Алина ЧИНЮЧИНА. Ярмарка
Рассказ
– …в общем, фигня какая-то со мной творится, – говорила Марина, помешивая ложечкой кофе. – Ничего не хочу. Работаю еле-еле, вроде и силы есть, а… лень, что ли? Или устала, не знаю. Дениски нет, готовить-стараться уже не для кого – Павка на работе обедает, ужинает дома редко, он же допоздна все время. Подстричься вот надо, – дернула себя за светло-русую прядь, – так и то не дойду вторую неделю уже. Сарафан нужен новый на лето – никак не могу себя заставить в магазин выбраться. И деньги ведь есть. Желания нет, – она грустно улыбнулась.
– Может, ты просто устала? – сочувственно предположила подруга, аккуратно подцепляя ложечкой ягоду из мороженого. – Год-то у тебя нелегкий был…
– Нелегкий, да. Ремонт, и с мамой пришлось понервничать, пока диагноз не сказали. Да и к Денису мы не один раз ездили. Но знаешь, я за него успокоилась. Работа есть, квартиру неплохую снял, и вроде у него контракт там наклевывается с французами. Пусть. Питер – не наша деревня, хорошо, что он там зацепился.
– А как спорила! Как грудью вставала! Лялечка, деточка, от мамочки, от папочки…
– Ну… да, – засмеялась Марина. – А что ж ты хочешь? Хоть и большой, а все равно ведь маленький. Я-то думала, что ребеночек после диплома домой вернется, а он остаться решил. Но оно к лучшему, наверное. Только вот мне без него… тоскливо. И пусто, и… делать нечего.
– Вот тебе еще новости, – возмутилась подруга. – Как это нечего? А шить? А вязать? Ты же такие вещи шикарные делала! Помнишь шаль, которую у тебя для выставки взяли? Кстати, ты чего не ешь? Кофе же остывает.
– На заказ – не хочется, да и времени особо нет. А так, для себя… знаешь, нечем. Желания нет придумывать что-то. Пусто внутри, Наташ, понимаешь? Как будто я… ну, как вот колодец, знаешь, до дна вычерпали – а заполнить нечем. Или кувшин старый, с трещиной, сухой и пустой. Темно, пусто и тихо. Как в танке после взрыва.
Подруга задумчиво посмотрела на нее.
– Марин, по-моему, ты просто с жиру бесишься. Дениска вырос, время свободное появилось, деньги есть. У тебя сейчас все хорошо, вот и маешься дурью. А может, у тебя с Павлом… не того… ну, в смысле – плохо?
– Нет, с Павкой все нормально… как обычно. Ты права, да, – Марина вспомнила, наконец, про кофе, отхлебнула и поморщилась – остыл. – Все хорошо. Квартира есть, ипотеку выплатили. Машина новая. Муж на повышение пошел. На работе все хорошо. Мелкий уже совсем не мелкий, – она улыбнулась, – а самостоятельный и взрослый. Да, маюсь дурью.
– Ну так и займись чем-нибудь! Отвлекись, для себя поживи, наконец.
– Чем?
– Да мало ли!
– Чем, Наташ, чем? Права получила. Вязать уже неинтересно, тем более на заказ, да и глаза быстро уставать стали. Собак терпеть не могу, заводить не буду. Вышивать не люблю. Ездить с Павкой на его сплавы – возраст не тот.
– Ох уж, сорок три ей возраст…
– Ну не двадцать три же. И колени болят. Ну и что дальше? Пироги печь, жир нагуливать? Или лобзиком выпиливать?
Они помолчали.
Из набежавших было туч выплеснулось солнце, порыв ветра затрепетал ярким куполом над их головой, рванул со стола салфетки. С утра было пасмурно, но тепло, и они сидели на летней веранде маленького «студенческого» кафе, а не внутри, как обычно. К обеду распогодилось. Сейчас тут почти пусто, большая перемена в ближайших универе и трех колледжах закончилась; вот через полтора часа будет не продохнуть. Впрочем, на качество кофе и выпечки здесь это никогда не влияло.
– Может, тебе к психологу? – неуверенно предложила подруга. – Они, говорят, такие проблемы решают.
