики и академического литературоведения, то на этот вопрос уже отвечено в моей давней книге "Дела человеческие" главой "Критика и литература". Но теперь ответ этот, конечно, устарел, явно недостаточен. Литературоведение, слава Богу, не такая уж наука, но оно стремится ею быть, старается привлечь все литературные факты, анализирует конкретные художественные произведения, стремится к объективности оценок. Это-то сейчас и вызывает взрывы эмоций и протестов, каковым критика может лишь завидовать. Раньше нам запрещали хвалить и даже упоминать некоторых писателей, ныне не позволяют оценивать их объективно, критиковать писателя.
Я ощутил это давление, когда опубликовал книгу о Михаиле Булгакове. На меня обиделись специалисты по Горькому, А.Н.Толстому, Маяковскому, а потом вдруг пришло сердитое письмо из Германии с обидами за нехорошую трактовку "Белой гвардии", нарушающую теперешнюю идиллию в немецко-украинских отношениях. Лучше бы пересчитали свои солдатские кресты на украинской земле... А после моего спокойного призыва (см. журнал "Форум", 1993, № 1) дать, наконец, объективную оценку уж очень обширного наследия писателя и философа П.А.Флоренского воспоследовали сердитое официальное письмо в редакцию и хождение целой семейной делегации с жалобами на меня к иерархам православной церкви. Почему же не к папскому нунцию или какому-нибудь аятолле? Американским славистам чрезвычайно не понравилась моя неюбилейная статья о Владимире Набокове, и они делают вид, что ее не существует, даже не включают в библиографии. Что это за подход к чужому аргументированному мнению? О какой серьезной науке (библиография ведь тоже наука) здесь может идти речь? Люди по-прежнему не переносят не нравящихся им реальных фактов, поэтому критике надо учиться у литературоведения тщательной, объективной подготовке любых своих мнений.
Каковы же возможные пути развития нашей литературы? Я могу говорить о ее современном состоянии только в стиле "сердитых заметок", прекрасно понимая, что это очень многим по разным причинам одинаково не понравится. Но таковы уж моя опасная профессия и трудный характер, который и есть судьба. Не хочу уподобляться американским "советологам" вроде политической амфибии Д.Саймса-Симеса или отпущенного после дачи нужных показаний на Запад А.Янова, которые говорят своим президентам только то, что те желают услышать (результаты этого прискорбного самообольщения все мы видели 11 сентября). Как я могу писать статью об очередном “романе”, если нет литературы как таковой? Процесс-то ушел… Настоящий критик рано или поздно скажет реальную правду, поэтому я считаю, что литература возродится не через надоевшее "покаяние" (я лично ни в чем каяться не собираюсь), а через прозрение, ну а это, согласитесь, и есть путь зрячей реальной критики всего и вся.
Теперешние дотации, премии, стипендии, гранты, зарубежные поездки литературных "челноков", очень смешное профессорство наших малограмотных писателей в американских университетах - все это плата за страх; Запад пока дает эти не очень большие деньги в великом испуге, не понимая, что же у нас происходит, желая получить объективную информацию, контролировать ситуацию, купить и воспитать свою карманную элиту. Все это иллюзия и пустая трата денег, уже было, известно, чем кончилось... Вся эта "коммерция" пролетит в трубу, ибо никакого рынка у нас нет и не будет, в том числе и в сфере культуры. Ну а коротичей пусть покупают хоть ящиками, раз уж им там в Арканзасе так нужны наши малограмотные "литературоведы в штатском"...
Культура наша в обозримом будущем останется на дотации, то есть останется тоталитарной. "Деятели культуры", сидевшие во всех президиумах и Западу абсолютно не нужные, давно это поняли, терлись в соответствующих приемных, унижались перед слабым и лукавым андроповским питомцем Горбачевым и его супругой, на ХIХ партконференции истерично призывали быстро перерождающийся правящий класс бояться собственного народа, потом, толкаясь и чавкая, кормились в закромах Черномырдина во время выборов 1996 года, почтительно завывали и кланялись на презентации очередной “книги” Ельцина, а теперь вертятся вокруг новых хозяев жизни с тем же выражением "дай, дай..." От их цинизма немеет ум... Никакой подлинной литературы на этом пути не возникнет, будет лишь привычное чесание пяток новым господам в старой обкомовской сауне, усталый телевизионный театр, дешевые хохмочки дежурных остряков, в очередной раз ставших людьми свиты.
Прежде чем придет новая литература, нужно воспитать в умело взбаламученном, запуганном и ослепленном обществе новое трезвое сознание, понимание происходящего, открыть людям, читателям глаза. Ибо мы по-прежнему рабы системы и продолжаем жить в страшноватом тоталитарном государстве, чьим гимном должна быть “Иванова ночь на Лысой горе” гениального алкоголика Модеста Мусоргского, а не оперно-мажорный бессловесный Глинка или бодро-официозный в своих маршевых ритмах и железобетонной лексике Александров. А бытие, как известно, определяет сознание, и в том числе литературу. Здесь много работы для добросовестной критики и честного литературоведения, не желающих быть слугами очень многих господ. И делать это надо уже сейчас, пока открыта отдушина гласности и не захлопнулся новый железный занавес, уже выкованный хитрой бесчеловечной номенклатурой на западные денежки из все той же крупповской стали.
