Анатолий КАЗАКОВ. «Свой грех искупи покаяньем…»

 Памяти друга

протоиерея Андрея Огородникова

Уходят люди Божии с Земли,

За всех молясь и всех за всё прощая,

Путь к Богу здесь живущим освещая,

И воцаряются в Божественной дали.

Протоиерей Андрей Огородников

Ныне такая жизнь, что думаешь порою: настоящая она или нет? Вроде, ешь, пьёшь, не голодный, слава Богу, но всегда становится страшно, когда в душе духовный голод. Сказано: «Мир лежит во зле». Что-то давно надломилось в мире, словно ветка дерева или лёд треснул. Но человеку дано размышление, и, вспоминая великие труды Фёдора Михайловича Достоевского, вновь возвращаешься к жизни. Понимаешь, что ты живёшь на земле, несёшь ответственность за Отчизну, семью, друзей…

С утра поехали с сыном Виктором в центральный Братск, надо было забрать документы из архива о моём вредном стаже. Мне пятьдесят пять лет. Работал с шестнадцати лет на заводах КБЖБ, БЗОО, стаж около сорока лет. Из-за пенсионной реформы  продлили выход на пенсию ещё на три года. Один глаз ослеп, сделали операцию в Новосибирске, теперь, слава Богу, хоть немного видит, и я радуюсь, что в магазин за хлебом хожу без поводыря.  Особенно понимаешь такую радость, когда ослепнешь, дай Бог, чтобы ни у кого такого не было. Другой глаз видит  минус четырнадцать, пенсию по инвалидности не дают – такие законы. Если бы не жена, мама и дети, то хоть подыхай.

Я последнее время всё чаще думаю: ежели бы один жил, всё –  тогда подох бы точно. На бирже труда сообщили, что я сокращённый, что государство выплатило мне всё, что полагалось. В последнее время получал тысячу восемьсот, теперь – ничего. Работу бы я нашёл, но врач, делавший операцию, сказал, что даже нагибаться нельзя год и вообще следует  беречься всю оставшуюся жизнь. А я ведь, как и все, привык всю жизнь работать. Очень больно на душе. Не высказать, не вышептать.

Едем с сыном на старенькой «Ниве», забираю справку и прошу сына отвезти меня к Храму «Всех Святых в земле Российской просиявших». Подхожу к могилке друга,  батюшки Андрея Огородникова. Бухнулся на колени, творю молитвы. Сын ходит возле храма, восхищается его убранством. А я разговариваю с другом:

– Милый, добрый пастырь. После твоего ухода в Царствие небесное, нам тебя очень не хватает. Меня уже никто не возит по тюрьмам, по поселковым школам, деревням. Как радостно было дарить детям книги, читать сказки, рассказы, петь народные песни. Но надобно, родной отец Андрей, стараться делать добро для людей, как ты нас учил.

Помолившись, припал к могилке, поднялся с колен и тихонько ухожу от места упокоения друга. Вдруг вижу: голубь идёт за мной. Тропинка поворачивает в другую сторону, и голубь поворачивает. Понимаю: это добрый пастырь провожает меня, многогрешного, в путь: «Иди, Толенька, с Богом». Вдруг пред моим взором выросла монахиня. Говорю ей, что я друг отца Андрея. Коротко рассказываю, как ездили с батюшкой по тюрьмам, школам, деревням. Но чую в душе, что этого мало. Встреча то коротка – мгновение одно. Сын ждёт, а надобно поведать о батюшке коротко и ёмко. Рассказываю монахине о виденном и слышанном лично мной случае: «Однажды в тюрьме молодая красивая девушка, сидевшая за убийство, задала отцу Андрею вопрос: «Как уйти от греха?» Батюшка ответил ей так: «Возненавидь свой грех и молись о том, кого убила, – не сразу, но станет легче». Из глаз девушки брызнули слёзы очищения от душевной окалины». Монахиня предложила помолиться у могилок. Помолившись и простившись с монахиней, я пошёл к машине сына и всё вглядывался, куда подевался голубь, провожавший меня. Кругом лес. Может, наблюдает за мной? Вдруг вспомнилось, как зимою шёл на могилку друга. Мой младший сын тогда служил в армии. Под впечатлением от пережитого и прочувствованного тогда появились строки, приведу это стихотворение:

Человек брёл по зимнему лесу.

Ветер с города вмиг поутих.

В голове он прокручивал пьесу –

Своей жизни бесхитростный стих.

И семья, и друзья – всё там было.

«Ох, быстра наша жизнь», – думал он.

Поговорка: «Что было, то сплыло».

Не несёт мне письмо почтальон.

А метель разыгралась свирепо.

Лес и тот уж, казалось, завыл.

А в унынии всё так нелепо.

Человек на могилку спешил.

У креста прочитавши молитвы,

Возвратился домой вечерком.

Зло, Добро – поле вечное битвы.

Я сегодня к Добру шёл пешком.

На другой день письмо принесли

От сыночка, что служит солдатом.

«Ох, кровинушка мой! Ты вдали!» –

Растревожили мысли набатом.

Слава Богу! Живой мой родной.

Мысли грустные вмиг отлетели.

Друг-священник в могилке святой…

Мы с тобою печаль одолели.

Не так давно побывал в гостях у дорогого друга Юры Розовского и его жены  Лиды. Они подарили мне фотоальбом «Пастырь добрый» в память о батюшке. Многие фотографии я видел впервые. До этого,  слава Богу, мною были написаны  материалы о батюшке: «В селениях праведных», «На Пасху в тюрьму», «Поездка, Стёпка, Сибирь», «И снова о добром пастыре Андрее Огородникове», «По деревням с поэтом Юрием Розовским» – их можно без труда найти в интернете. Широко известные в стране литературные сайты их опубликовали, спасибо им огромное.