– Не смеши мои тапочки, – фыркнула Марина. – Еще к психологам я не ходила. Деньги на ветер…
– Понял, понял, молчу…
– Нет, Наташ, я просто устала, наверное. Выспаться надо.
Подруга прищурилась, глянула насмешливо и сочувственно:
– Проблем тебе, дорогая, не хватает, вот что. Слишком все гладко, вот и расслабилась…
Марина хмыкнула.
– Думаешь? Может быть.
– Ну, так и найди их себе!
– Неохота, – засмеялась Марина. – Это ж шевелиться надо, вставать, искать. А мне лень.
– Да-а-а, – протянула подруга, вставая. – Тяжелый случай. Тут, батенька вы мой, медицина бессильна. Тут разве что кофе спасет, да и то ненадолго.
– Вот то-то и оно, – заключила Марина.
***
В тот день работалось с трудом, Марина то и дело отвлекалась, в голову лезли посторонние мысли. Наверное, правда устала. Надоело все. Что-то все время отрывало от работы – то солнце светит слишком ярко, то включить кондиционер, то выключить, то залетела откуда-то шальная стрекоза, и Марина долго гонялась за ней по всему кабинету, чтобы как можно аккуратнее поймать и выставить вон, еще стрекозы мне тут не летали. Гора бумаг на столе не уменьшалась, кофе хотелось больше обычного. Бросить бы всю эту мутотень да пойти уже домой, но как бросишь – на носу полугодовой отчет.
Зажралась ты, мать, вот что. Права Наташка, подружка любимая, – с жиру бесишься. Проблем тебе не хватает. Колодец она высохший, подумайте-ка. Забыла, как болел маленький Дениска, как просвета не видела, как домой ноги не шли, черно было в глазах? Тогда, что ли, была не высохший? А как Игорь – Гошка-растрепа, начальник и друг в одном флаконе – это дело с нуля поднимал, и ты ночевала на работе, тоже забыла? А как наехали на Павку с его магазинчиком, и вы выскребали все запасы, выворачивали карманы, занимали по всей родне, чтоб только не убили, чтоб живым остался, какой уж там магазинчик… Навек зареклись с собственным бизнесом связываться. А теперь – несколько лет спокойной жизни, ну, относительно спокойной, разве не об этом ты мечтала?
Но почему же раньше-то и шутила, и смеялась, и пела, и такие шали выходили из-под ее спиц – заглядеться можно было, девчонки на работе в очередь выстраивались – где оно все теперь? Почему, валясь с ног после бессонных ночей, могла она за пятнадцать минут выдать на-гора свежайшие булочки – на ужин сыну и мужу, а теперь – пылятся без дела купленные на заказ в каталоге формы и сковороды? Где оно все… в зеркале – скорбно поджатые губы и потухший взгляд – старость, что ли? Так ведь всего сорок три…
Колодец пустой, тоже мне. Работай давай, нечего дурью маяться. Вот не сдадите всем коллективом отчет, будут вам и проблемы, и чай со звездами.
До конца работы оставалось немногим больше часа, когда в бухгалтерию зашел шеф. Пошутил, как обычно, с девочками, учинил разнос бестолковой молоденькой операционистке, потом зашел к Марине. Странно, подумала она, обычно Игорь, если что-то нужно, сам ее вызывает. Непривычно рассеянным взглядом обвел ее всегда аккуратный, чисто прибранный кабинет, постоял у окна, провел ладонью по листьям фикуса в углу (жутко надоел, все руки никак не доходят выставить его к девочкам, а себе насажать уже, наконец, нормальных фиалок). Однако что это сегодня с начальством такое? Выпил, что ли, вчера на встрече с немцами лишнего?
Шеф протянул листок с размашисто, от руки написанными строчками.
– Марина Станиславовна, проведите как спонсорскую помощь.
Марина вчиталась в небрежно нацарапанные буквы, подняла голову.
– Что это? – спросила с удивлением. – С каких пор? Или я чего-то не знаю? Игорь Сергеевич, вы же сами сказали: до конца года никаких излишеств. Или у нас неучтенная прибыль намечается? Где средства-то будем брать?
