Надежда ФИРСТОВА. Баба Яга
Повесть
Дорога убегала бесконечной полосой среди полей, перелесков и редких деревушек. Иногда среди крыш домов проглядывали купола церквей, где-то полуразрушенных, а где-то блестящих в лучах солнца медью или серебром. Маршрут уводил всё севернее, и это становилось заметно. Деревья и кусты подступали всё ближе, всё чаще ели и сосны приходили на смену берёзам и осинам, и словно приглушали яркость летнего дня. Когда дорога проходила через скошенные уже поля, солнце щедро заливало всё вокруг. Небо огромным полотнищем распахивалось над головой, облака слоились и громоздились ослепительными белыми горами на горизонте, рисуя фантастические пейзажи.
Кирилл бросил взгляд в зеркало на сидящих сзади жену и дочь. Дочка спала, её белобрысые кудряшки прилипли к вспотевшему лбу, губы чуть приоткрылись. Мария сидела, напряженно всматриваясь в окно. Кирилл зевнул.
– Долго ещё? – спросила Мария.
– Можешь свериться с картой, – отозвался Кирилл.
– И зачем тащиться в такую глушь, даже не зная толком – куда и для чего?!
– Кстати, это твоя мама отправила нас сюда!
– А ты и рад! Спелись! Ребёнка не жаль?
– Всё будет хорошо, чего ты ворчишь? Как на море отдыхать – так запросто, а тут в другой район выехать боишься?! Прокатимся, у меня отпуск, и вам нечего в городе в такую погоду сидеть. Нет ничего лучше чистого деревенского воздуха!
Мария промолчала. Кирилл снова сосредоточился на дороге. В любом случае, отдых на природе пойдет на пользу и ему. Может, удастся порыбачить, в лес сходить. В памяти всплыли запахи влажной лесной подстилки, успокаивающий дремотный шёпот листвы. Вот бы насобирать корзину подберёзовиков да подосиновиков, нажарить со свежей картошечкой! А лучше – белых!..
Свернули с федеральной трассы на примыкающую дорогу. Асфальт сразу стал хуже, скорость упала. На дорожных знаках начали появляться предупреждения о звериных переходах. Встречные машины попадались всё реже, темная ольха обступала всё плотнее. Ещё через несколько километров пара крупных чёрных птиц нехотя взлетела с дорожного полотна. Кирилл не сразу понял, что встретил настоящих лесных воронов. От удивления он даже сбавил скорость. Птицы дружно поднялись над лесом и скрылись.
Снова поворот. Асфальт сменила плотно сбитая грунтовка. Дорога вынырнула из перелеска на поле. Почти у самого поворота стоял «жигуль» с задранным капотом. Кирилл мог бы объехать видавшую виды машину по траве, но шофёрская солидарность и просто желание пообщаться заставили остановиться.
Хозяин машины, по пояс скрывшийся под капотом, выпрямился. На вид ему было за шестьдесят. Волосы укрывала бандана, седеющие усы подстрижены подковой. Кирилл протянул руку, мужчина торопливо вытер ладони ветошью, ответил на пожатие.
– Помочь чем, отец?
– Да чем ты мне поможешь? – Пенсионер выразительно окинул взглядом чёрный джип Кирилла.
– Ну, я тоже не мажор, жизни нюхнул! Чего стряслось-то?
– Так вот не пойму! Вроде всё хорошо было. Приехали, уехали, а как на дорогу выезжать надо – заглохла!
– Бензин-то есть?
– Сам заливал утром десять литров. Мне тут до заправки недалеко, как раз должно было хватить, да и датчик полбака показывал. Говорю – всё нормально было! Я эту машину за столько лет изучил от и до!
– Может, свечи?
– Ну, посмотри, если не спешишь, вдруг и увидишь чего...
Кирилл заглянул под капот. Да уж, давненько не копался он в отечественных «вёдрах»! Машина и правда выглядела ухоженно. Для успокоения души он посмотрел высоковольтники, проверил свечи, клеммы аккумулятора.
– А что, отец, попробуй, заведи...
Мужчина сел за руль, стартёр крутанулся и мотор мягко заработал. Хозяин машины удивлённо развел руками, ещё раз заглушил и завёл автомобиль. Всё в порядке. Он вылез из машины, медленно закрыл капот, помолчал, смотря на Кирилла.
– А ты не в Делялевку направился? – спросил он наконец.
– Ага. Правильно едем?
– Правильно. Эта дорога только туда и ведёт. Местный, или подсказал кто?
– А что? – Кирилл улыбнулся.
– Нет, ничего... В лес пойдёшь, возьми с собой любую безделицу, которую отдать не жаль.
– Зачем?
– Там поймёшь, – мужчина обернулся в сторону, крикнул: – Наташ, садись в машину, поехали!
Откуда-то незаметно подошла немолодая уже женщина, улыбнулась Кириллу. В руках у неё был букет полевых цветов. Она так внимательно и нежно смотрела на них, словно видела первый раз. Мужчина заметил взгляд Кирилла, кашлянул.
– Моя жена. После болезни ослепла, два года ничего сделать не могли... Вот, считай, только видеть снова начала...
– Ну, счастливо, отец! – Кирилл крепко пожал протянутую руку, посторонился, пропуская машину вперед.
Мария недовольно поджала губы.
– И чего было так долго трепаться?
– А чего и не поговорить с хорошими людьми? – улыбнулся Кирилл.– Скоро уже приедем.
– Куда мы едем?! К какой такой «бабке»?! Что я, позволю опыты над дочкой проводить?! С ума посходили, в суеверие ударились! Едем обратно!
– Не кипятись! Всё будет хорошо. Не понравится – развернёмся и уедем. А мне даже просто любопытно. Надо же, в наше время и – колдунья! Тебе не интересно разве?
– Нет! Шарлатанка какая-нибудь за деньги попритворяется, глаза позакатывает, а толку – ноль.
– Ну, пусть будет шарлатанка, но ведь интересно!..
Дорога взбежала на горку, и стала видна внизу речка, а за ней, почти на краю леса, деревенька в несколько домов, укрытых тенью старых рослых берёз. Машина аккуратно проехала по бревнам, составляющим мост, и въехала на единственную улицу.
Почти у самого края дороги стоял колодец со старомодным «журавлём». Кирилл остановил автомобиль, осмотрелся.
– Ну вот, кажется, приехали...
– Я не выйду из машины! – дёрнулась Мария.
Дочка проснулась, зевнула. Мария протянула ей бутылку с водой, но ребёнок даже не посмотрел на неё.
– Гулять!
Девочка выбралась из машины и побежала к колодцу. Тут же и Кирилл оказался рядом. Мария так и осталась следить за ними из автомобиля. Девочка потрогала потемневшее дерево руками и принялась рассматривать «журавль».
От одного из домов показалась немолодая уже женщина с ведрами и не торопясь направилась к колодцу.
– Здравствуйте! – издалека ещё поздоровался Кирилл.
– И вам не хворать!..
Женщина подошла, поставила ведра, рассмотрела приезжих. Потом молча опустила ведро в колодец и принялась выбирать верёвку обратно.
Кирилл подошел поближе:
– Давайте помогу.
– Ну помоги, сынок.
Кирилл наполнил оба ведра чистой ледяной водой, подхватил их.
– Куда нести?
В серых прищуренных глазах женщины мелькнула усмешка, она развернулась и пошла к своему дому. Мужчина послушно пошёл следом, девочка не отставала.
– Вот здесь поставь, – указала женщина место в сенях.
Кирилл опустил ведра, помолчал, осмотрелся. Женщина терпеливо ждала.
– Это ведь Делялевка?
– Делялевка, милый.
– Нам бы Катерину Степановну увидеть. Можно?
– А зачем она вам? – женщина наклонила голову на бок, внимательно посмотрела в глаза Кириллу. Тот выдержал взгляд.
– Дочку надо полечить.
– А что с ней?
Кирилл отвёл глаза. Что с ней? Легче спросить, чем ответить. Он оглянулся на девочку. Та спокойно перебирала яблоки, сложенные на подоконнике широкого окна веранды. Обратно она складывала их строго по размеру. Женщина тоже некоторое время смотрела на нее, но ничего не сказала.
– Ну что же, приехали так приехали. Пойдёмте, я вас пока в дом отведу, а там видно будет.
– А Катерина Степановна – это вы? – спросил Кирилл.
– Ещё чего! Конечно, нет! Вас кто надоумил сюда ехать-то?
– Её бабушка, – кивнул головой на дочь Кирилл. – А уж её кто надоумил, я не ведаю!
Женщина подошла к девочке, чуть наклонилась к ней.
– Тебя как зовут, красавица?
Ребёнок, увлечённый своей игрой, даже не посмотрел на взрослых. Кирилл вздохнул, провел рукой по волосам, подошел к дочери.
– Пошли, Настёна!
Оставалось ещё три яблока. Они никак не хотели вставать в ряд. Одно поставишь – соседнее падает, его поднимешь – первое некуда класть. Кирилл перевернул лежащий недалеко деревянный ящик и пододвинул к окну. Теперь все яблоки были уложены, и девочка молча направилась к дверям. Женщина посмотрела на Кирилла, покачала головой.
– Меня зовут баба Аня.
– Ну какая уж «баба»?! – улыбнулся Кирилл. – А по отчеству как?
– Михайловна.
– Анна Михайловна! Меня зовут Кирилл.
Женщина кивнула:
– Хорошо, пошли.
Выйдя на улицу, они прошли немного по тропинке к одному из домов. Кирилл обернулся – жена всё так же сидела в машине, хмуро глядя на него. Баба Аня открыла незапертое крыльцо, провела по короткому коридору, распахнула дверь избы.
Внутри изба делилась на две комнаты. В одной был стол, лавки, два шкафа, а в другой – комод, да две кровати. На окнах белели лёгкие занавески, всё было убрано, уютно. Между комнатами царила большая русская печь, чисто выбеленная и тоже украшенная занавесками.
– Кухня здесь. Воды принесёшь, газ есть. Туалет на сарае, покажу. Поживёте пока. Продукты-то есть?
– А сколько жить придется? – спросил Кирилл.
– Не знаю, не мне решать. Если надо чего – говори, моих запасов надолго хватит. Мне-то одной много ли надо. Картошечки подкопаем, моркови, зелени нарвем. Хлеб я сама пеку. Молоко своё, яйца...
Кирилл улыбнулся женщине, посмотрел на дочь, обошедшую комнаты и усевшуюся на лавку с найденной где-то самодельной тряпичной куклой.
– Вы не переживайте, Анна Михайловна, я за всё заплачу.
– Конечно, кто бы сомневался. Заплатишь.
Кирилл бросил быстрый взгляд на старушку, ища подвох, но серые глаза в обрамлении добрых морщин смотрели спокойно и просто. Женщина покачала головой:
– Жена твоя в машине-то? Зови, пусть хозяйством займётся.
– А когда я увижу Катерину Степановну, Анна Михайловна? Можно с ней встретиться?
– А это она сама решит, когда с вами встречаться. Куда торопишься?
– Я не тороплюсь...
– Вот и ладно! – женщина направилась к дверям, давая понять, что больше говорить не о чем.
Кирилл вышел следом. Баба Аня без остановки прошла в свой дом. Кирилл заскочил в джип, быстро перегнал его под окна нового жилья, заглушил мотор.
– Ну, выходи, поживём здесь пару дней, – повернулся он к жене. Та продолжала смотреть в окно. – Выходи, выходи, Настёна уже освоилась.
Мария поморщилась, но начала собираться.
– Если что, я в огороде вкалывать не собираюсь! И кухарить тут в твоё удовольствие тоже не стану, сам выкручивайся!
Они зашли в дом. Мария обошла квартирку, провела пальцем по шкафу, брезгливо отряхнула руки, зашла на кухню.
– И сколько мы здесь ютиться будем? Не хватало ещё какую-нибудь заразу подхватить! Туалет где? На улице?!
– На сарае. Привыкнешь, ничего страшного. И сама попробуй отдохнуть. Без подруг, без шопинга, без интернета. Несколько дней пойдут тебе на пользу. Смотри, природа какая!
– Сумасшедший дом! Природа...
Мария продолжала ворчать, резкими угловатыми движениями открывая и закрывая шкафы, доставая из сумки вещи. Настя удобно устроилась между комодом и печкой, разложив свои игрушки по однажды заведённому порядку: мишка справа, кубик слева, впереди вышитая думка. С удивлением Кирилл увидел, что и новой кукле нашлось место – она лежала чуть сзади, и девочка иногда трогала её рукой, словно проверяя, на месте ли та.
– К Насте нашей ходят гости,
Носят пряники, конфеты,
Угощают всех друзей...
Кирилл подал дочке карамельку, подождал, пока та обратит на неё внимание, а сам потихоньку взял куклу, чтоб рассмотреть поближе. Девочка настороженно следила за его рукой и уже потянула за подол цветастого платья игрушку обратно. Кукла была примитивной, сшитой из тряпочек, набитая ватой, без лица. Ткань была явно новая, не застиранная ещё.
– Куклы кушают конфеты,
Веселятся и поют.
Игрушка была уложена на прежнее место, проверена на ощупь рукой.
Кирилл огляделся ещё раз – в комнатах было чисто и тепло, но дом, видимо, не был заселен постоянно, скорее, предназначался для таких вот приезжих, как они. Может, та семейная пара как-раз выехала отсюда.
– Что, даже телевизора нет? – возмущалась Мария, – А чем я тут буду заниматься целыми днями?
– Загорай, гуляй.
– Гулять я прекрасно могла бы и дома...– донеслось Кириллу в спину, когда он выходил на улицу.
Мужчина остановился на крыльце и внимательно огляделся. Было на удивление тихо, только слышно, как кудахчут где-то куры. Вот кукарекнул петух, зачирикали воробьи. Ни от одного из домов не было слышно людских голосов. Хотя все строения выглядели добротно, не разрушились ещё под гнетом времени и непогоды, и трава вокруг выкошена.
Интересно, а где же живет сама знахарка? Какая она? Возможно, пожилая, как и баба Аня, в такой же длинной юбке, с передником, в тёплой кофте и платке, завязанном сзади. Как-то странно всё... Может, дома и не совсем заброшены, на выходные, наверное, приезжают дачники. Вон и яблони ухожены, ветки, отяжелевшие от плодов, заботливо подпёрты рогатинами.
Сама деревня выгодно стояла на горке, и вид открывался прекрасный: там, откуда они приехали, дорога петляла среди поля, речка неширокой полосой угадывалась по ленте ивняка, росшего по берегу, а недалеко за домами начинался настоящий лес. Наверное, и звери подходят к жилью, подумал Кирилл, представляя, как в зимнюю ночь воют в звенящей морозной темноте волки.
