Ольга БЛЮМИНА. Земная вечность Василия Казанцева

О.В. Блюмина, кандидат филологических наук

Поэтика мгновения – это термин, которым Вадим Кожинов определил «одну из основ видения мира Василия Казанцева» [2], по его мнению, в стихах Василия Ивановича мгновением «поэтически схватывается граница между двумя состояниями мира, между прошедшим и грядущим» [2]. Действительно, образ мгновения многогранно и сложно осмыслен в творчестве Василия Ивановича. И организующим во множестве его реализаций является выхваченное «мгновение на рубеже двух состояний мира» [2].

В стихотворении «Вечер на покосе» острое чувство ускользающего мига представляется как предзнание или даже предожидания этого самого промелька времени. Лирический герой, и читатель вместе с ним, словно бы ждёт его появления, готовится к нему, чтобы успеть разглядеть, насладиться, запечатлеть в сердце, ибо знает о его мимолётности и готов к мгновенности озарения.

День темнеет, остывая
От жары и от труда.
Меркнет в озере густая,
Мыльно-мягкая вода,

Утка скрылась в отдаленье.
И мгновенье, тих и чист,
В высоте живёт отдельно
Гибких, тонких крыльев свист.

Даже сюжетная основа стихотворения – это сумерки, вечернее время, – само по себе, являющееся очень коротким, переходным в человеческом восприятии суток: День темнеет, остывая. Важность именно такого состояния в ощущениях лирического героя объективируется в первую очередь словоформами меркнуть и густая. И хотя само слово «сумерки» не называется, однако оно отчётливо слышится в родственном ему глаголе меркнуть. Общеслав. суф. производное от меркать (*mьrkti), того же корня, что мрак, мерцать, сумерки , лит. mérkti «жмуриться», др.-в.-нем. morgan – тж. [7], не лишено интереса также значение корня «мерк-» – «мигать» в некоторых славянских языках, например, сербохорв. мр̏кнути, мр̏кне̑м, словен. mŕkniti, mȓknem «темнеть, мигать», др.-чеш. mrknúti, чеш. smrknouti – то же, но mrkati «мигать», в.-луж. smjerkać, н.-луж. smerkaś Родственно лит. mérkti, mérkiu «мигать, зажмуриваться» [6], то есть воспроизводящее в двойном контексте значение кратковременности в стихотворении: прямое значение «постепенно утрачивать яркость, темнеть, смеркаться» и этимологическое, со значением прерывистости действия. Накладывающееся на такое двойное восприятие подразумеваемое слово «сумерки», образованное присоединением частицы «су-», к корню и придающей ему оттенок неполноты (ср. «суглинок» – это не настоящая глина, «супесь» – не чистый песок) [8], усиливается элементами значения прилагательного «густой», отсылающим к значению выражения «сгустились сумерки» – «стать более плотным или менее проницаемым (для глаз, света)» [5]. И вот оно происходит, неповторимое, то, чего мы безотчётно ждали, причем прямо названное: И мгновенье, тих и чист – живёт невыразимо кратко, но отчётливо – отдельно – Гибких, тонких крыльев свист! Отдельно – поэт успевает отделить от себя это состояние, от себя и от общего ощущения прекрасного, полного, но не Приобщающего, Приобщить же способно только такое вот освобождение чувства и мысли об этом чувстве. Да и звук крыльев не случайно передаётся словом свист. Не хлопанье, не шелест, не шорох, а тончайшая звуковая дорожка, рассекающая пространство – свист.

На фото: В ходе работы над статьёй. Ольга Блюмина и Василий Казанцев

Такое понимание переживаемого мгновения в особенные периоды человеческой жизни становится моделью, структурным элементом в художественной картине мира поэта. Моделью, в которой заложено множество интерпретаций. С возможностью компонентной замены, перестановки или почти полного тождества. Например, стихотворение «Вихрем с белой высоты» реализует ту же схему, что и «Вечер на покосе» (см. выше) и композиция, и движение образа в них тождественны.

Вихрем с белой высоты –
В неизмятый, осиянный.
Мимо – белые кусты,
Травы белые. О ты,
Миг пугающий, желанный!

