Валентин СОРОКИН. Золотая

Поэма

* * *

А ветер злющий, спятил он с ума:

Взметает волны и о берег колет.

Над Черным морем опустилась тьма,

И корабли уснули на приколе.

Щербатость плит.

Шуршание песка.

Сырая хмарь с бугров стекает книзу.

И желтая, курортная тоска

Крадется к молодому кипарису…

Деревья онемели,

Хоть они

Не скинули зеленые одежды.

Под взмахи чаек

Уплывают дни,

Неясные тревоги

И надежды.

Сижу наедине с самим собой,

Раздумье откликается струною…

Грядущее — за кромкой голубой,

А прошлое — давно передо мною.

Его не окартавит воронье,

Не захлестнет забвение безгласно.

Оно — мое,

До капли,

И — твое,

И никаким законам не подвластно…

Зачем же нам, любимая, скорбеть?

Сияет солнце,

И роса искрится,

Мы рождены

Не стариться,

А петь

И на земле

Бессрочно утвердиться…

* * *

Ты за чертой: заводы и тайга,

Покрыт Урал туманностью озёрной,

Где черепа скуластые врага

Обволокло и мифами, и дёрном.

Где каждый мыс трагедию таит,

Где под крылом заржавленным орлана

Одна

Среди степных пустынь стоит

Мертвеющая

Башня Тамерлана.

Когда-то,

Своенравна

И светла,

Худыми, бессловесными рабами

В сезон она воздвигнута была —

Кишела ширь верблюжьими горбами…

В честь женщины,

Утешницы орды,

Наперсницы могучего владыки,

И лебеди

Резвились у воды,

И стражников

Поблескивали пики.

Она в решеньях дерзких коротка,

С утра — алмазы,

К вечеру — проказы:

В луга сбегала —

Мурава мягка,

Листву шатром

Раскидывали вязы…

Круги,

Круги,

Знакомый плеск весла.

Кивала оробелая кувшинка.

Она же — изумлялась и цвела,

Гибка, что в знойный полдень камышинка.

Под нудный выкряк толстого нырка.

Лисичий лай,

И хриплый и ничтожный,

Мужская, непреклонная рука

Ее грудей касалась осторожно.

Тугие

И бедовые —

На страсть

Они созрели тайною порою

Затем,

Чтобы беспамятно припасть

К родной щеке отважного героя…

Учуял хан измену и взрычал,

Скакал,

Вертелся

На коне поджаром,

Рубил рабов

И недругов, топча,

Швырял кочевья на разор пожарам!

Да, всполохи возмездья

На меже

Эпох

Не заморились, не потухли.

Лампады мук

Коптят в моей душе,

Колеблются,

Высвечивая угли…

* * *

Отвлекся, дорогая, помолчи

И вспомни то нерадостное лето:

Лучась, на нас упала из ночи

Разгневанная, грозная комета.

— Знаменье!

— Нехорошее!

— Авось!.. —

И тут же две, стремительней, чудесней,

Сорвались вместе,

А угасли врозь,

Лишь полосы остались в поднебесье.

На лоне антрацитистой воды

Обмакивались блестки

У отрога,

И зычила за озером Колды

Трамбованная грузами дорога.

Нет ухожа заботам бытовым:

Бензинный чад

И аромат крушины…

И по свистящим верстам столбовым

Бежали пучешарые машины.

…Тебя увез

Дотошный грамотей,

Естествовед, овальный

И прожженный,

Без паники особой,

Без затей,

Неторопливо — вроде бы и в жены…

Я проклял город пляжей и халвы,

Я спрашивал, едва ли не рыдая:

— Не видели?

— А вы?

— А вы?

— А вы?

— Какая из себя?

— Да золотая!.. —

Я на камнях искал твои ступни,

Улавливал врачующий твой голос,

Средь пестрой и голды, и толкотни

Высматривал, как вспышку, вольный волос.

Ой, сколько туш,

Развяленно-глухих,

Блаженствовало,

Розово парило,

Нептун,

Казалось,

Опохмелил их

И Афродита умиротворила!..

Шеф-повар

На буфетчицу кричал.

Гурман в шашлычной расколодил карты.

Коньяк крепчал, а ресторан скучал,

И пыжились исполнить что-то барды.