Недалеко от места, где он стоял, в чащу убегала плотно сбитая тропинка. Надо будет за грибами-то наведаться...
Кирилл спустился с крыльца, обошел дом. У ворот сарая кучей были свалены чурбаки. Немного дров было сложено в поленнице под навесом. Он поискал глазами колун, прошелся по двору. Тот стоял, прислонённый к столбу навеса. Мужчина повертел его в руке, укладывая поудобнее, подобрал чурбачок и смачно всадил колун с размаху в светлое дерево. Тело отозвалось радостной бодростью, дело заладилось.
Поглядеть на работу пришла пёстрая кошка, уселась неподалёку, щуря желтые глаза. Потом незаметно подошла баба Аня, постояла некоторое время, смотря, как Кирилл основательно разбивает чурбаки на небольшие поленья.
– Хорошо у тебя получается, – сказала, наконец, женщина. – Где это ты научился так дрова колоть?
– Так я же архангельский, деревенский, – улыбнулся Кирилл, смахнул испарину со лба. – Вы, Анна Михайловна, говорите, если чего сделать надо, я многое умею.
– Ну ладно, ладно...Ты вот чего, пойдём-ка со мной, я кой-чо из продуктов тебе дам, пообедаете.
Кирилл оставил работу, пошёл следом за женщиной. Обстановка у неё в доме немногим отличалась от их временного жилья – та же простая мебель, чистота и деревенский уют. На стенах в деревянных рамках висели фотографии, некоторые уже повыцветшие, какие-то более современные. Печь дышала теплом, отгороженная занавесками кухня дразнила ароматами. Баба Аня подала готовую уже корзинку: пироги, банка молока, кастрюля каши.
– Вот спасибо!
– На здоровье. Иди, пока каша горячая, накормишь дочь да жену, и сам поешь.
Кирилл понял, что задерживаться не стоит, послушно отправился обратно. В доме всё было по-прежнему – вещи лежали там, где брошены, Мария болтала по телефону, видимо, с одной из подруг. Настя сидела в своей пряталке, тихо напевая: «и поют... и поют...»
Кирилл выложил из корзины пироги, достал тарелку, наложил себе каши и по-хозяйски уселся за стол. Каша была сытная, вкусная, маслянистая. С аппетитом поел, сполоснул посуду, наложил новую порцию в любимую мисочку Насти и направился к ней.
– Кукла Маша хочет каши! – он осторожно потянул новую игрушку к столу, увлекая за собой дочь.
– Тата!
– Что?
– Тата!
– Ну, Тата, так Тата...
Настя внимательно осмотрела тарелку, ложку и принялась кушать, посматривая на куклу.
– За дочерью пригляди, – сказал Кирилл жене, всё так же не выпускавшей телефона из руки, и вышел из комнаты.
В сенях задержалось тепло летнего дня. Кирилл спустился с крыльца, по жалобно скрипнувшей ступеньке, осмотрелся. Вечерело. Темнеющее небо нависало над домами. На западе, над лесом, неторопливо опускалось в облака необычно большое и яркое красное солнце. Некоторое время Кирилл задумчиво смотрел на него, гадая, какую погоду ждать завтра. Ветра не миновать. Он с наслаждением втянул полную грудь воздуха. Эх, хорошо-то как! Лес шумел невдалеке низким протяжным гулом. Ну ничего, завтра с утра пораньше за грибочками...
Пока Кирилл возился с машиной, зажглись первые звёздочки, от реки потянуло прохладой и влагой. В окне бабы Ани зажёгся свет. Было слышно, как старушка брякает вёдрами, обряжая скотину, разговаривает с ней. Заскулила радостно собака, взлаяла коротко и опять стихла. Протяжно и немного грустно промычала корова. Подзабытые уже звуки простой деревенской жизни успокаивали душу, вселяя чувство сопричастности со всей природой. Отгоняя назойливого комара, Кирилл вслушивался в стрекот припозднившихся сверчков и утихающий вместе с ветром шум близкого леса.
Сумерки быстро сменились темнотой, и Кирилл вернулся в дом. Там Мария совершала вечерний ритуал укладывания дочери спать: прибрать игрушки так, чтоб они были видны из кровати, вымыть ручки, переодеться в пижаму.
– Иди, читай сказку! – окликнула жена.
По пути Кирилл заглянул в кастрюлю – кашей Мария так и не соблазнилась, пироги тоже остались нетронутыми. Зато на столе лежало раскрошенное печенье и стоял пакет с соком. Ничего не сказав, он взял книгу, хотя знал уже наизусть все сказки и картинки, прилёг к дочери на край стоящей у окна кровати.
– Давным-давно, в Тридевятом царстве, в Тридесятом государстве, жил да был один король...
Настя прикрыла глаза, положила ладошку под щёку и затихла, но Кирилл знал, что читать придётся до слов «...и жили они долго и счастливо...», не ошибившись ни на слово. Мария опять принялась терзать по телефону одну из своих подруг, делясь какими-то рецептами и расхаживая по другой комнате. Её голос то приближался, то затихал. Вот она вышла из квартиры, но быстро вернулась, не прекращая разговор, только добавились ещё жалобы на комаров и отсутствие цивилизованных удобств.
Настя лежала тихо, голос матери не мешал ей спать. Кирилл положил книгу на комод, выключил свет и прикрыл дверь в спальню. Поставил на огонь чайник, взял забытый кем-то на одном из шкафов детектив и погрузился в чтение. Ночь быстро накрыла дом темнотой, заглядывая в окна через легкие занавески.
– Давай ложиться спать, – сказал Кирилл жене. Мария пожала плечом, но всё же принялась переодеваться.
Наконец, она с ворчанием улеглась на кровать, и Кирилл смог выключить свет. Осторожно ступая в полумраке по незнакомой комнате, он дошел до постели и с удовольствием прилег. Хотел было обнять Марию, но та сердитым движением сбросила его руку. Кирилл не стал настаивать, устроился поудобнее и без лишних мыслей быстро уснул.
Проснулся рано, чуть после шести. Сквозь занавески солнце заливало комнаты прозрачным золотым светом. Сразу же вспомнилось детство, когда каждое утро начиналось вот так, с деревенской тишины, а не с назойливого шума большого города. Кирилл ещё немного полежал, прислушиваясь к переливчатым голосам птиц, потом осторожно встал, поправил сбившееся одеяло у Настёны, взял одежду и вышел на кухню.
Вскипятить чайник и напиться в тишине свежего чая с пирогами было одно удовольствие. Нашел на сарае небольшую корзину и, засунув за голенище сапога любимый нож, вышел в утро.
Хоть солнце уже и поднялось, воздух всё ещё бодрил влажным холодком с запахами травы и земли. Капли росы осыпались под ногами, вспыхивая всеми цветами радуги. Кирилл еще раз обернулся на спящие дома, посмотрел на солнце, на часы, и вступил под сень леса. Тут же его обнял тихий шорох листвы, мягкая подстилка скрыла шум шагов, и мужчина словно растворился среди деревьев.
Он неторопливо шел, отойдя от тропинки чуть левее, внимательно высматривая грибы среди невысокой подстилки из заячьей капусты и хвои. Вот и первый боровичок... Вот рядышком ещё один... Так незаметно он уходил всё дальше и дальше. Лес был смешанный, негустой, березы перемежались с осинами и елями. Кое-где молодые деревца вставали чащей – их приходилось обходить.
Грибов было не очень много. Кирилл остановился, выбрал из корзины упавшие листики и веточки, осмотрелся. Прошло почти два часа. Пожалуй, для первого раза достаточно, пора возвращаться. Сориентировавшись по высокому уже солнцу, он повернул ближе к дому. На старом пне дружной компанией сидели опята.
– Вот так удача!– с улыбкой Кирилл срезал хрупкие шляпки, сложил их отдельно в уголок корзины.– А вас мы отварим с приправками! Вкуснота...
– Кргха, гхм, гхар, – раздалось сверху.
Кирилл поднял голову – невысоко над землей, на ветке высохшей от старости березы, сидел ворон. Чуть наклонив голову на бок, он внимательно изучал человека, нисколько его не опасаясь.
– Доброе утро, – вполне серьезно сказал Кирилл.
Ворон встряхнулся, чуть разведя крылья, переступил с лапы на лапу, но остался сидеть. Кирилл замер, рассматривая мощный черный клюв, вокруг которого время уже наложило серебряные мазки, густое, отливающее синевой, оперение, сильные изогнутые когти. Крупная птица вызывала невольное уважение своей силой и светящимся в бусинах глаз умом.
– Простите, что побеспокоил. Я уже ухожу.
Кирилл и правда пошёл, не оглядываясь. Пожалуй, ему ещё не приходилось сталкиваться так близко с этим довольно редким представителем птичьего царства. Хотя детство и юность, проведенные в северных лесах, прошли в тесной связи с окружающей дикой природой. Были и охота, и рыбалка, и случайные встречи с медведем на берегу реки по весне. Но было в этом вороне что-то необычное. Кирилл усмехнулся – ну вот, в сказку попал!
Нашел ещё пару белых, проверил их. Чистые, молодые, только вот выросли. Попался куст смородины. Кирилл бросил в рот горсть кисло-сладких красных ягод, сморщился, причмокнул. Да, так приятно было снова окунуться в подзабытый уже покой настоящего леса, который никак не могли заменить ни пляжи тёплых морей, ни городские парки.
Скоро ветер порывом коснулся лица. На полянке солнышко заиграло на листьях, разбросало мозаичные тени по земле. Кирилл остановился, отогнал не в меру обнаглевших комаров и огляделся. Столько времени идёт, должен уже быть близко к деревне. Прислушался, но только ветер напевал свой извечный мотив в верхушках деревьев. Глаз зацепился за белый ствол высохшей старой берёзы. Кирилл удивленно нахмурился – та же самая берёза, только ворона уже нет... Неужели круг сделал?!
Он снова посмотрел на солнце, определил направление и уже без остановки зашагал вперед, то и дело сверяясь с небом. Но деревня все не показывалась. Странно, сколько времени провёл в лесах около родного дома, и потом, в армии, сутками не выходя к жилью, а заблудился в ясную погоду впервые.
Кирилл поставил корзину на землю, посмотрел задумчиво вокруг. Страха не было, а вот удивления хоть отбавляй. Да быть того не может! Никогда чувство направления его не подводило! С самого детства ориентировался не задумываясь, это было уже в крови. Ну ладно, видимо, леший водит. Что там делать-то полагается в таких случаях?..
Ничего на ум не приходило, но вдруг захотелось разогнать наваждение, и он что было сил свистнул залихватским посвистом. Звук прокатился волной и затих, поглощённый мягкими объятиями леса. Только сзади в траве испуганно шарахнулась какая-то небольшая зверушка.
Кирилл поднял корзину и опять пошёл вперед. Уже девять часов, Мария и Настасья, конечно, проснулись, а его всё нет. Дёрнул же чёрт в лес уйти! Что они без него делать будут?! Кирилл похлопал себя по карманам в поисках мобильного телефона, но его там не оказалось. Вот замечательно, и телефон дома оставил!.. Точно, как под подушку сунул, так там и лежит!
Это надо же так попасть! Скандал Мария закатит обязательно. Но это когда он домой вернётся. А сколько времени ещё пройдет – неизвестно. По карте Кирилл помнил, что леса здесь протяженные, плутать можно не одну неделю, можно уйти вообще в другой район. Выжить в лесу не проблема, лишь бы не сбиться с пути. Ну, сообразят на пару с бабой Аней, что в лес ушел, вызовут спасателей. Вот позор! Спасать бойца войск дяди Васи!..
Откуда-то со стороны наплыл запах крепкой ароматной махорки. Кирилл принюхался, остановился, вглядываясь, но ничего не рассмотрел за густой порослью малины. Решил всё-таки проверить, проломился напрямик через кусты, осмотрелся.
– Потерял чего, мил человек? – раздался рядом тихий старческий голос.
Кирилл невольно вздрогнул, обернулся – на стволе поваленного дерева сидел мужичок.
– А? – только и смог он спросить.
Из-под старого выцветшего картуза с изломанным козырьком, в обрамлении кустистых бровей, на него щурились лукавые глаза. Седая разлапистая борода, закрывая пол-лица, опускалась до самой груди. Потрёпанный, вылинявший местами до белизны ватничек, сидел мешковато, скрывая тщедушное тело. Ноги, в видавших виды кирзовых сапогах, едва доставали до земли. Дед курил трубку, попыхивая сизым дымком, и тоже рассматривал Кирилла.
– Доброе утро, – пришел в себя Кирилл.
– Ну, для меня-то оно доброе, а вот ты как тут оказался, в глуши такой?
– Грибы собирал.
– Грибы, говоришь? Ты чей будешь-то, что-то я тебя не припомню?
– Из Делялевки я.
– Дачник, значит?
– Ну, почти.
– Кхе! – дед усмехнулся, покачал головой, помолчал.– Да ты присядь, милок, чего стоишь. Набегаешься ещё.
– В каком смысле? – нахмурился Кирилл.
– Вот молодежь пошла! Всё готовое им подай, а самим подумать времени нет, торопятся!..
Кирилл постоял минуту, озадаченно рассматривая деда, потом всё же присел рядом с ним на дерево.
– Куришь? – спросил дед.
Кирилл молча кивнул, достал пачку «Dallas», протянул, угощая. Дед вежливо взял пару сигарет, поблагодарил. Кирилл потряс зажигалку, прикурил, затянулся глубоко и с удовольствием. Дед внимательно смотрел, как тот подносит к сигарете шипящую струю плазмы, как убирает зажигалку в карман. Потом с деланным равнодушием отвернулся, причмокнул трубкой.
Некоторое время посидели молча. Кирилл осторожно поглядывал на старика. Такой тип деревенского жителя был ему знаком. Возраст определить было уже практически невозможно – ему могло быть и шестьдесят, и восемьдесят. Глубокие морщины вокруг глаз исчертили загорелую кожу, усы прокурены до желтизны, как и ногти на маленьких жестких руках. В нём чувствовалась сила человека, закаленного работой на природе, не избалованного комфортом. В лесной глуши люди становились на все руки мастерами – и дров заготовить, и мясо добыть, и одежду починить, и сказку рассказать, и... защитить своё имущество. Движения скупы и точно рассчитаны, и вроде всё с ленцой, но Кирилл был уверен – дед сильнее и выносливее, чем может показаться.
Время поджимало.
– Хороший лес, – сказал Кирилл нарочито спокойно.