– Найдем где-нибудь, – махнул рукой шеф, – там надо – копейки. А на будущий год, Бог даст, выделим под них отдельную статью.
– Фестиваль народных ремесел... гм.
Она поднялась, обошла стол, остановилась перед шефом. Внимательно посмотрела в глаза.
– Гоша, зачем тебе это? Ты меценатом заделался? В бюджете дыра на дыре.
Он тихонько вздохнул. Осторожно сдвинул с заваленной бумагами столешницы часть папок, сел на край, закурил. Помахал рукой, разгоняя дым.
– Марин… кому бы другому, а тебе врать не буду. Это мне надо, понимаешь? Все я знаю и про дыру, и про кризис. Надо так.
– Что-то случилось? – взгляд ее стал жестким.
Шеф помолчал.
– Ленка у меня… задурила. Связалась, понимаешь, с наркоманом. Любовь-морковь, я его спасу, и прочие глупости. Парень вроде и не дурак, но… сама знаешь.
Марина кивнула. Еще б не знать. Первый муж, царствие ему небесное, убедительно доказал ей, что наркоманы бывшими не бывают.
– Ну, вот… еле отвадили. Его родители увезли лечиться куда-то, а моя дурища рыдает-разливается, не знаем, как и отвлечь. Еще ладно, до беды не дошло у них, а то б и вовсе… А тут набрела она где-то на ребят, которые народными ремеслами занимаются… игрушки там всякие самодельные, украшения, с миру по нитке всякого… знаешь, я посмотрел – неплохие вещи, и на продажу есть. Ну, и вроде как-то ожила, заинтересовалась. Мы с матерью по своим каналам проверили – там все чисто, да и вообще народ талантливый. А у них фестиваль каждый год, вот они Ленку и вовлекли. Теперь она бегает, глаза загорелись, про дурака своего не вспоминает, а я уж не знаю, куда плевать и как дышать, чтоб не сглазить. Ну, ты же понимаешь, я им десять фестивалей организую, раз они ее вот так… да последние штаны продам, блин. Марин, я все знаю, но тут ведь и правда немного нужно.
Теперь шеф почти умолял ее, говорил отрывисто и хрипло, и сердце ее сжалось от жалости.
– Ну, что ты, Гош, как маленький, в самом деле. Надо так надо, о чем разговор. Проведем, выкроим… первый раз, что ли? Тебе, может, помочь чем?
– Не бери в голову, Бублик. Справлюсь.
Уже уходя, обернулся, блеснул улыбкой.
– Кстати, ты бы, может, съездила к ним, на фестиваль этот. Там правда интересно. Рукодельности всякие, ты же раньше увлекалась. Не пожалеешь. Через две недели, на выходных, в Запасново. И недалеко.
***
Вечером сын стукнулся к Марине ВКонтакте. После обычных ежедневных «Как дела?», «Ты поел?» и «Что на работе?» кинул ссылку: «Мам, я тут такое нашел. Погляди, куклы ручной работы. Тебе интересно будет».
Прихлебывая сладкий чай, вяло кликнула мышкой. Посмотрела на открывшиеся фотографии и улыбнулась. Вот же дает Бог людям таланта, руки из нужного места и взгляд на мир. Яркие костюмы, изящные, почти живые личики – каждое со своим выражением. Золушка с веником. Хозяйка Медной горы. Принц и нищий. Вот молодцы же! Коты – как живые, смешные такие, каждый со своим характером. Яркие, светлые – солнечные блики в серой монотонности дней…
Кстати… а забавно! По ссылке на страничке одного из мастеров Марина вышла на сайт. Это, кажется, то самое, куда Игорь звал. Фестиваль народных ремесел, 13-14 июля. Гм. И недалеко. Еще раз гм. Может, и правда съездить?
***
Над большой, очень большой, диаметром в полкилометра поляной волнами плыли голоса, смех, мелодично звенели бубенчики, плескалась музыка – в основном, «живая», не в записи, где-то слышна была песня. Марина бродила от стенда к стенду, от палатки к палатке, вертя головой направо и налево, то и дело останавливаясь у понравившихся прилавков. Было на что посмотреть, право слово. Шум, многоголосье, смех.
