Анатолий ЩЕЛКУНОВ. Зубной врач Вера

Рассказ моего болгарского друга

В юности я в составе болгарского молодёжного отряда работал в Сибири на ударной комсомольской стройке – строительстве лесопромышленного комплекса в городе Усть-Илимске. Этот город возник в бескрайней сибирской тайге. В нём ещё не было всей необходимой для комфортной жизни инфраструктуры. У меня неожиданно разболелся зуб. Ну, хоть на стену лезь или вешайся. Ни водка, ни коньяк не помогали. Даже пробовал одеколоном заглушить боль. Всё напрасно. Друзья надоумили меня срочно выехать в Братск, а оттуда на кукурузнике в Иркутск. Путь этот был мне хорошо знаком. Я уже второй год учился заочно в Иркутском политехническом институте.

Прибыв в столицу Восточной Сибири, разместился в гостинице. Дело было в воскресенье. Все поликлиники в городе оказались закрыты. В рецепции гостиницы мне подсказали обратиться в дежурную стоматологию. К моему счастью, она находилась недалеко от гостиницы. Побежал туда.

На улице прохожие, заметив мой очумелый вид, спешили уклониться, чтобы не столкнуться с несущимся, как болид, чудаком. Наконец увидел желанную вывеску поликлиники. Вбежал и обрадовался, что там – ни одного пациента.

– Прошу вас, помогите мне, – взмолился я почти со слезами, обращаясь к женщине в белом халате, которая записывала посетителей.

По скривившейся от боли физиономии она сразу поняла причину моего появления, записала в журнал информацию обо мне и сказала:

– Проходите в шестой кабинет, стоматолог Вера вам поможет.

И с улыбкой добавила:

– Она у нас настоящая кудесница. Особенно для мужчин.

С быстротой молнии я оказался у кабинета. Открыв дверь, я остолбенел... Передо мной была прелестная девушка чарующей славянской красоты. Я на секунду даже забыл о своей боли. И заколебался: входить или нет. Мне стало стыдно. Не хотелось выглядеть перед ней ничтожным страдальцем. Она озарила меня своими голубыми, как наше Чёрное море в ясный летний день, глазами, в которых я уловил сложное выражение лукавой доброты и насмешливое равнодушие одновременно. Чары этого взгляда прожгли меня насквозь. Улыбнувшись, она проговорила:

– Ну, что же вы замешкались? Проходите. Я вижу, что у вас невыносимо болят зубы.

Её любезность и сладкий, как мёд, голос придали мне куража. Я решительно вошёл в кабинет. Продолжая мило улыбаться, Вера указала на зубоврачебное кресло со словами:

– Устраивайтесь в кресле поудобнее. Сейчас я избавлю вас от мучений.

Пока я укладывался в кресло, она, записав мои данные, придвинулась ко мне на своём вращающемся стульчике. От близости молодого, полного обаятельного эротизма тела меня обдало жаром. В ней было столько милой простоты, истинной женственности, искушения и подкупающей прелести, что я уже не думал о боли, а боролся с тем, чтобы скрыть от неё своё неуместное возбуждение. Выяснив, из каких зарубежных далей я оказался перед её ясными очами и причину моих мучений, Вера подобно тому, как матери успокаивают беспричинно капризных детей, сказала:

– Ничего страшного. Сейчас я вам сделаю укол, и боль исчезнет.

Уколов я всегда боялся до смерти. И на этот раз, собрав всю свою волю в кулак, с ужасом ждал экзекуции. Тем более, что укол приходился в десну. Но к своему удивлению, я даже не почувствовал, как она это сделала.

– Поистине, вы кудесница, – проговорил я обрадованно, и чтобы пояснить эту фразу, продолжил, – так вас назвала женщина в регистрации.

 Вера с нежной улыбкой встретила похвалу и быстро написала что-то на бумажке.

– Пройдите в девятый кабинет,– протянула она мне бумажку. – Вам сделают рентгеновский снимок зуба. И с ним придёте ко мне.

Боль уже исчезла. После рентгена я со снимком направился к врачу.

С вожделением я думал о том, что через несколько минут от близости её тела, от которого исходила дурманящая энергетика, вновь испытаю пьянящее наслаждение. Уже не с боязнью, а с предвкушением блаженства ложился я на стоматологическое кресло, пока Вера рассматривала снимок.