– Э, да это ты ещё настоящего леса не видал, – отозвался дед протяжно, поведя головой. – Тут, смотри, деревья все молодые, не старше ста лет, это разве лес? Так, подлесок. А вот если дальше зайти, там лет триста лесу, а то и больше – есть на что подивиться! Как в сказке – и мох густой, и зверь настоящий. Там и медведь, и росомаха, и рысь-красавица, а не одни только белки шныряют.
– А вы, дедушка, местный?
– Ага.
– Может, подскажете, в какую сторону мне идти? Жена и дочка волнуются, наверное.
Дед повернулся, посмотрел внимательно на Кирилла, и тот едва не вздрогнул – один глаз у старика был изумрудно-зелёный, а другой прозрачно-голубой. Несмотря на возраст, глаза блестели молодо и смотрели остро. Даже не по себе стало от такого взгляда. Как можно честнее Кирилл улыбнулся.
– Волнуются, говоришь? Торопишься? А ты, мил человек, грибов вон набрал, а лесу что в благодарность оставил? Хлеба краюху птичкам на пеньке положил хотя бы?
– Нет, дедушка, извините, не научен был. Но теперь умнее буду. А вот вас рад бы за помощь отблагодарить.
Кирилл поискал по карманам, привстал, достал бумажник, вынул несколько купюр.
– Вот, рассчитаюсь...
Старик фыркнул, покачал головой.
– Нашел, чем удивить!
Неторопливым движением он залез рукой за отворот фуфаечки и достал пачку банкнот, перелистал бережно. Кирилл удивлённо вскинул брови. Были там и доллары, и современные российские рубли. Промелькнул профиль Ленина, надписи на старорусском, с ятями. И совсем не узнаваемые виды валюты, явно заграничные. На паре купюр даже оказался орёл, держащий в когтях свастику.
– Много вас тут ходит... – проговорил дед, убирая своё сокровище обратно. – И что, по-твоему, мне с этим в лесу делать? Лосей пугать?!
– Ого! – не удержался Кирилл. – Ну не знаю, дедушка, чем и порадовать вас?!
Старик опять лукаво усмехнулся, прищурясь, посмотрел на Кирилла.
– Да, леса у нас хорошие, местами и не хоженые! Если на север податься, так и до моря дойдёшь! Не быстро, правда, но ведь можно и зазимовать, если что. Там, однако, кабанов много, а где кабаны, там и волки... А ты, я смотрю, без ружья даже?
– Смотри, дедушка, у меня часы хорошие, заграничные! – улыбнулся Кирилл.
– Мои часы по небу ходят, никогда не отстают. И утром разбудят, и вечером спать уложат. На что мне твои?
Кирилл опять похлопал себя по карманам. Осталась только зажигалка. Отдавать «Теслу» было искренне жаль, но что-то подсказывало, что без помощи этого колоритного аборигена самому до дому добраться будет непросто.
– А вот такая штука у тебя, дед, есть? – Кирилл в азарте перешел на «ты», повертел зажигалку в руке, пару раз щелкнул ею.
– А что в ней особенного? Вещица знакомая, я такие не особо и признаю-то.
– А вот тут ты не прав! – Кирилл рассмеялся. – Я уж не говорю про то, что таких ты и не видел ещё, редкость пока. Она практически вечная, заряжается просто – потряс и пользуйся. Холода не боится, не взорвётся от жары. Поджигает электрической дугой, вон, видишь, как?! Это не бензиновая, и заправлять не надо.
– Ишь ты! Жалко, поди, отдавать?!
– Почему жалко? Я ведь не выбрасываю просто так, а на память, за знакомство!
Дед протянул руку, и Кирилл вложил зажигалку в маленькую мозолистую ладонь. Старик несколько раз чиркнул ею, потряс, повертел так и эдак. На лице его проступило почти детское удовольствие от новой игрушки.
– Ну ладно, чёрт с тобой! Хорошо тебе тут сидеть, да пора мне делами заняться! А то не переговорить тебя, ишь, заболтал совсем! Смотри, вон, лисичка стоит. За ней – ещё одна. Там – ещё грибок. Вот по ним и иди, да не рви грибы-то, так примечай. Они тебя на тропу выведут, быстро добежишь.
– По грибам идти? – Кирилл с недоверием посмотрел на старика.
Тот с укоризной покачал головой.
– Ну, понятно, в чудеса мы не верим, большие уже, да? Иди, говорю, да поторапливайся, пока я не передумал.
Дед надвинул картуз на самые глаза, сунул трубку в рот и пыхнул ею так, что Кирилла окутало облако терпкого дыма. Тот быстро подхватил корзину и пошёл в сторону первого гриба. И правда, недалеко от него виднелся ещё один, а там и третий. Кирилл обернулся, хотел махнуть на прощание рукой, но на прежнем месте старика не оказалось, только корни вывороченного дерева причудливо торчали вверх, создавая обманчивое видение человеческой фигуры.
– М-да, – протянул Кирилл, но особо задумываться времени не было, и он быстро пошёл вперед.
Грибы честно отмеряли путь по лесу, и уже через четверть часа Кирилл наткнулся на потерянную дорожку. Тут уж дело пошло быстрее. Куртку пришлось бросить в корзину – солнце пригревало по-летнему.
Через несколько десятков метров слева, на просторной светлой поляне, показалось небольшое озерцо, заросшее кое-где по берегу рогозом. К озеру уводила протоптанная дорожка, крепкие мостки далеко вдавались в воду. Захотелось освежить лицо прохладной водой, но Кирилл пробежал дальше. Ещё немного – и деревня открылась из-за неожиданно расступившихся деревьев.
Он оказался перед своей машиной. «Слава тебе, Господи!» – пробормотал облегченно, быстро взбежал по жалобно скрипнувшим ступенькам в дом. Поставил корзину на скамейку, заглянул в комнату. Настя сидела на кровати, нянча тряпичную куклу, Мария лежала на другой постели с его телефоном в руках. Увидев мужа, она резко встала, подошла вплотную и буквально прошипела со злостью:
– Ты где был?!
– Маш, не поверишь, в лесу заблудился! – попытался превратить всё в шутку Кирилл.
– В лесу заблудился?! Не морочь мне голову! Бросил нас тут одних! Ты зачем нас сюда привез, в глушь эту – чтоб избавиться сразу от обеих? Ходил в лесу могилы нам копал?
– Ну у тебя и фантазия разыгралась! – Кирилл нахмурился. – Совсем сдурела!
– Я сдурела?! Я тут проверила твой телефон – сплошные бабы! Что, любовнице надоело ждать, когда ты разведёшься? Договорился уже с ведьмой, чтобы нас с дочерью извести?!
– Маш, заткнись по-хорошему, не начинай старую песню, ладно?!
Но женщину уже понесло. Кирилл не приставал к словам, молчал, надеясь, что скоро всё закончится. Глядя в окно, чтоб не видеть перекошенное злобой лицо жены, он почувствовал навалившуюся привычно тоску. Если бы не дочь, давно уже прекратил бы эту бессмысленную пытку, называемую браком.
Пытаясь уйти от скандала, Кирилл взялся за корзину, но Мария вдруг вырвала её, швырнула, и грибы, ломаясь, разлетелись по полу. Это стало последней каплей.
– А ну хватит! – рявкнул Кирилл, да так, что Мария испуганно шарахнулась в сторону от напрягшегося разозленного мужа.
И хотя тот ни разу не поднимал на неё руку, не на шутку испугалась.
– Да пошёл ты! – крикнула она и выбежала из дома.
Кирилл устало опустился на скамейку, посидел, уставившись на лежащие на полу ненужные разбитые шляпки боровиков и опят. Всё удовольствие от похода в лес смыло горечью обиды и злобы. Да что не так у него в жизни?! Где та Мария, которую он когда-то полюбил? Почему жизнь пошла кувырком, когда родился ребёнок? Постоянные обиды, слёзы, ревность, скандалы. Хотя он, как мог, избегал ссор. Сперва пытался угодить Марии, помогал по дому, возился с малышкой, с работы бежал в семью. А потом, натыкаясь постоянно на глухое недовольство, стал просто отстраняться от жены. Нашел ещё одну работу, чтоб меньше времени проводить дома, начал больше зарабатывать. Даже Марию отправлял на отдых на курорты, втайне надеясь, что в одной из таких поездок она заведёт себе любовника и подаст на развод.
Но больше всего мучило чувство вины перед дочерью. Сам не зная почему, он винил себя в её состоянии, хотя врачи убеждали во врождённой причине болезни. Каждый раз, когда Мария начинала кричать и скандалить, он боялся, что вот-вот малышка заплачет, но та отстраненно смотрела в одну точку, раскачиваясь вперёд-назад, как китайский болванчик, и словно не слышала их. И это молчание пугало ещё больше. Можно было привыкнуть ко всему – и к тому, что дочь не смотрит в глаза, и не откликается на своё имя, не участвует в играх, которые пытались с ней завести, живет в своем мире... Но не к этому.
Он любил дочь, так трогательно похожую на него белобрысыми кудряшками и голубыми глазами. Для него Настенька была самой большой наградой в жизни. И ради неё он был готов ехать в эту деревню за непонятным лечением, о котором тихим шепотом рассказала ему тёща. Спасибо Богу, хоть с тёщей ему в жизни повезло. Татьяна Семёновна стала воистину второй матерью, и в делах их семьи практически всегда поддерживала Кирилла. И, как и Кирилл, она души не чаяла во внучке, делая всё, чтоб у девочки была возможность жить нормальной жизнью, чтоб у неё было детство, как у всех детей. Во многом именно благодаря поддержке тёщи, Кирилл все ещё держал планку настоящего мужика, отца и мужа.
И вот они здесь, а Мария, вместо того, чтоб поддержать его, устраивает истерики и ведёт себя, как капризный ребёнок, словно протестуя против всего, что происходит.
Кирилл вздохнул. Прав был тот мудрец, сказавший: «Куда бы ты не пришел, ты найдёшь лишь то, что принёс с собой». Чудес не бывает. Вряд ли кто-то сумеет исправить его судьбу, повернуть время вспять и переиграть всё заново. Жаловаться не имеет смысла, надо жить дальше...
Кирилл быстро собрал раскиданные грибы обратно в корзину, отставил её, и пошёл в комнату, где оставалась Настя. На кровати её не оказалось, и в самой комнате – тоже.
– Настёна, выходи, мы сейчас идем гулять, – позвал Кирилл, прислушался, но нигде не отозвалось даже шорохом.
Он знал, что если девочка решит играть в прятки, то уже не отзовется ни за что.
– Я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват!
Дочки не оказалось ни под кроватями, ни за печкой, ни на кухне. Кирилл озадаченно осмотрел всю избу. Он точно помнил, что с момента, как захлопнулась дверь за Марией, из комнаты Настя не выходила. Неужели выбежала в то время, пока всё внимание отвлекала ругань с женой? Раньше Настя никогда не убегала от них, да и вообще, редко проявляла независимость.
Кирилл ещё раз заглянул в комнату – из любимых игрушек девочки не хватало только тряпичной куклы. Неприятный холодок пробежал по спине. Кирилл запретил себе паниковать и вышел поискать дочку в коридоре... На сарае... На улице около машины... Нигде ни души.
Мария сидела в джипе и болтала по телефону. Он подошел к автомобилю, рывком распахнул дверь, заглянул в салон, но и там девочки не было. Женщина демонстративно отвернулась от него, сказала в трубку:
– Подожди, тут кое-кто кое-что забыл... У нас же не все понимают, что такое личное пространство или конфиденциальный разговор...
Кирилл захлопнул дверцу с размаху, ещё раз обошел двор. Сколько времени Насти нет рядом? Минут пять. Куда она могла подеваться? И тут взгляд упал на колодец. Внутри всё сжалось, Кирилл быстрым шагом, срываясь на бег, подошел к нему, заглянул под крышку, выдохнул с облегчением. Слава Богу! Но где же Настя?
Ещё раз обошел все уголки в доме и вокруг него. Часы в голове непроизвольно отсчитывали минуты. Стало по-настоящему страшно. Липкий холод подобрался к самому сердцу, сжал всё внутри. Взгляд, блуждая вокруг, наткнулся на тропинку, уходящую в лес, и словно какая-то сила толкнула его туда. «Только бы успеть! – билась в голове одна мысль, пока он бежал вперед. – Только бы успеть!»
Сапоги тяжело бухали по земле, дыхание сбилось, сердце стучало где-то в горле, но ту сотню метров до озерка Кирилл пробежал всего за пару минут. Светлое платье дочери он увидел сразу, как только расступилась высокая острая осока.
Настя стояла на самом краю мостков, смотря на воду. Боясь спугнуть её, Кирилл не стал кричать, а потихоньку подошел сзади.
– Настенька, доченька, пойдём домой, пора обедать! – сказал он негромко, едва справляясь с осипшим от бега и испуга голосом.
Девочка наклонилась к воде, к своему отражению. От мостков до воды было ещё сантиметров двадцать, вода была тёмная, видно, было неглубоко. Отражение девочки в озере сияло радужным нимбом от стоящего высоко солнца. Ветер пробегал легкой рябью по воде, оживляя его и дробя. Кирилл увидел, что край досок был сырым. Кукла из тряпок лежала у одной из опор.
– Настюша, идём. – Кирилл тронул осторожно руку дочери, развернул её к себе. Оборки платья и обрамляющие личико белокурые волосы тоже оказались влажными. В руке девочка держала желтую водяную кувшинку. – Идём, милая.
Настя нехотя пошла за ним, иногда оглядываясь. Уже на берегу Кирилл не выдержал, подхватил девочку на руки. Он все ещё ощущал предательскую дрожь во всем теле от сменившего ужас облегчения. «Господи, спасибо тебе! – твердил он про себя, – Господи, я знаю, сам виноват! Глаз не спущу с неё! Спасибо!»
Невольно улыбаясь и прижимая дочку к себе, Кирилл уже сделал несколько шагов обратно по тропинке, когда Настя вдруг закричала, забилась в его руках.
– Тата! Тата!
– Что? – Кирилл, испуганный, едва не выронил девочку.
– Тата! – вырывалась она, а когда оказалась на земле, бросилась обратно к озеру.
Кирилл побежал за ней, но Настя, подняв свою куклу, тут же вернулась и сама пошла по тропинке в сторону деревни. Шагая сзади, он всё ещё переживал случившееся. Хоть и пытался успокоиться, но руки судорожно сжимались, а во взгляде, не отрывающемся он девочки, были страх и боль.
У дома их встретила Мария. Она недовольно посмотрела на дочь.
– Надо же, новое платье на неё одела, а она уже всё извозила! Вы где были? – бросила она мужу.
– Гуляли, – ответил он хмуро.