Томился среди яблок виноград

В трескучих,

Расфасованных корзинах,

Сверкающий,

Как громобойный град, —

Приманка хитроватых магазинов…

И продавались разные харчи

Со скидкой иногда на полпроцента

И скопами теснились калачи,

Напыщенные,

Словно президенты.

Но есть в них кремнегранность —

Не чета

Временщику,

Философу дурному:

Они в селе,

В столице

Ни черта

Не подлежат сверженью никакому.

Пусть где-то продолжается пальба,

А мы тверды,

И не страшат нас давки.

Да здравствуют румяные хлеба,

Достойно

Полонившие прилавки!

Разгулочно сновали катера,

И глиссеры восторженно мелькали,

Бездельники

И модо-шулера

Друг дружку поминутно окликали.

…Я проклял город пляжей и халвы,

Я спрашивал, едва ли не рыдая:

— Не видели?

А вы?..

А вы?..

А вы?..

— Какая из себя?

— Да золотая!..—

И ливни шепелявили в лицо:

— Оставь ее!

— Остынешь постепенно!

— На тонком пальце не твое кольцо!

— Пусть развлечется пленница мартена!

И цех навстречу грузно возникал,

Алели пасть разинувшие печи,

И чудилось, как будто сам я клал

Тебе

Кирпич

И мастерок

На плечи.

И торопливо понукал:

— Неси! —

Моторы выли,

Сипли паровозы,

Кого-то умоляла ты:

— Спаси,

Возьми с собой! —

Вокзал…

Платан…

И розы…

Вот за оградой вырос тот же дом,

Мерцают люстры и салонно тают.

С трудом ее миную я,

С трудом,

Твою ловушку-петлю,

Золотая!

…Секунда,

Отрезвленья мудрый час,

И я и он — без злобы и укора, —

Мы съежились,

И разделили нас

Концы ножей чугунного забора…

Бирюк лабораторный

И барон

Восславлен незаслуженно, одачен, —

Теперь ему не фею бы, а трон,

Но евнухам

Престол не предназначен…

* * *

Ты жаловалась: больше не могу —

Все рассужденья о величье духа,

Истории ученой,

И, не лгу, —

Графиня уцелела, мол,

Старуха!

Он с ней чаи гоняет

И в обед

Куражится,

Еще бы — открыватель:

Молекулы и атомы,

Побед

Не счесть его,

Идей завоеватель!..

В коробках и в пробирках

Он, шутя,

Исследует

То корень,

То мышонка,

И возжелал небрачное дитя

В сосуде развести, как лягушонка.

И убежден: обычным не в пример —

Повыхолится витязь бескорыстно,

Но взять психологический барьер

Не смеют одиночки очень быстро…

Радеет он за массовый прогресс,

А опыт

С практикой

Не увязался:

Наследника иметь он наотрез

И даже раздраженно отказался.

Раздолье тут:

И рощи,

И пруды —

Во имя грандиозного успеха.

А на площадках — бабки и деды,

И жутко

Без ребяческого смеха.

* * *

Бывало, разлюбив родной очаг,

Свою избу…

В прожекторах и вспышках

К обочине бежал я по ночам,

Мечтающий о подвигах мальчишка.

Сиренный вой,

Порхание птенца,

Ревет большак, летит навстречу лету.

Казалось мне, что нет ему конца,

Течет он, вольный,

Через всю планету,

И где-то там, у затемненных вех, —

Сады,

Дворцы,

Приемы и парады,

Друзья со мною рядом…

И успех,

И рыцарские, высшие награды!

Но годы у иного рубежа

Отмерили мое воображенье.

Плесканье,

Гул,

Волнуясь и дрожа,

Вершат валы угрюмое броженье.

Вон скалы, как холодные тома,

Воспоминанья,

Путаница мыслей.

Скворечниками дачные дома

Среди ветвей в прогалинах повисли.

Стремительный, моторный таратор

Блужданьем фар

Меня оравнодушил.

…Со зрелостью

Жестокий договор

Сегодня я, конечно, не нарушу.

Иссяк, загинул юношеский риск, —

За самой синей,

Луговинной шторой

Ему давно поставлен обелиск,

Как в стороне погибшему

Шоферу…

Твое золотокожее лицо

В изломах туч расплавилось монетой…

Кто сосчитает — сколько подлецов, —

Они не запланированы сметой!

Кто сосчитает — сколько на пути

Шлагбаумов и разных перекрестков?

Южжи, земля,

Волнуйся

И цвети

И к жажде битвы призывай с подмостков.