–У вас гнойное воспаление под зубом,– произнесла она приговор. – Что будем делать? Удалять зуб и лечить воспаление? Его также можно просверлить, а затем попытаться снять воспаление?

– Не хотелось бы терять зуб и несколько недель, пока не вставлю протез, ходить, как после драки. Уж лучше потерплю, – поспешил я с ответом. – Сверлите...

А у самого всё тело задеревенело от страха перед бормашиной, находящейся слева от меня. С детства, как чёрт ладана, боюсь этой машины. Вера провела необходимую подготовку. Я, не отрывая глаз, наблюдал за ней. Каждое её движение приятными волнами отзывалось во мне.

– Вы не беспокойтесь, – посмотрела она на меня сияющими улыбкой глазами. – Укол действует в течение нескольких часов. Вам не будет больно.

Она попросила раскрыть рот, вложила ватные тампоны за обе щеки и объяснила, какими должны быть мои действия, когда она будет сверлить больной зуб. Поскольку я лежал в кресле, а не сидел в нём и боль от укола прошла, то почувствовав вблизи себя ее тело, я уже боролся с соблазном обнять её. Это испытание оказалось пострашнее боли. Весь арсенал моих моральных сил и принципов испытывал сильнейшее напряжение. Хотя, признаться, я дошёл до крайней степени насилия над собой, но, тем не менее, самообладания всё-таки не потерял. Наверное, другой человек на моём месте и с моими ощущениями уже давно повёл бы себя с той непринуждённостью и свободной откровенности, которые стали своеобразным поветрием и чуть ли не нормой в поведении современной молодёжи.

Два противоположных желания боролись во мне. Одному хотелось, чтобы эти мгновения длились, как можно дольше. Другое, напротив, было за скорейшее окончание этой операции. Почему? Да, потому что во мне росли опасения, что не выдержу соблазна, сорвутся все мои волевые тормоза и я, позабыв всё на свете, со страстью привлеку врача к себе.

 Вдруг в моём воображении возник образ отца Сергия из одноименной повести Льва Толстого, который чтобы перебороть свою плотскую похоть, отрубил себе палец. Я как раз недавно по совету своего институтского преподавателя прочитал повесть. Это подействовало на меня отрезвляющее.

Вот она волшебная сила искусства!

Вспоминая теперь об этом, я благодарю Бога, что Он помог мне тогда не впасть в соблазн чувственного бесстыдства и не сорваться.

Операция оказалась непростой. Хотя бормашина в её руках не доставляла мне болезненных ощущений, но в какие-то моменты мне казалось, что всё моё тело вибрирует вместе со сверлом. Просверлив зуб насквозь, Вера тончайшим “шомполом” удалила гной, продезинфицировала воспаление и специальным составом закрыла канал. Я сразу почувствовал облегчение. Уже хотелось шутить в надежде на то, что мои шутки найдут положительный отклик у кудесницы-врача.

– Вы не просто Вера, – многозначительно проговорил я, избавившись от остатков скопившейся во рту слюны, и вытерев салфеткой рот. – Вы ещё и моя Надежда...

Она улыбалась, подавая рецепт на лекарство, пожелала мне окончательного выздоровления, предупредив, что в течение нескольких часов нежелательно принимать пищу. Мне и платить за приём у зубного врача и проведённую операцию ничего не надо было: медицина в ту пору в Советском Союзе и у нас в Болгарии была бесплатной.

– А немножечко коньячку выпить можно?– игриво спросил я.

– Можно, – по-прежнему с улыбкой ответила она.

– А можно мне в знак благодарности пригласить вас после работы в ресторан? – Мне очень хотелось бы, – добавил я, набравшись смелости, – чтобы моя Вера и Надежда превратилась в Любовь.

– А вот этого нельзя, – уже серьёзно ответила она.

Поблагодарив её ещё раз, я направился в гостиницу. По пути мне пришла в голову шальная мысль: “Почему бы не взять привезённую на всякий случай бутылку нашего болгарского коньяка “Солнечный берег”, купить коробку конфет и вновь не появиться перед моей спасительницей?”

