Ирина УШАКОВА. Поколение, крестившееся огнём
8 февраля – день памяти фронтового поэта Николая Майорова
Осмыслить трагедию судьбы человека, исторического периода, в который он жил, невозможно, не заглянув в дымящуюся бездну минувшего. Но всмотреться в неё надо так, чтобы не озлобиться, духовно не повредиться, а наоборот – укрепиться. Тогда осмысление этой трагедии поможет нам жить дальше.
О поэте Николае Майорове рассказывать горько. Жизнь его была всего 22 года. Как вспышка зарницы. Нет уже и той деревни, где он родился 20 мая 1919 г. в Сызранском уезде Симбирской губернии, в семье рабочих. А вообще семья Николая Петровича Майорова – Владимирские. В голодный 1918-й пришлось помыкаться на заработках в Симбирской губернии, а в 1919-м вернулись в родное Павликово Гусевского уезда Владимирской области. Потом дальше – в поисках лучшей доли – переехали в Иваново, где и прошли отрочество и ранняя юность Николая. Как бы не было тяжело в молодой советской республике, а семью из пяти сыновей эти русские крестьяне подняли. Просто представьте, как русский мужик ходит по деревням, ставит избы, плотничает. И жена всюду с ним – рожает детей. Получится ли у современных молодых людей сегодня так любить жизнь? Не знаю. Четверо сыновей Майоровых уйдут на фронт, двое погибнут…
В ивановской школе № 26, где учился Коля Майоров, спешу заметить, при ненавистном режиме было литобъединение и драмкружок, и учительница литературы, которая приметила талант мальчишки. Будет это всё в современной электронной школе?..
В 1937 г. сын плотника Коля Майоров поступил в МГУ на исторический факультет, а с 1939-го одновременно учился в Литературном институте им. А.М. Горького. Занимался в литературном семинаре Павла Антокольского. Какое у парня могло быть будущее!
Из автобиографии, написанной 4 сентября 1938 года при поступлении в Литературный институт: «Подаю заявление о принятии в Ваш институт, ибо хочу одновременно с историческим образованием получить литературное. Все более и более убеждаюсь, что хороший историк должен быть и литератором и – наоборот. Кроме того, очень люблю литературу и, несмотря на трудность работы в двух институтах, очень желал бы являться студентом Вашего института. Вот уже несколько лет я пишу стихи, имею несколько прозаических опытов. Стихи печатал в университетской многотиражке. В "Вечерней Москве" была помещена моя статья о профессоре нашего университета Т.Н. Грановском...».
Первые поэтические публикации Николая Майорова действительно вышли в газете «Московский университет». К сожалению, две поэмы, написанные им в 1939 и 1940 гг., не сохранились, как и чемодан рукописей, кому-то оставленный Николаем на хранение перед уходом на фронт.
Стихи Николая Майорова ещё 1937 – 1940 гг. проникнуты пронзительным предчувствием скорой гибели:
Когда умру, ты отошли
письмо моей последней тётке,
зипун нестираный, обмотки
и горсть той северной земли,
в которой я усну навеки…
Это 1937 год. Ни о какой войне ещё не слышно. Но это же – про Ржевско-Вяземский котёл, про битву за Москву, про смоленские бои, в которых Николай погибнет в 42-м!..
Мы все уставы знаем наизусть.
Что гибель нам? Мы даже смерти выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждём приказа нового…
1940
А страна пока живёт комсомольскими стройками, переустройством мира, переделом земли.
<…>
Мы жгли костры и вспять пускали реки.
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
Железом обозначены следы –
Так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы – спросите жён!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
Где нашей жизни ход изображён.
<…>
Мир, как окно, для воздуха распахнут
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово «Человек»!
В этом стихотворении, озаглавленном «Мы» – всё напряжение, с которым жила страна в 1930-е гг. Это портрет поколения, с его верою в человека, с радостью созидательного труда.
Но есть в ряду таких маршевых стихотворений Николая Майорова одно, от которого мороз по коже. Оно так же – отражение эпохи.
Тогда была весна. И рядом
С помойной ямой на дворе,
В простом строю равняясь на дом,
Мальчишки строились в каре
И бились честно. Полагалось
Бить в спину, в грудь, ещё – в бока.
Но на лицо не подымалась
Сухая детская рука.
А за рекою было поле.