Так вот, в этих материалах я размещал рассказы дорогого батюшки, что было для меня огромной отрадой для души и сердца. Вот пишу для души и сердца, думаю, все так пишут. Да оно и правильно, потому как выстрадано, а стало быть, имеет право быть.

Этот журнал-фотоальбом издан на пожертвования клириков и прихожан храма «Всех Святых в земле Российской просиявших» г. Братска. И в нём я увидел не опубликованные ранее стихи батюшки. Тираж журнала 100 экз. Катастрофически мал тираж. Батюшку без всякого преувеличения любили очень многие братчане. Ну посудите сами: на похороны в Храм пришли тысячи людей. В жизни человека, как известно, много скорбей, а добрый пастырь всем помогал – такое не забывается. Бывало, спивается человек от жизненной надсады, в семейных делах полный разор, болезни, да с лихвой полно напастей на человека сыплется. А после встречи с батюшкой люди выходили от него просветлёнными и продолжали жить.

Стихи отца Андрея Огородникова:

Благодарю за небо голубое,

Куда я с верой поднимаю взор,

Когда в молитве, Господи, с тобою

Вступаю в откровенный разговор.

Передо мной прошедших лет страницы,

Струится жизнь, как ручеёк воды.

Я с детских лет научен был молиться,

Молился я, и отвечал мне Ты.

Ты посылал мне милости без счёта,

Благословляя мя на добрые дела.

И проявлял отцовскую заботу,

Твоя рука всегда меня вела.

…

Куда идёшь ты, человек?

Куда идёшь путём незримым?

Обычным, но неповторимым, –

Как вешней зелени побег.

Куда идёшь ты, человек?

А может, ты и сам не знаешь,

Но всё уверенней шагаешь

И ускоряешь жизни бег.

Куда идёшь ты, человек?

Ты ищешь свет земного рая?

Отца и сына попирая,

На гибель сам себя обрек.

Куда идёшь ты, человек?

Ты травишь реки, зелень рубишь

И, строя рай, его же губишь,

Земной укорочая век.

Куда идёшь ты, человек?

Остановись хоть на мгновенье,

И может, пелена затменья

Спадёт с твоих усталых век.

Куда идёшь ты, человек?

Остановись и вспомни Бога,

Бесплодна без него дорога,

Пустынна, как песчаный брег…

…

Не нужно в жизни торопиться

Произносить над ближним суд.

Он может в жизни ошибиться,

Но он божественный сосуд.

Он слаб, как все, грехом отмечен,

Но божий свет в нём не погас,

И пусть он ныне изувечен,

Но это только лишь сейчас.

И ближнего узрев грешащим,

Не осуди его, не злись,

Будь добрым, божьим, настоящим,

О нём от сердца помолись.

…

Мы внуки тех, кто Бога позабыли.

Мы дети тех, кто Бога и не знали.

Потомки тех, кто Бога не любили,

Наследники безверья и печали.

Бредём по жизни, словно в лунном свете,

Пути не зная и не разбирая.

Сынов заблудших блудные мы дети,

Не верим в Бога и не ищем Рая.

Святая Русь! – мы грешное наследье,

Вступись за нас своей Небесной Ратью.

И Бог с любовью у черты последней

Всех просветит Небесной Благодатью

Чудесные, просветляющие строки. И я, конечно, немного погодя продолжу в этом повествовании о батюшке публиковать его исцеляющие души людей стихи.

***

Поговорка «Один в поле не воин», верна, но отчасти. Представьте, каково было проповедовать слово Божие в Братске, городе всесоюзной комсомольской стройки. Перед полнейшими атеистами говорить о Боге. И вот  атеисты дают деньги на храм, помогают строительными материалами. Велик наш многострадальный народ. Воистину велик. Батюшка был единственным на весь центральный Братск, а это ведь большой промышленный город. Тысячи людей шли в храм: кому покреститься, кого исповедовать, кому прочитать молитвы в последний путь. Повторюсь – это многие тысячи людей, а он-то один. Как выдержал? Это даже представить невозможно, а он выдержал. Лишь позже отцу Андрею стало полегче, когда стали присылать в помощь новых священников.  Около тридцати лет служения, перечислить, что сделано отцом Андреем за эти годы невозможно, поверьте, просто невозможно и всё. На вид был батюшка словно богатырь, настоящий Илья Муромец, высокий, сильный, воин Христов. Приведу лишь те факты, о которых знаю. Храм «Всех Святых в земле Российской просиявших» стал для города на тот момент центральным храмом. Расположенный в лесу стараниями отца Андрея красивый храм по-настоящему радовал людей. Отец Андрей основал воскресную школу в Братске. Начал строительство храма Рождества Христова в центре города. Стараниями и великими трудами отца Андрея во многих посёлках, деревнях Братского района появились православные храмы. Сколько было его молитв, так нужных людям, выступлений в тюрьмах, больницах, школах! В последние годы давалось всё это сложнее, болело сердце, такую нагрузку никто бы не выдержал. А вот основать сестричество при храме – это уже самый настоящий подвиг отца Андрея. Из интервью о. Андрея Огородникова: «За последнее время наш приход значительно увеличился, из него уже вышло немало священников. <…> В настоящее время многие учатся в семинариях. Без Бога мы не в силах творить ничего. Поэтому всякое дело зиждется на молитве. Мне думается, что история нашего храма не отличается от других церквей. Когда шла молитва – шла и работа, глохла молитва – глохла и работа. Вообще вся наша жизнь состоит из трудностей и искушений, ведь если бы не было испытаний, не было бы и святых».

