Николай ПЕРЕВОЗЧИКОВ. Детдом № 2
Продолжение повести «Портрет сестры». Начало здесь
Под утро, в спальню, загнанно дыша, ворвался воспитатель Пётр Павлович. Включив свет, прохрипел:
– Ребята! Подъём! Пожар!
Через открытую дверь в комнату повалил сизый дым, Пётр Павлович резко захлопнул дверь:
– Просыпайтесь, просыпайтесь! – он бросился к мальчишкам, бесцеремонно толкая их и срывая со спящих одеяла. – Вставайте, время дорого! Сейчас быстро одевайтесь, хватайте свои полотенца, мочите их в бачке для питья, вон стоит в дальнем углу, повязывайте полотенца на лица, так чтоб закрывало нос и рот, на всё про всё у вас три минуты.
Ребятня засуетилась. Севка ещё толком не проснувшись, стал судорожно натягивать штаны. В голосе Петра Павловича звучала такая тревога, что Севка понял: дело серьёзное. Одевшись, он из-под подушки достал рамку с фотографией и засунул её за пазуху.
– Так, три минуты прошли, сейчас все ко мне в кучу, – лицо и одежда воспитателя были перепачканы сажей, левый рукав пиджака дымился, подбородок был в крови, – слушайте внимательно, сейчас будем выходить в коридор цепочкой. Каждый из вас будет одной рукой держать ладонь впереди идущего, а другой – ладошку сзади шагающего. Пройти нам нужно всего-то пустяк, со второго этажа спуститься на первый и через дверь выйти на улицу. Возле выхода стоит наш сторож, дед Никита и палкой стучит по ведру, так что можете ориентироваться по звуку. И последнее, вас поведёт Михаил Савельев, он всех вас постарше, мальчишка смелый и сообразительный. Миша, подойди ко мне. Я буду замыкающим, ну, всё, разговоры закончились, приступаем к делу.
Торопливо вышли ребятишки в коридор, всё заволокло дымом, свет от лампочек с потолка жёлтыми пятнами пробивается, толком ничего не видно. Лёшка Белозёрцев впереди Севки вышагивает, за руку тянет его, сзади Толька Ивашин тащится, вцепился в Севкину ладонь, аж до боли сдавил. Прошли-то всего ничего, а тут вдруг свет погас, видимо, где-то от огня проводка перегорела. Сразу же зычный голос Петра Павловича раздался:
– Не паниковать, продолжайте движение, ускорьте шаг.
Легко сказать – не паниковать, у Севки со страху дыхание перехватило, и похоже, сердце остановилось. Вокруг сплошная темень образовалась, тут ещё Лёшка так резко Севку за рукав дёрнул, что он едва на ногах устоял.
Вдруг почувствовал Севка, как выскользнула у него из-под рубашки рамка с фотографией, на пол упала, звякнуло разбитое стекло. Силится Севка руки освободить, кричит, что срочно нужно ему рамку поднять, да через полотенце, что у него на лице, толком слова не разобрать. А ещё Лёшка, как назло, Севкину руку со всей силы стиснул, за собой его тащит, но тут неожиданно Пётр Павлович подоспел, фонариком прямо Севке в глаза светит:
– Что такое? Почему встали?
Севка пытался разъяснить, что приключилось, но, видать, так переволновался, что внятно сказать ничего не мог. Тут Толька Ивашин в разговор вмешался:
– Фотографию в рамке он уронил, так вырывается, хочет поднять её.
– Ладно-ладно, я найду пропажу, а сейчас немедленно вперёд, пока мы здесь все не задохнулись. Живо!
А тут ещё впереди шум раздался, Пётр Павлович туда метнулся. Оказалось, когда по ступенькам спускались со второго этажа на первый, Стёпка Мишаров споткнулся и упал. Из-за него ещё несколько мальчишек повалились и выход перекрыли. Хорошо, что Пётр Павлович быстро порядок навёл, ребята снова к выходу двинулись.