– В следующий раз гуляйте аккуратнее, – с издевкой бросила женщина и повела дочь домой, по пути выбросив кувшинку, – Фу, гадость какая!
Кирилл обессиленно опустился на ступеньку, дрожащими руками достал сигареты, поискал зажигалку. Потом вспомнил, что отдал её, чертыхнулся, да так и сидел, переминая сигарету не зажжённой в руке. Подошла пёстрая кошка, уселась неподалёку. Кирилл протянул руку, и кошка разрешила себя погладить. Но на «кис-кис» не обратила внимания, принялась вылизываться.
Шло время, сердце стало понемногу успокаиваться, возвращались краски и звуки дня. Кирилл долго просто сидел и смотрел вокруг, с особой остротой ощущая хрупкость и ценность жизни. Зелень травы и листьев, щебет птиц, движение ветра... Как это всё беззащитно, и в то же время бесконечно сильно. Жизнь ради самой жизни, игра по правилам вселенной, где нет козырей, и все равны. Одно неосторожное движение – и мир будет существовать и дальше, но уже без тебя. И та же глубина неба, и то же тепло солнца. Хочешь, чтобы всё это было с тобой – живи, борись за свое право быть в этом мире...
Не выработанный адреналин требовал выхода, тело словно зудело. Кирилл ещё раз похлопал себя по карманам, встал и пошёл в дом за спичками. Настя рисовала, сидя за столом. Перед Марией дымилась тарелка с лапшой быстрого приготовления.
– С голоду сдохнуть можно, – бросила она зло.
Кирилл нашел на выступе печки коробок спичек, потряс его – коробок был почти полным. Огляделся. Дом уже не казался таким пасторально милым: под столом лежали фантик и кусок печенья, на который нечаянно наступили ногой; на шкафу брошен пустой пакет из-под сока. Корзина, с которой он ходил в лес, задвинута под скамейку. Пироги уже обветрились и начали черстветь. В соседней комнате неубранные кровати добавляли ощущения запустения.
Кирилл вздохнул. Он подошел к дочери, посмотрел на её рисунок. Девочка тщательно вырисовывала травинки около озера. Вот дорожка, вот мостки. Слева от тропинки – молодая берёзка. Кирилл не помнил деревца, но Насте в этом можно было доверять. Закусив губу, она рисовала травинку за травинкой. Не сказав ни слова, он вышел на улицу и, наконец, закурил. Долго не думая, нашел опять колун и взялся за чурбаки. Накидает поленьев, сложит их под навес, опять колет дрова. Куча понемногу убывала, поленница становилась всё выше.
Незаметно подошла баба Аня.
– Ишь, дрова ему покою не дают, – покачала она головой.
Кирилл выпрямился, вытер пот со лба.
– Добрый день, Анна Михайловна.
– Добрый. Ну, чего, как устроились?
– Спасибо, всё хорошо.
– Как ночь ночевали на новом месте?
– Устали с дороги, спали крепко, спасибо.
– Расспасибкался...То и смотрю, даже за водой ни разу на колодец не сходили. Ладно. Ты мне кастрюлю-то из-под каши верни...
– Да, конечно, сейчас.
– Да не спеши. Пошли-ко со мной-то, картошечки подкопаешь, сваришь. Охота, поди, свежей-то? Луку со сметанкой натолкёшь, салатика из огурцов-помидор нарежешь...
Кирилл бросил взгляд на дом. Захотелось подпереть дверь снаружи, чтоб Настёна наверняка не убежала опять. Скрепя сердце, стараясь не подавать виду, что волнуется, он послушно пошёл за женщиной.
– Анна Михайловна, – не выдержал Кирилл, когда они уже подходили к колодцу, – А почему Катерина Степановна не встречается с нами? Она знает, что мы приехали к ней?
– Знает, как не знает, – не оглядываясь, ответила женщина.
– Может, я что-то не так делаю? Может, надо, ну, не знаю, обговорить какие-то условия? Вы мне подскажите, я ведь первый раз...
Баба Аня остановилась у своего крыльца, сунула в руку Кириллу лопату.
– Иди, поле за домом. Там и ведро стоит. Накопай, сколько хочешь, нынче урожай хороший. А я тебе пока морковки там, овощей разных наберу, чего голодом-то сидеть.
Кирилл нахмурился, молча пошёл в огород. Воткнул лопату в крайний рядок, огляделся. Не меньше четверти гектара земли было огорожено простым забором из жердей. Тут же стояли и яблони, и ягодные кусты, и небольшая банька. Не торопясь, он накопал с полведра молодой, с тонкой кожицей, картошки, аккуратно сложил в борозду ботву. Вернулся к крыльцу. Баба Аня уже ждала его с пакетом.
– Вот, приготовите чего захотите. Ты там не стесняйся – масло, соль, посуду – всё бери.
– Анна Михайловна, а в чьём доме мы живем?
– В моём. От сестры остался. А что?
– Нет, ничего. Очень уютно и хорошо...
Женщина с минуту молча разглядывала Кирилла, потом покачала головой.
– Эх вы, городские! Живёте, словно с шорами на глазах, ничего видеть не хотите! Ты думаешь, просто так тут сидишь?! Природа тоже лечит.
– Да, конечно. Спасибо. Я понимаю.
– Кирюша, – неожиданно ласково проговорила старушка, – ты уж ежели задумал чего, так не отступай, доводи дело до конца. Раз приехал дочь свою полечить, так доверься тому, от кого ждёшь помощи. Чудо случается только с теми, кто к нему готов...
Не ожидавший таких слов, Кирилл растерялся. Некоторое время он молча смотрел на пожилую женщину, потом кивнул и быстро пошёл к дому.
Настёна рисовала новую картинку. По-детски примитивно было изображено женское лицо. Теперь тщательно прорисовывались волосы, гладко облегающие голову. Мария лежала на кровати, безучастно рассматривая нехитрую обстановку комнаты. Кирилл хотел было предложить ей заняться приготовлением еды, да только махнул рукой и взялся сам за нехитрую работу.
Поставил кастрюлю с картошкой на огонь, начал нарезать салат. Изредка посматривая на увлеченную дочь, всё обдумывал слова бабы Ани. «Чудо случается»... Да, он ждал именно чуда. А как ещё можно было бы назвать выздоровление девочки?! Только чудом. Но чудеса бывают лишь в сказках. Как у Пушкина – «...там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит...» А у него вместо сказки – джип под окнами и мобильный телефон в кармане. Но баба Аня не просто так сказала о доверии. Да, приехал, так уж будь добр, не выделывайся, жди. Ну, день-другой ещё протянем...
Настя отложила карандаши, слезла со скамейки и забралась в свою пряталку, к игрушкам. Кукла Тата, усаженная рядом с кубиком, стала доченькой, которой девочка принялась рассказывать сказку. Давным-давно, в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, жил да был один король...
К тому времени, как сварился картофель, Кирилл уже накрошил салат, заправил его домашней сметаной, по густоте похожей больше на масло, накрыл стол. Пошел позвать Марию к обеду, но та успела уснуть. Кирилл вначале накормил дочку, потом поел сам. В доме стало тихо. Он опять уселся за книгу, поглядывая иногда на играющую девочку.
Какое лечение от колдуньи хотел он получить, закрутились снова мысли в голове. Что можно исправить у шестилетнего ребенка с врождённой патологией? Стоило ли вообще сюда приезжать? Мария вся на нервах, Настёна чуть в пруду не утонула. Что вообще она там искала?..
Сомнения копошились холодным зверьком где-то внутри. Собраться да уехать домой, и правда... Вспомнился разговор с бабой Аней. Тоже что-то темнит, старушка... Ладно, ещё пару ночей, может быть, но не больше. Обещал же маме Тане увидеться с этой колдуньей.
Проснулась Мария, Кирилл сказал ей, чтоб поела, а сам опять вышел на улицу. Первым делом с удовольствием покурил. Поискал глазами, к чему бы приложить руки, стал спускаться с крыльца и поморщился от скрипнувшей ступеньки. Постоял на ней, покачался туда-сюда, хмыкнул недовольно. Надо бы заменить. Была бы только доска, молоток да гвозди. Ножовка нужна ещё, гвоздодёр.
Кирилл вернулся в дом, пошёл с обходом на сарай. Долго осторожно разбирался в оставшихся от прежнего хозяина инструментах. Деловой был мужик, плотничал, видимо. Столько разных приспособлений для этого дела осталось – стамески, рубанки, ножовки разные. И сбруя старая лежит – лошадь, видимо, была...
Чужая жизнь приоткрывалась через знакомые предметы. Вот люди приходят и уходят, а инструменты верой и правдой служат не одному поколению, были бы только руки толковые. Кирилл с интересом изучал всё, что находил. В памяти стали всплывать картинки из далёкого, казалось, подзабытого уже, детства. Как так же залезал ещё совсем ребёнком в ящик с инструментом отца. Как сам учился держать в руках топор, как строили с пацанами домики в лесу, ходили в ночное на рыбалку...
На душе опять стало спокойно. Кирилл отложил приготовленные инструменты в сторонку, чтоб удобнее было брать. Доску придётся спросить у бабы Ани, авось и найдётся что посвежее.
Кирилл дошел до дома у колодца, но у дверей стоял батожок, сунутый под ручку. По старому деревенскому обычаю он показывал, что хозяев в доме нет. Заглянул в огород, но и там никого не оглядел, да так и вернулся обратно ни с чем.
Как странно быстро течёт время в деревне. Вроде особо ничего не делаешь, а уже вечереет. День угасал неторопливо, принеся на крыльях замирающего ветра прохладу и запахи влаги от реки. Тени становились всё гуще, облака на небе налились синевой и затаились в неподвижности дрёмы. Приглушенно промычала корова, закудахтали заполошно куры. Вот и свет зажегся в окошках.
Кирилл постоял ещё, наслаждаясь тишиной и покоем. Из темноты вынырнула пёстрая кошка, блеснула глазами и скрылась опять по своим загадочным кошачьим делам, прыгнув высоко через траву.
– Кирилл, это ты там стоишь? – донесся голос бабы Ани.
– Я, Анна Михайловна!
– Зайди-ка ко мне на минутку...
Кирилл затушил тщательно сигарету и пошёл по тропинке. Вспомнилось опять из детства, как его, заигравшегося на улице до потёмок с ребятами, так же окликала бабушка: «Кирькой, поди-ко-тко сюды, чулпана дам!». И он бежал босыми ногами по холодной росистой траве, по плотно сбитой дорожке к светящемуся уютными желтыми окнами дому, и там, в тепле, почёсывая искусанные комарами икры, пил сосредоточенно из большой дедовой кружки сладковатое парное молоко с домашним хлебом. Ничего вкуснее этого в жизни не едал.
В коридоре дурманяще пахло медом, старым деревом, кормами для скотины. Кирилл зашел в избу, постучавшись для приличия. Женщина сидела у стола, устало сложив на коленях натруженные руки. На столе стояла большая банка молока, лежал пакет с куриными яйцами и круглый каравай.
– Я тут приготовила тебе на ужин немного своего, возьми, – сказала баба Аня.
– Спасибо! Вы и так для нас столько делаете, как и благодарить, не знаю!
– Не переживай, кушайте на здоровье. Соскучился, поди, по деревенскому-то?
Кирилл улыбнулся, кивнул, снова обвёл взглядом нехитрое убранство квартиры. Фотографии в крашеных, как и шкаф, коричневой краской, рамах, цветные половики на полу, набранном широкими досками, телевизор в углу, заботливо укрытый белой салфеткой.
– Я заходил к вам сегодня днём, хотел спросить – не найдётся ли доска какая, заменить ступеньку на крыльце, а то уж больно скрипит.
– Я, наверное, в это время на покосе была, травы свежей кроликам косила.
– Ну вот, а что же мне не сказали, я бы помог!
Женщина покачала с улыбкой головой:
– Давно дома-то не бывал? Живы родители-то?
– Да. Мама. Сестра за ней ухаживает. Я на Троицу только и могу выбраться на родину, а так работы много, некогда.
Кирилл помолчал, прислонившись плечом к углу печки.
– А как вы тут живёте, совсем одна? И не страшно? – спросил он.
– Так почему одна? На выходные дачники приедут, скоро урожай собирать начнут, до самых заморозков машины туда-сюда ездить будут. Это вы на неделе приехали, вот и кажется, что никто не живёт в деревне. Да и чего тут бояться? Я здесь родилась, каждый камушек знаю.
– А как без магазинов, без почты, без больницы?
– А это в райцентр ехать надо. Так тут недалеко, километров тридцать, автобусы часто ходят. Много ли мне надо? Чего когда привезут, когда сама съезжу... Автолавка раз в неделю приезжает.
Кирилл подумал ещё минуту, потом качнул головой.
– Ну, я пойду?
– Побегай, сынок. Возьми яичек свежих, пожарите, может...
– Спасибо!
– Поди с Богом.
Осторожно прижимая к груди банку тёплого ещё молока, Кирилл вышел под загорающиеся звёзды, пошёл не торопясь к дому. Как же хорошо здесь, тихо. До чего же вкусный воздух! В городе друзья, работа, развлечения на любой вкус, там жизнь кипит и днём и ночью. А здесь просто отдыхает душа. Никуда не надо бежать, всё просто и понятно.
Домой не хотелось. Хотелось побыть одному, наедине с самим собой, собрать себя, как пазл, в единое целое, привести в порядок чувства и мысли.
– Кирилл! – услышал он голос Марии, – Где ты ходишь?
Женщина стояла на крыльце, зябко обняв себя за плечи. Когда муж подошел, она отвела глаза, хмурясь.
– Вот, несу свежих продуктов от бабы Ани. Будешь яичницу?
Мария не ответила, развернулась и ушла в дом. Кирилл вздохнул, постоял ещё минуту и тоже зашел в квартиру, хранящую тепло солнечного дня.
Настя баюкала на кровати свою куклу, что-то строго приговаривая ей. На столе всё так же лежали оставленные карандаши и бумага, стояли немытые тарелки. В комнате терпко пахло грибами. Мария взяла телефон и ушла к дочери, стала с кем-то говорить. Кирилл некоторое время молча смотрел на всё, потом начал носить посуду в раковину, собрал Настины вещи обратно в сумку, убрал лишнее со стола. Сам приготовил омлет, накормил дочку, а себе налил полную кружку молока, и, как в детстве, долго с удовольствием пил его, отламывая рукой ржаной хлеб прямо от каравая и читая книгу.
Так и сидел, пока Мария укладывала девочку спать, потом сама словно через силу поела немного, долго копаясь в тарелке и морщась. Кирилл старался не обращать внимания ни на холодное молчание, ни на брезгливо поджатые губы. Не первый день замужем, перебесится...