Миг, когда в сугроб – стрелой,
В белый, синим просквожённый!
И душистый снег сухой,
Лёгкий, солнечный, студёный,
Не успел ещё обжечь,
На щеке слезой растаять.
Только шорохом облечь.
Счастье близости оставить.

Та же модель, наполненная другой системой образов, деталей орнаментации, увеличением количества строк – и вот перед нами иная мимолётность откровения, порождающая иные знания. Начало стихотворения также представляет собой предвосхищение героем чего-то значительного и приготавливает читателя к чему-то такому, чего нельзя проглядеть. Подбор лексики: вихрем, мимо; экспрессивность синтаксиса – односоставные «стремительные» предложения, однородные определения, осложнённые инверсией – всё это молниеносно приближает нас к главному, где Миг пугающий, желанный! Но вот что это за миг? Произрастает он не из того же корня, что в стихотворении «Вечер на покосе». В основе этого варианта модели мгновения лежит то, что разглядел в творчестве поэта Вадим Кожинов: «Природные явления в поэзии Василия Казанцева предстают как взвешенные на человеческих плечах, обнятые человеческими ладонями, освоенные в прямом соприкосновенье человеческим осязанием, вкусом, обонянием…» [2]. Миг здесь имеет цвет (белый, синим просквожённый), запах (душистый), температурные характеристики (студёный, обжечь). То есть ощущение неуловимости не только соприродно рассказчику, но и соединено с ним, в отличие от его отдельности в первом стихотворении. Лирический герой успевает максимально объять это состояние, воспринять всеми чувствами. Но иллюзия удержанного мгновения не возникает даже при таком эмпирическом осознании явления: отвлечённое антиномичное Миг пугающий, желанный, повторяется во второй части стихотворения осязаемыми противоположными образами (солнечный, студёный, слезой растаять), венчает же всё это невесомое, взлетающее и обобщающее – Счастье близости оставить. Отчасти одним из компонентов в структуре образа является вербализации синестезии, – представление межчувственного ассоциативного порядка, когда одно ощущение возникает под влиянием другого неспецифического раздражителя.

Одним из ключевых образов, а в рамках когнитологии – поэтоконцептов, формирующих «новые ментальные пространства» [4] в поэтическом пространстве Василия Казанцева становится свист. Свист принимает на себя несметное число реализаций, прямо соотносящихся с тонким, щемящим звуком: Гибких, тонких крыльев свист («Вечер на покосе»); а в стихотворении

Темнеет. Быть грозе.
Над лесом тучи встали.
Стремглав летит шоссе.
И сразу – в обе дали.

Сквозь свет, что сух и мглист, –
Зовуще длинным-длинным,
Пронзительным, как свист,
На нет сходящим клином…

Кусты. Канава. Щит.
Померкшая осина.
Дрожит шоссе. Трещит
Пространства парусина.

звук, переходит в изображение, в пейзаж (Сквозь свет, что сух и мглист, – / Зовуще длинным-длинным, / Пронзительным, как свист, / На нет сходящим клином…), неразличимо соединяющий в себе и звучание, и предметный мир, окружающий человека: Кусты. Канава. Щит. / Померкшая осина. / Дрожит шоссе. Свист измеряется пространственной категорией – он не долгий, а длинный-длинный. И имплицитно, ассоциативно соединяются результаты действия, производимого иглой, сшивающей трещащую пространства парусину и результат действия острого лезвия эту парусину разрезающего. Так межпространственная грань, на которой балансирует сознание героя, маркируется поэтоконцептом свист, который сопровождает представление о кратковременности в художественном мире Василия Казанцева. Вообще, звук как своеобразная поэтическая сеть, способная поймать неуловимое, регулярно встречается в стихах поэта. В том числе, звук может служить своеобразным водоразделом в поле времени между настоящим и прошлым:

Машина мчит, мотор гудит,
Струятся тени по окошку.
В вагон вошедший инвалид
Растянет старую гармошку.

И резанёт по сердцу звук –
Как сталь по ране обнажённой.
И враз прихлынет давний луг.
Осенний, ветрено-студеный.

