Михаил НИКОЛЬСКИЙ. «А гул Победы дальше, тише, глуше...»

Бой в сорок третьем

Мои стихи горчат, саднят, чадят

Пожаров гарью, копотью тротила.

Сквозь ночи тьму проходит череда

Солдат, которых память захватила.

Из года в год, в какой – не знаю, раз,

Уходят в ночь под зарево разрывов.

Скользит тропа, оврага липнет грязь,

Трассёры в тьму летят куда-то криво.

Мне кажется, они зовут с собой,

На высоту без имени на карте.

Там каждый раз один и тот же бой,

И знаю точно: в сорок третьем, в марте.

Среди бойцов в строю родной мой дед,

Артиллерист, гвардеец, замкомбата.

Ему всего там двадцать восемь лет,

Но все солдаты звали деда «батя».

Уже тепло, вовсю идёт весна,

Высотка их покрылась первоцветом.

И дед кричит оттуда мне, из сна,

Что на войну наложено им вето.

А мне всё кажется, что он зовёт с собой,

На батарею их, что бьёт по склону.

Я слышу взрывы, вижу этот бой...

Но как креме́нь дед, строг и непреклонен.

Вновь снится сон, что я не раз видал,

И дед живой, и склон в осевшей гари...

...За этот бой он получил медаль.

И капитанских звёзд, и пуль – по паре.

На погосте

Мрачен тихий погост,

Лишь стучат копачи по гвоздям молотками.

Крики вдов не слышны –

Их вполне заменяет собой вороньё.

Я покуда здесь гость,

Пью декабрьский воздух большими глотками.

И совсем не страшны

Пасти ждущих могил, обмеряющих тело моё.

Знаю, срок не настал,

А когда он – не знает никто, кроме Бога.

Не дописан ещё

На руке моей правой из линий узор.

Струн звенящая сталь

Ранит душу и снова пророчит дорогу:

Я ещё не прощён,

И не вынесен мне до сих пор приговор.

Кисть калины – что кровь

Среди голых костей, прежде трепетных крыльев.

И промёрзший туман,

Оседая, становится коркой из льда.

Я закрыл на засов

Всё, что память в своих закоулках сокрыла.

Знаю: слёзы – вода,

Жизнь – бездонный колодец, а время – его колесо...

Памятка красноармейца

А ведь бывает так, что вот он – враг!

Его в прицел поймаешь и стреляешь!

Но как во сне дурном – не попадаешь,

Не попадаешь ты в него никак.

И он бежит, стреляет и орёт,

И тоже, как и ты, не попадает...

А страх обоих вас, как глыба, давит.

И сам вдруг в рост встаёшь и прёшь вперёд.

Вот страх остался где-то позади,

И штык примкнут, сапёрная лопата

Всегда придёт на помощь... «Эй, куда ты?!

Стоять! Назад! А ну-ка, погоди!»

Но сдрейфил он, бежит во весь опор,

И ты за ним, как тень, с штыком по лугу...

И он давно обделался с испугу...

А ты никак не выстрелишь в упор.

Вдруг он споткнулся, кубарем в окоп

Скатился, словно стреляная гильза.

А дома Гретхен ждёт, а может, Ильзе...

А он сейчас дождётся пулю в лоб.

И вот он – враг, распластанный, – стреляй!

Всади в него всю полную обойму...

Но жить, понятно, хочется обоим,

Тебе домой, ему – к своей фройляйн.

Дрожит теперь. А вдруг не убивал?

Неужто все они – фашисты, звери,

И нет им ни прощения, ни веры?

Засели в мозг из «Памятки» слова...

…Стоял согбенный немец и молчал

У памятника русскому солдату –

Он каждый год приходит в эту дату –

И плавилась в руке его свеча...

Солдат Победы

Он столько лет носил в себе войну –

Под сердцем грамм металла от снаряда.

Героем был... а после был в плену:

Сперва в немецком, позже – в нашем – к ряду.

Потом опять геройски воевал –

Смывал «позор» своей и фрицев кровью.

И вновь войны накрыл девятый вал,

Когда лишился матери и крова...

Но всё ж дошёл до самого конца,

И даже орден дали за Варшаву,

А он, по сути, был совсем пацан –

Солдат Победы, сын своей Державы.

И он дожил почти до сотни лет,

Ненужным став последние лет тридцать...

Жалел, что сдал когда-то пистолет –

Сейчас бы смог, наверно, застрелиться:

Вчера его в автобус не пустил

Шофёр, решив, что бомж он и бродяга...

Хотя и впрямь карманы-то пусты,

А был – герой Победы с красным стягом.

Хоть плачь теперь, хоть вешайся – саднит

Осколок тот... И рвёт не сердце – душу.

Однополчан бронёй укрыл гранит...

А гул Победы дальше, тише, глуше...

Сверчок

Упавший в пыль, молчит его смычок,

Что пел в ночи, приветствуя в ней лето.

Устал, уснул, намаявшись, сверчок,

Найдя в саду укромный угол где-то.

Он спать мешал, порой, в кромешной тьме,

Он, говорят, вредил на огороде...

Играл сверчок на скрипке песни мне

Про то, как месяц ночью в небе бродит.

Про то, как крот живёт в сырой норе,

Червяк мечтает стать большой цикадой.

Как спит медведь в берлоге в январе,

Как соловей поёт в ночи́ рулады.

Про то, как волки воют на Луну,

А лисы зайцев ловят в первоснежье.

Как чешет лось загривок о сосну,

Как прячет рысь добычу под валежник.

Играл всё лето, а теперь – молчок,

Уже дней шесть молчит, а может, восемь...

Пропал совсем мой друг – ночной сверчок.

Должно быть, просто наступила осень...

На илл.: Художник Павел Скорубский