Собираясь выйти покурить, прихватил корзину, отошел за дровеник и вывалил увядшие грибы под сосну. Может, грибница приживётся. На прохладном воздухе, смотря на высокие и пронзительно яркие звёзды, он ещё думал о оставленной работе, о том, к чему вернётся из поездки, планировал звонки, а вернувшись снова в дом, в тепло, вдруг резко захотел спать. Глаза нещадно слипались, мысли сбились в абсурдную карусель, тело обмякло. Бороться было бессмысленно, Кирилл дошел до кровати, разделся, забрался к стенке и тут же провалился в глубокий сон.
Мария удивлённо посмотрела на него, посидела немного в тишине, ощущая, как угнетает её непривычная безмолвность ночи. В городе всегда кто-то не спал, ездили машины, ходили люди, слышно было соседей. Можно было в любое время включить телевизор и не чувствовать себя одинокой. А тут, оставшись наедине с собой, она ощущала себя неуютно. Женщина торопливо разделась, выключила свет и, подсвечивая мобильным телефоном, быстро забралась под одеяло.
Настя спала бесшумно, Кирилл дышал глубоко и ровно. За окнами стрекотали насекомые. Прислушиваясь, Мария старалась лежать спокойно, но сон всё не шел. Она то проваливалась в полудрему, то снова открывала глаза и обводила взглядом погруженную в темноту комнату. Зря она днём поспала, теперь далеко за полночь, а сон всё не идёт...
Где-то на кухне раздался лёгкий шорох. Вот, ещё и мыши до кучи... Мышей Мария не боялась, но не испытывать естественной брезгливости не могла. Дома мышам не место. Снова заскребло по половицам, да так тихо и с оттяжкой, словно что-то волокли. Печеньку потащила... Пусть пирует. А Кирилл как лег на один бок, так и не пошевелился ни разу. Убегался за день. И чего она опять на него наорала?.. И сам хорош – чуть не заблудился в лесу, и тут же дочку потащил туда гулять... Зачем они туда ходили? Вроде быстро вернулись. Не доверяет она тут никому, не доверяет...
В тишине откуда-то со стороны кухни раздалось глухое низкое ворчание. Вот ещё, подумала Мария, что и за мыши пошли – печеньку украла, да ещё ворчит... Хорошее, между прочим, печенье... Прошла ещё одна минута, и тут холод сковал вдруг тело, лицо словно свело судорогой, дыхание остановилось... Мыши пищат, скребутся, брякают посудой или сухой корочкой, но уж точно не ворчат таким глухим голосом. Мария вслушивалась, ощущая, как сжимаются от страха все внутренности. Сон разом слетел. Холодной рукой она нащупала спину мужа, толкнула его, но Кирилл никак не отреагировал.
Мария закусила губу, осторожно приоткрыла глаза. С того места, где она лежала, через распахнутые белеющие створки дверей в едва рассеивающихся сумерках, вторая комната видна была почти вся. Вот стол, скамейки, светлый угол печки, занавески, отгораживающие кухню... Там, около угла скамейки, темнота сгрудилась бесформенным пятном. Женщина долго всматривалась, но ничего не могла разглядеть. Кажется, показалось. И только она расслабила сжатые в кулаки пальцы, успокаиваясь, как пятно дрогнуло, двинулось, заслонив на короткий миг край скамьи и чуть слышный голос проговорил недовольно:
– Пол бы хоть подмела, хозяюшка...
Мария взвизгнула, дернулась в постели, вжалась вся в изголовье и принялась что есть силы теребить Кирилла.
– Да проснись же ты, наконец!
Спящий обычно чутко Кирилл едва заворочался, замычал недовольно, с трудом просыпаясь. Ужас не давал Марии опомниться, она начала колотить мужа по плечам, закусив губу, чтоб не закричать в голос и не напугать ребенка. Она всё смотрела на дверь, в темноту, боясь отвести широко раскрытые глаза, охваченная паникой, и била, не глядя, куда попало.
– Что ты дерёшься-то?! Прекрати! – Кирилл схватил, наконец, Марию за руки, сел в кровати.
– Там кто-то есть!
– Где?
– В той комнате! Да проснись же ты, болван! Я видела!
Кирилл тяжело потряс головой, потёр с силой глаза.
– Где? – опять тупо спросил он.
Мария почувствовала, что сейчас разревётся. Она закрыла лицо руками и тихо заскулила, всхлипывая. Кирилл минуту посидел, потом слез с кровати и пошёл в комнату. Вспыхнул яркий свет, резанул по глазам. Мария опустила руки, со страхом взглянула туда – полуобнаженный муж стоял около стола и смотрел по сторонам, щурясь спросонья.
– Где и кого ты видела? – спросил он.
Мария осторожно спустила ноги на пол, крадучись подошла к нему, показала рукой на край скамейки ближе к кухне.
– Вот здесь.
– Тебе показалось.
– Говорю тебе – нет! Оно было большое...
– Кошка, может, забралась как-то?
– Крупнее...
– Здесь нет никого, ты сама видишь. Всё заперто. Комната маленькая, спрятаться негде. Ну, бывает ведь, когда сон такой, что не сразу поймёшь, что происходит. Просто тебе кошмар приснился, успокойся.
– Оно говорило! Он сказал, чтоб я пол подмела!
Брови Кирилла удивленно поднялись вверх, он покачал головой.
– Да-а... Ты и правда, прибралась бы, Мань...
– Дурак! – зло топнула ногой женщина и заплакала. – Мне страшно, а ты издеваешься! Я даже в туалет нормально сходить не могу, а тебе смешно! Привёз нас чёрт знает куда, зачем-то...
Слезы душили горло, Мария сжалась, обхватила себя руками. Кирилл вздохнул, обнял её, хотя она и дёрнулась, сопротивляясь, прижал к себе.
– Ладно, успокойся. Завтра уедем. Пойдём, я сведу тебя в туалет, и не шуми, Настюху разбудишь.
После всего Кирилл уложил Марию к стене, сам поправил одеяло у дочери и тоже лёг спать. Голова всё ещё была тяжелая. Молоком от сонной коровы напоила баба Аня, что ли? В комнате чуть заметно стало светлеть. Мария сперва порывисто вздыхала, как наревевшийся ребёнок, потом затихла. Кирилл лежал неподвижно, в голове всё крутилась одна мысль – корова была сонная, молоко от сонной коровы... Он почувствовал, как женщина осторожно придвинулась и прижалась спиной к его спине, но не пошевелился. Это не был жест любви, просто ей требовалась защита. Пусть.
Заснуть по-настоящему не удавалось. Разум словно завис между сном и явью, с трудом отличая одно от другого. Домовой напугал Машу... Молоко... Корова спала, пока её доили, вот и его в сон сморило. Молоко от сонной коровы...
Кирилл чуть приоткрыл веки и увидел, как Настя сидит в кровати и монотонно качается, словно баюкая себя. Ничего, сейчас опять ляжет и уснет. Такое бывает иногда, главное, не напугать её. А может, ему всё снится. Бывают ведь такие сны, когда не понимаешь, правда ли всё, или нет...
Время перестало существовать, растекаясь бесконечными минутами, словно замкнутыми в кольцо обрывочных мыслей. Лица коснулся прохладный уличный воздух, тяжелые веки приоткрылись едва – Настя всё так же сидела, покачиваясь, а легкий сквозняк шевелил занавеску. За окном занимался рассвет. Просто снится. И баба Аня, стоящая у кровати Насти, тоже снится. Чего бы ей тут делать?
«Кто это у тебя в доме, а, хозяюшка?» – прорвался сквозь непреодолимую дрёму женский голос откуда-то с улицы через приоткрытое окно. «Я, матушка, Анна», – ответила баба Аня негромко. «Более никого?» – настаивал голос. «Не одна, матушка, ох, не одна! А прицепилась ко мне беда горькая, болячка поганая!» – нараспев тянула старая женщина. «Так выкинь её ко мне в окошко!» – предложил другой голос. Да, выкинь уже, подумалось Кириллу, и я буду дальше спать спокойно. «И рада бы выкинуть, да не могу, матушка!» – «Это почему же?» – «Если выкину её, поганую, то и дитё-чадушко выкинуть придётся, оно в ней сидит», – сетовала, вздыхая, баба Аня. «А ты подай мне дитя, я его в печи запеку, боль-сухотку выведу», – уговаривал голос за окном. Ого, подумал Кирилл, как всё интересно. Это из каких же сказок в его снах такие побасенки? «Ты, матушка, болячку-то запекай, а дитя не запеки!» – «А что, и её запеку, лишь бы сухотку извести!» – «Да ты сухотку запекай, а дитя мне продай». Снова опахнуло сквозняком с запахами влажной травы и земли, и стало тихо. Кирилл прислушался, но голоса пропали. Ну вот, всё и кончилось. До утра можно поспать, а там будем домой собираться. Тело расслабилось, погружаясь в покой.
Через некоторое время спине стало холодно – это отодвинулась Мария. Просыпаться не хотелось, но что-то мешало спокойно отдыхать. Нет, ну это был сон. Да и не дала бы Настя себя забрать – она чужих людей к себе не подпускала, начинала кричать, если её трогали. Рукой Кирилл пошарил по кровати, но Марии не обнаружил. Встала, видимо. Утро наступает, ночные страхи прошли. Это надо же – домового увидеть... Он за всю жизнь слышал о таком только раз, да и то не поверил. А кто мог ещё быть, кроме домового? Сам на ночь крючок на дверь накидывал, не столько из боязни, что кто-то зайдёт, сколько после побега дочери. Так что в дом с улицы не попасть. Куда Мария подевалась? В доме тихо... Надо посмотреть, всё ли в порядке. Спать охота... Молоко-то не простое было...
С большим усилием воли Кирилл открыл глаза. Солнце стояло низко, только ещё начиналось утро. Через приоткрытое окно прохладный воздух легко проникал в комнату. На кровати Насти одеяло было сбито, а девочки не было. Кирилл рывком сел, осмотрелся непонимающе. Марии тоже не видно и не слышно. В доме царила полная тишина. Кирилл торопливо натянул на себя одежду, выглянул в окно. Трава внизу была примята, и больше ничего.
Кирилл быстро пробежал по дому, но нигде не обнаружил признаков жены и дочери. Выскочил на крыльцо – вроде всё как обычно. Машина терпеливо дожидалась его у дома, по деревне стелился лёгкий туман, словно приподнимая избы над землёй и отрывая деревья от корней. Час от часу не легче! Куда все подевались?! Не могли же Мария с Настей пешком уйти из дома? Как давно он один? Что за глупые шутки?!
Понимая, что начинает закипать злостью, мешающей думать, Кирилл глубоко вздохнул, задержал дыхание и медленно выдохнул. Спокойно. Чем бестолково метаться, теряя драгоценные минуты, надо успокоиться и просто подумать. Как так случилось, что Мария ушла и не попыталась даже разбудить его? Куда она могла податься? Следует посмотреть, что пропало из дома. Одежда, вещи. Если она ушла, то что-то же должна была взять с собой. Борьбы не было, её Кирилл точно услышал бы, уходила Мария тихо.
Кирилл вернулся в дом, внимательно осмотрелся. Из всех тех нехитрых вещей, что они привезли с собой, не хватало только тёплой кофты жены да курточки Насти. И ещё новой куклы из лоскутков. Значит, у Насти было время собраться и одеться. А вот телефон Мария оставила. Странно, она с ним вообще не расставалась, даже в душ с собой брала. Время, сколько время? Половина шестого. Когда он последний раз смог открыть глаза, солнце уже вставало, было светло, значит, прошло от силы полчаса. Далеко женщина с ребёнком за такой короткий промежуток времени уйти не могла. Знать бы только, куда они направились.
Кирилл снова выбежал на крыльцо, и прошел под окнами дома, как ищейка, низко наклонившись к земле. На влажной траве видны были следы, и шли они к лесу. Дошли до тропинки и пропали на плотно сбитой почве. Он остановился, выпрямился. Кто-то увёл дочь и жену в лес? При чём тут баба Аня? Это её затеи? Или она всё же приснилась? Кирилл покачал головой, огляделся. Идти в лес, искать там? А вдруг он только время потеряет?
Пока он раздумывал, внимательно вглядываясь в темноту чащи, в глаза бросилось яркое пятно на тропинке. Он подошел к нему и поднял с земли маленький бант. Такие были на платье у Насти. Повертев бант в руке, Кирилл прошел по тропинке дальше. Или ему показалось, или... Через некоторое расстояние на яркой от росы зелени лежал ещё один бантик. Удивлённо пожав плечами, Кирилл быстрее пошёл вглубь леса, высматривая невольно ещё подсказки. Напротив пруда лежала прямо на тропинке цветная резинка с волос девочки. Кирилл уже почти бежал. В утреннем холодном воздухе, в полумраке среди деревьев, он уходил всё дальше и дальше, повинуясь знакам.
Так далеко в лес в прошлый раз он не забирался. Тропинка петляла среди выступающих корней и не становилась хуже. Видимо, ею часто пользовались. Вот и ещё одна резинка с волос Насти, теперь зелёная. Если бы она лежала не на чёрной сочной земле, которая иногда мягко продавливалась под ногами, Кирилл мог бы её и не заметить. Косички у Насти было две, возможно, больше подсказок он не увидит. Но это уже было не так важно, Кирилл быстро бежал, стараясь нагнать упущенное время. И всё же вскоре он увидел ещё один яркий лоскуток – это была косынка с головы новой куклы. Кирилл затолкал красный в горошек треугольник в карман к остальным находкам и поспешил дальше.
Солнце разгоралось, поднимая лёгкий туман к небу. Прямые солнечные лучи пронизывали лес насквозь, вплетаясь золотыми нитями в кружево листвы деревьев, кустов и трав. Капли густой росы блестели и переливались всеми цветами радуги, вспыхивая то здесь, то там на сочной, свежей зелени. Было удивительно тихо, лес молчал. Но тревога мешала Кириллу увидеть красоту утреннего волшебства. Он всё бежал вперед, и уже начал уставать. Грудь зажгло, сердце колотилось, мышцы закаменели. Он не знал, сколько прошло времени, но казалось, что бежит не меньше часа. И тут лес внезапно расступился – Кирилл выскочил к избушке. Он резко остановился, оглядываясь и тяжело дыша.
