Светлана РЫБАКОВА. На святках

Рассказ

 

– Посмотри, какие звезды!

Лена, выйдя на паперть, запрокинула голову. Бездонное небо смотрело на нее прозрачно-синими глазами звезд. В мире царили покой и святое безмолвие рождественской ночи. Праздник в храме окончился колядками, радостные слова и мелодии все еще звучали в душе.

Лена с мамой, Ниной Сергеевной, немного постояли, полюбовались красотой Божьего мира, славящего Младенца Христа, и, вернувшись в земную реальность, неспешно отправились на остановку ловить такси.

А торжество продолжалось: природа ликовала. На белом покрове, лежащем на притихшей земле, то и дело вспыхивали серебристые искры. Морозец поскрипывал под каблуком Лениных сапог, и был он не колючий, а бодрящий. В довершение ночной сказки в черном куполе неба закружились светлые пушинки.

– Лена, снег пошел. Чудеса… Настоящая ночь Рождества, – как ребенок восхищалась Нина Сергеевна.

Но Лена, строгая и внимательная, несколько напряженно следила за пробегающими мимо такси, заполненными прихожанами. «Надо было машину у храма ловить, – размышляла она, – а то придется полтора километра топать».

Огромные пушистые снежинки садились на ее шубу, и девушка невольно залюбовалась: «Действительно красиво. Славят Бога небеса».

Мимо них прокатил блестящий черный автомобиль. Нина Сергеевна по инерции махнула рукой.

– Мама, нашла, кому дирижировать. Сейчас он возьмет и увезет тебя с собой...

Тут она в изумлении замолчала, потому что огромная машина вдруг резко затормозила и дала задний ход. Дверца распахнулась:

– Вы меня останавливали? – спросил водитель. – Мне так показалось.

– Да, – ответила обрадованная Нина Сергеевна. – Мы домой возвращаемся на Лесную улицу.

– Хорошо. Я вас довезу, нам по пути.

Мама села впереди. Лена дернула заднюю дверцу машины, и молча погрузилась в её лоно.

– Вы из храма? – опять поинтересовался водитель.

– Да. Посмотрите, как великолепна рождественская ночь! – радостно ответила Нина Сергеевна.

– А служба как хорошо прошла, – подхватил незнакомец. – Я тоже там был.

Пустынная ночная дорога показалась намного короче, чем дневная, забитая машинами. Мама с незнакомцем с интересом разговаривали о жизни в их приходе. А Лена удивлялась, глядя ему в спину, что еще бывают на свете простые люди. На перекрестке водитель вдруг спросил:

– Как лучше к вам проехать?

– Направо повернуть, потом обогнуть сквер, – объясняла Нина Сергеевна, – наш дом крайний с того конца.

– Надо же, мы, оказывается, соседи. Я с этой стороны, в начале сквера квартиру снимаю. Сам живу в Подмосковье, а здесь работаю, вот и поселился рядом.

Прощаясь, они пожелали друг другу радостных святок. От денег незнакомец, конечно же, отказался.

Какой славный человек встретился, даже расставаться с ним было жаль.

Машина тихо отъехала. Вдруг вспомнилось: когда настоятель храма попросил всех пожертвовать на лечение больной девочки, Лена поспешно считала, сколько надо оставить на такси, чтобы домой добраться. А Господь за малую лепту для несчастного человечка позаботился о них самих.

– Знаешь, – с сожалением сказала Нина Сергеевна, – мелькнула мысль, что надо его пригласить к нам, разговеться, да я так и не решилась.

– Что ты. Неудобно. Вдруг его ждут?

– Тогда он бы отказался, а я со спокойной душой домой пошла. А вдруг он один? Может, это жених тебе встретился?

– Опять?! – огорчено воскликнула Лена. – Что я вам плохого сделала, все время избавиться от меня хотите! – Слушая жалобы подруг на семейные невзгоды (радостью мало кто делится), девушка решила, что у нее жизнь гораздо спокойнее. Да и работа в театральном колледже (она преподавала зарубежную литературу) забирала много сил. Поэтому с замужеством не спешила.