Этот солнечный напиток в ту пору был хорошо известен в СССР. Особую популярность он приобрёл в Иркутске с тех пор, как наш отряд стал работать на севере Иркутской области. О нас писала областная пресса чуть ли не каждый месяц. Думаю, Вера тоже хорошо знала о болгарских добровольцах, работающих в Усть-Илимске. По моему загару, который не часто встречался среди сибиряков, и темным волосам она сразу догадалась, что я один из них.

Не привык я отступать перед трудностями. Задуманный план принёс мне успех. Моё появление с подарками растопило сердце сибирячки. В её улыбке появились уже не жалость к страдальцу, а нечто, похожее на признательность и любопытство. От этого она становилась ещё более очаровательной и привлекательной.

В тот раз она отказалась отужинать со мной. На следующий день я должен был возвращаться на работу. Не мог я подвести своих сотоварищей. На каждом из нас были свои обязанности. За прогул командир нашего отряда Стефан строго бы спросил с меня. А то, не приведи, Господи, и отчислил бы из отряда. Всех, кто учился заочно, Стефан всегда отпускал на сессию. Пришлось бы мне в случае отчисления с позором возвращаться на родину.

Что тогда растопило сердце прелестной сибирячки, я до сих пор не пойму. Неожиданно я получил её согласие встретиться во время моей очередной институтской сессии. Теперь я точно знал, что в следующий мой приезд в этот сибирский город непременно буду лечить свои зубы в той же стоматологической поликлинике и в том же кабинете. Даже если зубы у меня болеть не будут.

Вряд ли кто может представить себе, с каким нетерпением я ждал вызова на экзамены. Наверное, так ждут бургасские и варненские морячки своих мужей-моряков, ушедших в плавание. Прибыв во время зимней сессии в Иркутск, я первым делом побежал не в институт, а в зубоврачебный кабинет к Вере. Сгорая от нетерпения, я ждал, когда её покинет очередной пациент. Увидев меня, она была удивлена.

– Неужели у вас вновь заболели зубы? – изумилась она.

Я от удовольствия расплылся в улыбке.

– Нет, Вера! Меня одолела другая болезнь, – загадочно проговорил я.

С любопытство она наблюдала за тем, как я вынимаю из сумки приготовленные для неё подарки: болгарские кремы, розовое масло, различные духи и мыло с эмблемами знаменитой Розовой долины, наше вино и сладости.

– Я приехал на сессию. Сейчас пойду в институт. Узнаю расписание занятий и экзаменов. И мне очень хотелось бы, Вера, чтобы сегодня вы мне не отказали и подарили вечер. Я приглашаю вас отужинать со мной.

– Ну, хорошо, Вылчо, сегодня я поужинаю с вами, – наконец прозвучало её согласие, словно любимая музыка для меня.

Этот вечер мне запомнился на всю жизнь. Я пришёл за Верой минут за двадцать до окончания её смены. Ресторан находился неподалёку. К сорокаградусным сибирским морозам я уже привык. К тому же, идя с ней рядом, мне казалось, что я нахожусь не в далёком от моей родины Иркутске, а шагаю по летнему пляжу Золотых песков. Сердце моё готово было выпрыгнуть из груди от переполнявших меня чувств. Дублёнка была нараспашку. Вера то и дело просила меня застегнуться, чтобы я не простудился. Но я продолжал храбриться перед ней.

– Ну что вы, Вера, – залихватски, с преувеличенной горячностью отвечал я, – во мне сейчас столько энергии, что ею можно осветить весь город!

Как будто это происходило вчера. Я и сейчас отчётливо слышу скрип снега под ногами. От мороза в вечернем воздухе был плотный туман, едва пробиваемый светом фонарей. Хорошо, что не было ветра. Иначе бы люди на открытом воздухе за несколько минут отморозили носы и щёки. Зал ресторана встретил нас песней популярного в те времена Валерия Ободзинского “Эти глаза напротив”.

– Будто специально для нас исполняется песня,– восторженно говорил я Вере, когда официант провожал нас к столику.

Мне очень хотелось перед ней продемонстрировать своё кавалерство. Поэтому я попросил её выбрать в меню всё, что она пожелает. Мы на стройке зарабатывали хорошо. Ресторанные цены тогда для нас, работавших в Усть-Илимске, были просто смешными. Я поэтому поселился не в общежитии института, а в гостинице. Так мне ближе было до Вериной поликлиники.