Трава вокруг домика была когда-то давно выкошена и уже успела прорости молодой зеленью. Сам дом был приподнят над землёй, опираясь на пни от четырёх деревьев. Избушка на курьих ножках, промелькнуло в голове у мужчины. Как в сказке. Небольшое подслеповатое оконце одиноко смотрело на тропинку. К низкой, массивной двери вели несколько ступенек из располовиненных брёвен с грубо сколоченными перилами. Всё – и стены дома, сложенные из массивного леса, и ступеньки, и крытая настоящей дранкой пологая крыша – уже потемнело от времени и покрылось мхами. На крыше даже видны были тоненькие веточки молодой поросли берёзки и осины. Рядом с крыльцом возвышалась старая сосна, укрывая избушку сенью своих ветвей.
Кирилл прислушался – показалось, что через приоткрытую дверь донеслись голоса. Вроде, голос Марии. И ещё один, тоже женский, не знакомый. Он сделал несколько шагов вперед. Говорили тихо, не споря. Точно, Мария. Голос словно уставший, печальный. Осторожно поставив ногу на широкую ступеньку, Кирилл оглянулся. Ещё шаг. Почему-то тихие эти голоса заставили его насторожиться ещё больше.
Он прислушался. Встал вплотную к двери, попытался заглянуть через узкую щель внутрь. Увидел скупо освещённую комнату, край стола в дальнем углу. Слева угадывалась большая, почти в полкомнаты, печь. Вдоль стены напротив двери стояла скамья, на которой лежала Настя, показавшаяся такой хрупкой в этой необычной обстановке. Кирилл хотел уже дёрнуться в дверь, броситься к дочери, но черная тень заслонила от него на секунду всю комнату, и он услышал тихий голос:
– Спит твоя девочка, не тревожь её.
Кирилл удивленно замер, и только потом понял, что слова сказаны были не ему, а сидящей у стола в углу Марии, которую он не мог видеть, только слышал. Он снова притих.
– Ну, с тобой всё ясно, – сказал незнакомый голос. – Теперь расскажи о дочери. Как ты её зачала?
– Да как все, так и я, – довольно недружелюбно отозвалась Мария.
– Я не о том тебя спрашиваю, – терпеливо сказал строгий голос. – Ты любишь своего мужа? Ребёнок от него?
На минуту стало тихо, у Кирилла замерло дыхание.
– Он хороший человек, – проговорила Мария негромко.
– Так...Чей же это ребёнок? Говори, милая, если хочешь помочь своей беде. Я-то всё равно пойму, но лучше сама откройся, и тебе же легче станет. Был другой мужчина? Любила его сильно?
Видимо, Мария кивнула, потому что было тихо. Кирилл почувствовал, как сжались непроизвольно кулаки напряженных рук. К горлу подкатил комок горечи.
– И что же произошло? Ты глаза-то не прячь, рассказывай. Встречалась с обоими? А когда забеременела, тот, кого любила, ушел от тебя? Пыталась ребёночка извести, да не получилось? Решила выйти замуж за нелюбимого? Сказала, что ребёнок от него? А сама не верила? Да вот только, когда стала девочка подрастать, поняла, что даже ребёночка от любимого нет, что носила и рожала нежеланное дитя?.. Вот так. Поплачь, милая, поплачь. Материнское проклятье – самое тяжелое для дитя.
Тихий шелест слов раздавался набатом в голове мужчины. В памяти всплывали моменты их встреч с Марией. Её отрешенный взгляд, перепады настроения, скованность. То, что он просто не хотел замечать, ослеплённый своим чувством. И тот разговор, когда он узнал, что она беременна. Её напряженный голос и горечь в глазах, в то время, когда он смеялся от счастья... В висках молотом стучало сердце, свет солнца из золотого стал серым, и мир сузился до размеров паутинки, прицепившейся к грубо отёсанному косяку двери. Дурак, вот дурак!
– Ты хочешь помочь своему ребёнку? – через некоторое время спросил всё так же спокойно и отрешенно голос. – Хочешь? Готова пройти испытание? Скажи мне словами – готова ли ты? – Мария всхлипнула, ответила согласно. – Тогда будем заново рожать дитя. А я попробую снять проклятье. Но основную работу делать тебе, мать. Когда ребёночек будет рождаться, думай о ней с любовью, с радостью, чтоб она знала, что ты ждешь её. Слышишь? Скажи все самые хорошие слова, которые знаешь, как бы ни было больно. Не о себе думай, а о ней, ведь ей ещё труднее, чем тебе сейчас. Ты поняла? Ты готова? Всё зависит от тебя... На вот, выпей это... Горько, знаю. Пей до дна.
Из оцепенения мужчину вывел громкий шелест крыльев над головой. Кирилл поднял голову и увидел усевшегося на сосну над самым крыльцом ворона. С минуту они разглядывали друг друга. Трудно было не узнать эту старую, с проседью у клюва, птицу. Ворон сделал несколько шагов по ветке в сторону Кирилла, встряхнул оперение, наклонился и вдруг громко каркнул ему в самое лицо. Кирилл вздрогнул и невольно отшатнулся. В ту же минуту тяжелая дверь распахнулась, и из темноты на него глянуло бледное, обведённое чёрным платком, лицо.
– А, явился! – произнесла женщина.
Она бросила быстрый взгляд на ветку, где сидела птица. Кирилл тоже посмотрел туда. Ворон переминался с лапы на лапу, недовольно что-то ворча. Из дома донёсся приглушенный стон Марии. Кирилл хотел было войти, но неожиданно наткнулся на тонкую, но сильную руку женщины. Лицо её посуровело, брови сдвинулись.
– Хочешь помочь жене и дочери? – спросила она.
Кирилл растерянно смотрел на неё, потом молча коротко кивнул. Мария вскрикнула, заплакала. Глаза женщины сузились, рука, обтянутая чёрной тканью до самой кисти, резко оттолкнула мужчину прочь.
– Тогда принеси три ветки цветущего вереска, слышишь? Сейчас!
В голосе и взгляде женщины было столько силы и власти, что Кирилл буквально слетел с крыльца и помчался по тропинке в лес. Дверь тут же захлопнулась.
Кирилл бросился в одну сторону, в другую, пробираясь через крапиву и малину, повторяя про себя: «Три ветки вереска... Три ветки вереска...» На глаза попадались кусты черники, мхи, грибы. Он шарил руками в траве среди опавшей листвы, по трухлявым стволам лежащих деревьев, как во сне, не понимая, что делает. Три ветки цветущего вереска... Он едва не влетел с размаху в большой и старый муравейник, запнулся за какой-то корень и растянулся на земле во весь рост. Взревел зверем, зарывшись лицом в остро пахнущую лесную подстилку и вдруг успокоился.
Перевернулся на спину, и с минуту смотрел в ярко-синее высокое небо между ветвей. Развела, как дурака. Поди туда, не зная, куда... Кирилл поднялся, растёр саднящие от ожогов крапивы руки, и пошёл обратно к избушке. Ворон встретил его приглушенным клёкотом, но Кирилл даже не взглянул на него. Он дёрнулся в дверь, но та была заперта изнутри. Кирилл прислушался. Едва слышно доносился голос, словно читающий что-то нараспев. Кирилл подошел к окну, примерился. Но в оконце, забранное маленькой толстой рамой, едва пролезли бы даже плечи. Он взлостях ударил кулаком по старому, слежавшемуся в камень, дереву. Опять вскрикнула Мария. Да что она там с ней делает?!
Кирилл снова затряс дверь, чувствуя, как ярость застилает глаза. Никакого эффекта. Стоны жены, переплетающиеся с голосом хозяйки избушки, тело дочери на лавке лишали разума. Кирилл заметался по крыльцу, стуча по стенам и двери, колотил ногами, кричал, несколько раз обежал вокруг дома, не помня себя, пока вдруг не осознал, что стало очень тихо. Он прислушался, но только ветер играл с хвоей в ветвях сосны. Дом молчал. Кирилл обессиленно опустился на ступеньку и заплакал, по-мужски неумело, неуклюже растирая слёзы по щекам. Ворон заворчал опять по-своему, Кирилл поднял лицо, нащупал рукой шишку и со всей силы запустил ею в птицу:
– Да чтоб тебя!
Ворон взлетел, шумно махая широкими крыльями. Кирилл без мыслей, в отупении, смотрел застывшим взглядом прямо перед собой. Только кулаки подрагивающий рук непроизвольно сжимались и разжимались. То, что происходило сейчас, не укладывалось в голове. Он, взрослый человек, привыкший контролировать всё в своей жизни, сидел беспомощно на крыльце избушки на курьих ножках, в котором лесная ведьма заперла его жену и дочь. Что делать дальше, он даже не представлял.
Неожиданно сверху на волосы и плечи посыпался какой-то мусор. Кирилл матюгнулся, замахал руками, не понимая, в чём дело, поднял голову. Прямо над ним кружился ворон, набирая высоту. Может, и показалось, но удаляющийся клёкот его очень уж напоминал издевательский смех. Кирилл снова заругался, вложив в слова всю горечь и обиду. За спиной тихо скрипнула дверь. Кирилл вскочил. На крыльцо из тёмного провала избы вышла Настя. Она чуть улыбнулась, увидев отца, протянула к нему руку.
– Папа!
Кирилл бросился к ней, подхватил, с тревогой смотря на её личико.
– Настенька, доченька! Слава Богу! Ты в порядке? Ничего не болит?!
– Папа, со мной всё хорошо, – улыбнулась девочка.
Кирилл с изумлением смотрел на неё. Настя тоже посмотрела ему в глаза. Она смотрела на него! Она улыбалась!
– Ты лучше маме помоги.
Кирилл осторожно опустил дочку на землю, но не выпустил её руки, и она не убрала свою ладошку. В проёме показалась Мария. Прижимая одной рукой к груди кофту, другой держась за косяк, она медленно вышла, щурясь на свет. Лицо её раскраснелось и припухло от слёз. Она разом словно постарела на несколько лет. Увидев Кирилла, она замешкалась, словно испугавшись его взгляда, опустила низко голову. Совершенно потерянная, разбитая пережитым, угнетенная, она не знала, что делать. Казалось, ещё минута, и она скроется обратно. Острое чувство жалости переполнило мужчину. Он потянул Марию к себе, прижал безвольное, вздрагивающее тело к груди, сжал ладонью её голову, ткнулся губами в волосы.
– Ну, ладно... Ну, чего ты?! Всё уже прошло. Ну, тихо, тихо, не плачь, всё будет хорошо...
Настя обхватила их обоих руками, и так они и стояли на поляне около избушки, прижимаясь друг к другу, в лучах утреннего солнца. Краем глаза Кирилл заметил, как дверь тихо затворилась. Они остались одни. Он вздохнул, потрепал дочку по распустившимся волосам, чуть отстранил от себя Марию.
– Пора домой.
– Домой! – Настя захлопала в ладоши, развернулась и вприпрыжку побежала по тропинке в лес.
Придерживая жену, тяжело опирающуюся на его руку, Кирилл пошёл следом за дочерью, ни разу не обернувшись.
– Настенька, у тебя платье сзади всё чёрное! – окликнул он убегающего ребёнка.
– Это я в печке сидела, – девочка попыталась отряхнуть одежду.
– В печке?! И ты не испугалась? – искренне удивился Кирилл.
– Ну что ты, папочка! Мы же в сказке! Здесь нечего бояться! Ещё когда только мы приехали сюда, я сразу поняла, что мы попали в сказку. И у меня была свечка... Ты собрал мои хлебные крошки?
– Какие хлебные крошки?
– Подсказки, которые я оставляла, чтоб ты нас нашел. Помнишь, ты читал мне про Гензель и Гретель? Ты видел их?
– Да, дорогая моя! Ты хотела, чтоб я нашел тебя?! Умница моя!
Кирилл достал из кармана бантики и резинки Насти, а так же платочек в горошек. Настя взяла всё из руки отца, положила в карман курточки. Кирилл ждал, что она вспомнит про куклу, но девочка ни слова не сказала. Сам спрашивать он предусмотрительно не стал. Раньше потеря одной из любимых игрушек повергла бы девочку в истерику.
Резкая перемена в поведении дочери всё ещё обескураживала его. Казалось, перед ним обычный здоровый ребёнок. Разве такое возможно? Он хотел сказать об этом Марии, но, заглянув в её ушедшие в себя глаза, промолчал. Марии надо отдохнуть, не стоит беспокоить её сейчас. Ещё будет время поговорить по душам.
Дорога домой оказалась, как всегда, короче. Через несколько минут деревья расступились, и они вышли к небольшому озеру. Солнце уже высушило росу, порывами налетал теплый ветер, в воздухе сладко пахло травами. Настя подбежала к молодой берёзке у тропинки, повязала вокруг одной из веток цветной лоскуток, и некоторое время с улыбкой смотрела сквозь резную вязь листьев на небо, следя за проплывающими облаками. Кирилл подвел Марию к девочке, они тоже остановились.
– Папа, ты знаешь, в озере живёт русалка! – сказала Настя и, не дожидаясь разрешения, побежала к мосткам. Кирилл поспешил за ней, ведя за собой безвольную жену.
Настя встала на самый край, сложила ладошки рупором и с детской непосредственностью закричала во весь голос:
– Ру-са-лоч-ка!
Кирилл встал рядом, осмотрел озерцо с пологими берегами, заросшими осокой. Где-то в камышах всплеснулась рыба, и снова стало упоительно тихо. Ветер пробегал рябью по воде. В ней, как в тёмном зеркале, отражалось и дробилось синее небо с белыми облаками. Настя опустилась на колени, наклонилась и несколько раз шлёпнула ладошкой по воде, так, что хрустальные брызги окатили её каскадом.
– Русалочка, принеси мне цветочек!
Блики солнца искрились на спокойной поверхности воды. Кирилл поискал глазами цветы, и нашел небольшой куст кувшинок почти у самого дальнего края. Одну из таких Настя держала в руке, когда он нашел её здесь. Как она её достала, интересно? С берега не дотянуться...
– Пойдём, Настёна, – позвал он ласково. – Не приплыла русалка, может, нас испугалась.
Девочка пожала плечами, поправила мокрыми руками растрепавшиеся волосы. Кирилл взял её за руку, приобнял опять Марию и повёл обратно на тропинку. Они уже отошли на несколько шагов, как Настя обернулась и закричала:
– Папа, папа, смотри!
Кирилл обернулся. На досках лежала желтая кувшинка с длинным стеблем. Настя подбежала, подняла цветок, помахала рукой.
– Спасибо, русалочка!
Ничто не отозвалось на безмятежной глади озера. Даже круги не разошлись по воде. Кирилл ещё с минуту смотрел туда, потом качнул головой и пошёл вслед за дочерью.
В деревне всё было по-прежнему. Бабы Ани нигде не было видно. Так же тихо стояли пустые дома, укрытые ветками старых деревьев. Ярко блестели на солнце стёкла такого чуждого здесь большого и дорогого автомобиля. Кирилл завёл Марию в дом.