Мой старший сын Виктор, как и очень многие молодые люди в нашей России, задаёт такой вопрос: «Почему батюшки на дорогих машинах разъезжают»? И я рассказал сыну об отце Андрее: «В те тяжелейшие, саднящие людские души  нашего народа девяностые годы, отец Андрей с помощниками поехали в Первопрестольную купить иконы для храма. Весь день они проходили по Москве, и батюшка веселил своих прихожан разными случаями из жизни. И вот, наконец, к вечеру они пришли в гостиницу для ночёвки. Все улеглись спасть, а одна прихожанка встала по каким-то делам и увидела в другой комнате страшную картину: отец Андрей снял сапоги, они были полны крови. Оказывается, у доброго нашего пастыря сильно болели ноги, гноились и кровили раны, и когда прихожанка от страха охнула, отец Андрей, поглядев на неё, улыбнулся и успокоил.

После рассказа, ошеломлённый услышанным, сын ответил, что к такому священнику он бы пошёл. Однажды у отца Андрея сильно заболела жена, врачи отказались от неё. Тогда батюшка до полуночи стал молиться Богу. Во сне к батюшке пришли святые люди.  После этого жена, выздоровев, родила ему ещё двух сыновей. Всего же у батюшки четверо сыновей, теперь есть и внуки. Стараниями отца Андрея началось строительство церквей в Братском районе: Никольской в г. Вихоревка, церкви во имя Иверской иконы в пос. Покосном, Свято-Троицкой в пос. Тангуй, Никольской церкви в пос. Озёрном. И все эти церкви были построены и ныне промыслом Божиим действующие. Из интервью о. Андрея Огородникова: «У Бога есть всё. Бог в одночасье может всё сделать. Но пока есть возможность жертвовать, творить добро, надо пользоваться этим временем. Жизнь протекает как одна минута. Самое главное в жертве, что Бог даёт за неё добрую душу. Через делание добрых дел Бог нашу душу украшает. Я знал множество коммерсантов, несчастных людей, которые имели достаток, а потом приходили к пониманию, что не для того жили. С женой не ладно, дети не по тому пути пошли. Потому, что в сытости нет благополучия. Много соблазнов, искушений. <… > С помощью Божией люди исправляются, люди меняются».

Помню, в Карахуне мы ночевали в дому, который предоставили нам прихожане. Были отец Андрей, поэт, инвалид-колясочник  Юра Розовский, водитель Сергей и я. Вечером разговаривали о жизни, молились. И вот раннее утро, предстояло выступление в Карахунской школе. Батюшка поднялся раньше всех, подошёл ко мне: «Не замёрз ли ты, Толенька? И вдруг начал укрывать меня своим одеялом. Я, на ту пору будучи пятидесятилетним мужиком, отвечаю: «Да что ты, батюшка, вы меня и так возле печки положили спать».  Вот такая отцовская забота трогает душу во все времена, сколько бы ни жило человечество на земле, и мне очень повезло в жизни, что Господь послал такого друга. Видно, за холодное барачное детство мне это или ещё за что, не ведаю. Поднимаемся, молимся, и батюшка вдруг: «А как ты, Анатолий, относишься к лапше «Ролтон»? Отвечаю, что ем всё, что имеется из провианта. Вдруг вижу: батюшка открывает банку воистину народных консервов «Сайра». Говорю ему, де, непостное. Добрый священник, улыбаясь, отвечает:  «Мы в путешествии, в дороге, можно, Толенька, можно».

Нельзя было оторвать восхищённый взор от храма Николая Чудотворца в Озёрном. Наикрасивейший храм, а прихожане то и дело твердили нам с Юрой, что без Батюшки ничего бы не было. Это действительно достопримечательность Озёрного… Не было нас тогда дома два дня, переживал, что жена Ирина будет поругивать. Едем из Карахуна к переправе, восхищённые тем, какие удивительные дети живут в деревнях. Только мы вошли в школу, и тут же все от мала до велика начали  с нами здороваться. Бежит  маленькая девчушечка и громко так: «Здрасьте!», за нею мальчонка щупленький, и тоже громко: «Здрасьте!» В городских школах такого давно нет, чтобы ты зашёл в школу и с тобою все здоровались. Тронули до слёз слова одной ученицы: «Как же вы, бедные писатели, к нам в такую глушь доехали?» Дорога до Карахуна действительно непроста. Сибирь-матушка – не дорога, а одно направление. Вдруг батюшка говорит Сергею остановить машину, оказалось, он увидел возле дороги большой белый гриб. Отцу Андрею  карахунские прихожане подарили двух только что выловленных щук. Одну он отдал Сергею, у которого больше десяти детей, другую мне. Прихожане подарили мне банку икры из маслят и сушёных белых грибов. Приезжаю я домой, думаю, жена будет ругать. Достаю из большой сумки щуку, сушёные белые грибы, икру из маслят. Глядит на всё это моя Ирина и вдруг спрашивает: «А когда, Толик, следующая твоя поездка»?