В рабочий день в зале ресторана только два-три столика были заняты. Поэтому нас обслуживали быстро. Музыканты оркестра, не получая заказов посетителей, демонстративно отставляли инструменты и тихо разговаривали между собой. Это позволило нам с Верой спокойно поговорить, не напрягая своих голосовых связок. Я рассказывал о себе, о Болгарии, о родном городе Варне. От неё узнал, что она не замужем. Живёт вместе с мамой, которой уже около восьмидесяти лет. Музыкальная пауза мне показалась слишком затянувшейся. Понимая, что музыканты хорошо знакомы с репертуаром Ободзинского, я заказал песню “Что-то случилось”. Вера поблагодарила меня за этот выбор. До конца вечера по моему заказу (я продолжал кавалерствовать) она услышала ещё песни “Карнавал” и “Всё сбудется”.

В этот вечер мне определённо везло. Только мы вышли из гостиницы, к подъезду подошла машина такси, прибывшая из аэропорта. Повезло и водителю такси. Кроме нас он вряд ли нашёл бы себе пассажиров в поздний час и при жутком морозе. Вера жила довольно далеко от центра: на берегу реки Иркут, впадающей в Ангару, которая делит город на две неравные части.

Развлекая свою даму, я по дороге успел порисоваться перед ней и познакомить её с болгарскими песнями, которые тихо напевал, пытаясь, как бы случайно, когда машина подпрыгивала на кочках, коснуться губами Вериного уха, выглядывавшего из-под меховой шапки. Мои приятели и знакомые убеждали меня, что я неплохо пел. Может быть, это показалось и Вере. Во всяком случае, она отнюдь не возражала против моего баритонального тенора. Когда мы подъехали к дому, в котором она жила, Вера предупредила, чтобы я возвращался на той же машине. Другой в это время было не найти. А автобусы ходили очень редко. Можно было и замёрзнуть.

Если бы при расставании она не взяла с меня слова, что в следующий раз мы встретимся только после сдачи мною экзаменов, то сессию я, точно, бы завалил.

Так зубная боль переросла в мою Веру, Надежду и Любовь.

Наши встречи продолжались до окончания мной института. Когда отряд приступил к сборам на родину, я отпросился у Стефана, чтобы выехать в Иркутск и убедить Веру выйти за меня замуж. Но здесь меня ждала засада. Оказалось, что накануне Верина мама сломала шейку бедра и была прикована к постели. Кроме Веры некому было ухаживать за ней. Она соглашалась с замужеством, но при условии, что я останусь в Иркутске.

Но для меня это было невозможно. Мои родители были в таком возрасте и в таком состоянии здоровья, что я в любой момент мог бы их лишиться. Я один был для них и поддержка и опора. Наступили мучительные минуты нашего прощания. Меня утешили уверения Веры, что она прилетит в Болгарию сразу же, как только её мама встанет на ноги. Мы поклялись регулярно писать друг другу и при ближайшей возможности соединить свои судьбы, если Верина мама поправится, и Вера сможет забрать её с собой в Болгарию.

Первое время мы действительно почти ежемесячно писали друг другу. Но, как справедливо гласит наша болгарская пословица: “Человек предполагает, а Бог располагает”. Видимо, Ему было угодно, чтобы наши пути разошлись. Сказать по совести, в этом я виноват. Как-то, закрутившись по работе и с головой уйдя в политические баталии, развернувшиеся у нас после советской перестройки, я своевременно не ответил на Верино письмо. Затем из-за кризиса я потерял работу. Тогда мне пришлось задуматься: “Как без работы, без денег я буду содержать большую семью?”

С мечтой о счастливой жизни с прелестной сибирячкой мне пришлось распрощаться навсегда. Постепенно, скрепя сердце, я смирился со своей горькой участью.

***

С тех пор минуло пятнадцать лет. Однажды я приехал на встречу с моим приятелем-софиянцем, который отдыхал на Золотых песках в отеле “Палм бич”. Мы расположились с ним за барным столиком на открытой веранде у бассейна. Этот отель славится свои комфортом и учтивостью персонала. Он находится вблизи переливающейся золотым цветом береговой линии.

– Ты хорошо устроился, – одобрил я выбор приятеля.

