Анна ФЕДОРОВА. "Что делать?" и "Кто виноват?". : Ответы на вечные вопросы Игоря Аверьяна и Петра Проскурина. (2002)
Недавно прочитала я два романа. “Число зверя” покойного Петра Проскурина (М., Армада, 1999) и "Тень Титана" неизвестного мне прежде автора Игоря Аверьяна (журнал “Москва”, № 8-9 за 2001 год). Чтение, скажу прямо, не было насильственно-обременительным, каковым все чаще становится современная литература; напротив, произведения эти легко захватывают внимание читателя и держат, не отпуская, до самой последней страницы. Невольно возникает вопрос: а что дальше?; и ответ на него мы ищем в других произведениях пленившего нас автора...
Но Петр Проскурин ничего нового для нас уже не напишет. Случайно я попала на гражданскую панихиду в ЦДЛ и, признаться, была поражена речью Юрия Бондарева, которую он произнес у гроба Проскурина. Нынешний образ писателя, создаваемый электронными СМИ, малосимпатичен обычному человеку. В сознании сразу всплывает неприятный, режущий голосок Эдварда Радзинского, его кривая улыбка злодея; чтобы он ни говорил, я не могу вслушаться в его речь - почему-то вместо Эдварда Радзинского мне постоянно чудится Борис Моисеев, голубой и манерный певец. Это один образ телеписателя. Другой постоянный обитатель голубого экрана, Виктор Ерофеев, говорит, кажется, всё, что приходит ему в голову, не фильтруя, и бедность мысли его весьма наглядна. Ещё в сознании запечатлелась Александра Маринина, курящая, с устрашающим маникюром, что-то вещающая о “Зеркале” Тарковского - с таким же успехом доярка молочно-товарной фермы могла бы рассуждать про особенности устройства атомного реактора... И вот, в ЦэДээЛе я впервые вижу и слышу Юрия Бондарева. Возможно, мои впечатления смешны для литераторов старшего поколения, но в данном случае я обращаюсь даже не к писательской, а к читательской молодежи: Юрий Бондарев, оказывается, один из умнейших людей нашего времени! Речь его стройна, глубока, чиста и определенна. Точно так же меня поразило и еще одно слово прощания с Проскуриным - поэта Валентина Сорокина. Эмоциональность, точность, и - красота! Разве можно внешность, ясность, четкость Сорокина сравнивать со скрипучими рассуждениями Радзинского?! Но каждое правительство имеет то телевидение, которое оно заслуживает...
Так вот, Бондарев очень тепло отозвался о романе Петра Проскурина “Число зверя”. Я кинулась в “Библио-глобус”, книжный магазин, где “всё есть”. “Проскурина нет уж года четыре”, - поведала мне продавщица. Я двинулась по другим книжным местам, и, в лавке Литинститута, обрела-таки заветный (последний!) экземпляр.
Едучи в метро, раскрыла книжку на середине, попала на любовную сцену Леонида Ильича Брежнева и актрисы Академического театра Ксении Дубовицкой и оторваться уже не смогла. Так я прочитала этот роман - с середины до конца, и с начала - до середины.
Нужно сказать, что это было первое моё серьезное знакомство с писателем (чтение “Судьбы” в подростковом возрасте - не в счет). Признаться, я была поражена. Проскурин - писатель весьма хороший, и, возможно, не до конца оцененный нашей критикой, в том числе и “почвеннической”. Может быть, кинопопулярность сыграла с ним злую шутку - киношные образы “Судьбы” (фильм, на мой взгляд, очень хороший), заслонили своей наглядной яркостью, зрелищностью литературные образы романа. Подобные вещи происходили и с Шукшиным. Киноповесть его “Калина красная” совершенно нечитаема - в сознании постоянно всплывает фильм с одноименным названием; и динамизмом, превосходной актерской и операторской работой легко затмевает литературный первоисточник... Но рассказы Василия Шукшина, не “переложенные” в кино, читаются живо, обладают самостоятельной образностью и несомненными художественными достоинствами... Фильм Сергея Бондарчука по “Войне и миру” не смог в массовом сознании затмить оригинал по нескольким причинам. Во-первых, кинопросмотру предшествовала школьная штудия несколькими поколениями толстовской эпопеи, и литературные образы уже жили в нашем сознании; их сравнивали с киношными, и, превосходно зная текст, находили их неполными; а, во-вторых, фильм смог взять лишь несколько сюжетных линий из масштабного и многомысленного романа…
Но вернемся к предмету нашего разговора. По роману “Число зверя” мы можем видеть какую литературу и каких писателей мы потеряли. Петр Проскурин - литератор старой школы и её принципам он не изменил до конца жизни (в отличие от, допустим, Виктора Астафьева, чьи последние рассказы - это вам не “Пастушка и пастух”!). Школу эту отличало благородство письма, изложения; стремление к гармонии, к глубокому осмыслению мира, жизни, человека… Рамки “социдеологии”, “соцреализма”, конечно, сковывали художников; но у честных писателей всегда, при любом строе и правительстве была возможность спасти свой дар. Эта возможность - обращение к судьбам России и своего народа… И вот грянули другие, бесцензурные времена, времена свободы и соблазнов - продать свой дар подороже. Сиюминутное - телеслава или вечное - причастность к судьбе народа?! Петр Проскурин, как показывает его роман “Число зверя”, выбрал последнее…
Я не буду пересказывать это весьма захватывающее произведение, просто от души посоветую всем, кто любит литературу, прочитать роман. Ведь посоветовала же мне знакомая писательница, чьим мнением я дорожу, прочитать Игоря Аверьяна в “Москве” и я, скажу честно, с пользой провела время, познакомившись с новым самобытным художником.