Собирать грибы – дело во все времена интересное. В военные годы  грибы спасли нашу забедованную Отчизну от голода, это все мы помним крепко и знаем от наших бабушек. Сидим в деревне, одна бабушка потчует нас чаем, угощает шибко понравившейся мне икрой из маслят. Батюшка видит, как я уплетаю варёную картошку с грибами, улыбается и говорит: «Ты, Толя, словно дитя малое, всему рад, молодец». Бабушка та поведала нам историю, как пошла однажды в лес, а там медведь на неё вышел. Помолилась и пошла домой, медведь не тронул. Поразило другое – на следующий день она снова пошла за грибами на то же место. Как-то и батюшка в лесу немного заплутал, об этом мне поведали деревенские  прихожане. Стихотворение об этом я написал, когда батюшка уже отошёл ко Господу и покоился в лесу возле родного храма:

…

В лесу заблудился священник

И тихо молитвы творил.

Наш добрый, простой  исповедник.

Молясь, он о нас говорил.

Тревожило сердце больное:

– Ведь ищут, ведь ищут меня.

Лес дело заладил грибное,

В свои кладовые маня.

А батюшку вправду искали,

Волнуясь, кричали в лесу.

Грибочков помногу набрали.

Ногами топтали росу.

И батюшка вдруг появился –

Великая радость всем нам!

Удаче грибной подивился

И нашим открытым словам.

А в чаще лесной одинокой

Андрей наш молился в тиши

Душевною мыслью глубокой:

– Господь! Как идти? Укажи!

Как дети, к нему мы прижались.

Улыбкой он всех одарил.

Казалось,  что мы причащались.

Вдруг дождик сошёл, окропил

Нас каплями, будто елеем,

Господнею волей средь дня.

– О Господи! Мы молодеем! –

Кричали, тоску отгоня.

В лесу заблудился священник

И тихо молитвы творил.

Наш добрый, простой  исповедник.

Молясь, он о нас говорил.

Давно дружу с поэтом нашего легендарного Братска Анатолием Лисицей, крепко запали в душу его слова: «Я с голодного военного детства не могу наесться досыта». Вспомнил я об этом из-за окаянных, злых, беспощадных девяностых. И хоть у меня не было голодного военного детства, но были голодные девяностые, ощущение, что не могу наесться, в данном случае мною выстрадано. А батюшка наш Андрей, от Бога нам посланный, когда бы мы с ним ни встретились, всегда меня обильно кормил. Однажды он купил большой торт, говорю ему: «Отец Андрей, зачем, не съесть нам пятерым его. А он почему-то всегда думал, что я голодный, и кормил меня, говоря: «Да что ты, Толенька, ешь, ешь, говорю». Батюшка всегда договаривался с поселковыми школами, что привезёт к ним писателей, встречи всегда проходили тепло. Подъезжая к школе, вытаскивали инвалидную коляску, усаживали в неё Юру. Школьники с немалым любопытством смотрели на нас. Юра читал своё стихотворение «Тузик», приведу его:

 Вдоль по улице шёл карапузик,

 Юрка – маленький мальчик такой,

 И конфету с названием «Тузик»

 Он по фантику гладил рукой.

 Голубиная стая слетелась

 И смотрела на мир свысока.

 Юрке очень конфету хотелось,

 Но сильнее хотелось щенка.

Только мама сказала, что «рано»,

 Папа тоже «не надо» сказал.

 А по фантику, прыгая рьяно,

 Тузик мальчику палец лизал.

 Он носился и весело лаял,

 Вверх по фантику бегал и вниз.

 От дыханья собачьего таял

 Под обёрткой конфетный ирис.

 Фантик стал темноватым по цвету,

 И, вообще, был немного помят.

 Только Юрка не кушал конфету,

 Потому что друзей не едят!

Дети были искренне рады, это чувствовалось, такое отношение ни в коем случае не изобразишь. Однажды в одной из поселковых школ после выступления нам накрыли обед в столовой. Помню, разговаривали с директором о том, что у современных детей слишком много информации, но знания их хуже, чем у детей, обучающихся в советской школе. Тема эта широко обсуждается, и я в который раз ругал себя за то, что не записал эту беседу, ведь мудрые слова отца Андрея были крайне необходимы всем нам.

Как-то с батюшкой снова засобирались в тюрьму, это была одна из последних поездок при его жизни. Доехал до Энергетика на рейсовом автобусе, договорились встретиться на площади. Вижу на другой стороне отца Андрея, такого всегда большого, могучего, в неизменной рясе, он, кажется, и спать в ней ложился. Во всяком случае, без рясы его никто никогда не видел. Батюшка беспокойно ходил вокруг машины,  завидев меня, сказал: «Садись, Толенька, опаздываем». Батюшка был грустен, это было не похоже на него. В дороге, перебирая чётки, ехал и тихо молился. Я не смел потревожить его, но всегда понимал: когда батюшка переставал молиться, означало, что он начнёт задавать какой-нибудь вопрос из жизни. В этот раз было то же. Я достал из сумки свою новую детскую книгу и прочитал ему рассказ, он коротенький, потому приведу его:

Оплеуха

На улице на асфальте лежал надкусанный кем-то большой кусок чёрного хлеба. Лежал и рассуждал вслух этот самый хлеб: «Изменилась жизнь на Руси-матушке. Раньше никогда меня не выбрасывали, ибо русские люди ране хлеб святым считали, что, де, Господь с неба людям зерно послал…» Почему же лежал большущий кусок хлеба на улице? А вот почему! Жил в девятиэтажном доме мальчик по имени Слава. Родители его работали на высокооплачиваемой работе, кормили своего сыночка вкусностями разными. Когда мама налила в тарелку любимому сыночку Славке только что приготовленного борща и нарезала большими ломтями вчерашний чёрный хлеб, то сын, видя эдакое, заговорил недовольным голосом:

 – Вот если бы ты, мама, мне сосисок с макаронами дала, я бы ещё, может быть, поел. А ты борщ опять сварила. Я его не люблю.