– Я здесь уже третий год отдыхаю. И мне этот отель очень нравится. Пляж рядом. Обслуживание и кухня прекрасные. Многие гости стали его завсегдатаями. Это создаёт приятный микроклимат. При любой погоде здесь хорошо. Если вдруг возникнет шторм, то любители морской воды могут предаваться блаженству купания в открытом или закрытом бассейнах гостиницы. Здесь так хорошо отдыхать и набираться новых сил... Между прочим, в этом отеле много постояльцев из любимой тобой России ...

Потягивая пенистое шуменское пиво, мы вели с приятелем неспешный разговор о непрекращающихся проблемах в политике и экономике. Мне до сих пор не приходилось знать мужчин одного со мной возраста, которые бы при встрече не пускались в жаркие дебаты на эти темы. Благо, что современные политики в разных странах своими умелыми действиями дают бесчисленные поводы для таких дискуссий и вносят в сознание и души людей возмущение и разлад. Если посторонний человек послушает такую беседу и приводимые спорящими сторонами аргументы, то он непременно придёт к убеждению, что именно этих спорщиков и нужно было назначить взамен действующих политиков.

 Хотя, следует признать, что их соображения, как правило, отличаются друг от друга примерно так, как гора Мусала от Золотых песков на Чёрном море. Нельзя не отметить также, что мысли, которые они высказывают, являются не своими, а чужими, вычитанными из столь же противоречивых статей прессы или твитов. Особенно часто при этом они прибегают к раздражающим слух нормального человека пагубным обольщениям чужеродными идеями о свободе личности, демократии и тому подобных не существующих нигде на земле общественных благах. Всё это похоже на нескончаемую игру в серьёзную жизнь по заранее составленным кем-то проекту и программе.

Вдруг я остолбенел.

– Что с тобою, Вылчо? – испугался мой приятель. – На тебе лица нет? Может быть это солнечный удар? Или пиво на тебя так подействовало?

Несколько секунд я не мог прийти в себя. Затем проговорил почти по слогам, ещё не справившись с волнением:

– Видишь, дама вышла из отеля с мальчиком и направляется к шезлонгам у бассейна?

– Я сразу заметил эту красивую блондинку, но не терять же голову из-за неё так, как ты. При такой впечатлительности, – продолжил он, усмехаясь, – тебя может хватить инсульт или инфаркт.

– Всё не так просто, – ответил я, продолжая наблюдать за дамой.

Во мне боролось сомнение: говорить или нет приятелю о том, что мне привиделось. Наконец, я не выдержал и признался.

– Мне показалось, что красивая блондинка, на которую мы с тобой обратили внимание, это Вера. О ней я тебе рассказывал не раз.

Теперь у приятеля глаза начали вылезать из орбит, в которых я прочёл недоумение и искреннее сожаление в мой адрес.

– Если это так, Вылчо, ты полный козёл! Извини, конечно, меня за грубость. Но надо действительно быть козлом, чтобы потерять по своей глупости такую женщину.

Он ещё долго распространялся на эту тему, удивляясь в основном тому, что такой, в общем-то рациональный и не глупый человек, каким он меня знал, мог допустить непростительный поступок и навсегда потерять такое сокровище и тем самым фактически испортить свою жизнь, не испив до конца счастливого напитка.

– Подожди, не спеши сравнивать меня с этим милым животным. Мы можем его обидеть. Оно, как оказалось, все-таки интеллектом превосходит меня.

– Ты должен сейчас же подойти к ней и убедиться в том, она это или нет, – решительно заявил приятель.

– Во-первых, я пока ещё от потрясения не могу прийти в себя, – был мой ответ. – Во-вторых, если это она, я могу скомпрометировать её перед мальчиком. Наверняка она со своим сыном.

– Ты прав. Надо подумать, как это сделать, чтобы ей не навредить.

– Я подожду, когда мальчик будет плавать в бассейне, а она продолжит загорать. Вот тогда подойду и поинтересуюсь, не Верой ли ей зовут.

– Да, теперь ты меня убедил, что сравнялся интеллектом с милым животным, которое с бородой и рогами.

Мы помолчали. И вдруг он меня огорошил:

– Вылчо, я присмотрелся к мальчугану. Он на тебя похож.

– Да хватит разыгрывать, – бросил я ему.

– Ничего я не разыгрываю. Ты присмотрись к нему внимательней и вспомни себя в его возрасте.