И, как тяжёлая волна,
Невыразимая для слова, –
Невыносимая война
Окатит холодом сурово.

Всплеснётся детства дальний год…
Из глубины его, тревожа,
Надежда первая блеснёт –
Что так с печалью горькой схожа.

Прошлое в стихотворении материализуется памятью, ощущаемой как физическая боль: И резанёт по сердцу звук – Как сталь по ране обнажённой (вновь мы видим метафорическое сближение значений лексемы «звук» и «острый режущий предмет» – сталь). Попытка примирить противоположные восприятия реальности (Надежда первая блеснёт – Что так с печалью горькой схожа) задаётся всё тем же образом звука. Голос гармошки, неожиданный и сильный, соотнесённый с остротой лезвия, вдруг приобретает качества времени, воплощённого как память: И враз прихлынет давний луг.

  Опредмеченные, незвуковые образы свиста представляют собой концептуальные узлы в структуре художественного мира Василия Казанцева, проявляющиеся как продолжение тонкого, неуловимого, острого, режущего и сшивающего одновременно мотива: Мягко-шелковист / В зыбких струях ледяных / Длинной хвои свист («Слабый, тусклый свет зари»).

Слабый, тусклый свет зари.
Жар морозный – лют…
Тихо-тихо снегири
На заре поют.

Тихо так, как тонко-тих,
Мягко-шелковист
В зыбких струях ледяных
Длинной хвои свист.

Как, стирая ночи след,
Радостью горя,
Переходит в ясный свет —
Бледная заря.

В этом стихотворении сопоставляются тихие голоса снегирей и хвойные ветви сквозь иней, заключённые в цветовую рамку восхода солнца, начала дня. Впечатление уходящего мгновения как бы созревает в невесомой, хрупкой неподвижной подвижности сменяющихся эпитетов: слабый, тусклый свет зари, тихо-тихо снегири на заре поют, тихо так, как тонко-тих, мягко-шелковист в зыбких струях. Час появления зари – горяч, ясен, радостен, но невыразимо тонок. Не успев появиться, а в сущности, даже не появившись, едва стерев ночи след, она тут же переходит в ясный свет, сменив яркие краски на бледность.

А в стихотворении «Ни шелеста, ни пенья» человек находится на пересечении двух противоположных и одинаково мимолётных ощущений прохладной тени и блещущей жаркой мглы: Едва коснуться тень успеет / Прохладной, влажной темнотой, / Как тут же мягкий блеск овеет / Смолистой, тонкой, жаркой мглой. Наверное, невозможное счастье витает в этом перекрестье, когда Каждый миг на меня налетает, / Каждый миг – ускользает из рук. Не случайно завершает антитезу стихотворения «Ни шелеста, ни пенья» слово мгла. Темнота, соединясь со светом, становится мглой (мгла – не обозначает полную темноту, это скорее непрозрачность, неясность контуров окружающего мира. По-древнерусски мгла – «непрозрачный воздух, наполненный туманом, водными парами и дымом»). Такая же смена зыбких образов от начала до конца составляет сюжет стихотворения «Ночь», формируемый вокруг невидимости, неразличимости реального пространства: Невидимое до конца, / Воды мерцанье, Невнятно-близкое дыханье / Кустов. Ну и противоречивость чувств в конце стихотворения как попытка выразить невыразимо-волшебное многообразие окружающего мира.

НОЧЬ
Прохладной сырости наплывы.
Внезапной свежести прилив.
Кусты. Как шёпот торопливый,
Прерывистый – листвы порыв.

Сквозь лёгких веток блеск дрожащий
Невидимое до конца
Воды мерцанье. Как горящий,
Меняющийся свет лица.

Невнятно-близкое дыханье
Кустов. Воздушна, молода,
Вода. Лицо. В лице – пыланье
Восторга, ужаса, стыда.

Невидимость, неразличимость в поэтике мига Василия Ивановича преодолевается неожиданной материализацией запредельного, порождая ассоциацию чувственного плана, в стихотворении

Тропа бежит через полянку.
На лес густое солнце льёт.

Подует ветер – наизнанку
Сырые листья повернёт.