У нас наступило такое бедное время (вот вам и колбасное изобилие капитализма!), что каждому дельному мужчине в литературе радуешься как большому (государственного масштаба) событию. Особенно, если мужчина - романист. Роман - жанр сложный, требующий эпического “дыхания”, эпических возможностей в самом писателе, а, главное, готовности проживать “эпическое время” в жизни. Роман требует романного, неторопливого времяписания, которое ныне могут позволить себе либо богатые (“демократические”) писатели, либо очень талантливые, убежденные люди, коих вперед ведет призвание. К последним, кажется, мы можем отнести и Игоря Аверьяна.
Роман “Тень Титана” с подзаголовком “Хроника последних времен (1959-2000)” энергичен, полнокровен, современен и многослоен. Он открывает нам писателя самобытного, образованного, несомненно русского, думающего; в его произведении при всём легкочтивности нет панибратства, которым иногда грешит Александр Сегень; нудной (и ненужной!) тяжеловесности Олега Павлова; языковой небрежности Алексея Варламова; грязноватого натурализма Вячеслава Дёгтева; в общем, это совершенно особенный, упорный, состоявшийся писатель. Аверьян по-хорошему захватывающ (взявши в руки роман, уже не отложишь его на “потом”), он особенно притягателен для читателя, перекормленного так называемой “филологической” прозой. (К слову сказать, “филологичностью” страдают не только “западники”, но и “славянофилы”. Так, романы Владимира Личутина - это ужасающий, скучнейший “филологизм”, сравнимый с каким-нибудь букеровским Шишкиным. Я еще не встречала читателя, который бы осилил личутинский “Раскол” (хотя людей, прочитавших с упоением “Петра I” А. Толстого, перевидала во множестве). Спрашивается, если в качестве образца русской прозы нам навязывают такую сыромятину, не лучше ли неискушенному читателю погрузиться в какого-нибудь русскоязычного Веллера? А “филологизмы” Александра Проханова - ведь словечка не может просто молвить; всё с каким-то “сверхобразом”! Из всех филологистов-почвенников наиболее удобочитаемый, пожалуй, Владимир Гусев. Но вряд ли и сам Гусев всерьез относится к своим “Дневникам”.)
Однако, я отвлеклась. Роман Аверьяна интересен для меня тем, что ещё и ещё раз подтверждает очевидные истины. Хороший писатель не будет вставать в позу и кричать: “Я - постмодернист!” или “Я - новый реалист!”, но среди “быдла”, “населения”, “электората” он ухитрится обнаружить народ и напишет для него так, чтобы этот самый народ укрепился в мысли: человеческое в себе нужно сохранять и преумножать в любых обстоятельствах. Писатели, ученые, философы, художники, вышедшие из народа (неважно, какого из какого сословия), не они ли своими деяниями должны упрочивать, утверждать этот тезис?
Признаться, я с умыслом объединила в одном обзоре двух авторов - Проскурина и Аверьяна. Оба художника исследуют последние десятилетия советской эпохи, касаясь и мутных постперестроечных 90-х; оба писателя поставили перед собой серьезную задачу - понять, почему рухнул СССР, объяснить себе и другим (художественными средствами!) ошибки нашего пути и, по возможности, исправить то, что можно. Конечно, для Проскурина “Число зверя” - книга итоговая; а для Аверьяна “Тень Титана” роман, скорее всего, “разгонный”; да и писатели эти разных поколений, социального опыта. Но в переломные моменты у истинно народных писателей (т.е. у тех, кто в своих произведениях отражают корневые, главные движения народных чаяний) мысли и темы будут сходными. У антинародных (как правило, обладателей нынешних Госпремий), естественно, тоже…
У Проскурина в круге главных действующих лиц: актриса Дубовицкая, Брежнев, певица Зыбкина, Сергей Романович - “благородный разбойник”, Андропов, Суслов, историк Игнатов, отец Арсений - провидец; на периферии романа возникнут Сталин, Берия; великий князь Александр и Машенька Планк (это из века XIX-го)… Впрочем, ощущения политизированности роман, при такой насыщенности знаковыми фигурами, не вызывает. Проскурин “отомстил” кино и телевидению - опираясь на “раскрученные” в массовом сознании образы, он сумел киношную их суть сделать более тонкой, литературной, глубокой и облагороженной. Не буду пересказывать весьма любопытные и во многом спорные мысли и наблюдения писателя, сопровождающие эти образы, чтобы не испортить читателям сладость открытия книги.
