Екатерина СИРОТА. Вдох
Рассказ
Татьянина ковидная эпопея была немного абсурдной, смешной, и одновременно немного грустной, чем-то отдаленно напоминала рассказы любимого ей Фазиля Искандера.
Длилась она почти полгода, потому что на фоне Таниного иммунодефицита, доставшимся после прошлого лечения химиотерапией, она попала в ту самую группу риска, про которую так много писали в интернете.
А может и по каким-то другим причинам температура держалась несколько месяцев и периодически превышала 38,5. После этого срочно назначали очередное КТ и укладывали в больницу. Объем поражения легких 50 %, дикий кашель, одышка, большие и маленькие сюрпризы, которые принёс с собой вирус. Хотя грех жаловаться, у других было и похуже.
Очередной пакет со снимками вручала предельно вежливая, улыбающаяся девушка – администратор платного медицинского центра. Бесплатную квоту приходилось ждать несколько дней, а делать всегда надо было срочно. Вот и плати за срочность и улыбку администратора. А дальше – новые назначения, очередная попытка лечиться дома, заброшенное хозяйство и работа мужа, тоже заброшенная ради троих детей – их всё время надо куда-то везти: в садик, школу, кружки. Хорошо, что муж – фрилансер.
***
Снова температура за 38, которую невозможно сбить. Танина мама переехала к ним помогать, варила обеды, обтирала Таню водкой, проверяла уроки. А от Тани помощи никакой, слабость раздавила и унынием по рукам и ногам связала. А ещё угнетало то, что столько доставляла близким хлопот и забот, не привыкла так жить…
В общем, эпопея почище, чем предыдущая, с «химией»… Как-то ночью температура под 39 поползла, снова обтирались и ждали, когда спадёт. Мама нашла в интернете репортаж знакомой журналистки из ковидного отделения. В материале было много пафоса и несуразицы. Хохотали. Особенно над фразой, что тем, кто попал в это отделение, «лечат всё и сразу»…
На следующей день стало хуже. Пришлось ложиться в этот раз в областную.
***
А первый раз был в районной больнице по месту жительства. Старенькое двухэтажное здание, бывшее детское инфекционное отделение отдали под ковид. Давным давно лежала тут с дочкой во время гриппа. Боксы, раньше предназначенные для двух мамочек с детьми, теперь вмещали шесть кроватей. Вход с улицы в палату через туалет – так изолировали пациентов. Периодически проветривали, открывая дверь из туалета на улицу, пока никто не видел. Свежий морозный воздух хотелось откусывать, глотать, наполняться им.
Палата попалась разговорчивая. Обсуждали всё подряд: мужей, детей, свекровей, саму болезнь и её лечение салом, пророщенным овсом, водкой. А ещё сыпались по вацапу и вайберу охи-ахи друзей и родственников, изощрённые советы – заглянуть внутрь себя, простить обиды и понять, кого же надо простить, отпустить ситуацию и расслабиться, а потом запить все это настоем шиповника.
Вечером дышали кислородом. В стене палаты была просверлена дырка для шланга. По нему из баллона, установленного в коридоре, поступал кислород. Ноу-хау местной больницы. Шланг был один, поэтому дышали по очереди. В него вставляли самопальную трубочку с двумя разветвлениями для носовых проходов. Баллон медсестры таскали по коридору от палаты к палате.
Обход, как обычно, по утрам. Медперсонал упакован в специальные костюмы и защитные маски. Поэтому своего лечащего врача узнавали только по голосу. Однажды на обходе другой голос, другой врач:
– Тань, ты? Не узнала сразу! Это Вероника, помнишь? Надо же, где встретились…
– Господи, Вероника! Вас узнаешь тут в этом облачении! Ты здесь разве работаешь?
– Да нет, конечно! Нас периодически перебрасывают в это отделение. У меня дежурство сегодня. Так сейчас и работаю – сутки через двое. Девчонки мои совсем заброшены.
Разговор был короткий, но окатил воспоминаниями. С Вероникой вместе сидели в декретном отпуске со вторыми детьми. Гуляли с колясками в компании других мамочек. Устраивали для малышей на улице совместные праздники, дни рождения, ездили вместе на речку. Было весело, беззаботно и как-то солнечно. Тане вдруг вспомнилась последняя осень перед выходом на работу. Долго стояло тепло. Бабье лето растянулось на несколько недель. Гуляя, ушли далеко в посадки, детвора каталась в листве и в брызгах последнего солнца. Смешались золотом летние и осенние краски, и стало вдруг немного грустно от чувства, что скоро всё закончится.
И, правда, осенью многие вышли на работу. Татьяна и Вероника в том числе. А потом Вероника переехала в другой район, и связь как-то потерялась…
***
В областную больницу положили уже в пульмонологию. Но при оформлении в отделение просили в палате не говорить, что недавно после вируса. Мол, там больные с хроническими легочными заболеваниями, они боятся этой заразы. Дали заполнить анкету на двух печатных листах – обилие вопросов про течение болезни, а в конце следовало указать своё эмоциональное состояние. Температура шпарит, эмоциональное состояние угнетённо-тревожное… А ещё новая палата, новые соседи и после морозного декабря уныло-слякотный январь.