И ведь что удивительно – народу вроде бы много приехало, а суеты никакой. Когда они с Павкой искали, где бы поставить машину, место свободное нашли с трудом, ближние стоянки заняты, пришлось остановиться подальше, у самой воды. А они еще думали, брать или не брать с собой палатку. Теперь вот придется уходить на ночевку почти за полкилометра, а с утра возвращаться обратно. Ладно, по лесной дороге – не по солнцепеку, да и у воды, может, получше будет.
Добираться было несложно – организаторы этого фестиваля народных ремесел (как выяснилось потом, с ними сотрудничают даже городская театральная мастерская и завод по производству посуды из соседней области) выбрали хорошее место в пятидесяти километрах от города, у реки. От федеральной трассы – всего три километра по нормальной насыпной дороге, есть места и для машин, и для стоянок туристов. Марина подумала про себя, что эту поляну надо бы запомнить: Пашка – любитель рыбалки и походов, раньше они часто выбирались на несколько дней летом в лес, и с маленьким Денисом, и одни. Впрочем, он наверняка знает, на сплавы-то ходил, а река тут одна, мимо не пройдешь.
Но как все продумано – толпы нет, организаторы умело направляют людские потоки от площадки к площадке, все расписано: мастер-классы, представления, состязания. И сегодня, и завтра с утра до позднего вечера работают обучающие мастерские для всех желающих. Вон собрал возле себя зрителей кукольный театр: сцена, полог, занавес, все, как у больших. Вот бородатый улыбчивый гончар объясняет секреты мастерства, предлагает попробовать всем желающим сотворить что-то своими руками. Рядом загорелая женщина-художница показывает, как разрисовывать посуду; терпкий запах краски смешивается с ароматом дерева от соседнего прилавка. А выпечки сколько! Пирожки в двух местах пекут прямо при вас, пахнет на всю округу – обалдеть. А там усадила ребятню за плетение бисером девушка в расшитой народной рубашке. Детей, кстати, довольно много – и не только среди зрителей, есть и среди мастеров. Русские, скандинавские, восточные, северные узоры, танцы, песни, посуда, украшения – все слилось в один пестрый узор.
Марина ошалело крутила головой, жадно впитывая обрывки разговоров, сказок, объяснений, и наконец, почувствовав, что ничего уже не понимает, выбралась из толпы, пошла по краю поляны, отыскивая глазами мужа.
– Устали? – весело окликнула ее от одного из навесов круглолицая толстушка в наряде раннего Средневековья – серой скромной котте и отделанном серебристой вышивкой зеленом сюрко. – Хотите, я вам чаю налью? С травками.
Марина остановилась. На широком прилавке аккуратно выложены травы в пучках и полотняных мешочках, пакетики с чаем, стоят даже баночки с медом и джемом, но их немного. А уж запах-то… все богатство цветов, кажется, отдало сюда свои ароматы. Марина вдохнула с удовольствием. Надо же, даже термос – вроде бы совсем современный, китайский, но как оплетен шнуром, тоже смотрится совсем «не отсюда».
– Идите, идите сюда, – улыбалась толстушка. – Тут пока относительно тихо, только присесть, к сожалению, негде. У вас на травы аллергии нет?
– Вроде не было никогда, – откликнулась Марина. – Но и денег с собой, к сожалению, тоже нет, кошелек в машине остался.
– Не обеднею, – засмеялась толстушка. – А вообще тут соблазнов много, дай только волю себе разгуляться. Вы в первый раз, с непривычки тут многие косеют. Держите кружку, только осторожнее – горячо.
Большая кружка хоть и выглядела современной, но тоже казалась не заводской работы. По белому полю – алые маки, яркий ободок по верхнему краю. Красиво. А пахнет как! Чай не обжигал небо и горло, был удивительно ароматным и… незнакомым каким-то. Не душица точно, и не мята. В травах Марина разбиралась плохо, поэтому просто глотнула еще и прикрыла глаза. Усталость, легкое «очумение», тяжесть в голове постепенно уходили, таяли с каждым глотком, а душу наполняли тихое тепло и покой.