И мальчик отодвинул от себя тарелку, издающую удивительный вкус хлёбова.  Мама Таня, удивлённо глядя на сына, ответствовала:

 – Слава! Поешь борща, а на ужин я приготовлю твои любимые сосиски. Нехотя Славка взял ложку, но когда надкусил хлеб, тут же выплюнул его, а кусок хлеба выбросил в открытое настежь окно 11 этажа, гневно сказав при этом:

– Хлеб этот вчерашний и даже не тёплый. Я люблю только что испечённый, а этот я есть не буду, да и суп не буду.

Мама нахмурилась, но Славка не стал дожидаться, что скажет мама, мигом убежал на улицу к друзьям. Двор их был обнесен четырьмя домами, образующими коробку, потому мальчишки играли и обозревали всё вокруг. Вдруг в их двор зашёл старичок и, увидев валяющийся большой кусок хлеба, подобрал его. Славка среди друзей считался самым храбрым. Завидев, как незнакомый дед подобрал хлеб, который он выбросил в окно, оскалившись, заорал на дедушку:

– Эй ты, старый дед! Ты чо старый хлеб подбираешь, я его выбросил – он не вкусный. Седой худощавый старик, бережно обдув хлебушек, начал его есть, и довольно быстро съел. Славка от увиденного широко открыл рот и выпучил глаза, то же происходило с его друзьями. Доев хлеб, старик подошёл к детской площадке, взял Славку за шиворот и дал ему чувствительную оплеуху. Так ничего и не сказав, старик не торопясь ушёл с их двора…

Батюшка сказал, что рассказ хороший, и я увидел, наконец, что он потихоньку становится веселее. В тот день мы, как всегда, взяли у спонсоров два больших торта, купили чаю. И вот перед нами тюрьма. Привычно достаю все железные вещи из кармана, охранник обыскивает. Сами стены уже вызывают уныние своей серостью. Помещение, напоминающее учебный класс. Батюшка читает молитвы, я стою рядом с заключёнными, молюсь, и нет в душе никакого страха. Диктофон с собою не разрешили, только книги, и я жадно вслушиваюсь в слова батюшки, сожалея, что не смогу запомнить всё, что он говорил:

– Вот сидите вы в тюрьме. Бог создал человека любоваться миром, а  вы вот тут сидите. Человек не должен сидеть в тюрьме. Жизнь как одна минута. Вы думаете, раз батюшка приехал к вам, уж он-то праведник. Нет, нет, мои хорошие. Я многогрешный человек, так же, как и вы, унываю. Сколько довелось мне услышать людских исповедей, о которых никто никогда не узнает, страшны бывают жизни людские. Кому как не вам об этом знать. И все всё понимают, а вот в тюрьму попадают. Сложна жизнь, кто этого не ведает, попробуйте молиться.

Кто-то из зэков выкрикнул:

– Пробовал. Не помогает.

Батюшка ответствовал:

– Если бы жизнь была легка, не было бы и святых. Это надобно понять. Молитва в любом случае поможет каждому. Но и вы, пожалуйста, от сердца молитесь. Это очень важно, это главное.

После, как всегда, напоили зэков чаем, батюшка рассказывал о жизни, я читал рассказы, спел песню «На горе, на горушке».  Боже, как же отрадно было видеть, как заключённые нуждались в словесах отца Андрея, подходили, задавали много вопросов. И не ведали, как им повезло. У священника богатейший жизненный опыт, и его советы крайне были нужны, это было видно. И только когда сели в машину, стало заметно, как устал отец Андрей, но ни слова об этом не промолвил, а у меня сжималось сердце. Батюшка, видя это, весело говорил:

– К Юрику поедем сейчас.

Вечером заехали к Юре Розовскому, я увидел, что батюшка вновь загрустил. На ту пору он был сильно больным человеком, но не выказывал никогда своей боли. Главной целью написания этого повествования послужили батюшкины стихи, вновь привожу эти сердешные строки батюшки Андрея Огородникова:

…

Душа моя, ты алчешь, как змея,

Иссохши от полуденного зноя.

И сердце грех съедает, словно тля

Тону, как мир в дни праведного Ноя.

Я, блудный сын Небесного Отца,

Ушёл от Бога на страну далече.

И нет грехам ни края, ни конца,

Греховною проказой изувечен.

Богато был одарен я творцом,

Изждив в грехах нетленное Богатство,

Как блудный сын, оставил отчий дом

И по чужим краям отправился скитаться.

Прошёл я и Гоморру, и Содом,

Но Бог благий не дал в грехах остаться.

Прозренья свет, как молния, как гром:

«Довольно от рожцев тебе питаться.

Ешь только у Небесного Отца.

Своей душе получишь исцеленье.

Трудись душе до смертного часа,

Стяжавши духа, как венец нетленья»

…

Трусишкой с детства я была,

Ходя пешком под стол,

Укрытьем мне от всех невзгод

Был бабушкин подол.

Услышу, гости к нам пришли,

Толпятся у дверей,

И, чтоб малышку не нашли,

Я за подол скорей.

Бабуля на руки берёт:

- Моя ты красота!

Ты как за пазухой со мной

У Господа Христа.

Но годы шли, и я росла,

Ребёнок взрослым стал,

И старый бабушкин подол

Теперь уж не спасал.

Ищу Запазуху Христа,

К нему я на пути,

Вот только где она?

Никак я не могу найти.

– Бабуля, ты же знаешь всё,

Где Иисус живёт?

– Ты попроси Его, дите,

Он сам тебя найдет.

И вот я каждый выходной

С бабулей с этих пор

От всей души хожу просить

В Божественный собор.