И тотчас будто бы взметнётся,
Сорвавшись с места, деревцо.
И светом радости зальётся
Его туманное лицо.

Душе милее нет награды,
Чем этот свет, блеснувший вдруг.
А выше света и прохлады –
Залепетавших листьев звук!,

в котором возможность проскользнуть между двумя мирами даёт природа сама, нечаянно проявив чудесное в чём-то простом, однако непривычном глазу, чувству, когда ветер наизнанку / Сырые листья повернёт. И снова над этим «обыкновенным чудом» – звук. По-видимому, звук – в поэтоконцептосфере Василия Казанцева не только сеть, улавливающая мгновения, это поэтоконцепт, вмещающий в себя представления о едва уловимых ощущениях и психологических состояниях. Не случайно звук, пожалуй, самое неуловимое из всех чувственных восприятий, сопрягается с многочисленными «мгновениями» в поэзии Василия Ивановича. По степени трудноуловимости ему уступает только запах. Поэтому звук являет собой своеобразною эмблему идеи мгновенности, как одну из моделей её реализации.

Также как и стихотворение «Чем отплачу за этот день» венчает длинное, сквозное…дзе-нь:

Чем отплачу за этот день –
Травы дыханье земляное,
Коней сверканье смоляное,
Встающий стог, налитых всклень
Озёр застывших блеск на зное?
И это длинное, сквозное
В закатных красных далях – дзе-ень?

Стихотворение, в котором один единственный глагол, в самом начале, представляет внутреннего человека, а далее – человек как будто отделяется от самого себя, постепенно соединяясь с пейзажем, растворяясь в нём, и сам вопрос первой строки растворяется в нём. А цепочка номинативных предложений настолько отрывается от первой фразы, что, кажется, даже не очень и согласуется с ним грамматически. Вопрос – не более, чем повод для того, чтобы выйти за пределы собственного Я. Слияние с пространством происходит по направлению «от близкого к далёкому», кажется, что человек медленно поднимает голову, смотрит вокруг себя, всё дальше и дальше… Сначала под ногами он видит травы дыханье земляное, потом взгляд поднимается выше – коней сверканье смоляное, еще выше – встающий стог, и вот уже взгляд его скользит по блеску застывших на зное озёр и наконец, настолько далеко он дотягивается взглядом, что увидеть это уже невозможно, можно только услышать – дзе-ень. Непостижимо-далёкое, миг соединения с бесконечностью обозначается звуком –длинным, прорезающим, высоким, что выше чувства и ума («Самолёт»).

В поэтике Василия Казанцева мгновение преодолевается силой поэтического слова, поэтического прорыва. Желание удержать, продлить мимолётность прозрения завершается иногда его замедлением, как в стихотворении «Капля»

Растянута, искривлена,
Взбухая, как будто бы зрея,
Зигзагом по крыше она
Сползает. Быстрее. Быстрее…

И вот, округлившись на вид
И путь свой по ходу спрямляя,
Уже не сползает – бежит.
И вот – добежала до края.

Но прежде чем вниз, как стрела,
Рвануться свободно и жадно,
На самом краю – замерла.
И медлит, и медлит нежданно…

Стремительное молниеносное движение капли, сходство с молнией нарисовано сравнением зигзагом, отрывистыми односоставными предложениями, глаголами бежит, добежала, движение её всё прямее – путь свой по ходу спрямляя, всё неудержимей – вниз, как стрела, / рвануться свободно и жадно, по мере того, как она становится полнее и сильнее. Торопится, торопится, как будто чувствует приближение той минуты, которая приблизит её к разрешению загадки бытия. Но приблизившись к границе между реальностями, перед тем, другим миром, ей удаётся приостановить свой бег, замереть и продлить ощущение междустояния / межсостояния.

Это неощутимое, но осознаваемое может протянуться до «никогда»:

…И вновь захочется туда,
Где запах молодого сена
Стоит, как тихая вода.
И тает, тает постепенно.
И не растает никогда.

Подчас неразделимо срастающееся с целою жизнью:

К деревне через поле шла.
Услышала: «Война!» Устало-тяжела —
Остановилась.
За мгновенье —
Всех четырёх своих, как стужи дуновенье,
Смерть сыновей
Пережила.