– Маш, может, полежишь немного?
– Полежу немного, – механически повторила женщина.
Кирилл с тревогой заглянул ей в глаза, но Мария, встретившись с ним взглядом, закусила губу, развернулась и ушла в спальню.
– Настенька, ты пока порисуй, ладно? Я пойду пироги птичкам отдам. Не оставлять же их здесь. А потом будем домой собираться, хорошо?
– Хорошо, папочка! Я присмотрю за мамой, – серьёзно кивнула девочка.
Кирилл ещё с минуту смотрел на неё, на то, как она достает карандаши и бумагу, всё ещё с трудом веря в своё счастье. Вот когда они домой приедут, как мама Таня обрадуется! Потом взял с тарелки последний кусок пирога и вышел на улицу. Постоял, соображая, что делать, и быстро направился знакомой уже тропинкой в лес.
Далеко заходить не стал, отошел буквально метров на двадцать, чуть углубился в заросли и раскрошил пирог около пня. Птички или мыши быстро приберут. Или лиса. Или ещё кто-нибудь. В лесу ничего даром не пропадёт. Так же сосредоточенно пошёл обратно. Уже возвращаясь к тропинке, заметил краем глаза огонёк, обернулся. На коряге, в тенёчке, сидел тот самый дед, в своей неизменной фуфаечке, и раскуривал трубку. Кирилл замешкался, но всё же решил подойти.
– Доброе утро, дедушка!
Старичок поднял голову, из-под козырька блеснули хитрые глаза разного цвета.
– Доброе утро, сынок. – Так как Кирилл стоял, не решаясь ни на что, добавил, – Покуришь?
Кирилл присел рядышком на подозрительно хрустнувшее дерево, потянулся за сигаретами, но в карманах рубахи их не оказалось. Видимо, остались дома в куртке. Он виновато развёл руками:
– Извини, дедушка, не угощу! Я так, минутку посижу, да будем прощаться. Уезжаем мы скоро.
– Что, нагостились? Быстро что-то! Ни грибов, ни ягод не насобирал толком, ни рыбы не половил.
– Да мы не в гости приезжали, – не сдержал улыбки Кирилл, – дочку лечили.
– А кто же вам дочку-то лечил?
– Так колдунья ваша, Катерина.
– Кто колдунья?! Это Катька-фельдшерица-то?! Да какая ж она колдунья! Зуб выдернуть – и то не может, в поликлинику с любой ерундой посылает! – дедок аж всплеснул руками, пыхнул трубочкой. – Не мели не дело-то!..
Кирилл растерянно смотрел на него. Потом, помолчав немного, решил не вдаваться в подробности.
– А что, дедушка, рыба в реке хорошая ловится? – перевел он разговор.
– В реке-то? Да так, можно верши на щучку поставить... В озере-то интереснее на удочку ловить, караси с ладошку! И тиной не пахнут. Ты попробуй!
– А дочка сказала, там русалка у вас живёт, – опять улыбнулся Кирилл.
Старичок с осуждением покачал головой.
– Сказки мне рассказываешь! Видела твоя дева, поди, как доярка с фермы какая-нибудь купалась. Голову зря ребёнку не морочь!
Кирилл нахмурился, оглядел старичка с ног до головы.
– А вы сами-то кто будете? – спросил он напрямик.
– Я-то?! – дед усмехнулся в бороду, лицо его пошло морщинками, глаза блеснули хитро. – Так пастух я местный, скотину разную пасу.
И он махнул рукой в сторону. Кирилл посмотрел туда и увидел чёрно-белую корову, меланхолично жующую свою жвачку неподалёку в кустах. Он покачал головой, вздохнул.
– Ну ладно, дедушка, надо мне идти. Спасибо за знакомство. Прости, если что не так... Ну, счастливо оставаться!
– Скатертью дорожка!
Кирилл сперва напрягся, да вспомнил, что в таком пожелании как-раз намекают на ровную, лёгкую дорогу. Это в наше время слова приобрели негативный посыл. Дедок смотрел сквозь дым табака востро и с ожиданием. Кирилл улыбнулся, попрощался ещё раз и быстро зашагал к тропинке.
Через несколько минут он уже вернулся в деревню. Зашел домой и удивился – Мария рьяно наводила чистоту. Вся посуда была вымыта и убрана, с кроватей собрано бельё и сложено стопкой на стуле, а сами кровати застелены чистым. Женщина тщательно протирала пыль на шкафах. Лицо её было сосредоточенно, движения резки и угловаты, но когда Настя подвернулась под руку, она только попросила девочку перейти на другое место непривычным тихим голосом.
– Тебе надо чем помочь? – спросил Кирилл.
– Принеси ведро воды, если можно, – не поднимая глаз, попросила Мария.
Кирилл взял вёдра и вышел на улицу. Не торопясь дошел до колодца, набрал студёной, кристально-чистой воды, и уже собирался идти назад, как заметил бабу Аню. Та шла с околицы, что-то бормоча и качая головой.
– Анна Михайловна, доброе утро! – окликнул её Кирилл.
– Доброе... – женщина хмурилась, оглядываясь.
– Случилось чего? – спросил Кирилл.
– Да коровушка моя, Зорька, кормилица, пропала! – старушка показала обрывок верёвки, что держала в руках. – Утром навязала, как обычно, а сейчас, поди-ты, и нет её! Сама, что ли, верёвку-то оборвала, не пойму!
– Такая небольшая, со звездой во лбу? Чёрная с белым?
– А ты где видел её?!
– Так в лесу, ваш пастух её в кусты загнал, от слепней, наверное...
– Какой такой пастух? – насторожилась женщина.
– Как какой? – улыбнулся Кирилл. – Пожилой... в фуфайке... глаза ещё разного цвета.
– Ох ты, леший! – всплеснула руками баба Аня. – Черти тебя дери! Чего удумал! Да чтоб ему пусто было! Шутки шутит, нечистый! Ишь, чего творит!
Кирилл удивленно смотрел на разошедшуюся женщину, никак не ожидая от неё такой реакции. Старушка круто развернулась и быстро пошла к себе в дом. Почти сразу вышла обратно, неся в руках горшок, перевязанный тряпочкой. Лицо её было сердито. Она пихнула Кириллу в руки тёплый ещё горшок, а сама принялась снимать с себя кофту. Вывернув её наизнанку, надела опять. Потом стряхнула с ног стоптанные галоши и обула наоборот – правую на левую ногу, а левую галошу – на правую.
– Куда ирод этот коровушку-то мою девал, а? – посмотрела она грозно на мужчину.
– Да недалеко тут, метров двести. Слева от тропинки, не доходя до озера. Куст ольхи там небольшой... Да в чём дело-то?!
– Да и ты хорош! Деревенский! Архангельский! Лешего от человека крещёного отличить не можешь! – баба Аня стянула с головы платок, выдернула гребень из волос, и они рассыпались по спине белой вуалью. Всё так же сердито взяла горшок из рук опешившего мужчины и неуклюже, но быстро зашагала вперёд.
– Да он сам сказал, что пастух местный, – крикнул вдогонку Кирилл. – Про доярок, что в озере купаются, говорил!
Пожилая женщина остановилась, развернулась, покачала головой, поджав губы.
– Какие доярки?! На сорок вёрст вокруг ни одного хутора, не то что фермы, нет! Пасёт он... Зайцев своих, да лис с волками... Пастух, прости Господи!
Некоторое время Кирилл растерянно смотрел вслед старушке, потом подхватил вёдра и направился домой. Когда подошел, увидел, что Мария уже грузит сумки в машину. Настя помогала, несла сумку со своими игрушками. Кирилл зашел в дом, поставил вёдра на кухне, осмотрелся. Всё было чисто, как впервые, словно и не жили они здесь два дня. Он присел на скамейку, посидел, прислушиваясь к тишине. Как бы то ни было, Настя выздоровела, и это главное... Ну, с Богом, пора домой...
Перед тем, как сесть в машину, подпёр двери дома батожком. Двигатель мягко завибрировал, машина словно ожила. Кирилл улыбнулся. Соскучился, оказывается, по баранке!
– Пристегнулись? – обернулся назад, где сидели жена и дочь. – Ничего не забыли? Ну, поехали! Домой, Настёна?! Соскучилась по бабушке?
– Домой, папа!
Автомобиль развернулся и неторопливо покатил прочь из деревни. Мимо потемневшего от времени колодца со старинным журавлём. Оставляя за собой маленькие дома с яблонями. Через речку по мосту из брёвен. Сквозь кусты по неширокой дороге из желтого песка. Они выехали в поле, поросшее густой некошеной травой, как вдруг Кирилл затормозил.
– Вот ведь! Совсем забыл! Денег за еду да заботу оставить бабе Ане забыл!
Кирилл осмотрелся, прикидывая, как бы развернуться на узком месте, потом заглушил мотор.
– Маш, посидите недолго, или погуляйте пока, я добегу быстрее так, чем разворачиваться, ладно? Я недолго.
Женщина молча кивнула, стала отстёгиваться. Кирилл быстрым шагом направился назад. На ходу заглянул в бумажник, прикидывая, сколько отдать за проживание. Да ведь и за лечение подать сколько-то надо. Надо спросить у бабы Ани, какая у них там такса. Уж сколько скажет, специально побольше наличных снял с карты... Возвращаться – плохая примета, надо будет не забыть в зеркало посмотреть...
До деревни было метров двести. Кирилл быстро шел, вдыхая чистый, насыщенный запахами луговых трав и близкой реки, воздух. Всё-таки хорошо в деревне! Надо бы домой съездить, маму проведать с сестрой... У дома бабы Ани батожка в дверях не было, видимо, вернулась уже. Ещё в коридоре Кирилл достал и открыл бумажник, распахнул без стука дверь в квартиру.
– Анна Михайловна, прости дурака! Не из жадности, а просто заторопился на радостях, забыл заглянуть на дорожку, попрощаться да отблагодарить, – говорил он, доставая на ходу деньги и проходя в середину комнаты. Зажав в руке купюры, убрал бумажник в карман брюк и только тогда поднял голову.
В комнате дразняще пахло кофе. На столе стоял открытый ноутбук, а за ним сидела молодая женщина. Когда Кирилл вошел, она оторвалась от экрана и посмотрела молча на него. Кирилл удивленно замолчал, рассматривая гостью. Женщине было не больше тридцати. Лёгкое платье нежного изумрудного цвета подчеркивало тонкую фигуру и оттеняло русые волосы с медным отливом, забранные в косу. Лицо с правильным овалом показалось смутно знакомым. Кирилл всматривался в прямые брови вразлёт, в серые глаза с зелёными крапинками, пытаясь вспомнить, где видел её. Может, на одной из висящих на стене фотографий?
– Добрый день! – улыбнулся он. – А Анны Михайловны дома нет? Мне надо бы деньги ей передать. Вы – её внучка?
Губы женщины тронула ироничная усмешка, глаза чуть сузились. Она всё так же молча повела бровью, отставила чашку в сторону. Во всей её позе, в жестах, были повадки хозяйки, глаза смотрели внимательно и спокойно. Было что-то в этих глазах... И только глядя на тонкое запястье, на узкую ладонь с длинными пальцами, Кирилл вдруг понял, кто перед ним. И сознание словно раскололось надвое. Одна часть смотрела отрешенно, как бы издалека, в то время как вторую словно заволокло туманом, лишая воли и разума.
– Ка... Катерина Степановна, – услышал он свой голос, упавший до просящего шепота, – прости, что побеспокоил... Я вот только... Передать бы Анне Михайловне...
Неловким движением Кирилл положил деньги на стол, чувствуя, что ещё немного, и он начнёт кланяться в пояс под взглядом этих пронизывающих глаз, наделённых непонятной властью. Словно какая-то невидимая сила выдавливала его прочь, и он попятился к двери, до скрипа зубов сжимая челюсти, но не в силах сопротивляться.
Он выскочил на улицу, остановился, вдохнул полной грудью и вдруг рассмеялся в голос. Всё тело била крупная дрожь, в крови словно вскипели пузыри, ударяя хмелем в сердце. Увидев бабу Аню, ведущую на верёвке найденную корову, Кирилл бросился ей навстречу.
– Анна Михайловна, а за сколько дом продадите?!
– Какой дом? – удивилась старушка.
– Сестры вашей дом! Хочу дачу здесь сделать! Место уж больно хорошее! – Кирилл взмахнул руками, да так, что бурёнка отшатнулась от него.
Баба Аня посмотрела внимательно на неестественно оживленного мужчину, на лихорадочный блеск его глаз, на застывшую судорожную улыбку, и покачала головой:
– Ох ты, Господи! Час от часу не легче! Пойдём-ко со мной, Кирюша!
– Анна Михайловна, вы не думайте, я ведь богатый! Дом куплю, ремонт сделаю, буду каждое лето приезжать... Картошку посажу, может, на охоту ходить буду!
– Конечно, Кирюша, конечно... На охоту...
Женщина подвела Кирилла к колодцу, принялась выбирать ведро с водой.
– Эх, заживём! А что, тут совсем недалеко, можно будет и на выходные приезжать! – Кирилл говорил громко, взгляд его блуждал, он не смотрел на старушку. А она тем временем поставила ведро на край сруба, наклонилась к нему, что-то зашептала скороговоркой. – А то что это я, уж сколько лет – и всё без отпусков работаю!
– Кирюша, глянь-ка сюда, – поманила старушка.
Кирилл непонимающе посмотрел на неё, а потом, следуя за её рукой, наклонился к ведру, заглянул в него. И в тот же момент женщина плеснула ладошкой студёной воды ему прямо в лицо. От неожиданности Кирилл отшатнулся, едва не упал, замотал головой, вытирая руками стекающую воду. Глаза его стали более осмысленными, он застыл, оглядываясь.
– Кирюша, а где семья твоя? – участливо спросила баба Аня.
– А? Что?
– Где жена и дочка твои, Кирюша?
– В машине. Там. – Кирилл махнул рукой, нахмурился. – Я пойду, Анна Михайловна?
– Иди, милок, иди.
– Я там денег вам оставил за заботу.
– Хорошо, милок, хорошо.
Кирилл неуверенно пошёл от колодца прочь, пару раз оглянулся, всё так же хмурясь. Старушка смотрела ему вслед, незаметно перекрестила его спину, подождала, пока он перейдёт через мостик, а потом снова подхватила брошенную было верёвку, и повела послушную корову к дому.
