Евгений ЮШИН. Бузотёр

Рассказ

Воскресным вечером  городок  затихал. Дневные  труды  по огородам  завершались, и теплая усталость собирала семьи к ужину. Один только автовокзал шевелился, поскрипывал фанерными скамейками. Дачники из окрестных сёл и из самих Клепиков стекались сюда и ожидали автобусы. Уставшие от грядок и горячего августовского солнца, люди лениво поглядывали на часы.  Мужчины от скуки курили, женщины одёргивали непоседливых детей и оглядывали  многочисленные сумки.  Жара немного отлегла, и розовое тепло отражалось в окнах, лежало на подзаборной крапиве.

Подъехавший   автобус  резко остановился, встревожив купающихся в пыли  кур и крутившуюся около урны длинноухую собачонку на коротких ножках. Люди встрепенулись.

˗˗  На Москву, что ли?

˗˗  На Москву! Смотри-кось, полон!  Стоя придётся ехать.

Народ послушно и понуро перетаптывался у двери, ожидая водителя из диспетчерской.  Каждый старался протиснуться поближе ко входу, а те, кто уже давно ехал и вышел поразмяться, с барским прищуром оглядывали потенциальных попутчиков.

Пожилой мужчина, сухонький, невысокий и юркий, подошел к плотному высокому парню.

˗˗  Поговорите с водителем, – начал он, – может быть, высадит этого. Ну, нельзя же такое терпеть! Два часа едем – спасу нет!

˗˗  Вот сам и поговори, – парировал молодой. 

˗˗ Правильно! – вступила в разговор дама в белой кофточке. – В Туме его предупреждали, что в полицию сдадим, – не угомонился, мазурик!

– Вот, – напомнил подошедшему водителю пожилой мужчина, – люди возмущаются: надо бы высадить хулигана.

˗˗ Сами думайте.

Но так ни на что и не решившись, пассажиры стали рассаживаться по местам.

  Автобус мягко, словно под гору, покатил к Москве. Девушка, сидящая у прохода, загляделась на заревые облака, легко потянувшиеся над лесом. Она смотрела так очарованно, словно видела эту красоту впервые. «А ведь действительно, – подумалось ей, – именно впервые. Краски меняются каждую минуту! Жаль, что дни летят, а живём, словно ничего не происходит с нами, терпеливо привыкаем к повседневности. Так и жизнь можно прожить, монотонно, тихо, ничего не заметив».

Её размышления  прервал нахальный голос стриженного под ёжик мужчины, сидящего сзади. На вид ему было лет тридцать пять. В расстегнутой до пояса белой рубахе с короткими рукавами, в белых же брюках, плотный и невысокий, он был похож на всклокоченного белого петуха. Круглые, пьяные глазки его светились мутно и бестолково. Он шаркал ногами, словно не мог усесться, крутил головой, пытаясь поймать чей-нибудь взгляд, зацепиться за него и тогда уж развернуть беседу.

– Мы что? А? – с дурной хрипотцой прозвучал его голос. – Уже поехали?   Эй, водила! –  заорал он на весь автобус. – Гони! 

Довольный сам собой, хулиган развалился в кресле и достал из нагрудного кармана рубашки помятую сигарету, попытался несколько раз чиркнуть спичкой и, наконец, зажег её. Потянуло дымком.

˗˗ Что же это такое? – возмутился сидящий на два ряда впереди пожилой мужчина. – Духота, у человека валидол под языком. Неужели никто не найдется, чтобы высадить негодяя?!

Народ загудел.

˗˗ Высадим!

˗˗ Достал уже всех!

˗˗ Успокойся, – ровным тоном попросила пожилая женщина, сидящая сзади. Она наклонилась между двух кресел и говорила размеренно, спокойно. – Погаси сигарету и успокойся. Надо ехать и никому не мешать. Высадят – что хорошего? Сиди себе тихо, и скоро приедем.

Как ни странно, слова подействовали на бузотёра. Он потушил окурок, затоптав его на полу.

Минут  пятнадцать было тихо, но потом  хулиган вновь завозился, заёрзал, достал свой пакет и долго ковырялся в нём.

˗˗ Слышь, – он толкнул локтем соседа, – будем пить и закусывать. Держи огурец. Держи! – Достал початую бутылку водки, прямо из горла осушил её на треть и протянул бутылку соседу.