И с вечностью: В окне листва. И тень от крыл – / Молниевидная, сквозная. / …И я тут жил. И вечен был. / И вечность протекла земная («Шумит, ветвями шевеля»). От начала до последних строк это стихотворение соткано из живых мгновений, которые в конце сплетаются в вечность, но вечность конечную, земную, которая может протечь, закончится. В такой трактовке, осмыслении, интерпретации вечность является синонимом человеческой жизни. Миг по сравнению с бесконечностью мироздания с одной стороны, а с другой – вмещающей в себя его бесконечность.

Шумит, ветвями шевеля,
Рябина. Пышут жаром стены.
А приглядишься – лишь поля.
Да копны смётанного сена…

Привидится – что дом стоит.
Поблёскивают влажно стёкла.
На половице свет лежит.
Округлый. Плавящийся. Тёплый.

В окне листва. И тень от крыл –
Молниевидная, сквозная.
…И я тут жил. И вечен был.
И вечность протекла земная.

Лирический герой Василия Казанцева готов к постижению этого мига, не отрывая его от вечности, схватить полуоборванную связь / С неотвратимой высотою… («Над плотной насыпью привстав»).

У горячо любимого Василием Ивановичем Александра Сергеевича Пушкина много размышлений о времени, ток которого поэт переживал очень остро. У Пушкина мотив быстротечности человеческой жизни необычайно многопланов, но всё же есть несколько основных. Мысль о быстротечности жизни сопоставляется у него с представлениями о вечности природы: Гляжу ль на дуб уединенный, / Я мыслю: патриарх лесов / Переживёт мой век забвенный / Как пережил он век отцов. Но ощущение мимолётности, бренности человеческого существования в противоположность вечности природы наполнено у Пушкина чувством глубокого историзма – каждая личность – это звено в цепи смены поколений, а значит, связи времён, «история проходит через дом человека», это «живая связь живых людей, нить от деда  к отцу затем к сыну и его потомкам» [3], отсюда и любовь к родному пепелищу, / Любовь к отеческим гробам.

Если у Пушкина мгновенность человеческого существования – одно из звеньев бесконечности, то Казанцев, скорее, погружается в вечность, старается быть сопричастным ей, вбирая в себя неуловимые мгновения бытия – не только бытия природы, человеческого существования, или того и другого вместе; он пытается поймать миг и полноценно осознать себя в нём частью целого, в равной мере постигаемого и непостигаемого, и потому являющейся не просто частью, отражающей целое (скажем, красоту и величие природы, непрерывность её существования), но частью синкретичного целого, объемлющего зримое и незримое, выхватывая крошечный фрагмент мировой гармонии, фрагмент замысла творца. И соединяется с ним, на миг.

Литература

1. Казанцев В.И. Избранные стихи / Василий Казанцев. – Томск, 2011. – 308 с.
2. Кожинов В.В. Поэтический мир Василия Казанцева Режим доступа: https://poezosfera.ru/poeticheskij-mir-vasiliya-kazantseva.html (дата последнего обращения 21.02.2021)
3. Лотман Ю.Н. Пушкин. Биография писателя. – Режим доступа https://www.booksite.ru/localtxt/pus/kin/bio/gra/phy/lotman/8.htm (дата последнего обращения 21.02.2021)
4. Теркулов В.И. Лингвальная когнитология. – Режим доступа: https://clck.ru/F9Jwc (дата последнего обращения 21.02.2021)
5. Толковые онлайн-словари русского языка. – Режим доступа: https://clck.ru/UKJGK (дата последнего обращения 21.02.2021)
6. Фасмер Макс. Этимологический словарь онлайн-словарь русского языка. – Режим доступа:  https://clck.ru/UKJKk (дата последнего обращения 21.02.2021)
7. Шанский Н.М. Этимологический словарь онлайн-словарь. – Режим доступа: https://clck.ru/UKJNf (дата последнего обращения 21.02.2021)
8. Этимологические онлайн-словари русского языка. – Режим доступа: https://clck.ru/UKJQw (дата последнего обращения 21.02.2021)

На илл.: Художник Сергей Бессонов