Христос так ласково глядит

На нас с святых икон,

Душа ликует от любви,

Колоколов трезвон…

Теперь я знаю, где Христос,

В каком дому живет.

Идите, люди, в Божий храм,

Он там давно вас ждёт.

…

Сияя, плакала свеча,

И отблеск от неё в очах,

Танцуя, прыгал вверх и вниз.

Сгорала, как сгорает жизнь.

С мольбой я на свечу глядел,

Забывши о громаде дел,

А рядом свечи, словно лес,

Свет возносили до небес.

Сияя, плача догорят.

Другие свечи встанут в ряд.

В других глазах горит мольба.

Свеча – а за свечой судьба.

О сколько же сгорело свеч,

Об этом и веду я речь.

Горя, сияли, лили воск

И проливали реки слёз,

Глядящие на них с мольбой,

Уйдут они, и мы с тобой.

Уйдём, куда стремится свет,

Уйдём, чтоб дать за жизнь ответ.

А ныне должно нам гореть,

Чтоб замерзающих согреть.

Сгорая, указать дорогу,

Спасенья путь, дорогу к Богу.

…

Унынье на сердце, как туча,

Легло тоскливо, тяжело.

И в безнадежье душу муча,

Как ядом, разливалось зло.

И в этот миг невыносимым

Казался посланный мне крест.

Век суждено мне быть гонимым,

Не для меня Христос воскрес.

И быть тому…

Когда бы ниц поникший взор,

Глядящий скорбно и беспечно,

Не поднял до Небесных гор.

И расступилась злая туча,

Как солнце на небе взошло.

И Божий свет, надежды лучик,

Коснулся сердца, и светло

Вдруг ясно на душе мне стало,

Как торжество в Пасхальный день,

Надежда в сердце заблистала,

И от унынья даже тень

Исчезла, словно испарилась,

И улетела далеко,

И сердце радостно забилось,

И стало так легко-легко.

И, взявшись за стихосложенье,

Хочу сказать тебе, мой друг,

Унынье – плод богозабвенья,

И Бог содержит всё вокруг.

Слаба природа человечья,

И ей самой не устоять,

А милость Божья бесконечна,

К Нему нам веки вопиять.

…

Храмик в лесу над горой –

Странник, ушедший от мира,

Словно с безумного пира

К Богу зовёшь за собой.

В свете рассветных лучей

Крест твой на солнце сияет.

В храме Господь исполняет

Святостью души людей.

Мир – воплощение зла,

Храм на горе – дом молитвы.

Витязем вышел на битву.

Шлемы – твои купола.

Богом рождённая Русь,

Духа святаго сиянье,

Грех искупи покаяньем,

Веруй, молись и не трусь.

Храм «Всех Святых в Земле Российской просиявших» связан прочными нитями с монастырём Оптина пустынь. Братчанин Леонид Татарников, ставший иноком Трофимом, погиб от руки сатаниста вместе с двумя братиями в Пасхальную ночь 1993 года. Отец Андрей Огородников был знаком с иноком, посещал его в Оптиной пустыни. Мама инока Н.А. Татарникова – монахиня Мария – жила и трудилась при храме Всех Святых. Не случайно и колокольня, находящаяся на территории храмового комплекса, построена во имя старца прп. Амвросия Оптинского. Частичка мощей преподобного вложена в основание храма – колокольни.

Вновь вглядываясь в фотоальбом «Пастырь добрый», не перестаёшь удивляться увиденному. 2001 год – Перезахоронение останков второго епископа Иркутского Иннокентия (Неруновича) на территорию Иркутского Знаменского монастыря с участием братских священников о. Андрея Огородникова, о. Павла Глазунова и о. Валерия Мельничука.

Стараниями отца Андрея в храме появилось монашеское сестричество. В сестричество при храме «Всех Святых в Земле Российской просиявших» вошли бывшие прихожанки храма, находящиеся под духовным окормлением прт. Андрея Огородникова. Вот их имена: монахини: Агния (Наумчик), Поликсения (Боровинская), Еликонида (Мельникова), Анна (Полужаева), Фекла (Морозова), Лукия (Миронова), Лидия (Журавлёва), Анисия (Еремеева), и верится, что монахинь будет больше, ведь жизнь, слава Богу, продолжается. Последним начинанием о. Андрея стало строительство монашеского корпуса. Приведу своё стихотворение, вроде  к месту оно:

…

Монахиня Анисья свечку мне дала,

И я о батюшке тот огонёк затеплил.

Ушли извечно неотложные дела,

И день для нас свой путь замедлил.

Уж сорок дней в могилке ты лежишь,

Мой друг Андрей, мы молимся, родной.

Ты с неба на молящихся глядишь,

А в памяти весёлый и простой.

Народу в храме много нынче, брат.

Любили многие тебя – ты знаешь.

Молитва, панихида, все молчат.

Но от уныния и из небес спасаешь.

Наш добрый пастырь в храме всех собрал.

Молитва, слава Богу, помогает.

Люд напоследок у креста его стоял.

Любовь народную всё это означает.

А молодым священникам идти

И продолжать дела твои, и строить храмы.

Им помоги, Господь, на том пути!

Пускай поменьше будет в жизни нашей драмы.

Монахиня Анисья свечку мне дала.

И я о батюшке тот огонёк затеплил.

Ушли извечно неотложные дела.

И день для нас свой путь замедлил.