˗˗ Не буду, – отказался тот.

˗˗ А я говорю, – пей! – скомандовал бузила и, опрокинув бутылку, стал, приматюгивая, обливать парня водкой.

˗˗ Все! Предел! – не выдержал один из пассажиров. – Водитель, останови! Высадим!

Автобус остановился. Что-то все-таки сообразив сквозь  пьяную одурь, хулиган притих и уставился в окно.

˗˗ Он больше не будет, – вступилась за него пожилая дама. – Ты будешь спать. Да? – обратилась она уже к нему.

Тот кивнул. Тронулись дальше. Смеркалось. Лес по обе стороны дороги слился в одну темно-зеленую стену, и небо над ним светилось уже неуверенно, жидко.

Некоторое время бузотёр в обнимку с бутылкой сидел тихо. Потом отхлебнул, помотал головой и оживился.

˗˗ А кто это едет? – Он наклонился к девушке, сидящей впереди него. – А-а-а. А я знаю. Я тебя видел.  Тебя как зовут? – И попытался сзади обхватить ее.

˗˗ Отстань! – девушка брезгливо отпихнула его руки.

˗˗ Не дергайся, дура глупая. Я, может, тебя полюбил. Я если кого полюблю – от меня фиг скроешься. Поняла?

˗˗ Опять, что ли, начинаешь? – с нотой угрозы в голосе произнес парень, стоящий рядом с дамой в белой кофточке.

Бузотер привстал, потянулся и схватил даму за ногу чуть выше колена.

˗˗ Ах ты, мразь! – оттолкнул его парень.

˗˗ Сам мразь! – не унимался хам. – Я твою козу… – и попытался ударить парня, но промахнулся.

˗˗ Тормози! – крикнул кто-то из пассажиров.

Как по команде, мужики подняли буяна и почти что вынесли из автобуса. У дверей подтолкнули к выходу, он споткнулся, ударился носом о дверь и вывалился в кювет. Поднялся. Из носа текла кровь. Он опустился на четвереньки, качнувшись, повалился в траву.

Первые минуты ехали молча. Дама в белой кофточке уселась на освободившееся место. Пассажиры перекусывали, дремали, равнодушно смотрели в залепленные темнотой окна. И всё-таки на лицах, в глазах,  даже в  молчании чувствовалось напряжение. После всего случившегося настроение у пассажиров было такое, словно не хам и пьяница измывался над нами, а они учинили над ним неправедный суд. На душе у каждого было неприятно и хотелось лишь одного – скорей, скорей доехать, покинуть этот автобус, этих людей, раствориться в толпе, вернуться к своей обыденности, только бы не стоял над душой совестливый вопрос: во всем ли они правы?

В кювете бузотёр продрал глаза. Почувствовал, как тяжело давит в голове, ощупал припухший нос. Высокие деревья скрыли луну, и отсвет её лишь зыбко обозначил небо над дорогой. В такой ситуации можно почувствовать себя только букашкой в огромной траншее: справа – стена, слева – стена. Он оглянулся – жутко. Жутко потому, что вспомнил, как садился в автобус, чтобы ехать в Москву,  но почему и как  оказался на дороге среди леса – из памяти вышибло. Немного пройдя в одну сторону,  остановился, помялся на месте и неуверенно поплелся в обратном направлении. Вновь остановился. Куда  идти?.. «Наверное, – подумалось, – на остановке вышел покурить и уснул». Непродолжительные мысли, крутились в голове, повторялись, как на заезженной пластинке, и от всего этого становилось безысходно. Редкие машины мчались по шоссе, но никто, конечно же, в столь поздний час не решался подвезти одинокого путника. Примерно через час еле-еле плетущийся трактор притормозил у обочины. Наш «герой», не раздумывая, забрался в кабину. Здесь хоть было и грязно, хоть и воняло соляркой и силосом, а все-таки чувствовалось тепло.

˗˗  Далеко? – добродушно спросил тракторист.

˗˗ Надо бы… В Москву…

Тракторист захохотал:

˗˗ А чего не в Париж? Я как раз туда за девками еду. – И уже серьёзно добавил: – Москва в другой стороне.

˗˗ Д-да?.. Ну… все равно уж… Куда-нибудь до жилья.

˗˗  Видать, погулял ты, братец, – улыбнулся тракторист.

