Ашат КОДЗОЕВА. Сердце, созданное петь
Перевод с ингушского Валерия ЛАТЫНИНА
Таргим*
Не сон ли ты, Таргим? Тогда я буду спать!
От красоты твоей мне хочется вздохнуть.
Оградой наших душ тебе века стоять,
Биение сердец в свою вмещая грудь!
Стремятся ингуши к тебе со всех краёв,
Чтоб голос праотцов им ветры донесли.
Подвластно ли словам величие твоё?!
Дано ли описать красу святой земли?!
___
*Древний город с башнями.
Писать на ингушском языке
На нашем языке писать –
Как строить башни из камней,
И ствол чинары очищать,
Колдуя топором над ней.
На камне острым долотом
Сюжет затейливый являть,
И в свете солнца золотом
Росинки пота проливать.
То как сверкающий кинжал,
То как живительный родник,
То как расплавленный металл –
Таков у ингушей язык.
Вайнахам в радости, в беде
Служил язык из рода в род.
Слова, как воины, везде
Хранили доблестный народ.
Язык границы наши спас,
Не дал нам забрести в тупик
И сделал ингушами нас!
Таков у ингушей язык!
Уходит время
Уходит время. Множатся морщинки.
От испытаний сердцу всё больней.
Познанья жизни с привкусом горчинки,
Когда ты изгнан с родины своей.
Уходит время. Уступаешь место,
Свои надежды людям молодым,
Сад, где стоят деревья, как невесты,
Зелёный луг…Всё оставляешь им.
Я пёрышко в саду том отыскала,
Оно скользило тихо по ветвям,
Перо не птичье, а с крыла Икара…
Как горестно не долететь к мечтам!
Поёт Крис Ри
Тюль, отодвинув, у окна стоишь,
А мысли сами, не спросив, приходят.
На струны сердца нажимает тишь,
Кружат снежинки в белом хороводе.
И крупные, и мелкие парят,
И белой нитью сердце прошивают,
Как будто бы завлечь к себе хотят:
«Смотри, у нас здесь красота какая!»
Вдруг ястреб пролетел сквозь снегопад.
Что из гнезда в полёт погнало птицу?
И от него не отрываешь взгляд,
Пока он в пелене не растворится.
Звучит гитара и поёт Крис Ри*.
Бликует свет и пляшет на обоях.
Тишь за окном, спокойствие внутри.
Пой долго, Крис! Мы выстоим с тобою!
___
*Крис Ри – популярный британский певец и автор песен, перенёсший тяжёлую онкологическую операцию и вернувшийся на эстраду.
Ночь – передышка
Все спят вокруг, умаявшись от дел.
Закончились ночные передачи.
И ты всё переделал, что хотел,
Что день ушедший в планах обозначил.
Но сна всё нет.
Вперяя в стену взгляд,
Сидишь на стуле, будто ждёшь чего-то.
И час, и два, и три часа подряд
Минутами швыряешься в болото.
Как слабо греет комнату очаг,
В нём огоньки едва-едва мерцают.
Свет лампы отражается в глазах,
Они же ничего не выражают.
Куда хотел идти, закрыли путь,
Куда не хочешь, гнать пинками станут…
И самому уже не повернуть,
Как зверь лесной, ты угодил в капканы.
Ночь – передышка, небольшой привал,
Чтоб зализать пораненную лапу,
А лишь рассвет затеплится едва,
Ползти вперёд без стонов по этапу.
Казалось – впереди маячил свет,
Но он завёл в треклятое болото!
И средств для выхода отсюда нет,
И глупо клясть за этот путь кого-то.
Сцепляя буквы, цепь ты собирал,
А прок каков от этакой забавы?
Ты смысла жизни так и не познал –
Кто вёл тебя Всевышний иль лукавый?!
Петляешь в лабиринте, тёмен он.
Судьба как будто над тобой смеётся.
Нащупал дверь, а жизнь прошла, как сон…
От снов нам ничего не остаётся.
Лорс
День всё сильнее к вечеру клонится,
В распадках гор становится темно.
Седой туман над речкою клубится,
В нём солнце проступает, как пятно.
Дым от костра, да треск сосновых веток,
Да бурка – на охапке полынка…
Свернувшись псом, уснул бродяга-ветер.
Шумит в ущелье горная река.
Мой верный конь пасётся тихо рядом.
Здесь у костра – мой кочевой приют.
Я отодвинут миром, как преграда,
Меня нигде у очага не ждут.
Как лист, слетевший с дерева, блуждаю.
Но жить без воли не хотел бы я.