Терпению и мужеству учи,

А я судьбу

К чужой не приревную,

Пусть здравствуют счастливцы ловкачи,

А лихачи

Аварий не минуют…

Но первым — наслаждаться до поры,

Вторым — испить из чаши возрожденья.

И коль нечестны

Методы игры,

То беспощадны правила движенья.

* * *

Внезапно укусила, обожгла,

Хозяина догадка опылала:

Княгиня здесь,

А женщина ушла,

Собака здесь,

А женщина пропала.

…Большой, бритоголовый чародей,

Угрюмый — от визитов и расспросов,

Остался при наличии затей,

Особняка старинного и мопса.

И мрачных мыслей направлял поток,

И чувство урезонивал:

— Не сетуй! —

И в приступе сорвал он поводок

И ну хлестать

Мордастого соседа…

И пес одрог,

В траву, скуля, прилег,

Сопит,

А он нисколько не пасует:

— Не уберег! —

Визжит,

— Не устерег!..

И ремешком беднягу полосует.

Я, дескать, не тиранил и не бил:

Часы и туфли, кофточки и платья,

Туза, а не дворняжку ей купил,

Чего ж еще-то надобно?

Объятья?

Графини тень…

А соловей свистал,

Звенел и щелкал, музыкант-задира,

И дух его разбуженно блистал,

Планету обвораживала лира.

Диктатор —

Преподобный соловей:

Прибои

Стервенели

И лютели,

И молнии над головой твоей,

С шипением раскручиваясь,

Рдели!

Факир неуязвимый и колдун,

Природа вдохновенно расступилась —

И множество

Шарообразных лун,

Играя,

Сквозь вселенную

Катилось…

* * *

Ты видела б, как буйствует причал,

Народ столпился со всего Союза.

Проносят африканцы, бормоча,

Крутые, астраханские арбузы.

За жабры обалделого сома

Выбагривая на берег из лодки,

Седой рыбак

Позирует весьма

И требует газетчика и водки…

И мнится мне — я прожил тыщи лет,

И я устал,

Но, захочу, и завтра

Я мамонта увижу—

Не скелет,

И на лугу вспугну

Ихтиозавра.

Вожди,

И чернь,

И рыцари судьбы

В моих глазах смещаются, поверьте, —

На празднествах смиренья и борьбы,

На торжествах прозрения и смерти.

Огни,

Огни —

Горят,

Горят,

Горят

И стойбище уныло освещают,

О дерзкой крови людям говорят,

Грядущий пир народов предвещают!..

Схвачусь за сердце —

Да не может быть?

Пульсирует,

Колотится упрямо,

Нет,

Нет.

Вы не посмеете сгубить!..

…Деревня,

Сад,

И у крылечка — мама.

Сейчас там

И трещат, и блещут льды,

Стучит мороз дубинками в потемках.

Позаметала вещие мечты

И свистом забаюкала поземка.

Снега,

Снега,

За санками, шурша,

Сугробы собираются, как звери,

И мама о кроватке малыша

Вздохнет,

Всплакнет

И перекрестит двери…

И скажет:

— Дети!

Выпусти из рук,

Потом дрожи, сиротушка-осина,

Сыграли б свадьбу,

Лепетал бы внук,

В избе отцовской —

Ни снохи,

Ни сына!

Гитарный, трубный, барабанный гам,

И, мужеством объятые,

Без смены

Туристок утешают по углам

Богатые валютой супермены.

Попробуй их унять и покорить:

Амбиция,

Апломб

Вульгарно-пылкий…

Кому — пахать,

Кому — чугун варить,

Кому и — распечатывать бутылки!..

Нить главную

Случайно оборви,

И ты поймешь на голом шпиле эры:

Нет цели и стремленья

Без любви,

Нет молодости без нее

И веры!

Ты — флюгер,

Ты — ничтожество,

Ты — мразь,

Лакей от секса и чревоугодья,

Ты — тление!

И лучше, не страшась,

Себя ударить о бетон безродья…

По стежке,

По дорожке,

По холму

Я мыкался, кочуя и плутая,

И вдруг открылась взору моему

Ты, от зари овсяной

Золотая!

И, радости заветной не тая,

Ты воскресала

В трепете

И в стоне:

— Родимый мой!