˗˗ Ага. Вырубился… Так, елки, получилось, блин… Главное, в автобусе ехал. Вышел перекурить… и заснул. У тебя курить есть?

– Нет. Все выкурил, – хлопнул по карману тракторист. – Ездил вот, да сломался, зараза. Через день его чиню. То одно, то еще что-нибудь. Хоть бы кое-как до дому доехать.

˗˗ А где мы?..

˗˗ От Москвы – сто тридцать.

Тракторист свернул с шоссе на проселочную дорогу.

˗˗ Переночуешь у меня. Тут километра три. А завтра направишься.

˗˗ А удобно? Дома-то не заругаются?

˗˗ Жена к матери уехала с сыном. Вернутся завтра к вечеру. Так что отдыхай.

˗˗ Ага, – благодарно кивнул  бузотер. – Меня  Лёхой  зовут.

˗˗ А я - Михаил.

Ухабы качали, вертели полуночный трактор и, наконец, дорога вывела к небольшой деревеньке в лесу.

˗˗  Приехали! – заглушил мотор Михаил. – Здесь и живу.

 Не торопясь, оба вылезли из кабины.

Вышел пес, поводил по воздуху кирзовым носом и нырнул под крыльцо. В свете фонаря Лёха успел разглядеть узорные наличники на окнах, свежевыкрашенные ступени на крыльце и черную, как голенище сапога, шею хозяина дома.

 Умывшись, он сел за стол, на который хозяин выставил из холодильника картошку в мундире, огурцы, грибы и половину селедки. Михаил навалился на стол и стал уплетать.

˗˗ А ты чего не ешь?

˗˗ Нутро… пищу не принимает. А вот чайку попью. Пить охота.

 ˗˗ Тебе сейчас опохмелиться бы… – Михаил встал из-за стола, сходил в соседнюю комнатку и вернулся с бутылкой самогона.

˗˗ И мне с устатку не повредит.

Лёха неуверенно заулыбался. Выпили по рюмке, по второй. Лёха стал понемногу закусывать, и внутри у него потеплело. А когда закурили, и вовсе сделалось спокойно, мягко на душе.

Он уперся носом в кулак и неожиданная, резкая боль пронзила его, а выпитая самогонка словно пробила мозги – и все вспомнилось… В одну секунду он словно  увидел, как пришел домой пьяный, как ругался с женой, потом рванул на автовокзал и поехал в Москву к сослуживцу Серёге с которым не виделся уже три года, вспомнил,  как пытался ударить какого-то парня, как мужики  накинулись и вытолкнули его из автобуса.

˗˗ А-а! Так вот в чем дело! – прокричал он.

Обида и негодование хлынули в его душу. Он поднялся, не видя изумленный взгляд Михаила.

˗˗ Они выбросили меня из автобуса! Ты понял? Они выбросили меня! Суки!.. Я их достану! – и Лёха рванул на улицу. Он побежал по дороге в невозможной надежде отомстить обидчикам. Бежал и бежал, но не в ту сторону откуда приехал, а в противоположную,  все дальше и дальше от шоссе. Потом дорога сузилась, перешла в тропинку. Под ногами зачавкало, земля стала вязкой. Он остановился – впереди было болото. Отдышавшись, он пошёл назад, но и сзади тоже оказалось болото. И куда бы ни пошёл  – везде ноги сперва по колени, а потом и глубже тонули в вязкой болотине.  Шагнул: «Блин!» – А кроме этого дикого в ночном лесу возгласа – «Блин!»  – ничто и не прозвучало. Хрюкающее что-то вырвалось из недр, и рухнул он аж по пояс  в смердящую жижу.

   Жуть отрезвила  мгновенно. Вспомнил, комбат говорил: «Вздохнуть за четыре секунды, выдохнуть за одну. Продышаться!»  Так, что дальше? Восковой поток лунного света мертвил покосившиеся хиленькие деревья на болоте  и коряжину под рукой. Зацепился покрепче, потянулся – хрустнула. Но не сломалась. «Тихо надо, медленно,  – подумал Лёха. – Молитву бы какую вспомнить. Отче наш… Отче наш…». Но ничто не складывалось в голове. Сам он никогда не молился, а только после контузии, когда ходил в церковь, повторял  слова молитв за другими  и крестился. Он глянул на  толстенную луну, гребешки сосен поодаль.  Что может спасти его в этом чахлом и диком месте? А ничто. Проглотит Лёху болотная жижа – навсегда!