– Боже сохрани, доченька. Просто уже твой возраст пришел, – оправдывалась Нина Сергеевна. Так хотелось внучка понянчить! И она подумала с облегчением: «Мы его в храме встретим».

– У меня замечательный возраст. И что бы сказал отец, если бы незнакомого гостя увидел?

– Ой, перестань, я тебя умоляю… Твой папа Петя такую невиданную красоту просопел в подушку.

Утром Лена проснулась в чудном настроении. Закончился пост, а с ним духовное напряжение, и наступил по-настоящему радостный праздник. У мирских такого не бывает, это Лена знала из собственного опыта жизни без Бога.

Она лежала и планировала первый святочный день.

Надо поздравить любимых друзей. Вероятно, все уже проснулись после ночной службы. А потом съездить к бабушке с дедушкой. Они сказали, что как всегда, назло санкциям, приготовили рождественского гуся и ждут в гости.

По традиции, днем на их кухне появилась соседка Катя со своими угощениями: холодцом, помидорчиками в сладком соку, солеными рыжиками собственного приготовления. Ее домочадцы к Рождеству относились теплохладно, и Катюша приходила праздновать с соседями. На столе красовалась прабабушкина скатёрка с розанами – ее стелили в особых случаях. На ней уже стояли тарелки, разеточки, букетик зимних хризантем и лежали салфетки. В центр внимания попал Леночкин новый кулинарный изыск: творожный пирог с персиками с шоколадно-глазурными завитушками сверху. Глава семейства, Петр Олегович, разлил дамам по бокалу шампанского.

– Мира и любви вашему теплому дому, – произнесла Катюша.

Бокалы шампанского ответили ей тихим эхом.

Женщины спели «Рождество Христово, Ангел прилетел…» Для праздника выучили:

«Он летел по небу, людям песню пел: “Вы люди, ликуйте, все днесь торжествуйте, Днесь Христово Рождество!»

Славно сидели, радовали друг друга. Затем дружные соседки увлеклись разговором о засолке помидор, и Лена ушла в свою комнату поздравлять друзей. Телефон у Лены не замолкал целый день. Приятно было услышать дорогие сердцу голоса: Екатеринбург, Петербург, Воронеж и далекие Салоники, Дюссельдорф, Гаага…

Однако Голландия вопреки святочным радостям потрясла Лену дикой историей из жизни цивилизованного Запада. Ее знакомая-филолог, обычно посвящающая Лену в тонкости европейской литературы, добрый отзывчивый человек, Любовь Васильевна рассказала о только что скончавшейся от пневмонии свекрови, матери покойного мужа.

– Она пролежала неделю в реанимации, и ей становилось то хуже, то лучше. И вдруг ее сыну, Винсену, предложили выбирать: либо мать переведут в обычную палату с минимальными услугами… Как сказали врачи, это предполагает долгую, мучительную смерть.

На что Лена заметила:

– Это не факт, все в руках Божиих.

– Либо, – продолжила Любовь Васильевна, – додержат в реанимации, но «облегчат страдания», как это у нас теперь называется. В общем, ускорят смерть… Винсен выбрал последнее. Всех родных пригласили к свекрови…

– Боже, вы присутствовали при этом?! – воскликнула Лена.

– Нас ни о чем не предупредили, – ответила Любовь Васильевна. – Позвонил Винсен и сказал: если хотите проститься с мамой, то приезжайте, она через два часа умрет. Мы с дочерью дорогой рассуждали, откуда он знает время смерти. Решили, что Винсен так сказал, чтобы мы поторопились…

Лена увидела в окне на пушистой от инея ветке снегиря. Его яркая багряная грудка светилась в лучах уходящего заката, а головка с черными глазами-бусинами вертелась в разные стороны. Живая елочная игрушка на бело-синей заснеженной березке. Девушка обрадовалась птице, на секунду вернувшей ее из кошмара человеческого бытия в естественную реальность. Откуда-то издали донесся голос Любви Васильевны.

– Уже при собравшихся врачи сократили кислород, подняли морфий, снотворное и еще что-то, и вскоре она скончалась у нас на глазах. Не скажу на руках: она лежала в проводах и проводках, и присутствующие все это время не сводили глаз с монитора. Если говорили, то обсуждали изменение его показателей...