Круг главных действующих лиц романа Игоря Аверьяна несколько “заземлен” по сравнению с “Числом зверя”, но всё же достаточно высок для “обычного” повествования. Тут и Са-ев, член Политбюро, и Новиков из ЦК КПСС (впоследствии представитель в ООН от СССР), и техническая интеллигенция первых-вторых эшелонов - работники “Титана”, нашей зарубежной фирмы, где производились и отправлялись на экспорт стратегические сырьевые “полуфабрикаты”; и интеллигенция творческая - жена главного героя Татьяна Егоровна Лопухина сначала журналистка центральной газеты, после - известная и успешная писательница… Я уже говорила о захватывающей любовной сцене у Проскурина (Брежнев и актриса Дубовицкая); у Аверьяна Татьяна Егоровна вынуждена была (добровольно!) принести себя в жертву члену Политбюро Са-еву, чтобы карьерные дела её мужа сдвинулись с точки безысходности… Роман Проскурина, конечно, более метафоричен; роман Аверьяна более реалистичен; но он, этот наш много раз обиженный писателями реализм, не рождает у Аверьяна ощущения грязи, пошлости; романисту счастливо удалось бежать цинизма в самые тяжелые моменты своего повествования. И в то же время автор ненавязчиво, без дидактизма, умеет зародить у читателя чувство отвращения к циникам вроде Са-ева. “Человечек…[Са-ев] громко поцеловал у неё [Лопухиной] руки, одну и другую, присасываясь к коже горячими, мокрыми губками, как будто пробуя её на вкус”. Тьфу, да и только! А впрочем, намного ли лучше была так называемая “интеллигенция”? Жалкое чувство оставляют и провинциал, “вышедший в люди”, Лопухин, и диссиденствующий Паша Голодец, и “активист” Витюня Варенцов… Сильные национальные типы в романе отсутствуют, а все же в произведении не возникает нравственной неразберихи. Это значит, что у самого автора есть четкие критерии добра и зла, хорошего и плохого. И если бы в основу Титана - СССР был заложен национально-нравственный фундамент, разве осталась бы от Титана лишь тень, исказившая, исковеркавшая многие человеческие судьбы?! Герои романа, думающие над вопросом “Что делать?”, решают его так:
- Это вечный русский вопрос. Не ре-, а э-волюция, и именно в моральной сфере. Нравственность - основа всего, а не экономика. От безнравственности все беды человечества. И экономика неэффективна от безнравственности управляющих и работников. Надо бить в одну точку: в моральное несовершенство основ нашего жизнеустройства.
А Петр Проскурин, рассуждая о грядущем крушении Титана - СССР, говорит устами историка Нила Степановича Игнатова: “Завтра ведь будут хоронить не маразматического старика[имеется в виду кончина Брежнева], давно уже пережившего самого себя и выжившего из ума, - нет, нет…завтра завершается неповторимо светлое время, неудавшийся поиск человеческого гения…Именно потому, что они, эти верховные жрецы, отринули приоритет и главенство русского начала в этом глобальном поиске, всё и должно было завершиться разгромом и хаосом. Ничего уже, никакие перемены не помогут и не спасут, - судный день близок, завтрашние похороны - лишь мрачная прелюдия русской гибели…”
Проскурин в своих выводах более определенен, Аверьян - более пластичен… Мой обзор произведений, которые произвели на меня сильное впечатление в ушедшем году, движется к концу. Признаться, я немного завидую читателям, которые впервые откроют художественный мир названных мною произведений. Он, этот мир, намного лучше и добрее того, что нас окружает. Но это - не фабрика грез. Для такого мира хочется жить. Этот мир не оглупляет, не обманывает, не унижает; напротив, он заставляет думать, будит фантазию и воображение. Да, умная книга живет долго в нашем сердце. И потому настоящая литература - неистребима! Умные писатели и хорошие книги - наше спасение от бед настоящего, это еще один “кирпичик” в тот самый национально-нравственный фундамент, который “сильные мира сего” не устают разрушать вновь и вновь… Но настоящий художник вольно или невольно создает спасающую нас реальность. Не менее надежную и значимую, чем, допустим, бомбоубежище. И потому мы говорим: спасибо писателям ушедшим. И потому мы с надеждой приветствуем писателей восходящих. Кто, если не они?!
январь 2002,
г. Сергиев Посад