   Из глотки Лёхи вырвался одичавший безысходный хрип. Ужас свёл всё тело, все чувства, а мыслей не осталось. «Боже, и это всё?» – мелькнуло в голове. В мгновение вспомнились  детские годы,  как на рыбалку ходил с ребятами, вспомнились почему-то похороны дедова брата, толстого и доброго. Что только не промелькнуло. Лейтенант, закрывший собой мину, молния, тьма,  контузия, врачи, возвращение домой. Он так и не оправился до конца, несмотря на молодость и заверение доктора.   

  ˗˗ Господи, неужели я для того выжил, чтобы сдохнуть в этой грязи?! Господи, спаси! – выдохнул  Лёха.

 Да, жарко с тобой рядом дышать, память!

 Болото засасывало, тянуло ко дну. Как ни цеплялся  Лёха за коряжину, а всё больше погружался.   Вспомнил сестру, Светку.  Дебил! Всё бы отдал ей сейчас! Когда дом родителей делили, а она только что перед этим замуж  вышла, отдать бы ей весь дом. Пусть бы молодые жили в радости. А – нет, заграбастал себе половину, хотя  сам давно в бабкиной избе обжился. Сейчас это вдруг стало так ясно, так естественно…  А тогда жадность что ли давила? Вот ведь никак человек не довольствуется необходимым! Давай ещё, ещё! Забываем, что в гробу-то карманов нет.

 Лёха завыл. Вот утопнет и некому будет его добрым словом вспомнить. Жена только, Тоня, может быть? А за что его любить, скотину такого? Только Тоня и терпит его бредового, злого, трёхнутого.  Любит, что ли?  «Чумичка безмозглый! Как живу? Господи, что же я за тварь такая?! Прости меня, жизнь моя милая!»

  И тут Лёха, увязнув уже по грудь, вдруг, ощутил под ногами что-то твёрдое. Опёрся. Отломил крючковатую коряжину и зацепил ей  молоденькую берёзку, ловко наклонил, схватился и стал медленно тянуть на себя. Звёзды насторожено смотрели за ним, сантиметр за сантиметром вытягивающим из болота свою жизнь.

 Наконец Лёха добрался до мхов, прислонился к  сосёнке  и здесь, около нее, решил дождаться зари, чтобы уж потом, по свету, найти дорогу. Болото  и рассветная свежесть сделали свое дело – в голове окончательно посвежело и, успокоившись теперь, он внимательно осмотрелся вокруг. Лёха видел, как рождаются над болотом туманы, как они по-кошачьи осторожно, пробуя под собой жижу, кочуют друг другу навстречу, потом, устремляются вверх, оседают и вновь уплывают неизвестно куда, словно заползают под трухлявые пни и укутываются в мох.

 А когда поднималась заря и живые струи  лучей сочились сквозь  облака, которые растянулись как губы в хохоте, он вдруг заплакал. Слёзы сами катились, и он всё никак не мог с ними справиться. Это над ним, дурным, хамливым  человеком  смеялась природа. Так нелеп он был здесь, среди вольного и красивого, в белой когда-то, заляпанной, прилипшей к телу рубашке, грязных, мокрых брюках, озябший, запутавшийся в дороге и в себе самом.

Заря поднималась вольно, выбирая самые неправдоподобные цвета, – надрезала облака, лепила из них то корабли, то неимоверные небесные айсберги и – ломала ночь.

И вспомнились Лёхе давние зори, когда все друзья его юности были с ним, когда были живы и мать с отцом, и бабка с дедом… Подумал о Тоне. Как он ухлёстывал за ней! Ведь и цветы дарил!  И теперь  вдруг ясно почувствовал, что не сможет  жить так  непутёво, бестолково, как жил последние годы. Те, давние зори, летели навстречу, жгли росой  и  он сипловато прохрипел себе под нос: «Я вернулся!»

И вдруг вспомнил людей в автобусе, но без зла. Даже почувствовал благодарность к  ним за то, что высадили.  Ведь не случись этого, разве стоял бы он сейчас тут, в этом знобящем зареве, счастливом зареве, вместе со всем своим прошлым и будущим...

На илл.: Художник Алексей Сычёв