Странно выглядел первый осмотр и разговор с лечащим врачом:
– Расскажите, как у вас всё начиналось.
Татьяна осеклась, вспоминая, что нельзя пугать соседей перенесённой болезнью. Вдруг ей захотелось подмигнуть врачу:
– Температура, кашель, состояние как при гриппе. Но это не то, что вы подумали, доктор!
Получалось довольно глупо… Соседки по палате внимательно следили за ходом разговора. Через несколько дней выяснилось, что половина отделения таких же, как Татьяна, с ковидным прошлым. Соседки попались тихие, комфортные.
На второй день в палату положили Галину. Вернее, перевели её из «красного» отделения. Из другого города приехала с мужем навестить детей, а теперь осталась одна… Здесь заболели вместе с ним, лежали в одном отделении в соседних палатах, он не выжил. Галина всё время плакала и почти не вставала. Через неделю начала разговаривать, но женщины лишнего не спрашивали, только слушали её. Тяжело и горько…
***
Ночами почти не спали. Оказалось, что ночью нет дежурного врача, потому что все в «красном» корпусе. А медсестра одна на весь этаж. Если кому-то становилось плохо, то он просто начинал кричать, кнопка вызова не работала. Первая ночь в отделении и мужской крик: «Помогите!».
Татьяна вскочила и босиком, в майке и трусах, понеслась в сестринскую. Там оказалось закрыто. В коридор выскочили ещё несколько человек, побежали по соседним отделениям. Свой телефон медсестры не давали. Через час наконец-то подоспела реанимация.
И все же были дни светлые и радостные. Несмотря ни на что. Когда вдруг яркий солнечный свет в окно, снова мороз, снег. А за окном – громадные ели и можно представить, как они пахнут, напитываясь зимней влагой и чистотой.
Татьянина кровать стояла рядом с подоконником – повезло. Можно утром пить чай прямо на подоконнике, отвернувшись ото всех. И смотреть на эти ели, стремящиеся в бесконечность зимнего неба. Вот оно, счастье! Просто так, на ладони. Бери и дыши им. Оно, оказывается, может быть безусловным. Счастье само по себе, а всё человеческое – боль, страх, потери – отдельно.
И вот случаются такие минуты касания. Правда, врачи говорили, что это всё от дексаметазона, который им капали… Эйфория от него бывает.
Ну и пусть…
***
А потом в палате появилась Ольга, остроумная, светлая, жизнерадостная. Светло-серые пронзительные глаза, от них ниточками морщины бегут по лицу. Молодой, хрипловатый, заразительный смех и отсутствие возраста. Татьяну поразило, когда медсестра обратилась к ней «бабушка»! Надо же, бабушка! Оказалось, что Ольге за семьдесят. Она много читала, рассказывала о своей жизни с мужем в военных гарнизонах, о детях и внуках. Рассказывала так, что все отрывались от телефонов, кроссвордов, вязания, слушали и вдыхали Ольгино жизнелюбие.
Её часто навещала старшая дочь, шумная и, как сначала показалось Татьяне, эксцентричная. Ольга потом рассказала, что у дочери умер ребёнок несколько лет назад.
– Боролись долго за внучку. За границу ездили. Порок сердца очень сложный. Дотянули девочку до восемнадцати лет… Красивая была. Как потом уговаривала дочь, чтобы ещё родила!.. Сейчас у неё малыш есть…
И растаяла вдруг вся напускная эксцентричность в глазах Татьяны. Всё в глазах наших, весь мир, как мы его видим.
Ночью Ольга почти не спала, дышала тяжело с хрипами, потом извинялась перед всеми, что спать не даёт. В выходной её пришёл навестить внук, взрослый студент. Принес фастфуд и пиццу. Заварили свежий чай, ели всей палатой, смеялись. Внук-студент так же остроумно, как и его бабушка, рассказывал, как сдают сессию онлайн.
А потом Ольге стало плохо. Дежурный врач по выходным был один на одиннадцать этажей, потому что остальных перебросили в ковидный корпус. И никто в этом не виноват, никто. Ольга потеряла сознание, упала, стала задыхаться. Начали поднимать, помог мужчина из соседней палаты. Сам надел ей кислородную маску, измерил давление, насыщение кислородом. Прибежала медсестра, долго ждали реанимацию… Ольги не стало.
На следующее утро пришла Ольгина массажист. Санитарка убирала её постель, собирала вещи в пакет:
– Пархоменко? – массажист кивнула на кровать.
– Да.
***
И снова снегопад в окно, чай на подоконнике… и – вдох. Снова вдох, жизнь пульсирует в венах здесь и сейчас. И снова счастье в одно касание облаком зацепилось за ели.
На илл.: Художник Майкл Тейлор. Фрагмент картины