Не жмурься,

Это я!.. —

Протягивала чуткие ладони:

— Я подлая,

Прости меня,

Прости! —

И волос твой

Завинчивался в струи,

Сверкал,

Скользил

И лился по горсти,

И осыпались в листья поцелуи.

Я годы изнурительно страдал,

И совесть угрызения будили:

Не кто другой,

А я тебя продал

Хрустящему червонцами кутиле.

Не кто другой,

Я запретил тебе

Рожать детей,

Я тяжкий труд восславил…

Ограбил всю,

Повыжал

И себе

Твоей улыбки,

Ласки

Не оставил!

Ты добывала олово, гранит,

Вела пути

От севера до юга.

Так кто же я?

Защитник твой?

Бандит

И циник, не отмщенный по заслугам!..

* * *

Далекая, ты слышишь, по стране

Гудит январь,

И белые метели,

Наверное, в твоем большом окне,

Как лебеди, поспешно пролетели.

Скрипливый,

Древний,

Волховитый зов —

Им уронить над падями Урала,

Над выморозной россыпью лесов,

Там тропку в дом снегурка потеряла,

И бродит,

Колобродит

Налегке,

А то вспорхнет на лыжах по откосам,

С пушистой, теплой варежкой в руке,

Смугляноброва,

Золотоволоса,

Моя — до глаз,

До — губ,

До — ноготков,

Я — царь,

Я — хан,

Я в ревности хмурею!

От вьюг укрою

И от холодов

Дыханием, как птицу, отогрею.

Ведь это —

Ты?

Конечно,

Это — ты!

В распадках гор,

В седых оврагах поля —

Я находил везде твои следы,

Звезда моя высокая

И доля!

…Пыхтела печь,

Гремел бадьей рассвет,

И сердце гордой вечности хотело.

И цепенящий и спокойный свет

Твое смущенно излучало тело.

Мы не клялись,

Свои ль мгновенья красть?

Мы не мещане —

В бытовой оправе…

О женщина,

Ты грубо вознеслась

Над очагом забот, хлопот и правил!

Да, да, — ты из Адамова ребра,

И самый срок тебе остепениться

И на золе семейного костра

Слезами покаяния умыться?

Тебя осудят,

Но не оболгут.

Бросай слепое, глупое кокетство,

Твое призванье — не изящный блуд,

А звонкое, вихрастое наследство!

Не обижайся

И не прекословь,

Не зря же ведь,

Так явственно и рано,

В моей груди

Обуглилась любовь

Мертвеющею

Башней Тамерлана.

То — памятник,

Он скрытно водружен,

Он траурный

И необыкновенный:

Всем,

Всем,

Кто неожиданно сражен

Коварною и подлою изменой!

Я — царь,

Я — хан!

Не очень мы добры,

Мужчины,

Мы преступно виноваты

За бабьи, вдовьи горе-топоры,

За шпалы,

За фуфайки,

За лопаты!..

Где б ни был я, а все же умирать

Я потянусь к отеческому краю, —

Когда-то мне говаривала мать,

А ныне сам я то же повторяю,

Хотя и до могилы

Далеко, —

Передо мною:

Гребни,

Лес

И птицы,

Как с Родиной, с тобою нелегко

Разъехаться,

Расстаться,

Распроститься…

Сейчас там ночь.

Раскосая луна

Неторопливо движется по крышам,

И, тишины игольчатой полна,

Тайга ветвями мягкими колышет.

За прорвой

Развороченной земли,

За каменным, гудящим котлованом —

Цеха,

Цеха,

Как будто корабли

Легли на курс матерым океаном!

Урал —

Зазря не тронет никого,

Но в драке

Недругу

Задаст он

Поту!

О, сколько раз я чувствовал его

Большую, пролетарскую заботу!

Он радости и силы не таит,

Не хвастает своей каленой робой.

Налево глянет—

Азия стоит,

Направо —

Прижимается

Европа…

* * *

Я отдыхаю: дремь и благодать.

Любимая,

Брожу себе в рубашке.

Шумит,

Кипит

И багрянеет гладь,

И пенятся веселые барашки.

С хребтов отвесных прыгает река,

Взлетает мост

Над необъятной синью.

И море гомонит

Через века

И колыбелит штормами Россию.

Вот девушка и юноша.

Порог.

Моторкой

Путь бурунный проторили.

…Живым — живое,

Посему дай бог,

Чтоб наш удел они

Не повторили.

1965–1971

На илл.: Художник Алексей Кудин