Это был удар в печень. А правильнее сказать – в самое моё сердце.

– Хотя его лицо светлее, чем у тебя. Но чертами он похож на тебя. Да и волосы такие же чёрные...

Это окончательно ошеломило меня и повергло в состояние ступора. Я почти потерял дар речи. Руки мои дрожали, по телу пробегали мурашки.

– Не может быть... – силой выдавил я из себя.

– Ну что ты прикидываешься святошей?! – не унимался приятель.

– Да, ничего я не прикидываюсь. Она бы мне обязательно написала...

– Ты женщин не знаешь, Вылчо. Они бывают очень гордые и независимые.

– Так что же мне теперь делать? – невольно вырвалось у меня в полном отчаянии.

Я выглядел растерянным, голос дрожал, виновато-болезненная улыбка не могла не растопить даже каменное сердце.

– Я думаю так, – пришел на помощь приятель. – Если мальчуган будет в бассейне, ты подойди к ней, и прямо спроси, Вера это или ты ошибся. Если ошибся, то извинишься.

– А если она скажет, что Вера, – я даже похолодел от этой мысли, – что я тогда ей скажу: “Извини, дорогая, меня подлеца, за мою измену?!

– Ты всё усложняешь, Вылчо. Ведь прошло много лет с момента вашего расставания. У каждого сложилась своя жизнь.

Он ещё что-то говорил, пытаясь меня успокоить. Ему было больно смотреть на мой жалкий, съёжившийся вид. А в моей голове разгорался пожар. “Боже Мой! – сжигала меня мысль, – если это действительно Вера, а мальчик – мой сын, что мне делать тогда?! Пасть перед ней на колени? Вымаливать прощение? Покончить с собой на её глазах?

Отпив залпом полкружки пива, я сказал:

– Пусть будет что будет! Решено! Я дождусь, когда она останется одна, тогда подойду к ней.

– А можно сделать так, – проявил инициативу приятель, – мы сидим с тобой здесь, пока она с сыном загорает, а когда они пойдут в свой номер, я пройду следом до рецепции и спрошу у сотрудницы её имя и фамилию. Если наши догадки подтвердятся, то мы с тобой попросим эту сотрудницу позвонить в номер Веры и сказать, что её просят спуститься вниз. Ясно, что она придёт одна. Таким образом, ты избежишь её компрометации в глазах сына.

– Ты – гений! – оценил я его предложение.

Мне приходилось многократно следовать советам тех людей, которые были намного опытнее меня и в каких-то конкретных делах разбирались лучше, чем я. И всякий раз убеждался, что поступал правильно.

У меня словно камень свалился с плеч. Мы даже выпили за его идею. Она, в самом деле, оказалась толковой. Трудновато было только дождаться, когда эта дама с мальчиком насладятся нашим ласковым солнцем и черноморской водой. Каждый раз, когда женщина, похожая на Веру, входила в воду и выходила из неё, я пожирал её глазами. Заметил я и восторженные взгляды своего приятеля. Ничего удивительного в этом не было. Её обворожительная фигура почти не изменилась. Разве что стала чуточку полнее. Но это только прибавило ей зрелого обаяния.

В рецепции нам подтвердили, что даму зовут Верой. Однако фамилия была другой, не той, которую я знал.

– Ничего, – ободрил меня приятель. – Значит: она вышла замуж.

Мы пару минут с ним посовещались. И он всё-таки убедил меня попросить сотрудницу рецепции пригласить Веру спуститься вниз.

Несколько минут ожидания были для меня настоящей пыткой. В эти мгновения томительного ожидания, как никогда прежде, я осознал, какими жалкими и ничтожными казались мне прежние тревоги и стремления, каким ничтожным был я сам, не сумев воспользоваться счастьем, подаренным мне судьбой. Никогда прежде моя совесть не испытывала такого напряжения. Глубоко потрясённый вспыхнувшим вновь сознанием своей вины, много лет саднящим мою душу, я не мог усидеть на диване в холле. Вскачу, постою на дрожащих ногах несколько секунд и снова сажусь. Приятель, понимая деликатность ситуации, вышел погулять.