Там, сбившись в кучу у траншей,
Солдаты били и кололи
Таких же, как они, людей.
И мы росли, не понимая,
Зачем туда сошлись полки:
Неужли взрослые играют,
Как мы, сходясь на кулаки?
Война прошла. Но нам осталась
Простая истина в удел,
Что у детей имелась жалость,
Которой взрослый не имел.
А ныне вновь война и порох
Вошли в большие города,
И стала нужной кровь, которой
Мы так боялись в те года.
«Тогда была весна...», 1940
Это про то же самое время, но про коллективизацию и раскулачивание. Города строились именно так, как пишет Майоров, и деревня уничтожалась именно так, как он это видит своими глазами. Такое это было время: очень разное. И пока мы не разберёмся в нём, так и будем ходить по кругу, в чертог теней возвращаясь.
Трагедия – это когда у героя есть комплекс трагической вины. И здесь – у юноши, который славит жизнь и труд, – возникает вопрос: для чего солдаты бьют и колют таких же, как они, людей… «Лицом к лицу лица не увидать». И свой век до дна смогли разглядеть не все. А сможем ли мы разобраться в происходящем в начале XX века?..
Летом 1941 года Николай Майоров вместе с другими московскими студентами рыл противотанковые рвы под Ельней, просился добровольцем на фронт. В октябре его просьба о зачислении в Красную армию была удовлетворена.
«В январе сорок второго 1106-й стрелковый полк, в котором служил вчерашний студент Коля Майоров, удерживал деревню Баранцево на Смоленщине, – пишет литератор Дмитрий Шеваров. – Всё, что могло в деревне гореть, сгорело. Рыть окопы в сорокаградусные морозы и под шквальным огнём невозможно, укрыться ребятам было негде. Они лежали в сугробах с допотопными винтовками, отстреливались как могли».
Поэтому у Майорова и нет стихов о самих боях, о ходе наступлений, как у Павла Шубина, как у К. Симонова и А. Твардовского. Он даже не успел осознать весь ужас, который им пришлось пережить на фронте в первые месяцы войны. Но нет у него и едких, злобных строк, как у Виктора Астафьева. А ведь всё то же самое – ребята брошены умирать.
Рядовой Николай Петрович Майоров, помощник политрука пулемётной роты 1106-го стрелкового полка 331-й Брянской Пролетарской стрелковой дивизии погиб 8 февраля 1942-го у деревни Баранцево Кармановского района Смоленской области.
Так к какой войне их готовили? К гражданской? К войне на территории противника, как это звучало в советских лозунгах? Есть свидетельства, что в июне 1941 года склады с советским оружием располагались на территории, которая первой приняла на себя нашествие врага. Кем, для чего оно было вынесено прямо под огонь наступавших фашистов?.. Поэтому и не хватило винтовки Коле Майорову, и ещё тысячам таких, как он.
Мои деды и бабушки, пережившие подростками эти бои на Смоленщине, 17 месяцев оккупации, часто рассказывали, как хоронили погибших наших солдат, прямо в деревне, где могли вырыть хоть полметра земли, пока не заметили немцы. Так и Колю Майорова кто-то, как мог, похоронил. Уже после войны его останки захоронят в братской могиле в селе Карманово Гагаринского района Смоленской области.
Да, правду, мечту о социальном благополучии это поколение выстрадало, но во многом и ошиблось. Преступлением было то, что им внушали, что история страны началась с октября 1917-го. Тем, кто выжил в 1942-м, пришлось пройти огонь, воду и медные трубы, чтобы понять, что так можно защищать только тысячелетнюю Святую Русь, а не Третий интернационал. Поэтому такие жертвы и потери – до Сталинграда, до того, момента, когда судьбу страны взяли в руки не революционеры Мехлис и Ворошилов, а люди, мыслящие государством, воюющие «за матушку Россию, а не за большевиков», как откровенно признался Сталин в разговоре с Черчиллем.
Гибель Николая Майорова во время первого наступления советских войск – это необходимый тяжёлый шаг к первым победам во всей этой страшной войне. Этот парень добровольно пошёл на фронт и по-христиански отдал жизнь за други своя.
Однако, вернёмся к его бессмертным стихам.
Когда подумать бы могли вы,
Что, выйдя к лесу за столбы,
В траву и пни ударит ливень,
А через час пойдут грибы?