– Вы не волшебница? – спросила она, не открывая глаз.
– Пока только учусь, – отозвалась травница. – Иногда, говорят, получается.
– Получается. С чем это? Что здесь?
– Много чего. Смородины немного, а еще мята… если захотите, я вам оставлю, купите потом. У меня тут разные чаи есть, все сама составляла, не заводские. Ягодные есть, фруктовые, есть с лесными травами, зеленого много, белого, каркадэ, есть улун, но это на любителя. Посмотрите, если заинтересуетесь. И лечебные тоже, но с ними осторожнее, надо знать, что у вас болит и отчего.
– Да пока ничего вроде не болит, – Марине становилось все больше интересно. – А травы-то вы где берете?
– Ну… есть места. Какие-то сами собираем, не в городе, конечно, какие-то у местных в деревнях берем, там есть бабки, которые знают. Я давно этим занимаюсь, так что уже знакомых много. Вы, кстати, если заинтересуетесь, приходите – у меня в городе магазин, я вам визитку дам.
– А откуда вы узнали, что я в первый раз?
– Видно, – спокойно ответила хозяйка. – Мы постоянных всех в лицо помним, не первый год уже фестиваль делаем. К нам многие специально едут, и москвичи есть, и питерцы, у нас почти у всех свои клиенты. А еще у вас вид такой… характерный. Замороченный.
Обе рассмеялись.
– Не обижайтесь.
– Что вы, нет, конечно. Спасибо вам огромное, мне и вправду стало легче. Раньше как-то не приходилось в таких местах бывать, вот и… слишком много впечатлений.
Толстушка кивнула.
– Вы потихоньку, не рвитесь сразу ко всему. До завтрашнего вечера еще времени много.
Марина поставила пустую кружку на прилавок.
– Спасибо. И знаете, посоветуйте, что у вас тут можно посмотреть такого… ну, необычного.
– Необычного? Да как-то… – травница призадумалась. – У нас почти все необычное, знаете, ширпотреб не приживается, дух не тот. Ну, всякое там – мелочь на продажу, купленная за углом, понимаете? Почти у всех наших – авторское, ручная работа. И цены, кстати, поэтому такие. Вот сейчас пройдете прямо – там ряд украшений, бисерное, из камней, из кожи, есть обереги. Соседний ряд – береста и дерево. Направо камнерезы стоят, за ними гончары. Кузнецы во-о-он на том краю, видите? А в другом конце «Лавка рукописей», вот туда вам точно стоит сходить. Обязательно кукольный театр посмотрите, они такую новую сказку привезли, это что-то! И кстати, – травница оживилась, – куклы! Как я про Лянкиных кукол забыла!
– Это что? И где?
– Это куклы ручной работы, Лянка делает, – пояснила толстушка с таким видом, словно все обязательно должны знать неведомую эту Лянку. – Вот вдоль бисерного ряда идите, потом налево. Увидите, у нее большой прилавок. Лянка – рыжая такая, не спутаете. Это стоит посмотреть, честное слово.
– Спасибо.
– Не за что. Вам это будет нужно.
– Почему? – Марина улыбнулась. – Может, я неправильная девочка и вместо кукол в машинки играю?
– Не в том дело. Вы… немножко запутались, да? В жизни. Лянка поймет, что вам нужно. Куклы ее поймут. И покажут.
Холодок пробежал по спине.
– Я в колдунов не верю, – предупредила Марина. – И в приворотное тоже.
– Лянка не колдунья, – без улыбки сказала травница. – Это другое. Мои травки вам не помогут, а она… словом, сходите. Не пожалеете.
***
Не пожалела.
Куклы были действительно замечательными.
Марина кругами ходила вокруг прилавка уже почти час. Ну, как кругами – от одной работы к другой. Приглядывалась, щурясь от яркого солнца, приседала и восхищенно вздыхала и ахала, забыв про начинаюшие ныть колени, тихонько трогала пальцами, смотрела, смотрела… остро жалея, что ей не пять лет, что не было в ее детстве такого вот изобилия, вспоминала свою Капу с одним глазом и выпавшими от старости волосами.