Кирилл быстро шел к машине. Ещё издалека он заметил Марию и Настю, ходивших по дороге туда-сюда. Да что же это такое за наваждение, думал он. Что не так с этой странной женщиной? И правда, колдунья! Никогда он не верил ни в телепатию, ни в гипноз, а тут такое! Вертит им, как хочет, что там, в лесу, что здесь. И ни слова ведь не сказала. Да и не хотела она с ним разговаривать. Не сочла нужным. Кто он для неё? Один из многих пришлых. Как приехал, так и уехал. О чём тут говорить? Вот только настроение разом испортилось. Как-то пусто стало в душе, муторно. Настя побежала навстречу, и Кирилл заставил себя улыбнуться, отбросить плохие мысли. Дочка-то ведь вот она, здоровая! Разве не за этим они приехали? А всё остальное не так уж и важно.
– Ну что? Садимся, и поехали?
Дорога шла под уклон, и машина мягко покатилась вниз, набирая скорость. Вот уже и поворот на большую дорогу, где поле переходило в перелесок. Мотор вдруг чихнул и заглох, приборная панель погасла. Джип ещё немного проехал накатом и плавно остановился. Кирилл повернул ключ в зажигании, послушал, как щёлкает реле стартера, но дальше дело не пошло.
– Да что ты будешь делать-то?! – беззлобно заворчал он, дёрнул рукоятку замка и вылез из машины.
Он задрал крышку капота, осмотрел все провода, выкрутил и проверил свечи.
– Ну и что могло случиться? Ведь только что у дома нормально завелась, с полтычка...
Пока Кирилл ходил вокруг «Ниссана», Настя и Мария опять выбрались из машины и пошли гулять. Копаясь во внутренностях джипа, Кирилл про себя отметил, что Марию словно подменили. Раньше он уже выслушал бы кучу всего неприятного, а тут тишина и покой. Сюда он вёз избалованную стерву, а обратно забирает тихую, печальную женщину. Ну, тут-то всё понятно. Из того, что он услышал в лесу... Есть с чего задуматься. Да только Бог с ним, дело прошлое. А кто старое помянет... Пройдёт время, страсти улягутся, и всё вернётся на круги своя. Опять истерики, ревность, отчуждение... Вряд ли Мария останется такой покладистой надолго.
Прошуршали шины, Кирилл поднял голову. Недалеко от него остановился на лугу видавший виды «Опель». Из него вышел молодой мужчина в камуфляже и бертсах и направился к Кириллу. Тот вытер руки тряпкой и ответил на сильное, даже жесткое, пожатие крупной, мускулистой ладони.
– Здорово, брат! – голос незнакомца оказался низким, глубоким.
Кирилл внимательно рассмотрел подошедшего. На вид чуть больше тридцати, высокий, широкоплечий, с военной выправкой. Короткая стрижка, крупные черты гладко выбритого лица. Уголки узких губ оттянуты вниз, придавая выражение суровости. А в глазах, так же внимательно смотрящих на Кирилла, застыла затаённая боль.
– Чечня? – спросил Кирилл.
– Таджикистан.
– ВДВ?
– ВДВ. Чем помочь, брат?
– Да шут его знает! Вроде, как собрались уезжать, всё нормально было, мотор завёлся, как только ключ унюхал, а тут заглох и ни в какую.
– Свечи-то не залил? Продувал?
Мужчина привычным жестом закатал рукава камуфлированной куртки и стала видна татуировка на запястье – группа крови и резус-фактор. Он наклонился под капот и с явным профессионализмом занялся проверкой.
– Стартер-то реагирует, или вообще тишина?
– Так ты попробуй сам...
Подошли Мария с девочкой. Новый знакомый сдержанно поздоровался с ними, окинув быстрым взглядом чуть прищуренных глаз, забрался за руль и повернул ключ в зажигании. Выждав положенные несколько секунд, двигатель мягко затарахтел. Кирилл только руками развёл. Мужчина ещё раз заглушил и завёл машину, причём видно было, как внимательно вслушивается он в каждый звук. Взгляд больших серо-голубых глаз уходил в себя, только горький излом губ прорезался ещё резче.
– Вроде всё в порядке... Попробуй сам, я тут ещё послушаю.
Кирилл сел за баранку, завёл машину, покачал головой. Потом вылез, подошел к мужчине, подал ему ветошь для рук.
– Ну, не знаю, что это было, но спасибо!
– Да не на чем! Это дорога в Делялевку?
– Да, – ответил Кирилл, и вдруг замер, вспоминая, как сам приехал сюда. Некоторое время он внимательно смотрел на мужчину.
– Ты ведь не местный? – спросил наконец. – Подсказал кто?
– А что? – насторожился тот, и Кирилл почувствовал, как он опасно подобрался, словно пружина на взводе.
– Так я сам оттуда еду, – улыбнулся Кирилл, смягчая напряжение. – Дочку лечили.
– А...
– Ты вот что... В лес пойдешь, возьми с собой любую вещь, которую отдать не жалко, – сказал Кирилл.
– Зачем?
– Там поймёшь.
– Ну ладно, бывайте, – мужчина протянул Кириллу руку, коротко пожал.
Он уже подходил к своей машине, когда Кирилл окликнул его снова:
– И ещё... Там ступенька скрипит на крыльце, заменить бы надо...
– Сделаю!
«Опель» вырулил на дорогу, обогнув джип, и неторопливо поехал вперед, обшарашивая колею. Кирилл проводил его глазами.
– Мы уже поедем? – спросила негромко вставшая рядом Мария.
– Да, садитесь, теперь поедем, – кивнул задумчиво Кирилл.
На этот раз машина не подвела, и они выехали на асфальт. Кусты и деревья обступили дорогу с обоих сторон, словно создавая узкий тоннель. Кирилл всё пытался осмыслить то, что произошло за последние пару дней. Может, в лесу он и правда лешего встретил? И русалка в озере живёт? И домовой, который Марию напугал, не привиделся ей? Ведь что-то же было во всём этом странное...
В сумрачной тишине узкой дороги Кирилл ехал медленно, благо, никому не мешал. Надо будет расспросить маму Таню, кто же ей подсказал обратиться именно к этой колдунье? Колдунья... Катька-фельдшерица... Кирилл невольно усмехнулся. Да она же ещё совсем девчонка! Молодая, тонкая, как прутик, хрупкая. Живёт в лесу на пару со старой бабой Анной. Та, видимо, того же поля ягода. Как ловко с него наваждение сняла! Только было ли наваждение? А вдруг он и вправду захотел дом купить, остаться там? Он же деревенский, архангельский. Для него такая жизнь привычна и желанна. Маму бы сюда привёз, чаще виделись бы. Сестра всё равно на пенсии, какая разница, где жить?!
Кирилл бросил взгляд в зеркало на притихших сзади жену и дочь. Настя уже спала, она всегда в машине быстро усыпала. А тут ещё полночи без сна, ворожба эта – утомилась, солнышко! Да и Мария задремала. Губы сжаты горько, хмурится. Что творится у неё на душе, кто знает?
А поняла ли она, что он всё слышал? Может, если знала бы, что он за дверью стоит, то и не рассказала бы всего... Хотела казаться хорошей. А теперь страдает сама и боится. Мечется внутри себя, и не может попросить о помощи. А надо просто плакать. Плакать до усталости, до изнеможения. Чтобы очиститься. Чтобы он мог принять её, защитить, укрыть. Да только сможет ли она? И сможет ли он? Любит ли он её ещё? Честный ответ на этот вопрос был бы неприятен... Может ли он теперь её защитить? Наверное, да. Захочет ли принять?.. Зачем? Настя, слава Богу, теперь здорова, и не надо больше врать друг другу, делая вид, что всё в порядке. Он готов был терпеть что угодно – ради ребёнка. А теперь всё позади, и у каждого есть право на выбор...
Кирилл затормозил у обочины, вышел из машины, прикрыл осторожно дверцу, чтоб не разбудить спящих. Достал сигареты и крепко затянулся. За деревьями было тихо, ветер почти не ощущался, дым от сигареты поднимался рваными клочками вверх. Кирилл проследил за ним взглядом, и тут увидел парящую высоко под облаками птицу. Чёрный силуэт кружился в восходящих потоках воздуха там, откуда они уехали, где-то в начале пути. Кирилл долго всматривался в него. Да это же ворон! Неужели тот самый, который встречал его сперва на дороге, потом в лесу, а после и у избушки?
Кирилл сделал несколько шагов от машины. Если это и впрямь та самая птица... Значит, она следит за ними. Ведь не зря, когда они только приехали, встретили пожилую пару у поворота? А теперь и сами столкнулись с новым пациентом. Это что, так и задумано? И не просто так машины глохнут... А может, вся деревня эта – не больше, чем бутафория? И настоящая колдунья живёт одна на хуторе, зорко следя за теми, кто ищет её помощи?
Кирилл почувствовал, как засосало от запоздалого страха под ложечкой. Да не может этого быть! Она – не какая-то злая Баба Яга из сказок! Она же простая женщина! Пьёт кофе, листает ленту новостей в интернете...
Он отошел ещё немного от джипа в сторону деревни. Как она сейчас там? Этот бугай приехал...Что у него на уме, кто знает? Что они там вдвоём с бабой Аней сделать смогут, если что? Да и как вообще можно жить одной среди всей этой нечисти?! Она же просто женщина!
Кирилл не замечал, как шаг за шагом уходил от машины всё дальше. В голове роились самые невероятные мысли. Ей нужен защитник! Кто-то, кто будет охранять, заботиться о ней, пока она ворожит. Пусть ворожит, если ей и правда это дано, но женщина не должна быть одна! Он сможет ей помочь, он научится быть незаметным и полезным, будет по хозяйству работать. Дома ведь тоже ремонта требуют... И в огороде там, и со скотиной. Только быть рядом с ней! А вся его прошлая жизнь... Господи, столько лет прожил зря! Работа, престиж, деньги, развлечения – всё это пустое! И вот встретил настоящую женщину! Такую, которая пробудила в нём все его первобытные мужские инстинкты. Он хочет быть сильным, смелым. Быть тем самым крепким плечом, на которое она сможет опереться. Быть щитом, за которым можно спрятаться. Да он жизнь за неё отдаст, не задумываясь!
Кирилл шел с каждым шагом всё быстрее и легче. Чёрный ворон кружился так же высоко, почти не шевеля крыльями. Глаза смотрели на него, не отрываясь. Он чувствовал, как наливаются силой руки, как расправляется грудь. Шаг стал упругим и лёгким. Да он так может не один десяток километров отмахать и даже не устанет! Перед его мысленным взором всё стояли серые глаза с зелёными крапинками. Они смотрели на него строго и испытующе – а готов ли ты?! Готов, государыня!
Кирилл рассмеялся громко, с облегчением. Он шел и знал, что его точно там ждут. Знал, зачем и что он будет делать. Готов, хозяюшка! Только прикажи!.. Вдруг до слуха донёсся детский плачь. Кирилл приостановился, удивлённый, оглянулся. Сзади по дороге за ним шла Настя и плакала, растирая слёзы кулачками. Увидев, что Кирилл остановился, она бросилась к нему:
– Папочка!
Кирилл присел, обнял дрожащее маленькое тело.
– Что ты, Настенька? Что, милая?
Девочка обвила его шею руками крепко-крепко.
– Папочка, я люблю тебя! Не уходи, я очень тебя прошу!
В глазах у мужчины на мгновенье потемнело. Дыхание перехватило, стиснуло грудь.
– Что ты, милая! Я никуда от тебя не уйду!.. Я тоже очень люблю тебя!
Кирилл поднялся, держа дочку на руках. А она всё не расцепляла руки, прижималась к нему всем телом. От её платья пахло печеньем и молоком. Растрёпанные белобрысые волосы щекотали лицо. На дороге поднялся ветер, зашумели деревья. Мимо промчалась машина, потом ещё одна. Кирилл шел обратно к джипу. Надо ехать домой. Там мама Таня ждет, волнуется. Настеньке надо помыться, отдохнуть. На работу уже через пару дней, а он хотел ещё кое-что успеть по дому сделать...
Кирилл усадил Настю в её кресло, помог пристегнуться. Мария так и не проснулась. На щеке её была заметна дорожка из высохших слёз. Кирилл сжал зубы до боли в челюстях, чтобы прогнать ненужные мысли. Сел за руль, повернул ключ в замке зажигания. Машина мягко заработала. Включая поворот, Кирилл глянул в боковое зеркало. Чёрный ворон, описав ещё один круг, взмахнул крыльями и полетел к лесу.
Кирилл смотрел на дорогу, а видел всё так же серые с зеленью глаза. Видение таяло, пропадало. «Вы не переживайте, я за всё заплачу», – вспомнил он свои слова в первый день приезда. «Конечно, кто б сомневался. Заплатишь». Вот о какой плате говорила старушка. Не деньги были нужны лесной колдунье. Словно старый ворон вырвал часть его души и теперь в когтях уносил её к хозяйке. А у него осталась зияющая дыра, которую нечем будет заполнить.
Глухая тоска навалилась на плечи, обещая стать извечной спутницей. Каждый день он будет вставать, есть, работать, общаться с друзьями, а сам будет ждать, когда же прилетит к нему чёрный вестник. И тогда он бросит всё и помчится на зов, ликуя, как воин перед решающей битвой. И жизнь, и смерть станут едины, он будет готов отдать всё, и биться до последнего вздоха. Да вот только позовёт ли она?..
– Папочка, а хочешь, я песню спою? – спросила Настя.
– Да, конечно, милая, спой...
– Ой, в лесу река Смородинка текла,
Берега круты, да чёрная вода.
То не ива к речке ветки наклонила,
Это я её о милости просила.
Ты умой меня, студёная река,
Чтобы снова стала жизнь моя легка,
Унеси тоску-печаль с моей души,
Да припрячь под камешком в лесной глуши.
Пусть не гложет больше сердце мне печаль.
Выйду утром рано солнышко встречать.
Как Калинов мост никто взад не пройдёт,
Так меня тоска пусть больше не найдёт.
– Ты где эту песню слышала, Настёна? – удивлённо спросил Кирилл.
– А её тётя пела, пока мы по лесу шли. Она сказала, чтоб я запомнила слова, и спела, если тебе грустно станет. Тебе уже не грустно, папа? Я могу спеть ещё раз.
Кирилл бросил взгляд в зеркало на дочку и вздрогнул – в это мгновенье глаза девочки смотрели с той же непонятной властью, что и у колдуньи. Но наваждение тут же пропало, и он опять увидел наивные голубые детские глаза. Кирилл почувствовал, как по коже пробежали мурашки, он судорожно сглотнул.
– Папочка, спеть тебе ещё раз? – чистым, высоким голосом спросила Настя.
– Спой, милая, только другую песенку, ладно?
Девочка кивнула, довольная, и запела песню из мультфильма про Чебурашку.
На илл.: Художник Никита Велесов