Моя дочь рыдала, Винсен тоже не мог сдержать слез. Но те, внук и внучка, студенты-медики отнеслись, к такому «решению» как к данности. Внучка словно в оправдание сказала о Винсене: «Папу можно понять, он с воскресенья здесь, у него сил нет».

– Господи, помилуй… – прошептала Лена.

Снегирь улетел. Она посмотрела на небо и вспомнила, что в эту ночь Бог за мизерную помощь чужому ребенку послал им «лимузин»... Если бы этот Винсен решил ухаживать за своей матерью, неужто Бог бы его оставил?… И не боится ли этот Винсен, что дети поступят с ним так, как он их научил?

 – Вечером, – продолжила свой рассказ голландская знакомая, – мы говорили с моей подругой по храму, Ольгой, о том, что в наше время умереть своей смертью в больнице не дадут. Она там помогает, участвует в добровольных дежурствах…

– Это как? – поинтересовалась Лена.

– У нас есть такое народное служение – «фряйвиллихэрс». И вот тогда она все это наблюдает собственными глазами. Ольга вспомнила о приятельнице-гречанке: та молилась, чтобы умереть своей смертью. Бог взял ее из дома: вечером легла, а утром не проснулась. Все посчитали, что это великая милость.

Лена слушала, понимая, что человеку нужно выговориться, станет легче, и надо потерпеть. К тому же для нее эти безумные новости стали неприятным открытием.

Любовь Васильевна тяжело вздохнула и продолжила:

– Наши европейские врачи выслуживаются перед «медстраховками», а родственники экономят нервы и силы. Как-то уже вошло в сознание, что надо помогать умирать. Скажу больше: совсем недавно у нас решили, что если отчаявшийся человек попросит эвтаназию, то ему такую возможность предоставят.

– Это вместо того, чтобы помочь ему обрести смысл жизни и вернуться к нормальной жизни… Так, кажется, нацисты поступали, – заметила Лена. Одной рукой держа трубку телефона, она искала в комоде носки, у нее вдруг сильно замерзли ноги.

– Ощущение жутковатое. До чего дожили! – воскликнула русская голландка. – Так что сейчас, в святые дни, очень-очень хочется добра и света.

– Ваша свекровь ушла под самое Рождество, без вины виноватая, невинно убиенная. Бог же это видит. Давайте будем о ней молиться. Но как Европа могла докатиться до такого дикого язычества?

– У нас под это убийственное дело особую философию подвели. Эвтаназия «обернута» в картинку эстетики смерти: не надо портить «больничной койкой» свои воспоминания о красиво прожитой жизни. И давайте не обременять страховки, то бишь, именно «хорошему человеку» надо и об обществе подумать.

Лена ойкнула.

– Ага, – эхом отозвалась голландка и продолжила, – а родственникам предлагают рассуждать так: зачем «мучить» больного лечением? Это не делает его жизнь хорошей и приятной и обременяет «социум».

– Картинка с выставки… Господи, помилуй, – девушка пошла и легла в кровать, укрывшись одеялом.

– Да… Люди, сознательно идущие на эвтаназию, считают, что этим спасаются от мучений и заботятся об «общем благе». Все понимают, что лечение – это дорогое удовольствие. Людей приучили к мысли, что, если хочешь совершить благородный поступок – выбирай эвтаназию. Желаешь, чтобы твоя жизнь оставалась «качественной» – не мучься.

– Как же иначе? Без муки – жизнь скука, – вспомнила Лена.

– Жизнь – это молодость, успех, независимость, необремененность. А все остальное – существование и надо быть выше этого, – возразила Любовь Васильевна. – Представляешь, так у нас думают нормальные, то есть психически здоровые люди.

– Эти рассуждения, наверное, «нормальны», если не верить, что самоубийц ждут... вечные адские муки. Церковь таких… несчастных, даже не отпевает.

Голос Лены стал нервным, она продолжила на повышенных тонах.