Игрушки казались… живыми. Не в том дело, что искусно сделаны, а сделаны и вправду мастерски, это Марина со своим «текстильным первым высшим» смогла оценить. И не в том даже, что ни одна на другую не похожи – это как раз понятно и правильно. На то и Мастер, а не ремесленник. Но они и вправду были словно живые; улыбались, хмурились, подмигивали, смотрели весело или осуждающе.
Куклы, куклы, зверюшки, плюшевые, деревянные, плетеные из ниток. Народные обереги – куклы без лица, с торчащими в разные стороны волосами. Все – не фабричной, ручной работы или лепки, оттого и цены такие… немаленькие. Коты, щенки, зайцы, еноты, даже дракончик есть – маленький, из чего-то вроде глины, вот-вот взлетит, низко пойдет, к дождю. Куклы большие и маленькие, поодиночке и парами, многие – с именами, аккуратно выведенными от руки рядом с ценой. И названия-то все какие!
Вот «Иван-дурак» – человечек в красной шелковой рубахе и синих широких штанах сидит на печи, болтая ногами, обутыми в лапти, из-под картуза выбиваются льняные вихры. Смотрит, склонив голову к плечу, лукаво и хитро. Дурак-дурак, а у-у-умный! На печи-то он на печи, но цену себе знает. Только цена эта – не чужая, не соседская. Его собственная.
А это «Баба-Яга». Сухощавая, строгая дама – даже не дама, леди! – восседает на венском стуле с узорной спинкой, аккуратно пьет чай из маленькой чашечки дорогого фарфора. Седые букли тщательно уложены, из-под пены кружев коричневого с белым платья выставлен изящный кремовый ботинок, руки в бежевых митенках – с маникюром, крючковатый нос припудрен. Ступа и метла – тоже очень аккуратные, до блеска отчищенные, метла украшена колосками и лентами – прислонены рядом. Да, к такой леди поди подойди просто так, без дела…
Надо же, как забавно называется – «Плохое настроение». Во все стороны торчат иголки, колючки, хлопья паутины и пыли – поди разбери, что там в этом клубке. А, нет, разобрать можно – стоит, закутавшись в рваную шаль, маленькая девочка, губы надула, за ногу волочет по земле сломанную куклу. На щеке застыла слезинка, в глазах – кажется или в самом деле? – просьба пожалеть и обнять…
«Кокетка» – кудряшки чуть растрепаны, ямочки на щеках, очень важная особа лет пяти с половиной, платье сиреневое в белый горошек. Один чулочек сполз, а поправить некогда – новую заколочку и зеркальце ей подарили, вот и смотрит она, любуется…
– Неужели все ваши? – спросила Марина, у продавщицы – той самой Лянки, видимо. – Или тут несколько хозяев сложились?
– Несколько, – откликнулась та. – Большая часть, мои, конечно, но вообще тут работы еще четырех мастеров. И мы планируем в городе свою лавку открывать, так что, если заинтересуетесь, могу дать координаты.
Марина перевела взгляд на хозяйку этого игрушечного царства – и аж заулыбалась от удовольствия. Рыжая. Рыжая-рыжая, апельсиново-морковная, с россыпью веснушек на очень белой коже. Темно-карие внимательные глаза, круглое лицо, уютная, небольшая фигурка, изящные кисти рук. Роскошные волосы рассыпаны по плечам, светлое платье простого покроя, но украшено вышивкой явно не машинной работы, на поясе, богато расшитом бисером, – кожаный кошелек. Мастер. Не хозяйка даже и уж, конечно, не продавщица. Мастер – именно так. И ни следа этой навязчивой приветливости холеных менеджеров из магазинов, готовых улыбаться покупателю во все тридцать два; смотрит внимательно – и так, словно на самом деле все о тебе знает.
Марина поежилась от непривычного холодка, снова пробежавшего по коже. Посмотрела опять на выставленные на прилавке работы; язык не поворачивается назвать их просто игрушками.