Больше никаких происшествий не было, благополучно на улицу выбрались, мальчишки полотенца с себя посрывали, свежий воздух полной грудью вдохнули. Некоторых мелкая дрожь била от пережитого, да и прохладно на улице, середина весны. Ребята стояли, возбуждённо переговаривались, а Мишка перекличку надумал устроить, проверить, все ли вышли наружу, не остался ли кто случайно внутри горящего дома. Вроде всё нормально, все откликнулись. Тут кто-то спросил: «А где Пётр Павлович»?
Вокруг оглянулись, точно, нет воспитателя. Мишка к зданию, к дверям побежал, за ним ещё несколько ребят бросились. Тут Толька Ивашин подошёл к Севке и говорит:
– Я видел, когда мы все вышли на улицу, Пётр Павлович назад вернулся, наверное, фотографию хочет найти.
Вдруг, минуты через две, внутри здания что-то ухнуло, и пламя из окон вырываться стало. Все просто оцепенели от страха, каждый подумал: «Всё, и воспитатель, и ребята погибли». Всех больше Севка напугался: «Из-за меня это вышло».
Дверь входная открылась, и сразу густой дым наружу вырвался, потом Пётр Павлович показался с мальчишками вместе, едва ноги передвигает, шатается, они его со всех сторон облепили, поддерживают, не дают упасть. Все вместе шагов тридцать отошли от детдома, тут, видать, у воспитателя все силы закончились, ноги подкосились, прямо на землю рухнул. Мишка с ребятами первым делом дымящийся пиджак с Петра Павловича сняли, потом пуговицы на рубашке расстегнули, чтоб дышать ему легче стало. А тут и взрослые появились, прибежали пожар тушить, кто с ведром, кто с лопатой. Петра Павловича подальше от огня оттащили, один из мужиков стал ему искусственное дыхание делать. Народ из ближайшей колонки воду вёдрами носит, горящий дом поливает, только толку маловато, пламя не утихает, всё сильнее разгорается.
Вскоре пожарная машина приехала, следом два автомобиля скорой помощи. Пожарные сразу огонь принялись тушить, а врачи Петру Павловичу укол поставили, положили на носилки и в больницу повезли. Врачи из второй скорой стали ребят осматривать, о самочувствии спрашивать. Двух мальчишек в машину усадили и в больницу отправили. Мишка Савельев подошёл к Севке, протянул ему рамку и сообщил:
– Тут дело такое, Пётр Павлович отыскал твою вещицу, но только неприятность одна приключилась – не заметил он, как из рамки фотография выпала. Одним словом, где-то потерялась она, сам понимаешь, темно было, суматоха. Я решил тебе всё это рассказать, неизвестно, сколько Пётр Павлович в больнице пролежит, ему крепко досталось, и руки, и шея, и лицо обгорели. Но всё-таки он молодец, всех нас из огня сумел вывести. Ну а ты сильно не переживай, так уж получилось.
Севка молча кивал головой, как бы соглашался, а у самого кошки на душе скребли, но виду не показывал, что до невозможности расстроился от такой новости. Он закричать готов был во весь голос от отчаяния, но нельзя быть слабаком – мальчишки не плачут.
Вскоре прибежала директор детдома Нина Сергеевна, лицо красное, ртом воздух хватает, и закричала громко:
– Ребята, никуда не расходитесь, сейчас все вместе колонной пойдём в школу, там временно разместимся.
Шагал Севка вместе с мальчишками и до конца не мог поверить, что фотографии, с которой он никогда не расставался, больше у него нет. Когда было хорошо или плохо на душе, мог он достать её и, вглядываясь в родные лица и едва шевеля губами, потихонечку разговаривать с папой, мамой с и Таней. Рассказывать, как прошёл у него день, жаловаться, если кто-то обидел его, хвалиться пятёрками, которые получил в школе, упрекать сестру за то, что не пишет ему письма, да мало ли о чём можно поговорить с близкими людьми. Или просто, вечером, ложась спать, достать фотографию из-под подушки и пожелать всем им спокойной ночи. А сейчас? Ну, никак не укладывалось в голове у Севки, что такое случилось взаправду.