– Болезнь нам нужна, чтобы мы остановились и подумали о жизни. А перед смертью – это примирение с Богом и ближними. Если перед уходом человеку даются страдания, значит, так он отдает свои долги и так спасается. Никто не имеет права перекраивать Божьи сроки, и лишать нас возможности с легкой душой перейти в небесную жизнь!

– Что ты, Леночка. У нас в Бога уже давно не верят. Если только пожилые. Я показывала своей старой соседке-протестантке крестный ход в России, и она плакала о том, что еще есть на свете люди, которые любят Христа.

– Без Него человек звереет. Наши «ГУЛАГи» – это дела именно атеистов. А в Европе по традиции процветает гуманизм… Помнится, Камю сказал: «Сегодняшние палачи – это гуманисты»?

– Из этого вытекла наша эвтаназия? – вопросом на вопрос ответила Любовь Васильевна.

Лены посмотрела на часы – пора было собираться к бабушке с дедушкой. И заговорила речитативом.

– Верующий никогда не закажет себе эвтаназию, так как знает: его жизнью командует Бог. Сколько раз случалось, что приговоренный к эвтаназии, приходил в себя и выздоравливал. Видела по ТВ европейскую историю, как врачи отключили от аппарата девушку, покалеченную в аварии, сказали, что она умерла. Уговорили мать на трансплантацию. А девушка вдруг пришла в себя, а потом совершенно поправилась. Они в суд на врачей подали.

Лена на секунду перевела дух и продолжила с новой силой.

– Люди сопротивляются этому беспределу. В Америке один человек не поверил в смерть сына и с оружием в руках защищал его от врачей, решивших, что тот уже ушел. Три часа отец, направив на врачей пистолет, умолял сына проснуться – доказать всем, что он еще жив. И... чудо случилось. Молодой человек, официально признанный мертвым, на глазах у всех трижды сжал руку отца. Видя это, врачи признали, что были не правы, пообещав его спасать. Тогда отец сдался полиции. Его приговорили к одиннадцати месяцам тюрьмы, но зато сын пришел в себя и полностью восстановился.

– Все это очень волнительно, но только стариков, к сожалению, никто спасать не будет, – вздохнула голландка.

– Вы в отчаянии, дорогая Любовь Васильевна… – волновалась Лена.

– Да, наверное. Но говорить нашим людям о Боге, кажется, уже бесполезно. Они найдут, что ответить, – печально сказала она.

– Уверенна, что добрые люди есть везде, – возразила девушка.

– Кто же спорит, – ответила голландка.

Лена одевалась в ускоренном темпе и думала: «Вот, пожалуйста… – Новый костюм сидел превосходно, но она этого не замечала, взволнованно размышляя. – Голландия, зачинщица реформации, – сейчас одна из самых атеистических стран Европы. Дореформировались! – Она машинально застегнула красивые бусы – мамин подарок. – Теперь воочию видно, к чему идет атеизм. Блез Паскаль выиграл пари: лучше в Бога верить, если не хочешь осатанеть!»

Пока Петр Олегович прогревал их машину, Лена с мамой решили пройтись по дорожкам сквера.

– Это он! – всплеснула руками Нина Сергеевна.

За деревьями, у подъезда пятиэтажного дома стояла большая черная машина, к ней подошел высокий человек. Нина Сергеевна быстро направилась в ту сторону и громко обратилась в его спину.

– Здравствуйте, дорогой наш ночной незнакомец. Мы не знаем, как вас зовут.

Человек удивленно обернулся на ее приветливый голос.

– Добрый вечер… Александр. А?! Это вы! – обрадовался он, узнав ночных пассажирок. – Со святыми дням. Вот в храм собрался на вечерню.

Лена медленно и нерешительно стала приближаться к маме.

– А мы едем родителей поздравлять. Это моя дочь, – Нина Сергеевна стала действовать решительно. – Подойди сюда, дорогая, что ты там встала?

– Это – Александр, – мама вдохновенно руководила историей их жизни. – Это Елена. – Молодой человек помахал ей рукой.

– А меня зовут Нина Сергеевна. Будем знакомы.

Она еще хотела что-то сказать, но тут Петр Олегович начал подавать нетерпеливые сигналы.