Вот еще забавная – «Общественное мнение». Три бабки засели рядком на скамейке, буравят прохожих суровыми взглядами. Бородавка на мясистом носу, губы у всех трех строго поджаты, глаза горят азартом, осуждением и ощущением собственной власти. Чудовищных расцветок платья в цветочек, трикотажные колготы собраны на коленях в гармошку, калоши помнят еще дедушку Ленина, волосы выбиваются из-под платков. Вот-вот сейчас услышишь от них, что проститутка ты и юбка у тебя короткая, зато Манька из пятой квартиры…
«Бабушка» – маленькая, круглая старушка, узел волос на затылке, платье в полоску, лицо в морщинах. Из кармана фартука клубок и спицы высовываются. Руки сложены на животе… натруженные, узловатые, большие… вон и ожог на пальце от противня – пирожки, небось, из духовки доставала. На минутку только присела, а надо бежать, дел столько – сейчас внуки из школы вернутся…
А это что? Небольшая игрушка сиротливо стоит в самом углу прилавка. Марина пригляделась – и вздрогнула.
«Депрессия». Низенький кувшин с нешироким горлышком, серый, как монотонный осенний день, как дождливое пасмурное утро, когда не хочется вылезать из постели. Простые, гладкие, без единого узора бока, сам весь приземистый, словно придавленный к земле безнадежностью. С одного бока – длинная, змеистая трещина. Пустой, насухо пустой… тихо и темно внутри, ни капли жизни на донышке. Никогда и всегда. Совсем.
– Что это? – севшим голосом спросила Марина.
– Эта штука у меня случайно получилась, – объяснила рыжая. – Сама, я ее и не задумывала. Второй год ее с собой вожу по всем ярмаркам, выставляю на всякий случай, только не берет никто, да и немудрено. Видно, своего хозяина ждет.
Марина посмотрела на нее, снова на кувшин.
Серый.
Пустой.
– Сколько это стоит? Я возьму.
Расплатилась, не торгуясь, повертела в руках, погладила серые, словно припорошенные пылью горлышко и бока игрушки. Своего покупателя ждал, да? Вот и дождался.
– Да, – негромко сказала Лянка. – Она действительно ваша.
Наклонилась, вытащила что-то из стоящей под ногами большой корзины.
– А вот поглядите, этот к ней в пару получился, тоже случайно. «Счастье». И тоже пока не продан, своего человека ждет, – она засмеялась.
Как было не засмеяться! Огненно-рыжий, невозможно конопатый тряпичный мальчишка улыбался, растянув от уха до уха щербатый рот, сверкал зеленью глаз из-под лохматых апельсиновых прядей, сиял, разбрасывая искры восторга. Ярко-желтая рубашка, синие шортики с лямкой через плечо, большие, как у Буратино, башмаки. Руки с исцарапанными пальцами сжимают не то кувшин, не то вазу, не то горшок, большой, широкий, исчерченный разноцветными полосами, штрихами, какими-то надписями и картинками, рожицами и пятнами краски. Кувшин-горшок доверху набит всякой всячиной: цветными камешками, мелками, фруктами, бусинками, лоскутками в горошек и в клеточку, игрушками, чем-то еще… Вот оно, детское, настоящее, истинное без примесей счастье – неважно, сколько стоит то, чем ты владеешь, это вообще вопрос не цены, счастье цены не имеет. Счастье солнечного утра, любопытства, фантазии, умеющей старую палку превратить в боевого коня, счастье бабкиных пирожков, мультиков по воскресеньям и верных друзей, счастье любви и прощения… счастье самой жизни.
– Видите, сколько всего в горшке? – сказала рыжая. – Он волшебный вообще-то… Только кажется доверху набитым, на самом деле открывается – вот здесь, видите? Каждый раз, когда случится у вас радость, большая или маленькая – неважно, бросаете в него… ну, что-нибудь. Камешек какой-нибудь или бусину, монетку, ракушку… да что угодно. А когда трудно будет – достаете. И будет вам удача. Работает, проверено.
Марина молча смотрела на мальчишку. Счастье… так просто – и так сложно. Брось на удачу камешек… а сперва найди его. Отыщи эту радость, если все дни в твоей жизни – одинаковые...