Чудны дела твои, Господи! Пока писал это повествование о друге, дорогом батюшке Андрее, получил долгожданное бумажное письмо от Ольги Сергеевны Беловой, вдовы Великого русского писателя Василия Ивановича Белова. Она очень тепло отозвалась о моей новой книге для детей «Спасилушка». Был рад, что в этом, 2021 году, проходят уже седьмые Беловские чтения в Вологде. Она пишет: «В глубинке русская духовная жизнь проходит более усиленно и накалённо, т.е. интенсивно, в отличие от столицы». И печально, и радостно всё это, впрочем, как и всегда на нашей сторонушке. Я начинал это повествование словами: «Порою кажется, настоящая жизнь или нет», эти мысли тяжелы для души. Дорогая Ольга Сергеевна пишет: «При ускоренной цифровой трансформации жизнь делается комфортнее, но почему-то из людских душ исчезает не только доброта, но что-то глубинное, органичное, живое – Божеское»! Огромное спасибо вам за бумажное письмецо, дорогая Ольга Сергеевна.

Вновь всматриваюсь в фотоальбом о батюшке, горестно вздыхаю о том, что тираж очень мал, и привожу размещённые здесь же стихотворения нашего с батюшкой друга, поэта, члена Союза писателей России  Юрия Розовского:

У ИСТОКОВ ВЕРЫ ПРЕДСТОЯВШИМ

         Протоиерею Андрею Огородникову

Всем святым, в России просиявшим,

Смотрится на землю нынче с грустью.

У истоков веры предстоявшим,

Тяжелее всех добраться к устью.

Родником пробилось слово Божье,

Проточившись сквозь безверья камни.

Засыпать его пытались ложью,

Вдруг оно под ложью в землю канет.

И, утихнув, совесть не разбудит,

Чтоб молчала та от пересыпа.

Но всегда в России были люди,

Не дававшие родник засыпать,

Расчищавшие ему дорогу

Через все завалы и пороги.

И вели других с собою к Богу,

Первыми размазживая ноги.

Разрывая связки, мышцы, жилы,

Сердце надсаждая смертной болью,

Кости переламывая, жили,

Потому что с верой и любовью.

И учили нас любви и вере,

Чувствам самым светлым, настоящим.

Счастья им, по самой высшей мере,

У истоков веры предстоявшим!

Юрино очень сильное, выстраданное стихотворение сподвигло меня подумать вот о чем. Литераторы часто критикуют: это нельзя, то нельзя, и пусть я, может, что-то и нарушу, но я хочу ещё привести стихи Юры:

СЛУЖЕНИЕ

     Протоиерею Андрею Огородникову

В служении Богу ни много, ни мало,

А лет два десятка уже пробежало.

Безмерность молитв и бессонность ночей,

Курение ладана в треске свечей.

Слова покаяния, слёзы, молитвы,

Хула и с лукавым неравные битвы.

И боль поражений, и радость победы,

Любовь и смиренье, гордыня и беды.

Священник не ропщет, он молится тихо,

О том, чтобы в мире не сделалось лиха,

Ни чёрного мора, ни лютой войны,

О нас, о прощении нашей вины.

О детях своих, о невинных всех чадах,

О тех, кто в Раю, и о узниках ада,

О том, чтоб живые узрели дорогу,

Ведущую к истинной вере и Богу.

О власти любви, о безвластии денег.

О многом, о многих молился священник.

Под звуки молитвы и клироса пенье,

Он встретил свой третий десяток служенья.

Немногие вспомнили это. И пусть.

А я за него помолюсь, помолюсь.

…

Крючок лёг в петельку на ставнях,

Окно до утра затворив.

Мой добрый духовный наставник

Забылся, в преддверье зари.

Пока ещё с улицы в щёлки

Румянец её не проник.

Лишь тускло мерцает в светёлке

Лампады горящий «ночник».

Молитвенно замерли тени,

Боясь потревожить покой.

И к книге раскрытой священник

Припал, как к подушке, щекой.

Он что-то шептал полусонно,

Лишь губы дрожали едва.

А Матери Божьей икона

Внимала негромким словам.

Сверчки и цикады, молчите,

Ещё не приспела пора.

Мой добрый духовный учитель

Пускай отдохнёт до утра.

СМЕРТЬ ДРУГА.

    Протоиерею Андрею Огородникову

Когда умирает друг,

Тогда умирает мир.

Со всеми его людьми,

С домами его со всеми.

Весь мир испускает дух,

Когда умирает друг,

И в краткий прощанья миг,

Сжимаются жизнь и время.

Но память о нём жива,

Она не уходит с ним.

И ею мой друг храним,

Пока я живу, нетленен.

У гроба слышны едва

Молитвы моей слова.

И в зале свечей огни,

Как слёзы, роняют тени.

И Божьего храма свод,

Рыдая приник к стене,

И бликами на окне

Глядит на пришедших строго.

И к Богу меня ведёт,

Греховных в обход тенёт,

Открытая другом мне

Им пройденная дорога.

У МОГИЛЫ ОТЦА

 Памяти протоиерея Андрея Огородникова

У могилы отца приклонилось дитя,

От креста никуда не отходит.

Перелетные птицы на север летят,

Вновь весна их к гнездовьям приводит,

Вопреки непогодам, навстречу ветрам.

А внизу все стоит неотлучно

У могилы отца-основателя храм,

Им взлелеянный собственноручно.

От рожденья его и до смерти своей

Храм, как Бога творенье, как сына

Своего возлюбил настоятель Андрей,

Слившись душами с ним воедино.

И как сына учил его первым шагам,

Первым службам, молитвам, обрядам.

Так и жили – отец-настоятель и храм,

С ним идущий, как сын его, рядом.

Жаль, но в жизни конец наступает всему.

Время батюшки кончилось тоже.