– Это наш папа, – огорчено вздохнула Нина Сергеевна. – Всегда он такой. – Однако вновь заулыбалась. – Мы не прощаемся, Александр. Говорим: до свидания… Если вам станет скучно – милости просим в гости. Телефон… – Она быстро чиркнула цифры на магазинном чеке, стремительно подошла к предмету своего внимания, и широко улыбаясь, вручила бумажку.

– Благодарю. С удовольствием, – ответил молодой человек. Вдруг он как-то особенно приветливо взглянул на Лену, поклонился и сел за руль.

Вечером, в гостях у дедули с бабулей девушка смотрела на них с грустью. Хотя, слава Богу, они были в добром здравии и бодром духе.

Дедушка, Олег Викторович, седой, с удивительно прямой осанкой, чем-то похожий на старого волка, шутил, и все смеялись.

А своей бабушкой, Надеждой Петровной, Лена всегда любовалась, слушая ее правильную размеренную речь. Всю жизнь бабушка преподавала в институте и сейчас по привычке говорила, словно читала лекцию. Лена по ее стопам пошла в педагоги.

Надежда Петровна собралась подать к столу рождественского гуся, при этом вздохнула, что не всякий пенсионер может себе такое позволить.

– А между тем, – сказала она, – есть пятая заповедь «Почитай отца твоего и мать твою». Дорогие мои, это касается не только семьи, но и государства, обязанного заботиться о своих незащищенных гражданах. Забыли: почитай старших, чтобы тебе было хорошо на земле, и продлились дни твоей жизни…

– Да, – подхватил дедушка, – продлись, продлись очарованье. Молодежь сейчас заявляет: «Мы не будем жить хорошо, пока эти совки не вымрут». Хотя именно «совки» все, что вокруг, построили, за счет этого и сейчас живем.

– Ты, отец, хватил про «совков-то». Я такого не слыхал, – добродушно возразил Петр Олегович.

– Что вы, дорогие мои, хотите от молодежи, если государство, – продолжила свою мысль Надежда Петровна, – эту заповедь упорно нарушает. Такие пенсии, как у нас – это не милосердно. – Лена растерянно посмотрела на бабушку: она ведь не слышала разговора с Голландией... – В Москве, конечно, старики еще как-то живут, но по рассказам подруг я знаю, что в глубинке, особенно одинокие, едва выживают. – Она от волнения провела рукой по волосам, поправляя прическу. – С одной стороны, у Бога всего через край, Он всех озолотить может, но нам это не полезно: испортимся, судя по олигархам.

– Вот-вот... – взволновано прервала ее Лена, затараторив. – Сытость рождает бездуховность. На Западе живут хорошо, а все равно к психологам бегают успокаиваться. И самоубийц хватает, и «дурки» у них заполнены. – Про эвтаназию она умолчала, чтобы в радостный день не пугать родных.

– Деточка, на Западе без Христа с ума сошли, – перебила жестко Надежда Петровна, удивлено глядя на внучку. – А нашему народу жить хорошо никто Свыше не запрещал. Но мы ведь, дорогие мои, грешим… и не только оставленные старики, тут и не убий – аборты, не прелюбодействуй, не воруй… Именно поэтому живем скудно и невесело.

Надежда Петровна взмахнула рукой, словно хормейстер, но заговорила более спокойно.

– Однако мне сердце подсказывает, что слезы обездоленных стариков взывают к небу. – Она тяжело вздохнула, стало понятно, что бабушка много об этом думала и теперь решила поделиться своим невеселыми мыслями. – Люди всю жизнь работали на благо государства, а оно оставило их в бедности. Но я думаю, если государство позаботится о стариках, то Бог позаботится о государстве. Надо, дорогие мои, с Ним, – она подняла указательный палец вверх, – отношения наладить, тогда и остальное устроится. Почему у нас одни монастыри процветают? Да там люди под Богом ходят, и не вкалывают без смысла, а любовью служат ближним. Поэтому всем у монахов хорошо, дорогие мои. И у нас в стране жизнь при таком повороте, наверняка, улучшится, молодежь перестанет на Запад бежать, и за хорошими пенсиями тоже: кому хочется бедствовать в старости?