Почти неделю Пётр Павлович в больнице пролежал, потом на работу вышел. В первый же день, после обеда, подошёл к Севке и говорит:
– Очень жалко, что с фотографией всё так нескладно получилось. Я понимаю, насколько она для тебя дорога была, прости меня. А вот подарок мой – принёс я альбом для рисования, акварельные краски, карандаши, кисточки. Ты у нас в детдоме всех лучше рисуешь, поэтому, думаю, единственное, что можно сделать – мысленно представить фотографию и сделать с неё рисунок. Я уверен, это у тебя получится, ты талантливый мальчик, действуй.
Прошло немного времени, детдом перевели в бывший купеческий особняк, а перед этим в здании полы покрасили, стены побелили – красота. Но ребята всё равно о сгоревшем детдоме с теплотой вспоминали, там всё родным стало, а тут ко всему заново надо привыкать. Севке некогда задумываться, какой дом лучше или хуже, над альбомом трудится, хочется ему, чтоб родные его как на сгоревшей фотографии получились. Одну картину сделает, долго смотрит на неё, потом глаза закроет, представляет фото, чувствует, что-то не так, за второй рисунок берётся. Лишь на восьмом остановился, доволен остался.
В середине мая в детдоме событие огромной важности произошло – к Гришке Кондратьеву отец приехал. На гимнастёрке у него медаль «За отвагу» и орден Славы красуются. Правда, вместо левой руки – пустой рукав за ремень заправлен, зато правая рука – в целости и сохранности. Раньше Гришку никто особо не замечал, щупленький такой, очкастый, слова от него не добьёшься. Всё время где-нибудь в уголке забьётся и обязательно книгу читает. А тут сразу знаменитым стал, все только о нём и говорят: и директор, и воспитатели, и мальчишки. Гришка рядом с отцом ходит, всё время то улыбается, то смеётся и без умолку болтает, руками размахивает. Ребятишки все примолкли, завидуют Гришке: «Повезло же ему, ох, как сильно повезло». Почти у каждого надежда появилась – война уже как неделю закончилась, разгромили фашистов в Берлине, значит, отцы скоро будут возвращаться из армии, приходить сюда, в детский дом и забирать их.
К обеду, после оформления всяких бумаг и документов, Гришка с отцом отправились в дорогу. Гришка несколько раз оглядывался, прощаясь, махал рукой.
Вечером Севка лежал в кровати и думал, что отцу обязательно дадут отпуск, он сразу отправится в Ленинград, там найдёт Таню, дядю Юру, и они все вместе приедут к Севке. Папа будет в офицерской форме, вся грудь в орденах, Татьяна – в голубом платье, а дядя Юра – в любимой тельняшке и пиджаке. Нужно для каждого рисунок приготовить, для Тани – лес и речку, для дяди Юры – море и корабль, для папы – солдаты, идущие в атаку с красным знаменем.
…Вдруг видит Севка, подходит к нему Пётр Павлович, говорит: «Сева, к тебе родственники приехали, возле ограды ждут». От такой радостной новости Севка чуть не задохнулся, бросился к двери, распахнул её, во двор выскочил, смотрит – возле калитки папа, дядя Юра и Таня стоят, ему руками машут, улыбаются. Кинулся к ним Севка, руки вперёд вытянул, а сердце так бешено стучит, вот-вот из груди выскочит. Бежит Севка, но только видит, расстояние между ними никак не сокращается, наоборот, только больше становится. «Как такое может быть»? – думает он. Изо всех сил помчался Севка, но папа, Таня и дядя Юра всё больше от него отдалялись. В отчаянии он закричал:
– Подождите, куда вы уходите? Стойте, возьмите меня с собой, я здесь, стойте!..
Тут почувствовал Севка, как кто-то крепко толкнул его в бок, потом ещё раз. Открыл он глаза, перед ним Мишка стоит и спрашивает:
– Ты чего орёшь? Разбудил всех, приснилось что-то?
Севка непонимающе смотрит на Мишку, никак ото сна отойти не может, только твердит: подождите, куда вы уходите?
Мишка смутился, потом говорит:
– Ладно, спи, да не кричи так больше, понял? – он подошёл к выключателю, выключил свет в комнате.
Севка вздохнул. До утра он так и не сомкнул глаз.
Продолжение следует
На илл.: Художник Алексей Жабский. "Дети войны" (фрагмент)