Наконец, двери лифта открылись, и Вера, выходя из него, заметила меня. Мне трудно описать её реакцию. По выражению её глаз я понял, что для неё это был настоящий шок. На моём лице застыла неестественная, натянутая и одновременно испуганная улыбка. Секунду мы стояли в немом изумлении, глядя друг другу в глаза. Заметив моё крайнее смущение, она первой справилась со своими чувствами и, подойдя ко мне, тихо сказала:

– Здравствуй, Вылчо... Как тебе удалось найти меня?

– Здравствуй, Вера, – произнёс я потерянным голосом. – Это сама судьба нашла нас...

– Не-е-ет! – возразила она уже ровным, столь милым мне голосом. – Как раз судьба-то нас и развела.

– Давай присядем, – указал я на барный столик, – поговорим, – и тут же спросил:

– Что тебе заказать? Может быть, как в былые времена, немножечко коньячку?

– На твой выбор, – ответила она.

И мне показалась, что в её интонации прозвучало лёгкое равнодушие.

– Я узнал, что у тебя другая фамилия. Ты замужем?

– Да, – спокойно подтвердила Вера. – Примерно через год, как ты не ответил на моё письмо, мой коллега, его зовут Валерий, сделал мне предложение. И вскоре мы поженились. Через полгода я похоронила маму. Она так и не оправилась после своей злополучной травмы.

– Ты сейчас отдыхаешь вместе с мужем? – решил я сразу расставить все точки над i.

– Нет, Валера остался дома. Мы работаем с ним в частной клинике, – уточнила она, – её владелец отпустил в отпуск только одного из нас. Валера уступил первенство мне.

Она помолчала. Я заметил её внутреннее колебание. Затем также спокойно, как будто вела разговор о чём-то обыденном, сказала:

– Я здесь с сыном...

Я понял, что теперь она расставила все точки над i.

– Мы приехали неделю назад. Через неделю возвращаемся.

– А сколько лет твоему сыну? – не удержался я от вопроса.

Мои слова вызвали неожиданную реакцию у неё. Она вспыхнула, её лицо, не успевшее загореть, побагровело. В глазах появилась тревога. Она помолчала. Через мгновение, выговаривая чётко каждое слово, произнесла:

– Вылчо, зачем тебе это знать... Расскажи лучше, как ты живёшь? Женат ли ты? Есть ли у тебя дети? Чем занимаешься в нынешних непростых обстоятельствах?

Теперь мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Справившись с волнением, я сказал, что занимаюсь виноградарством и производством вина.

– В крупные бизнесмены я пока не вышел. Но производство потихоньку развивается. У меня тоже есть семья. Две дочери, которые учатся в младших классах. Жена Милена помогает мне с бухгалтерией.

Мы помолчали.

– Вера, позволь мне оплатить твоё пребывание с сыном в этом отеле? – вдруг осенила меня мысль. – Это будет моя тебе благодарность, хотя и мизерная, за те счастливые и незабываемые мгновения, которыми ты меня одарила в Сибири.

Она смутилась и стала отказываться. Но я взял её руку в свои и, глядя в её покорившие меня много лет назад глаза, стал упрашивать, чтобы она дала мне этот малюсенький шанс, который хотя бы частично примирит мои чувства. В конце концов, она согласилась. Но категорически отклонила моё предложение показать ей и сыну, которого звали Витя, красоты Болгарии.

– Нам не надо больше встречаться, Вылчо, – сказала она, вложив в эти слова столько убедительной силы и искренности, что мне оставалось только согласиться с ней.

– Ты пойми меня правильно. Мне бы тоже хотелось с тобой пообщаться. Но как я объясню Валерию твоё внимание к нам с Витей, если сын случайно в разговоре с отцом обмолвится об этом?!

Сколь ни трудно было мне принять её аргументы и расстаться с ней, на это раз окончательно, я пересилил себя, чтобы не дать повода хоть чем-то осложнить её семейную жизнь.

На следующий день я оставил для неё в рецепции набор традиционных болгарских подарков. В том числе и коллекцию вин собственного производства. А сотрудников гостиницы попросил сказать Вере, что это якобы своеобразный комплимент от руководства отеля десятитысячному гостю.

Так я потерял навсегда свою Веру, Надежду и Любовь.

А приобрёл непреходящую, словно глубоко засевшую занозу, боль в разбитом сердце...

На илл.:   Художник Лидия Эммет