«Кто до нее дотянет. Тамошним старикам тоже долго жить не дают», – подумала Лена.

 – Мама мия, началось, – крякнул с досады Петр Олегович, – зачем нам в такой день политика?!

– Петя, деточка, это не политика и даже не экономика, – разволновалась Надежда Петровна. – Слово «кризис» в переводе с греческого означает «суд», а Николай Сербский пишет – «Суд Божий»…

– Ну, до этого еще далеко, успокойся, мамусик. Сегодня у нас праздник! Где же наш рождественский гусик? – Папа Петя решил перевести тему разговора в другое русло.

Дедушка, когда начался серьезный разговор, замолчал, строго глядя на собеседников, но в прения не вступал.

– Это ты, дорогой, потому такой равнодушный к судьбе человека, что о Боге знать не хочешь, – вставила свое слово Нина Сергеевна.

– Я тебе про что говорю, умница? Про гуся рож–дест–вен–ско–го. А ты вдруг заявляешь: не помнишь, знать не хочешь. А я желаю настоящего Рождества, как обещали. Все с чего-то начинают: я вот с гуся!

– Да, дорогие мои, мы позабыли о празднике, Петя прав. Несу обещанное угощение, – вздохнув, согласилась Надежда Петровна.

В возникшей паузе Нина Сергеевна вдруг торжественно заявила.

– Сегодня ночью мы познакомились с женихом Лены.

Папа Петя посмотрел на нее вопросительно, а дедушка громко закричал.

– Ура-а!.. Шампа-а-анского-о-о!

– Только затылок, да шапку до бровей и видела. – Лена коротко хохотнула.

– Не переживай, я все разглядела. Говорю тебе: хороший.

За рождественским ужином дедушка, лакомясь гусем, нахваливал супругу:

– Какая ты у меня мастерица вкусно готовить. Хозяйка – золото!

Тут он поднял бокал вина:

– Петя, приедешь домой, мы с тобой по телефону выпьем… Всем нам желаю побольше радости в нагрянувшем году, а Елене быстрее выйти замуж! Даешь правнука! Однако нас с бабулей, смотри, не забывай!

За столом еще больше оживились.

– Мать, ты не слышала? – обратился он к супруге. – У Еленки Прекрасной жених – загляденье: и брови, и шапка что надо.

– Ой! – обмерла Надежда Петровна. – А я ничего не знала. Леночка, поздравляю, моя хорошая. Что же ты его не пригласила?!

– Вопросы к маме, – фыркнула внучка.

– Сейчас я все объясню... – засмеялась Нина Сергеевна.

К концу вечера повеселевшие родные Ленину свадьбу обсуждали как дело уже давно решенное.

У самой же девушки от встреч и разговоров первого святочного дня голова пошла кругом: «Жених вдруг объявился?..» Однако, поддавшись общему воодушевлению, она уже не раздражалась заботам ближних о ее личной жизни. Но Лену сильно огорчил рассказ голландской знакомой, и мысли о бедных стариках не давали покоя.

Она вдруг для себя открыла, что пожилые люди везде, и у нас и «там» живут трудно, и стало их жалко до слез. «Забыли, что не за горами, когда сами станем такими же?» – думала она.

Перед сном Лена молилась: «Господи, спаси и сохрани стариков и детей их... Прости нас полоумных. Если бы они только о Тебе знали, то не делали бы этого зла и не страдали... Если бы они опомнились…. – Лена заплакала от жалости к несчастным людям. И чем больше она плакала, тем легче становилось на душе, даже показалось, что радость будет. – Помоги нам прийти в себя... Светом Твоего познания просвети, и к тихой безмятежной жизни приведи… Пожалуйста, Господи, ну сделай нам эти святые дни мирными и радостными... Мы хотим быть с Тобой».

В окно в проем между не задернутыми шторами лился тихий свет звезды, так напоминавшей Вифлеемскую.

На илл.: Ольга Карелина. Рождество

Tags: 
Project: 
Год выпуска: 
2021
Выпуск: 
1