С неба Ангел на землю спустился к нему

И забрал его в Царствие Божье.

Снова птицы кричат, улетая на юг.

И чем ближе кричат, тем сильнее.

Видно, глядя на землю с небес, узнают

И могилу, и храм рядом с нею.

Даже смерть не смогла стать разлучницей их,

Нету сил над любовью их вящих*.

И могила как стражник у храма Святых

Всех в Российской земле просиявших…

Недавно одна женщина попросила меня прибраться на могилке её родителей. Живёт далеко от Братска. На могилке я этой не был давно: деревья растут, всё меняется. Помню, с сыном и его другом возили на эту могилку песок, уплотняли, клали плиты. Но это было давно. Блужу, волнительно, неужели зря приехал, что скажу женщине? Вспомнил батюшку Андрея. Мысли начали работать с большей силой. Рядом с могилкой, которую ищу, должна быть могилка дяди Лёни Новикова, с которым когда-то работал на заводе. Три берёзки там росли. О, сколько вас, берёзоньки, на погосте?! Но всё же хоть какой-то ориентир. И ведь нашёл я дяди Лёнину могилу, а стало быть, и могилку родителей той женщины. Твержу: «Спасибо, батюшка Андрей! Спасибо, дядя Лёня»! Помню, всё навоз с тобой собирали, и картоха росла – будь здоров. Всё время подвозил меня с работы на своём старом жигулёнке. О, сколько вас, родных заводчан, здесь покоится? Из восьми тысяч, поди, половина или боле? Точно. Страшно всё это осознавать. Хорошие были люди наши родные заводчане, дети войны. Вечная им память, а живым – здоровья! Сердобольный он, наш Великий народ. Могилку убрал, слава Богу!

Памятно сердцу фото, когда в храм «Всех Святых в земле Российской просиявших» приезжал Великий русский писатель Валентин Григорьевич Распутин. Они разговаривали с батюшкой Андреем о жизни. Известно, что прощать всегда тяжело, люди порой проживают жизнь, так и не простив обиды, это страшно, может быть, это и есть самое страшное. Я не раз говорил батюшке о своих обидах на кого-то, но, видя перед собой пример отца Андрея, всё чаще чуял нутром, что не надо никого осуждать. К великому сожалению, это случается в моей жизни, но, слава Богу, что всё реже и реже. Об этом моё следующее  стихотворение:

…

– Ты, Толя, взрослый, но ребёнок, –

Мне говорил отец Андрей.

– А ты попробуй от пелёнок

Своих избавиться скорей.

Будь терпеливее и твёрже,

Обидой дух не развращай.

И даже тех, кого не можешь,

Ты обязательно прощай.

И вот стою я у могилы

Его сегодня и грущу.

– Отец Андрей, наставник милый!

Я понял всё, я всех прощу.

Пока писал этот материал,  родилось ещё одно стихотворение памяти друга:

Он нёс свой крест с любовью, тихо.

Тяжёл был, как у всех, тот крест.

По-богатырски строил храмы лихо,

Братчан любил, Сибирь и всё окрест!

Кровили ноги, язвы одолели.

Но он всегда улыбкой всех встречал.

Живя с надсадой, все мы поседели,

Но он был и маяк наш, и причал.

Я помню тюрьмы, школы и посёлки,

Где слово Божье говорилось с уст твоих.

И совесть там не прятали на полки,

Там души открывали для других.

Рассказы и стихи твои от Бога.

Читаем, любим, верим и храним.

И пусть трудна была твоя дорога,

Она всегда вела живых к живым.

Старанья батюшки видны народом,

Монахини в стенах святых живут.

Родители его с Алтая родом,

А сам отец Андрей рождён был тут.

И в Братске подвиги его вершились

Делами добрыми и чистою душой.

И мы добру у батюшки учились.

Он был учитель наш и друг большой.

Теперь он в царствии живёт небесном,

Где нам прощенья молит у Христа.

А я стою и думаю о вечном,

Молюсь и плачу у его креста.

21 ноября 2019г. на 60-м году жизни, в день празднования Собора Архистратига Божия Михаила, в иркутской больнице отошёл к Господу протоиерей Андрей Огородников. На отпевание съехались священнослужители и миряне из Иркутской митрополии и всей России.

Сказано: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте».  Так, как получалось у тебя, дорогой друг, отец Андрей, у нас не получится. Но мы стараемся, как умеем, с помощью Божией. Ты наш свет, пока мы живы. Я знаю, что многие, очень многие люди, молясь у твоей могилки, будут получать духовное исцеление, а ведь это во все времена так важно именно для душ людских. Ты, дорогой друг, батюшка Андрей, написал о своём духовном наставнике стихотворение, им я и закончу данное повествование, ибо, читая его, вдруг совершенно осознанно понимаешь, что ничего не закончилось, жизнь продолжается: будут рождаться дети, которым предстоит таинство крещения и всего того, что даёт жизнь. Мы живём в нашей России. Господи! Как хорошо, что батюшка Андрей всегда с нами!  А вот и его стихотворение:

…

Уходят люди Божии с земли,

За всех молясь и всех за всё прощая,

Путь к Богу здесь живущим освещая,

И с Богом воцаряются вдали.

От этого и радость, и печаль –

Земная их окончилась дорога,

И ныне молят у Престола Бога

И нас зовут в Божественную даль.

Нам с ними было видеться дано,

Они остались в памяти и душах.

Уже воспоминания не душат,

И слёзы словно сладкое вино.

Я батюшку в молитвах поминаю

И в завершение сего ещё скажу:

Я до сих пор его молитвами служу

И Божие прощенье получаю.