<…>
Размыты камни. Словно бивни,
Торчат они, их мучит зуд;
А по земле, размытой ливнем,
Жуки глазастые ползут.
А детвора в косоворотках
Бежит по лужам звонким, где,
Кружась, плывёт в бумажных лодках
Пристрастье детское к воде.
Горит земля, и пахнет чаща
Дымящим пухом голубей,
И в окна входит мир, кипящий
Зелёным зельем тополей.
Вот так и хочется забыться,
Оставить книги, выйти в день
И, заложив углом страницу,
Пройтись босому по воде.
А после – дома, за столом,
Сверкая золотом оправы
Очков, рассказывать о том,
Как ливни ходят напролом,
Не разбирая, где канавы.
«После ливня»
Как созвучны эти строки стихам Бориса Корнилова, Павла Васильева! Эти поэты чуть старше Майорова. И они успели разобраться, что за трагедия произошла с нами в XX веке. Впрочем, поэт остаётся поэтом при любом политическом строе, на каком угодно отрезке истории, в любых бытовых обстоятельствах.
Пожалуй, самое известное стихотворение Николая Майорова:
Идти сквозь вьюгу напролом.
Ползти ползком. Бежать вслепую.
Идти и падать. Бить челом.
И все ж любить её – такую!
Забыть про дом и сон,
Про то, что
Твоим обидам нет числа,
Что мимо утренняя почта
Чужое счастье пронесла.
<…>
Не спать ночей, гнать тишину из комнат,
Сдвигать столы, последний взять редут,
И женщин тех, которые не помнят,
Обратно звать и знать, что не придут.
Не спать ночей, не досчитаться писем,
Не чтить посулов, доводов, похвал
И видеть те неснившиеся выси,
Которых прежде глаз не достигал, –
Найти вещей извечные основы,
Вдруг вспомнить жизнь. В лицо узнать её.
Прийти к тебе и, не сказав ни слова,
Уйти, забыть и возвратиться снова.
Моя любовь – могущество моё!
«Что значит любить», 1939
Один из немногих, кто уже в 1960-е гг. смог осмыслить судьбу и творчество Николая Майорова, это ныне живущий большой русский поэт Валентин Сорокин. Он прояснил для нас, поколения XXI века, судьбы удивительных русских поэтов Павла Васильева, Бориса Корнилова, но прежде – Сергея Есенина, загубленных палачами, которых немало было в тогдашней власти 1920–30-х годов. Не для того ли эти палачи расчищали пространство от русской национальной культуры, чтобы освободить место «шестидесятникам», обласканным властью и работающим на злобу дня. Потому и столько сдержанной горечи в стихотворении Валентина Сорокина «Время» – памяти Николая Майорова:
Есть припевы, ну а есть припевочки –
Грохот века им не по плечу…
Надоели мальчики и девочки,
Взрослости и мужества хочу!
За тоской,
За выпивкой,
За спорами,
За тягучим фарсом бытовым
Задолжал я здорово Майорову
И его погодкам фронтовым,
Тем, которых мы за пятилетками
Обласкать, как надо, не смогли,
Тем, которых именуют предками
Хилые подкидыши земли.
А ведь им от ран сегодня маяться,
Защитившим
Родину свою…
Это мной впервые понимается,
Это я навеки признаю!
1965
P.S. Пока я готовила радиопередачу о Николае Майорове в ряду других фронтовых поэтов, возникло несколько… мелочей, совпадений. Разговариваю с поэтом, профессором МГУКИ Александром Бобровым о поэзии XX века, и он говорит: «Как филолог, считаю, что если бы не погиб Николай Майоров, он стоял бы в ряду с классиками XX века Н. Заболоцким, А. Твардовским». Раскрыла вдруг безо всякой надобности книгу С. Довлатова, которая стояла лет двадцать на полке – и точно на странице, где статья – о Майорове… Только мысли Довлатова, увы, ни нам не помогут сегодня, ни Коле Майорову в Вечности.
Не хочет уходить в забвение этот пламенный юноша с открытым русским лицом, волевым взглядом, любивший жизнь, защитивший мир на земле. Безбожное поколение, крестившееся огнём. Так и хочется сказать: Николай, помолись о нас Там…
На илл.: Николай Майоров. Рисунок Н. Шеберстова. 1939