В золе мои надежды угасают,
Чтоб были дом свой и своя семья.
Прицельно в тура из ружья стреляю,
Смотрю с любовью на полёт орла…
Так день за днём в походе коротаю,
Часть жизни неприкаянно прошла.
Сыщу ль себе хотя б когда-то крышу?
Родителей давно на свете нет.
Горянка, что любил я, замуж вышла.
Кто будет ждать бродягу много лет?
Быть может, я совсем не безупречен,
Но только честь и совесть не терял,
Не унижал людей, их дух калеча,
И над собой смеяться не давал.
Я заповедь вайнахов почитаю,
Что «Кант без яхьа лучше пусть умрёт!»
Мне по душе была мораль такая,
Которой раньше следовал народ.
Теперь меня выслеживают власти
И кровники отыскивают след.
Как день прожить и ночью не пропасть мне –
Иных забот сегодня больше нет.
Кинжал под сердцем или же оковы –
Такой всегда мерещится конец!
Мне дерево сегодня служит кровом
И я под ним – не временный жилец.
Я мир лесной порою наблюдаю,
Забыв о том, что загнан сам сюда,
Смотрю, как лисы по ночам блуждают,
Как волки воют, как бредут стада.
Ручьи в горах мне жажду утоляют,
А скалы стерегут мой чуткий сон,
И кажется, что молча изучают,
Взирая на меня со всех сторон.
Когда глаза в последний раз закрою,
Они и «Ясин» надо мной прочтут…
Но вижу я не их порой ночною,
А как с любимой рядышком иду;
Как с радостью отцу я помогаю;
Как обнимаю с нежным чувством мать…
Глаза в слезах умильных открываю
И не могу, где нахожусь, понять.
…Хрустит травой мой конь неподалёку.
Туман в лесу. Бежит, шумит река.
Винтовка верная лежит под боком
И свет луны пронзает облака.
___
Лорс Аджиев – участник Первой мировой войны, воевал в Дикой дивизии. После возвращения с войны смертельно ранил в драке на кинжалах своего обидчика, и сам тоже был ранен в руку. Скрывался в горах и пропал без вести, видимо, убили кровники.
Кант – богатырь в ингушском фольклоре, подобный Илье Муромцу.
Яхь – состязательность в благородстве.
«Ясин» - Сура из Корана, которую читают над умершим.
Судьба
День рассыпал привычные мне звуки
Над той пещерой, где скрывалась я.
До яблок не дотягивались руки –
Они дразнились высоко в ветвях.
А на меня в укрытии убогом
Смотрел орёл с безоблачных высот:
«Суму, беглянка, собери в дорогу,
Далёкий путь тебя, к несчастью, ждёт!»
Взметнулось пламя близкого пожара,
Дым свет дневной в предгорье заволок.
А горлица петь песни продолжала
И голос жизни надо мной не смолк.
Что я возьму в неблизкий путь с собою?
Помимо боли, нечего мне взять.
Оставить в сердце этот день с войною
И дом, где годы прежние горят?
Замолкла птица счастья, улетела,
Порхнула у меня над головой.
От горя я как будто онемела,
Вдыхая дым отечества густой.
А праздник жизни без меня вершился
И эхом звон метался между скал.
Дым прошлой жизни надо мной клубился
И путь судьбы у ног моих лежал.
Сердце, созданное петь
Недостаточно только пера и бумаги,
Чтоб слова со страницы сумели взлететь.
Всё впустую – желанье, уменье, отвага,
Если сердце твоё не захочет запеть.
Струны сердца рождают заветные звуки.
Сокровенными мыслями сердце затронь,
И родится строка, и запросится в руки,
Пережившая многих певуний гармонь.*
Ты склонись над гармонью, прислушайся к сердцу,
А потом потихоньку меха потяни
И по кнопкам пройдись…И крылатое скерцо
Новой песни взметнётся, как в небо огни.
Эта песня из сердца на свет появилась
И тебе растворила для пенья уста,
А в словах этой песни судьба поместилась,
Все страданья твои, и любовь, и мечта…
Так ингушские девушки миру являли
Песни сердца, что пели в горах под гармонь,
Этим песням все тайны души доверяли
И играли искусно с далёких времён.
Загорается в сердце священное пламя,
Чтоб поведать, чего в этой жизни хочу.
Мне гармонь раскрывает уста перед вами…
И тогда я пишу, зажигая свечу.
___
*У ингушей был обычай дарить бабушкину гармонь старшей внучке по материнской линии.
На илл.: Художник Айшат Даурбекова