– А знаете, что? – вдруг сказала Лянка. – Если обещаете его использовать по назначению, а не как пылесборник, то я вам его подарю. Обещаете?
Перехватило горло. Не в силах ничего сказать, Марина только кивнула.
– Тогда берите.
– Не жалко? – сипло спросила Марина. – Ручная ведь работа…
– Не-а, – Лянка по-детски помотала головой. – Все равно им друг без друга хорошо не будет, в пару делались. Берите, берите. Но помните – вы обещали!
***
Вечером было хорошо. Марина бродила от костра к костру, в изобилии рассыпанным вокруг поляны, смотрела, слушала, снова смотрела. Пели под гитару, и она с удовольствием узнавала бардовские песни юности и слушала новые, удачные и не очень, красивые и не слишком. Обсуждали способы варки и преимущества разных сортов кофе, очень познавательный был разговор. Девочка из лавки украшений плела, прерываясь на варку каши, новый, красно-желто-оранжевый браслет – «фенечку для Сандро». Круглолицая травница – Наташа – угощала собственным, составленным по бабкиному рецепту чаем – такого Марина не пробовала никогда и нигде больше, ни до, не после. Бродила между кострами пестрая, черно-рыже-серая кошка, игнорировала «кис-кис-кис», снисходительно откликалась на «киса, иди сюда, дам колбаски», иногда позволяла себя гладить, но на руки не шла, сохраняла независимость. Танцевала под звуки бубна высокая гибкая девушка в травянисто-зеленом платье – костюме неведомо какого народа; плескались ленты и косы, звенели мониста, звенел бубен, плавным речитативом вторила ему скрипка – вихрастый парень в джинсах и скандинавской рубахе ухитрялся вести мелодию так, что слышен был и бубен, и звон украшений танцовщицы. Стояли на краю поляны, опустив головы, две низкорослые, мохнатые лошадки, смотрели умными глазами, брали хлеб и морковку и совсем не сердились. Над лесом, над голосами и смехом, над звуками флейт и гитар, огоньками костров и сигарет царило, раскинувшись во всем своем почти-ночном великолепии, июльское темное небо.
Солнце село, через весь горизонт протянулись от леса к реке оранжево-красные перья. Жара спала. Старенькая, еще походная куртка сидела, как влитая, новые кроссовки несли ноги без малейшей тяготы. Маленькие разноцветные камешки удивления, любопытства и какой-то детской, беспричинной радости падали, падали в высохшее горло серого ее колодца.
…Рано утром ее разбудило пение птиц. Серый предутренний сумрак разбавляли, разгоняли звонкие, еще неуверенные трели. Марина поправила плед на лежащем рядом муже, подумала и вышла из машины. Огляделась, поеживаясь от утреннего холодка.
Поляна спала. Ни души, ни звука, ни дымка над кострами. Кажется, самые стойкие угомонились совсем недавно.
Спотыкаясь негибкими спросонья ногами, Марина спустилась к реке. Наклонилась погладила текучую рябь, зачерпнула в ладони, умылась. Тихо звенела вода на перекатах, лес молчал, раскинувшись во всем своем царственном величии. Пахло травой, свежестью и хвоей, пахло летом и жизнью.
Кувшин – не тот, купленный, а ее собственный, личный, еще недавно серый, пустой и высохший, раскрашивался красками этого спокойного утра, наливался, заполнялся разноцветными бусинами, словами, картинками… силами, желанием жить.
Марина подняла голову, вздохнула глубоко-глубоко, полной грудью, как дышала когда-то давно, в детстве, раскинула руки. Вобрала в себя серо-синюю реку, сиренево-розовое небо, зеленую разноцветную поляну, людей, спящих в палатках и машинах, весь этот сонный, еще не проснувшийся, но такой настоящий мир. И засмеялась.
Небо, еще недавно бывшее серым, наливалось алым, золотым, фиолетовым, расчерчивалось синими полосами. К спящей поляне приближался неторопливо и уверенно еще один день.
На илл.: Художник Владимир Жданов
Другие рассказы этого автора читайте в книге «Покатилось жизни колесо» здесь и здесь
